The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. — Вы, ребята, выглядите так плохо, — говорит Эштон, проходя на кухню с двумя зелёными стеклянными бутылками. — Вы уверены, что ничего такого этой ночью не произошло? Алкоголь делает своё дело, на самом деле! — Заткнись, Эштон, — без эмоций произносит Люк, отпивая глоток из бутылки. — Он пытается понять, что с вами случилось, так что, пожалуйста, возьми себя в руки и не срывайся ни на ком, — Калум, сидя за другим концом стола, откусывает кусок пиццы, затем кладя обратно на коробку. — Попридержи своего принца, Ханна, а то убьёт ещё здесь кого-нибудь, — игнорирую его саркастичные фразы, которые он кидает в мою сторону, и просто пялюсь на картину, что висит над головой Худа. Тут же наступила неловкая тишина. Никто уже не пытался как-то пошутить или тому подобное, все просто с осторожностью смотрели друг на друга, будто в чём-то подозревая. Мне некого и нечего подозревать, потому что я чувствую, как с каждой секундой ухожу всё дальше и дальше в свои поток своих мыслей. Будь на то моя воля, я бы сама своими голыми руками убила всех, кто сидит за этим столом. — Если вам надо поговорить, то идите. Мы с Эштоном не будем подслушивать. Ведь, если вы планируете что-то ужасное, то я не хочу об этом знать, так как буду считаться соучастником, — я прямо сейчас готова врезать Калуму за всё, что он говорит. Каждое его предложение, слово, вздох заставляют меня задуматься, что убийства не так уж и плохи собой, как принято в обществе. — Калум, заткнись, пожалуйста, — хлопая ладонями по столу, привстаю и наклоняюсь ближе к брюнету. — Если тебе нравится шутить на эту тему, то проваливай. Только если ты расскажешь полиции о Люке, уже не он будет убивать и пытать тебя, а я. — Как скажешь, дорогая, — аристократично ответил Калум, откусив кусок пиццы с пепперони снова. — Меня сейчас стошнит, — Люк закатывает глаза, облокачиваясь на спинку стула. — Вы ведёте себя как дети. Будьте умнее и используйте стратегию, а не набрасывайтесь друг на друга, как только кто-то из вас не в той интонации скажет своё слово. А то чувство, будто я смотрю бразильский детектив. Такой же нелепый и тупой, как вы, — парень смотрит на нас с Калумом по очереди, высказывая своё мнение, когда его об этом не просят. — Никто из вас не лучше другого. Оба достойны друг друга. Я прямо вижу, как между Худом и Хеммингсом возникает зрительная война, и ещё чуть-чуть, и кто-то начнёт стрелять лазерами из глаз. Знал бы кто-нибудь, как меня напрягает вся обстановка, царящая здесь и сейчас. Не знаю, чем я думала, когда этим утром впускала этих двоих (я про Эштона с Калумом, Люка даже впускать не надо, если уйдёт), но я была настолько измотана и ничего не соображала, что даже забыла о последствиях. Я слежу за происходящим, словно зритель в кинотеатре, правда формат фильма ушёл за грани 5D давным-давно. Калум встаёт из-за стола и направляется в гостиную, будто что-то забыл. Люк тут же облегчённо выдыхает и говорит: — Какого чёрта я всё ещё сижу с этим козлом за одним столом? — Я, между прочим, всё слышу, — кричит Худ из гостиной, через пару заходя обратно. — Кстати, какого чёрта я всё ещё сижу за столом с этим биполярником? — довольно спрашивает он, наверняка гордясь своим «остроумием», которое у него резко включилось после первой же встречи с Люком пару дней назад. Хеммингс, ухмыляясь, встаёт со стула и шаг за шагом подходит к Калуму, возвышаясь над ним на пару сантиметров. — Я знаю, что ты хочешь сделать, поэтому не надо, Люк, — Эштон подходит и встаёт рядом с брюнетом, выставив руки вперёд. — К тому же, твоя губа до сих пор не зажила. О, вот, видишь, снова кровоточит. Досадно, правда? Давай Ханна тебе её промоет и все дела, там, — Ирвин пытается утихомирить нарастающий пыл Хеммингса, но делает противоположное желаемому. — Ты же умеешь держать себя в руках, верно? Эй, парень, прекрати! — Жалко, конечно, но кровь отмывается, — Люк рассматривает ладони, пожав плечами, а потом я слышу только громкий звук удара кулака светловолосого о лицо брюнета. Никак не реагирую, делая ещё один глоток фруктового чая, следя за этой увлекательной картиной. — Ох, смотрите, даже не придётся отмывать! — Люк радостно восклицает, смотря, как Калум вытирает нос от крови. — О, будем на пару носы намывать! — с улыбкой громко говорит Калум, после чего ударяет головой по переносице Хеммингса. Пока Эштон пытается остановить этих двоих, я, цокнув, встаю со стула и подхожу к ящичку со столовыми приборами, беру нож для разделки мяса и медленно подхожу к месту «потасовки», где вот-вот парни снова начнут драться, но на этот раз намного грубее и сильнее. — Давайте все успокоимся и мирно посидим за столом хотя бы минуты три, — подняв нож вверх, размахиваю им, не заботясь, что могу покалечить кого-то. Калум тут же отходит, когда я встаю рядом с ними, с опаской смотря то на меня, то на Люка, а тот, в свою очередь, поднимает руки, переводя дыхание и настороженно следя за тем, чтобы я никого случайно не проткнула этим ножом. — Мне так надоело, что я последние дни даже не чувствую свободы и умиротворённости. Так что, раз не хотите думать о себе, подумайте хотя бы обо мне, потому что я чувствую себя так, будто меня заперли в гареме! Разве что, с женщиной во главе, — за последними словами следует тяжёлый выдох, после которого я кладу на стол металлический прибор и закрываю лицо руками, дабы самой немного осмыслить, что я только что сказала. — Больше Люка с ножом я боюсь Ханны с разделочным ножом, — тихо хихикает Эштон, скрестив руки на груди. — Готов поспорить: если бы вы не заткнулись, то она бы кинула этот нож в стену! — веселое настроение Эштона было не совсем вовремя, поэтому все смотрели на него как на какого-то идиота, и он потихоньку менялся в выражении лица. — Ладно, а самом деле, у меня очень хорошее настроение, чтобы вот так его портить из-за вашей драки, поэтому заткнитесь все нахрен, и давайте поговорим о чём-нибудь, что не колечит людей. — А давайте просто подумаем, что будем делать дальше? — пародируя весёлый тон Ирвина, Люк подходит к раковине и смывает кровь с лица, иногда шипя. — Например, в любой момент отряд папаши Ханны может выдвинуть свои угрозы и для большей красочности отправить каких-то левых чуваков в ужасных масках. Что будем делать? — он опирается руками о стол, по очередной смотря на меня, Эштона и Калума. — Ты смог найти их офис? — спрашивает Калум. — Он — нет, а я — да, — не дав ответить светловолосому, отвечаю за него. — Но он не в Сиднее. Конечно же, никто не хотел, чтобы мы нашли их логово, просто гуляя по городу. Да и мелочиться они не стали. Один из главных штабов я нашла, он находится в Дарвине, — достаю из кармана кофты небольшой клочок бумаги, кидая его брюнету. — Это адрес. Но есть загвоздка: у них есть небольшие филиалы почти в каждом городе, и чаще всего они замаскированы под видом обычных магазинов или складов. Невозможно узнать, какой именно есть в этом городе, но некоторые укрытия по всей Австралии подверглись раскрытию, но не со стороны полиции. Поэтому, пока что система папы работает. — Буквально каждый в Сиднее может работать на мистера Клиффорда. У него слишком много учеников, которые ищут приключения на свой зад, поэтому идут на такие дешёвые угрозы, как те, что они показывали Ханне, — добавляет Люк. — Причём этого особо опасаться не надо, ведь убить тебя — не убьют, но психику испортят однозначно. — И что теперь нужно от нас? Мы как бы не касаемся всей этой заварушки между вами с Дэвидом или как его. Ну, разве что Эштон. У меня до сих пор мурашки от его рассказов о том подвале, — вытирая нос салфетками, говорит Калум, также хмурясь от вида собственной крови. — Если хочешь помочь, то даже не вздумай сбегать в какой-нибудь мотель, где тебя никто не найдёт. Это правило номер один, — Люк кладёт перед ним огромную папку, которая с грохотом ударяется о поверхность стола. — У меня была коллекция холодного оружия, Калум. Надеюсь, тебе это о чём-то говорит. — А это что? — Что это? — Люк усмехается, держа в руках свой мобильник. — Это — всё, что у меня есть. Здесь вся информация, которую только может знать участвовавший в противозаконной группировке. Номера карт, личные данные, всякие прототипы небольших маячков, списки имён тех, кто работает с тобой, места, где должен совершиться теракт, в какое время и как кто должен войти, — он рассказывал всё сухо и без эмоций, но на это есть своя причина. — По ним можно найти что-нибудь, что поможет нам. Не знаю, каким образом, но мы должны хотя бы попробовать. Позже мы разбирали разные детали, которые могли бы помочь нам найти хоть одного человека, кто причастен ко всей путанице. Не удивительно, что они меняют имена и делают фальшивые документы, в чём являются мастерами. — Итак, ты предлагаешь нам с твоей подружкой разъезжать по городу, отслеживая неизвестно кого? Шикарный план, ничего не могу сказать, — восклицает Калум. — Ладно, а что будете делать вы? Будете использовать всякие хакерские штучки и проводить время в борделе, выманивая у проституток информацию про приезжих богатеньких парней? — Представляешь, если я попробую сунуться в бордель, то окажусь в зале суда! Поэтому, нет, я буду сидеть дома, пить пиво и взламывать аккаунты давних друзей, которые имеют отношение к нашей проблеме. А так, ты прав, вы с моей подружкой будете разъезжать по городу на крутой тачке, и если чуть что, то должны писать мне. — Боже, я не твоя подружка! — шепчу я, упав лицом в руки. — Это никого не волнует. В любом случае, вы ни на шаг друг от друга, поэтому будете надёжнее, чем кто-либо из нас, я думаю, — говорит Эштон. — Но Люк прав. Лучше, чтобы вы с Калумом были в разведке, потому что в не выглядите как какие-нибудь шпионы. Тем более, вы вечно ссоритесь, в толпе выделяться не будете. Ну вот, первая часть нашего плана уже готова. Люк, заметив, что Худ с интересом изучает его папку, отбирает её и кладёт передо мной. Эштон расхаживает по периметру комнаты и предлагает свои идеи, на которые Хеммингс никак не отвечает, а просто тихо постанывает из-за его наивности. План Ирвина заключается в том, чтобы мы с Калумом выслеживали незнакомца на каждом шагу и докладывали об этом Эштону и Люку. Это больше похоже на комедийный фильм про полицейских под прикрытием, которые лажают в любой ситуации, даже если это просто прогулка по улице, которая не должна выглядеть чересчур подозрительной. Открываю чёрную папку, которую мне дал светловолосый, и рассматриваю каждую деталь, записанную на листы бумаги. Тут также прикреплены скрепками фотографии, начиная от тех, что обычно вставляют в паспорта и водительские права, и заканчивая слежкой из окон дома. Это все кажется таким жутким, учитывая, что все действия, описанные здесь, происходили наяву и не являются плодом чьей-то богатой фантазии. Как Люк и говорил, здесь записано всё до самых мелких деталей. Он действовал с такой точностью, что теперь даже не удивляет факт, что он не был пойман до 17 лет за все теракты, заказные убийства и перемещение незаконных препаратов по всему материку. Хотя перевозка наркотиков и тому подобного были редкими случаями. В основном записаны имена жертв, даты рождения и многое другое. Это, вроде как, не по правилам компании, потому что может случиться утечка информации, но Хеммингса это не останавливало. — Никто не должен заикаться об этом кому-нибудь постороннему, кто не замешан в этом дерьме. Ни девушкам, ни парням, — Люк укоризненно посмотрел на меня, словно ко мне это тоже относится, несмотря на то, что недоотношения у меня были последний раз в классе, так, одиннадцатом, — ни родителям, ни сёстрам, ни братьям. Если хотите оказаться в обезьяннике, то, пожалуйста, мне наплевать. Сбежать от копов и ФБР мне не впервой, так что ваша жизнь зависит от вас самих, но не от меня. — Ты просишь помощи и даже не гарантируешь, что мы не окажемся в дерьме по самый пояс? — с явной претензией спрашивает Худ у Хеммингса. — Если что-то не нравится, то проваливай. Никто тебя не держит. Расскажешь кому-нибудь обо мне — будешь арестован за соучастие. Я не собираюсь сотрудничать с такими баранами, как ты, но у меня нет выбора, ведь братца Ханны я к нам в команду точно не позову, — спокойным тоном произносит Хеммингс, но оттого, как говорит это сам Люк, становится не по себе. — Когда ты был четырнадцатилетним сопляком, от тебя и то толку больше было. — «Когда ты был четырнадцатилетним сопляком»… Пф, кто бы говорил, — усмехается брюнет. — Долго ещё будешь строить из себя самого умного? Скажи, когда закончишь, а я пока буду взламывать крупную нелегальную компанию, чтобы сделать хоть какую-то пользу, — Люк уходит с кухни, а я, не предчувствуя ничего хорошего, иду за ним. Замечаю, как он заворачивает в спальню, поэтому уже более быстрым шагом догоняю его, прежде чем он закрывает передо мной дверь. Сложно не заметить, что он более чем раздражён, хотя усердно пытается это скрыть. Да, я не отрицаю, Калум настоящий кретин, но я не думаю, что стоит настолько всерьёз воспринимать его слова. Всё-таки, он тоже злится на Люка, и есть за что, поэтому пытается обороняться тупыми шутками, которые бесят не только Хеммингса, но и меня. — Люк, — тихо закрываю за собой дверь, не хотя создавать лишнего шума, — всё нормально? Парень стоит у стола, наклонившись над ним и опираясь руками о столешницу, и слегка дёргая ногой. Когда я пытаюсь узнать, всё ли с ним нормально, он начинает разминать шею, при этом закрывая глаза. Я немного боюсь к нему подходить сейчас, ведь Люк на нервах и может сделать что-то не только мне, но и Калуму. Когда он сказал о том, что не убивал никого с тех пор, как сбежал, я, честно говоря, не поверила. Но затем я вспомнила, что он ни разу даже не заикался о «своих» деяниях (хотя кто, чёрт возьми, будет говорить про свои убийства?). Мне не нравится вспоминать то, о чём мы говорили вчера, да и Люк тоже не в восторге от этого. — Со мной когда-нибудь было что-то нормально? — он выпрямляется, поворачиваясь ко мне спиной и идя к окну. — Какой же я идиот, раз решил доверять этому подонку? Я буквально схожу с ума, когда он начинает давить на меня из-за того, что просто видел по телевизору. Ты видишь, что со мной? — Люк поворачивается ко мне, показывая на лицо. Под его глазами даже в темноте заметны синяки, глаза слегка красноватого оттенка, но это не слишком выделяется, а скулы стали более заметны из-за того, что он почти не ест. — С тобой всё нормально, просто тебе нужен отдых, а не вечный стресс. — Я разучился контролировать себя, и я боюсь, что снова всё зайдёт слишком далеко, — парень ставит руки на талию, помотав головой из стороны в сторону, а затем опустив её. — Я не болен шизофренией, просто… я не могу всё время держать себя в руках. — Ты и не должен, просто- — Нет, я должен, иначе всё зайдёт настолько далеко, что болезнь будет прогрессировать, и снова всё будет так, как было в семнадцать лет. Ты-то уж точно помнишь, через что я проходил, таская тебя с собой. Никому не нужен такой Люк, каким я был. Я не хочу снова возвращаться к тому, с чем был связан напрочь. Уязвимым быть не хочет никто. Люк не поворачивается даже тогда, когда я подхожу к нему сзади. Но когда я хочу дотронуться до него, он сразу реагирует, смотря на меня через своё плечо, а затем и вовсе оборачивается полностью. — Ты даже не знаешь, болен ты или нет. Я вижу, что шизофренией ты не можешь болеть точно. Возможно, на тебя повлияла окружающая тебя среда, или что-то типа этого. У всех перепады, все чувствуют усталость, все злятся, все бывают равнодушными. Это не значит, что ты обязан чинить себя, чтобы казаться сильнее. — Я болен, я знаю чем, я знаю, какие последствия могут быть, я знаю всё об этом как никто другой. Я пережил это, я справлялся, но сейчас я снова падаю, и у меня нет сил. Я возвращаюсь к тому, каким я был, каким я должен был быть до сих пор, и, знаешь, меня не вдохновляет эта мысль. Я рушу свою жизнь и твою заодно. Да, я был зол, я хотел, чтобы ты страдала так же, как я, но я не сделал этого. Я уже говорил, что те безумные вещи, что я делал с тобой на протяжении нескольких дней, были проверкой на твою выдержку, ведь мне нужна твоя помощь, но если бы я не был в гневе, то всё бы обошлось без этого, — он кладёт руки на мою талию и склоняет голову над моих ухом так, что я чувствую его тёплое дыхание на шее. — Я устал, на самом деле устал. И я, чёрт возьми, не знаю, зачем говорю тебе это всё и зачем делаю всё то, что заставляет нас обоих жалеть о нашем знакомстве. Нельзя такого допускать. — Но уже поздно делать что-либо. Ошибки заходят слишком далеко, и мы только усугубляем ситуацию. Меня сводит с ума то, как мы сейчас общаемся, как обнимаем друг друга, не будучи даже друзьями, по сути. Мы друг другу никто, но при этом я чувствую такую связь, как ни с кем другим. Я боюсь сделать шаг вперёд или назад, потому что и я, и Люк хрупки. Я не хочу разрушать небольшой мостик между нашими с ним обрывами, потому что мы даже не можем достроить его до полноценного моста, который был бы настолько крепким, что оборвался бы только тогда, когда часть одного из наших обрывов упала в пропасть. Я так ненавижу себя и его. Ненавижу всё, что происходит между нами и всё, что заставляет нас ненавидеть друг друга. — Мы выглядим как несчастная парочка, — шепчет Хеммингс, из-за чего я начинаю тихо посмеиваться. — Да мы и есть несчастная парочка, — отвечаю ему, поглаживая пальцами его шею. Внезапно из другой части квартиры доносится громкое «Чёрт» в исполнении Эштона. Люк моментально реагирует на это, после чего отходит от меня и, спеша к парням, выходит из комнаты. Я поспеваю за ним и, только завернув за угол гостиной, вижу Калума, держащего в руке какой-то снимок, который он долго и пристально рассматривает. Когда я подхожу ближе, чтобы посмотреть на то, что они нашли, вижу не очень чёткую фотографию, но лицо можно рассмотреть. — Никого не напоминает? — задаёт Люк риторический вопрос. Вглядевшись в фото, я узнаю лицо парня, который смотрел в камеру видеонаблюдения, с которой сделан снимок. Черты лица напоминают никого иного, кроме как Кита.