Волна

Ты дождалась, пока дверь папиного автомобиля откроется, и осторожно вылезла из машины. Папа закрыл дверь за тобой, за твоей мамой. Вы с ней остановились недалеко от колонн высокой металлической ограды с готическими пиками, дожидаясь твоего отца, который завернул уже на автомобильную парковку. День совместного похода в театр подступил незаметно, неожиданно. Утром ты проснулась с мыслью: «Какой день недели? Пятница?!», и весь день была как во сне, скитаясь по дому в незнании, что надеть на такой волнительный вечер. Мама собралась без лишних слов, и вы посетили магазин вечерних нарядов «Ёру но Итазура». Мамина беспечность поразила тебя--стоило показать ей твой гардероб с просьбой что-нибудь подобрать, как она тут же пришла к выводу, что нужно купить тебе новое платье. Как она сказала, ты становишься к совершеннолетию все ближе, все ближе к взрослой жизни, и пора уже начать самой обстраивать свой гардероб, удовлетворять свои потребности в украшениях и игрушках. И какими бы она советами тебя не пичкала до сих пор, одно ты поняла четко: больше она не в силах подбирать тебе наряды. Еще в магазине она сносила тебе все подряд и не успокоилась, пока ты сама не подобрала себе элегантное прямое платье без рукавов и лямок, поднятое на пол-ладони выше колена. Оно было темного древесного цвета с полосой таких же «древесных» кружев поверх светло-коричневой атласной материи от самой груди до прямого подола. Разглядывая его в зеркало надетым на тебя, ты просто по уши влюбилась в эту мягкую, почти бархатную ткань, в этот теплый темный цвет, подчеркивающий твою светлую кожу, форму наряда, подчеркивающую твою хорошую фигуру и скрывающую твой главный недостаток--совсем небольшую грудь. Хотя, что касательно груди, то, надевая платье в примерочной, ты обратила внимание на тени примерно над четвертыми снизу ребрами, что заставили тебя повернуться к зеркалу боком. Ты готова была поклясться, что твоя грудь немного увеличилась! Не то чтобы сильно, но это было хорошо заметно, ведь, будучи одинокой, ты часто рассматривала себя в зеркало, сетуя на то, что за тобой нет реального ухажера. Вы стояли рядом все с той же колонной. Ты дрожала от холода, от задувающего под легкое платье северного ветра, не рискуя застегнуть пальто, дабы не помять древесного цвета красоту. Ты поджала одну ногу, не в силах больше терпеть этот холод, и накренилась в мамину сторону. Понимая, что в таком богатом театре проводить свое время в вечернем платье и сапогах будет дикостью, ты не заморачивалась со сменкой, а зря--туфли твои только заледенели на ветру и, казалось, покрылись корочкой льда. --Потерпи немного,--сказала мама, гордо подняв голову, вытянув и без того непокрытую шею, и ей совсем не было холодно. Ты чувствовала тепло, исходящее от нее, но не решалась приблизиться--плать­­е и красивые важные люди, проходящие мимо вас, не позволяли тебе сделать это. Папа вернулся еще через пару минут, сославшись на пробку на парковке, и вы направились в здание театра. Признаться честно, ты была поражена величиной и внешним видом этого строения. Оно чем-то отдаленно напоминало знаменитые Висячие сады Семирамиды с греческим фасадом и красивой многоярусной крышей, на последнем ярусе которой имели место быть две подсвеченные со всех сторон статуи--Тамаки Миура* и Норио Ога**--стоящие друг к другу лицом, как символ бесконечной жизни оперного пения вашей страны. Ты, пытаясь выдержать скромность, с каждым шагом окуналась все в больший восторг от приближающегося строения, напрочь позабыв о ветре, по-прежнему сжимающему тебя в свои ледяные объятия. Стоило вам войти в большое, теплое, светлое помещение, как внимание твое привлекли три знакомые фигуры. Гаара уже тоже заметил вас и дожидался, Канкуро повернулся в вашу сторону и положил ладонь на руку их мамы, придерживающейся руки старшего сына. --Мы рады видеть вас,--соблюдая приличие, поздоровался рыжий и немного повернулся боком, открывая твоей семье свою.--Мицуна-сан, Ашихеи-сан. --Подобн­ая встреча не стоит такой официальности,--улы­­бнулся твой папа, по-доброму посмотрев на Гаару, и коротко глянул на тебя, а затем вернул взгляд к незнакомцам.--Мое имя Ашихеи, я отец Цунами, а это моя супруга, Мицуна… Каким-то образом вы оказались с рыжим немного поодаль, и более речи твоего отца ты не слышала, окинутая вниманием парня--он легонько коснулся твоего лба губами, помог снять тебе пальто и снова поцеловал, но на этот раз в губы, мягко поворачивая тебя в сторону уже познакомившихся и обменявшихся мнением о здешнем месте семей. --Я немного волнуюсь,--сообщила­­ ты рыжему, и он посмотрел на тебя. --Все будет хорошо,--тихо сказал он в ответ, и осторожно, будто боясь сделать тебе больно, прижал тебя к себе, направляя за уже направившимися в сторону главного зала родителями.--Ты прекрасно выглядишь. --Ты тоже,--улыбнулась ты и повторно оценила его внешний вид в следующий момент после того, как он подставил тебе свою руку: как всегда более чем просто элегантный, в строгом черном пиджаке поверх черной рубашки с коротким стоячим воротником и без пуговки. У парня был прямой уверенный взгляд--он свободно чувствовал себя в сложившейся ситуации, и невольно ты пропустила мысль о том, что он просто не знает, каким сварливым бывает твой отец, и особенно в отношении парней, с которыми ты общаешься. Оперное представление рассказывало о молодой девушке из семьи богатого торговца тканями, влюбившейся в молодого художника, приехавшего из монастыря на заработки своим «умением от Бога», которой пришлось выйти замуж за взрослого почти незнакомого ей мужчину, заинтересованного лишь в рождении наследника, коего до сих пор у него не было. В книге данная постановка имела больше действия, меньше описания чувств, но декорации, костюмы и голоса певцов заглушали все противоречивые чувства в тебе. Ты с упоением наблюдала, как двигались герои пьесы, вслушивалась в эмоциональную окраску и интонацию каждого слова, следила за взглядами и мимикой. Актеры играли безупречно--тебе даже на мгновение показалось, будто это вовсе не было игрой--будто перед твоими глазами протекала настоящая жизнь настоящих людей с их настоящими эмоциями и чувствами, обращенными друг к другу. Ты представляла себя со стороны: ты не выглядела сумасшедше впивающейся взглядом в потрясающую игру--ты была расслаблена, строга, и лишь иногда твое лицо озарялось восхищенной улыбкой. Казалось, единственное, по чему кто-нибудь мог разглядеть твои эмоции, были глаза--ты так и представляла, как в зрачках проскальзывает игра и пение оперных певцов, ласкающее твой слух. И ты не сразу заметила, как Гаара коснулся кончиками пальцев твоей горячей руки, кожа которой почти кипела от восторга от увиденного, а когда почувствовала холод его ладони поверх своей, придвинулась к нему ближе и положила голову ему на плечо. Когда-то он сказал: «Может быть, это просто награда за все твои страдания? Ты многое перенесла», и теперь ты подумала, а почему бы и нет? Конечно, шестнадцать лет твоей жизни были вполне сносными--никаких больших проблем не было кроме, конечно, страха стать очередной жертвой учителя из балетной школы, и что тебе преподнесло твое семнадцатилетие? Боль, страдание, унижение, а между тем и любовь, которая, как ты в последнее время взяла за обычай надеяться, стала твоей первой и единственной, на всю жизнь. От себя ты не скрывала--ты хотела, чтобы Гаара всегда был рядом, чтобы всегда смотрел на тебя, ведь именно в такие моменты ты чувствуешь, что расцветаешь. Спящий цветок в тебе просыпался все шестнадцать лет только тогда, когда ты сама того хотела--а именно на сцене, с десятком других таких же, как ты, девчонок,--а теперь ты не контролируешь этот расцвет, и каждый раз с ним ты чувствуешь, как просыпается твое сердце, как просыпаются все чувства разом. А Гаара знал, как тебя порадовать. Ты и представить не могла, что когда-нибудь тебе понравится такое место, как оперный театр, а он знал. И, используя это знание, он убил двух зайцев одним выстрелом. Как и в холле театра, рыжий помог тебе снять пальто, что за ним повторил и твой отец. Вы приехали к вам домой на званый ужин, и стоило маме и папе освободить руки, как они исчезли в кухне. Вы последовали за ними, и в скором времени все уже сидели за накрытым столом. Ты и сама не знала, откуда взялось столько горячих блюд, ведь последние четыре часа вы находились в театре, но мама объяснила это тем, что дала дубликат ключей своей знакомой--повару из небольшого ресторана в центре--и она приготовила салаты и разогрела блюда, что погорячее. Папа как хозяин дома тут же взялся за вино и разлил по бокалам. Ты сидела напротив рыжего, рядом с папой, а он напротив мамы, которая заботливо обхаживала гостя по правую от него руку. Тебе казалось, что такое бурное внимание уже надоело парню, и теперь он будет коситься на тебя, но он мило улыбался твоей маме и принимал всяческие ее предложения, мягко отвечал на вопросы твоего отца, направленные скорее на гостеприимство, чем на какие-либо свободные темы. Про себя ты думала: «Скоро они утомят его, он устанет от них, и больше не захочет ступать на порог нашего дома», одну руку спрятав под стол и робко поглядывая то на мать, то на отца, и возвращая взгляд к рыжему, на удивление спокойно реагирующему на все признаки внимания. --Гаара, после окончания школы ты будешь поступать в какой-нибудь колледж?--поинтерес­­овался папа, отложив вилку и нож и взяв свой бокал с вином. --Планирую,--­ответи­л тот, неотвратимо глядя на твоего отца.--С начала следующего года я подам заявление в «Ширутсо Даигаку». --Государс­твенный университет,--протя­­нул папа, будто пробуя это словосочетание на вкус.--Говорят, полный курс обучения в нем длится семь лет, но зато какое образование получают выпускники!--Он коротко глянул на тебя и перевел взгляд на парня.--А какой факультет? Какую профессиональность ты хочешь выбрать? --Думаю, возьму сразу два--юридический и экономический. В дальнейшем мне это пригодится. --Перспе­ктивно,--вс­тавила свое слово мама, мягко улыбаясь. Раньше ты не замечала, как сильно она изменилась за последний год. Она похудела с тех пор--ее запястья стали тончайшими, будто мышц в них вовсе не стало. Щеки ее осунулись--несильно­­, но назвать произошедшее с ними так не было грехом--когда-то существовавшая их пухлость осталась только на своде скулы, недалеко от все таких же опрятных губ. Ее достаточно строгий взгляд смягчился маленькими морщинками в уголках глаз, которыми она улыбалась вашему гостю, и он ловил ее улыбки и отвечал взаимностью. До чего же это выглядело мило! На какое-то время вопросы закончились, но когда тарелки начали размеренно пустеть, папа отложил столовые принадлежности. --Га­ара, оставим дам на пять минут? Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине. Парень кивнул и медленно поднялся из-за стола, поблагодарив маму за угощение, и ты проводила его взглядом, вцепившись в стул, чувствуя, как твое тело каменеет от дрожи и страха перед чужим разговором. --Успоко­йся,--тихо сказала мама, смерив тебя каким-то необычно строгим взглядом.--Все будет хорошо. Им нужно поговорить, и ты прекрасно это знаешь. Гаара тебя не подведет. Ее слова тебя не успокоили--только подстегнули на размышление, о чем же все-таки будут говорить твои мужчины. Мысли были всякие: разговор о планах рыжего на будущее, о его хобби, о поездке на курорт, но самым страшным тебе казался разговор о тебе. Мало ли, что сейчас папа скажет ему, и какую реакцию вызовет это у Гаары? Наверное, при твоих родителях он не покажет своих истинных чувств к внезапно пришедшему, а потом просто решит поговорить об этом. И ты с замиранием сердца старалась прислушаться к голосам из-за угла, но ничего не слышала. Они говорили очень тихо. --Мам, о чем папа хочет поговорить с ним?--спросила ты, начав ерзать на месте. Она подняла на тебя глаза. --Я не знаю. Он ничего о разговоре не говорил мне.--Она всмотрелась в твои глаза, и ее взгляд немного смягчился.--Не волнуйся. Твой отец ничего лишнего ему не скажет--он знает, как важны для тебя ваши отношения, и, что бы ты не думала о нем, он в восторге от Гаары и с радостью одобрит любое его предложение. Он уже знает о ваших планах на следующую неделю--я ему сказала--и спокойно относится к вашей идее. Он не будет препятствовать вашему желанию уединиться. Когда она закончила говорить, ты горестно простонала--этот стон сам вырвался из твоей разболевшейся от волнения груди. Твои руки и губы дрожали, пальцы замерзли, уши горели, а на глаза вот-вот готовы были накатить горячие слезы от жара, обволакивающего тебя с ног до головы. Мучения твои от исчезновения рыжего и отца длились, как и обещал второй, пять минут, не более, но когда он появился из-за угла и взял свой бокал с вином и допил остатки, ты запаниковала больше--он не собирался возвращаться за стол. --Мы прогуляемся немного,--предупред­­ил он и подмигнул тебе, поцеловал маму в голову и направился за уже исчезнувшим в коридоре рыжим, и ты кинулась следом, как посоветовала мама, проводить их. Они быстро надели верхнюю одежду, и папа уже поспешил на выход, а Гаара притормозил, повернувшись к тебе. Он заметил твое волнение, твой жар, и подошел близко-близко. --Все­ хорошо, не переживай,--прогово­­рил он и обнял тебя одной рукой, второй касаясь твоей щеки своей прохладной ладонью.--Мы нашли общий язык еще тогда. Твой отец настроен ко мне положительно. Тебе не о чем беспокоиться. И он поцеловал тебя. Это был очень сладко окрашенный поцелуй, в нем чувствовались нотки утешения, но спокойнее тебе не становилось--забыв свои волнения, ты просто утонула в сладости губ рыжего. --Я вернусь, чтобы еще сегодня увидеться с тобой,--до одурения нежно проговорил он и медленно отпустил тебя, будто это было расставание даже не на пару часов, а на годы, и спешно ретировался вслед за твоим отцом, закурившим у выхода со двора. Ты закрыла дверь и еще какое-то время стояла на месте, а затем вернулась к маме. Ты услышала, как открылась входная дверь, и бросилась в прихожую. Папа уже снял свою прогулочную куртку и, заметив тебя, улыбнулся. --Только оденься, если будешь выходить,--сказал он и направился в сторону спален, где последний час вы с мамой смотрели вместе телевизор. Ты была в своей жирафовой пижаме и решила не переодеваться полностью, а только накинуть куртку, что и сделала и выскочила во двор. Рыжий стоял в паре шагов от последней ступени и, заметив тебя, мягко улыбнулся. Ты подлетела к нему, и он сразу же поцеловал тебя, и ты почувствовала знакомый кисловатый привкус от его губ и поняла--он выпил. --Я ведь говорил, что все хорошо,--оторвавшис­­ь от тебя, произнес он спокойно--ни голос, ни взгляд не выдавали его нетрезвости, а может быть, и вовсе те размеренно выпитые пол-литра пива не оказали особого действия на Гаару.--А ты переживала. --Ты просто не знаешь, каким он бывает,--обняв его и прижавшись к его щеке своей, сказала ты.--У меня есть повод для переживаний, но раз ты говоришь, что все хорошо, значит, так оно и есть. Я тебе верю. С полминуты посмотрев на тебя, он приблизился и поцеловал в губы, и тебя снова обдало жаром, на этот раз приятно разлившимся по всему телу, и воспоминанием о первом поцелуе--поцелуе в палатке, о котором ты совсем позабыла. Нежность предыдущего поцелуя парня заменила трепетность или даже жадность, но ты не отвечала ему той же неотесанностью, специально смягчая, как вечером в лесу, медленно отрываясь и снова прижимаясь губами к его губам, дотрагиваясь кончиком языка до его языка и нижней губы. И надолго Гаары не хватило, ведь он совсем скоро оторвался и коснулся губами уголка твоих губ. --Я не хочу уходить,--почти шепотом сказал он, и ты почувствовала, как его руки сильнее обвили твою талию, как парень прижал тебя к себе сильнее. --Ты можешь остаться.--Сказать это получилось с какой-то ненужной усмешкой. --Не могу,--ответил он.--Мне нужно быть дома. Я обещал помочь Темари. --Тогда тебе лучше возвращаться домой. Уже почти одиннадцать. Он кивнул и жарко поцеловал тебя в лоб на прощание, а затем, еще глядя на тебя, развернулся и направился на выход со двора. Проводив его взглядом, ты припомнила его слова о твоем папе: «Мы нашли общий язык еще тогда. Твой отец настроен ко мне положительно», и на этот раз тебе эти слова показались правдой. Ты поверила им, но решила не зацикливаться на них. Даже теория Гаары, который, казалось бы, не ошибается с выбором, может дать трещину, поэтому окунаться с головой в этот сладкий омут не стоит. У тебя еще будет время признаться себе, что ты ничего не боишься, а пока стоит только бороться за свое счастье.