The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Самочувствие — ужасное, осознание содеянного — ещё ужаснее. Я просто не могу понять, чем я думала, когда совершала такой поступок. Вернее, я была будто не в себе, собственно, у меня было лишь пара секунд, чтобы подумать о последствиях. И я упустила их. Я даже не могу смотреть ни в зеркало, ни Люку в глаза. Почему? Потому что мне стыдно даже признать, что я решила поступить не так, как велел разум, а так, как я считала нужным. А теперь мучаемся мы с Хеммингсом на пару. Но он решил не показывать что-либо, поэтому просто ушёл в спальню и заперся изнутри, не смотря на то, что комната-то моя. Сколько я не пыталась достучаться до него, сколько я не пыталась просить прощение, даже унижала себя, говоря, что я худший человек в мире, — это бесполезно. Сейчас даже не вечер, а поздняя ночь, а я битый час сижу у двери, почти не меняя позу. Глаза уже закрываются, но я не могу заснуть на пороге своей комнаты, которую благополучно занял Люк. Всегда мечтала о таком времяпровождении. — Открой ты уже эту дверь, я не буду делать чего-то, нарушающего твоё пространство, я просто лягу спать и всё, — я уже сбилась со счёта, какая это безрезультатная попытка найти контакт с рассерженным парнем. — Пожалуйста, у меня болит всё тело, а ещё тут холодно. Если ты считаешь меня ужаснейшим человеком, а ты так считаешь, — да пожалуйста, я не прошу тебя прощать меня, но почему ты просто не можешь впустить меня в комнату? — из спальни ни звука, сплошная тишина, но через какое-то время слышны нажатия на кнопки клавиатуры, что даёт мне знать, что Люк хотя бы не ушёл, выбравшись через окно. — Послушай, ты совершил очень много ужасных дел, даже не просто «ужасных», но, тем не менее, я не выставляла тебя за дверь, даже несмотря на то, как я к тебе относилась. Может быть, тебе было бы лучше в каком-нибудь подвале с крысами и старыми подушками и одеялами, а не со мной. Ты совершил столько дерьма, а я всё ещё пытаюсь оправдать тебя самой себе, хотя ты не сделал ничего хорошего. — продолжаю чёртов монолог, пока светловолосый, возможно, даже не слушает. — Я не могу объяснить это, зачем так поступаю, почему пытаюсь сделать из тебя жертву, но, во всяком случае, я так делаю, не зная, что пытаюсь доказать себе. Надеюсь, что я не разговариваю сама с собой, и ты слышишь это, потому что я уже не могу молчать, а выговариваться только у себя в мыслях — не имеет смысла. Я уже устала слушать только свой голос, потому что он звучит слишком наивно и глупо, мне нужен хотя бы какой-то стук, шорох, да вообще какой-нибудь посторонний звук, помимо себя. Да, чёрт с ним, поспать я могу и на диване, на который жаловался Хеммингс, но мысль о том, что теперь моей же квартирой владею уже не я, а Люк, который заставляет тебя чувствовать себя ущербной, ненужной, надоедливой и глупой. Его самодовольство не может позволить парню вести себя с остальными так, как они заслуживают, но это, к сожалению, никуда не деть. Я просто в растерянности от всей обстановки данного периода в жизни. Хотелось бы махнуть на всё руками и вести себя так же, не испытывая угрызения совести, но меня такой не вырастили, и я даже не знаю, благодарить ли родителей за это, или винить. Вставая с пола, чтобы уйти в гостиную, отряхиваю штаны и поправляю всё, что на мне надето. Сейчас уже за полночь, а я всё ещё не сплю, думая о том, как пробраться к себе, при этом не выламывая дверь. Мне нужно идти в институт, а затем и на работу, поэтому я даже не представляю, как буду выглядеть завтра. В миг слышу щелчок позади себя, а потом резко оборачиваюсь. Может, мне показалось? Внутри и счастье, и страх, и огорчение. Если это то, о чём я думаю, то, значит, я не напрасно сидела тут, как сирота, выжидая вердикта Люка, в котором он, вероятно, взвешивал все «за» и «против». Подхожу к двери, дёргая ручку, и, к моему великому счастью, она открывается! Да неужели! Захожу внутрь, пытаясь всё разглядеть, ибо свет в комнате выключен. Сначала не замечаю Люка ни на стуле, ни на кровати, но затем взгляд медленно и осторожно, будто я боюсь видеть то, что должна, падает на окно, которое открыто нараспашку, а занавески развеваются от ветра. Дрожь пробегается по всему телу от одной лишь мысли, что Люк… мог… Я не могу сказать это даже самой себе. Быстро подбегаю к окну, выглядывая из него, и не вижу никого и ничего. Что тут творится?! У меня в голове просто куча разных мыслей, догадок, опасений, и мне страшно, если хоть что-то из них окажется настоящим. Мог ли он выпрыгнуть из окна? Хеммингс бы разбился, потому что третий этаж — не первый, высота тут большая, и остаться живым и не сломать что-то — магия. Я совершенно не знаю, что же делать, поэтому постоянно оборачиваюсь, чтобы убедиться в отсутствии Люка в комнате, но всё ещё надеюсь, что он никуда не делся, цел и здоров. На глазах наворачиваются слёзы при мысли, что его уже может и не быть, но я не должна плакать. Он сделал много плохих вещей, я не должна забывать это; он сделал кучу ужаснейших вещей, я должна помнить об этом всё время, когда он рядом. Но проблема заключается в том, что я забываю обо всём, когда парень оказывается рядом, а все прошлые обиды улетучиваются, словно их и не было. Каждый раз, когда я говорю с ним, в моей голове вертятся фразы: «За что ты его ненавидишь? Разве он сделал что-то ужасное именно для тебя?» Как бы я не пыталась заглушить их воспоминаниями о том, что он сделал, гнева остаётся только 15%. Ставлю руки на подоконник, опустив голову и качая ей из стороны в сторону. Я могла бы просто лечь спать, потому что он рано или поздно объявится, но мысли не дадут мне покоя, пока я не узнаю, что он не затеял новое покушение на чужую жизнь. Ведь отчасти буду виноватой я, а чувствовать это — слишком паршиво, особенно если ничего не делала, чтобы это произошло. Дышу свежим воздухом, и стараюсь сосредоточится на том, чтобы просто закрыть чёртово окно, а потом заснуть до утра и не просыпаться, но что-то меня останавливает, поэтому я всё ещё стою, боясь сделать что-либо. Как я могла запустить себя до того, что не могу лечь спать, не зная, всё ли с кровожадным убийцей в порядке? Это звучит очень глупо, да, в принципе, так и есть. Нормальный человек бы на моём месте запер все двери и поставил кодовые замки на окна, но я стою у открытого нараспашку окна, из которого могу выпасть, если попытаюсь попятится вперёд, и думаю над смыслом бытия без Люка Хеммингса. Может, слишком громко сказано, но если взять все мои страхи, выводы и вообще предпочтения в данной ситуации, то итог будет совершенно таким же. В один момент чувствую, как вибрирует телефон, отчего глаза широко распахиваются. Я привыкла считать это каким-нибудь предупреждением о возможном кошмаре, который случится со мной буквально через пару минут, но сейчас у Хеммингса нет мотивов для этого, поэтому остаётся только спокойно выдохнуть и прочитать, что же там написано. Вытаскиваю из кармана спортивных штанов мобильник, открывая новые сообщения. «Ты знаешь слишком много, поэтому это надо как-то исправить. Как ты думаешь, сколько у тебя осталось времени? — С любовью, твой ночной кошмар.» Первое, что меня смутило, это не то, что мои опасения подтвердились (чему я не так уж и удивлена), а подпись в конце смс-ки. Твой ночной кошмар. Вроде бы похоже на Люка, но что-то тут не так. Будто бы писал не он, а, как я раньше предполагала, его напарник, которого, вроде бы, на самом-то деле нет. Удивительно, что я всё ещё стою на месте, а не собираюсь бродить по углам небольшой квартиры в поисках отправителя, в котором даже не слишком и уверена. «Ну что, где же твой ответ, милая?» «Смерть не ждёт, не забывай. Давай же, не медли, будет не больно, если ты так думаешь.» Я слегка напугана, то есть, скорее, нужно сказать «запугана», но тут явно что-то не так. Не знаю, что именно, но чувство странное, будто парня подменили. Он никогда так не говорил, потому что это не его стиль. Люк выглядит и ощущается больше как «плохой парень», а не как «маньяк с фетишем на приличные обращения и милые фразочки». Услышав шум на кухне, немного вздрагиваю, но снова возвращаюсь к вопросам неизвестного (а может, известного). «Слишком много вопросов для Феникса» «Кем бы ты ни был, я не знаю, что ты хочешь от меня: навести на меня страх или просто пошутить. Просто отстань от меня, ладно? Ты не можешь быть Люком, и даже если попытаешься доказать обратное, то ничего не получится. Я на 100% уверена в том, что говорю, поэтому… можешь даже не отвечать, мне это не нужно» Наступает затишье, но продлилось оно только около пяти минут. «Тебе не кажется это слишком по-детски глупым?» Прочитав сообщение, замираю на месте, не в силах пошевелить даже конечностями. Вроде бы, обычная фраза, встречающаяся в любом месте, однако ассоциация, которая возникает у меня с ней, не из хороших, потому что возвращение Люка — далеко не лучшая вещь. Не понимаю, почему он написал именно её. Будто ждал этого момента, находясь здесь. Просто невероятно. И что мне теперь делать? Жить как жила, игнорируя подобные сообщения? Находится в одной комнате, даже постели, будто ничего не происходило? Не будь я собой, то так бы и сделала. Я не доверяла Люку и не доверяю ещё больше. Теперь. Столько суеты вокруг него, столько слухов, придуманных историй, реальных фактов и просто шокирующих новостей, что если делать вид, будто ничего из перечисленного не происходит, — делать вид, будто ты слепой человек. Позади слышится скрип дверных петель, а затем в заполненную мраком комнату проскальзывает лучик света из коридора, а его половину загораживает тёмная тень. Неужели объявился? Оборачиваюсь, устремляя взгляд на Хеммингса, не выглядящего энергичным и выспавшимся, а совсем наоборот. Под его глазами заметные синяки от недосыпа, на голове полный беспорядок, будто он не причёсывался больше недели, я уже не говорю про его одежду, которая настолько мятая, что если сказать «помята» — значит промолчать. Внешний вид оставляет желать лучшего, да и настроение, видимо, тоже не очень-то и хорошее. В руке Люка находится небольшая кружка, в которой, предположительно, заварено кофе, от которого до сих пор витает небольшой дымок. — Я как-то не так зашёл? — угрюмо произносит он, ставя кружку на стол. — Скорее, как-то не так угрожаешь убить. Как тебе такое только в голову могло прийти? — размахиваю руками, возмущаясь так, будто это какая-то потеха ребёнка, а не вопрос о том, через сколько я уже буду мертва. — Лучшего способа, чем предупредить о том, что у меня осталось буквально пара минут, чтобы убежать из дома, не нашёл? Или что? — он хмурится, нажимая на выключатель, и не только от резкого и яркого света, но и от моих слов. — Бредишь что ли? — он потирает руки, затем засовывая в карманы спортивных штанов. — Теперь понятно, почему же у тебя присутствует симптом «раздвоение личности», — скрещивая руки на груди, говорю я, что сильно напрягает парня и выводит его как бы из зоны комфорта, но он не видит причины накидываться на меня. — Только минуту назад кое-кто, а под «кое-кто» я имею ввиду тебя, строчил мне непонятные сообщения. Или же у тебя кратковременная память? — я сама не знаю, почему пытаюсь как-то обвинить его и заставить чувствовать себя виноватым (хотя это будет только в моём воображении), но у меня ощущение, что мне нужно это сделать. — Чёрт, если ты и хочешь меня убить, то, валяй, я готова идти на верную погибель ради удовлетворения твоих личных потребностей в убийствах. Может, тогда и закончится весь этот ад, из-за которого дети и взрослые не могут радоваться жизни и ходить по улицам города, как ни в чём не бывало. — Если бы мне было это нужно, то я бы грохнул тебя ещё тогда, когда пришёл в эту квартиру, не думаешь? — он пребывает в крайнем спокойствии, не беспокоясь о том, что кто-то пытается меня убить или просто угрожать. — Если я получил такой не очень хороший статус в обществе, то это значит, что я люблю навороченные убийства с путаницей? Плохо ты меня знаешь, Клиффорд, — он отпивает из кружки глоток кофе, снова ставя её на стол. — Так, может, объяснишь, что происходит? Я и понятия не имею, о чём ты, так что, будь любезна, введи в курс дела. Пока Люк говорил мне о том, что я сильно ошибаюсь, на мобильник пришло новое сообщение, которое заставляет меня покрыться мурашками. Потому что сообщение вновь от анонима, но светловолосый, который, предположительно, слал все все вопросы, стоит в метре от меня, даже не стараясь как-то контактировать с телефоном. Я могла бы объяснить это тем, что парень уже придумал свою систему по автоматической отправке сообщений, но, давайте не будем быть чересчур мечтательными, у него нет времени на занятие такой чепухой. Мне стало ещё страшнее, потому что появился второй человек, который с помощью телефона пытается напугать меня и сделать ещё что-то, о чём я, пока что, не догадываюсь. Хеммингс, замечая мою тревогу, подходит ближе, беря мою руку в свою, таким образом поворачивая телефон в его сторону. Я не думала, что его это может как-то задеть, но он в мгновение стал ещё серьёзнее, чем был, а затем он посмотрел на меня вопросительным взглядом, а я просто опустила взгляд на телефон снова. — Что это значит? — Кажется, кто-то следует твоему примеру и пытается добраться до меня, — с каждым словом мой голос начинает дрожать всё сильнее из-за переизбытка эмоций, которые нахлынули на меня, как огромная волна в шторм. — Я не знаю, что мне делать, Люк, я не знаю, — мне уже всё равно, кому плакаться в плечо, поэтому, даже не задумываясь, утыкаюсь в плечо парня, всхлипывая из-за подступающих к глазам слёз, которые уже в следующую секунду оказываются на футболке светловолосого. Вероятно, он не знает, что делать в таких ситуациях, поэтому просто забирает из моих рук телефон, кидая на кровать, а затем нерешительно пытается обнять, отчего на душе становится и холодно, и тепло. Никто не обнимал меня очень долгое время, и я так нуждаюсь в этом, даже наплевав на то, с кем я стану чуточку ближе в физическом плане. Будь на месте Люка тот же Майкл, то я бы без раздумий заключила его в объятиях. Иногда у меня бывает период, когда очень нужна какая-нибудь поддержка от других, но все, как назло, отворачиваются, и рядом есть один человек, с которым отношения нельзя назвать хорошими, но его поддержка будет намного лучше, чем бесполезность и неискренность от близкого. Так и сейчас. Я стою с парнем, которого считала своим врагом #1, в обнимку и плачу в его плечо, когда он пытается меня успокоить. — Всё будет хорошо, — слова Люка — как нож в сердце. Все на этой чёртовой Земле знают, что ничего не может быть хорошо, но продолжают произносить эту избитую фразу, которая, как ни странно, помогает, придаёт какую-то надежду, хоть она и не оправдывается спустя какое-то время. — Сомневаюсь, что это что-то серьёзное, иначе бы он уже совершил то, что планирует, а не пытался запутать, как только возможно. — Никто не знает наверняка, что может быть в будущем. Ты говоришь, что это не может быть чем-то серьёзным, а вот, к примеру, раз — и на следующий день спасатели выносят моё мёртвое тело из квартиры. Жизнь — не игра, которую можно переиграть и изменить всё, что не мог изменить сначала. — Выпаливаю почти на одном дыхании, пытаясь контролировать дрожащий от слёз голос, однако получается у меня это не очень. — Если бы я могла изменить что-то, то ты бы не был тем, кем ты являешься сейчас. — А кем бы я мог быть? Я не знаю, как ты, но я не вижу себя больше никак, будто меня ограничили со всех сторон, оставляя только одно условие, из которого я должен знать, как жить дальше, — меня поражает, с каким безразличием он это произносит, будто это обычная ситуация, с которой сталкивается каждый второй человек. — Ты мог бы быть хорошим человеком, — отстраняюсь от него, не осмеливаясь смотреть в его глаза. Я не оскорбила его, но так же и не похвалила за то, какой он сейчас есть, хоть он это и знает. — Нужно лечь спать, верно? — очень «незаметно» переводя тему, подхожу к двери, нажимая на выключатель рядом с ней, а затем свет погасает. Я не хочу спать в гостиной, испытывая утром неимоверные боли в спине, поэтому придётся ложиться ни с кем иным, как с Люком. Не самая лучшая идея, но не впервой же, поэтому меня это не особо напрягает. Подхожу к кровати, залезая на другую сторону и натягивая на себя одеяло, чтобы не было слишком холодно во время сна. Мне так хочется заснуть и проснуться тогда, когда всех проблем уже не будет существовать для меня; когда весь хаос вокруг меня прекратится; когда я смогу зажить настоящей, яркой жизнью, а не той, которой я живу сейчас, тратя практически все свободные часы на учёбу и работу, чтобы прокормить себя. Кто-то назовёт это пределом мечтаний, которого не достичь ни одному смертному человеку, а кто-то скажет, что это самое лёгкое, чего можно добиться. Я буквально на грани жизни и смерти, и меня отделяет от неё один человек, который даже мне неизвестен. Было бы намного проще, будь эти убийцы не столь пристрастны к разным загадочным штучкам, дающим им соответствующий статус в обществе. Чувствую, как кровать прогибается рядом со мной, а затем и томный вздох Люка, который укрывается вторым одеялом и поворачивается в мою сторон, дыша прямо мне в шею. Это уже привычно: чувствовать каждый вздох Хеммингса, лежащего за моей спиной. Первые ночи три меня это сильно смущало, поэтому я была почти готова уйти спать на диван, что однажды и сделала, а потом весь день ходила и крючилась, как пожилая женщина. Так что, с некоторым временем я смирилась с этой «особенностью» моего проживания в этой квартире. — Мне жаль, что не кто-то один из нас замешан в этой истории, а мы оба. Теперь каждый из нас падает в пропасть не по отдельности, а вместе. Стоит с этим смириться, — шепчет мне на ухо Люк, а сама фраза пробирает меня до глубины души, и это не в хорошем смысле.