«ДВУХ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ ЖЕСТОКО УБИЛИ В СОБСТВЕННЫХ КВАРТИРАХ! СВЕЖАЯ СЕНСАЦИЯ СИДНЕЯ!»
Откидываю газету, купленную сегодня утром, на стол. Почти на всех новостных сайтах и каналах идёт речь об этих преступлениях. У всех разные догадки, начиная с подростка с непреднамеренным убийством и заканчивая Люком. В любом случае, даже если бы это могла совершить обезьяна со сверх умом, воспользовавшись обычным ножом или куском стекла, всё равно бы виновным могли бы сделать Феникса, потому что он сидел в психбольнице и притворялся мёртвым. Сейчас у жителей Австралии только одно объяснение на все происшествия — Хеммингс. Порезал палец? Это всё Феникс. Поскользнулся на полу в своём рабочем офисе? Это всё Феникс. Отравился сегодняшним завтраком? Это Феникс. Ни одна статья в газете про криминальные преступления не обойдётся без его упоминания. Видимо, это такой вид маркетинга: использовать чужой страх перед убийцей. Складываю руки в замок, кладя их на стол. Обвиняемый во всём происходящем лежит в спальне, наслаждаясь спокойствием и тишиной, пока я сижу и продумываю план, как бы не попасться полицейским как помощница, которая отчищает все следы преступления своего съёмщика квартиры. Должно быть, его забавляет эта ситуация, но мне совсем не до смеха, потому что из-за его рук, которые по локоть в крови, меня посадят на пожизненное, а если повезёт, то на лет тридцать. — Твоим идиотским кофе пропахла вся квартира. Неужели не хватает денег на более полезные напитки? — угадайте, кто проснулся? Правильно, мой кошмар, который я скоро убью, скинув тело в окно. — Твой одеколон тоже не приносит мне наслаждения, но я не жалуюсь, — поворачиваюсь к нему, не пытаясь быть дружелюбной или с намёком на хорошее начало дня. — Даже не думай занимать ванную на час, ладно? — встаю со стула и иду в сторону спальни за чистым бельём. Последнее, что вижу, это Люка, подходящего к столу, за которым я ранее сидела. — Ещё два убийства? Видимо, я не единственная угроза этого города, — усмехается Хеммингс, шурша газетой в руках. — А по-моему единственная стоящая опасность, не считаешь? — думаю, он понимает, о чём я. — Благодарю, не стоит лести, но на самом деле я не единственный такой на свете. Вспомнить того же Чикатило, если ты о таком слышала, конечно, или Джека-Потрошителя, а может Теда Банди? Они все были психопатами, но никто не говорил, что таких, как они, больше нет. Понимаешь меня? — хмурюсь, выслушивая речь. — Что бы ты ни думала, подумай о том, что я сказал. Я не единственный оставшийся. Слова Люка заставляют меня задуматься. А что, если это действительно не его рук дело? Хотя этот парень хорошо скрывается, лжёт и угрожает. Ничего не говорит о его виновности, но так же ничего не говорит о его невиновности. Когда у тебя нет ничего, а только какой-то кусочек из тысячи, то тебе приходится тяжко из-за незнания. Я боюсь за людей, которые тоже могут пострадать. Из-за него погибло более полутора сотни людей, а возможно и человек двести. Все хотели хорошей жизни, счастливой семьи, маленьких домашних питомцев и много денег, чтобы все это себе позволить, однако, все террористы и киллеры сами распоряжаются этим, выбирая самых, пожалуй, слабых, не способных, на первый взгляд, завести счастливую жизнь вообще. Понимаю, что я не могу просто взять и сказать Люку "хватит". После его появления в моей жизни во второй раз мне кажется, что теперь он распоряжается всем вокруг, а я что-то типа его алиби, доказывающее, что не он виноват. — Да, они были психами, сумасшедшими, убийцами, я знаю, все это знают. Но именно сейчас опасностью являешься ты. Печатают тебя, показывают по телевизору тебя, дают прозвище тебе. Остерегаются тебя, Люк, — пытаюсь внедрить парню в голову, пока он даже не пытается меня слушать. — Но не ты, — с ехидной улыбкой утверждает светловолосый. — Правда? — скрещиваю руки на груди, медленными шагами подходя к Хеммингсу. — Хочешь сказать, что я не просыпаюсь каждое утро со страхом быть следующей твоей целью? Я, наверное, главная из находящихся под твоим прицелом. Жаждешь, чтобы мне было так же плохо, как и тебе когда-то, я знаю. Хотя, чего тут бояться? Ты только сделаешь лучше, если выстрелишь мне в висок, — на последнем моём предложении он замер, смотря прямо мне в глаза. — То есть, ты не боялась умереть, когда я практически воткнул в тебя нож? — Все боятся. Кажется, в нём что-то пропало. Он был уверенным и решительным, будто держит весь мир под контролем. Почти никогда на его лице не было паники, он буквально уверял всем своим видом, что сейчас всё плохо, но дальше всё вернётся на круги своя. Но сейчас на моих глазах произошло, казалось бы, самое нежданное: пропала уверенность; ничего уже не под контролем. Минуту постояв на месте, разворачиваюсь, направляясь в спальню. Много времени нет, потому что скоро начнётся первая пара. Насколько я знаю, сегодня могу немного отдохнуть от работы, если, конечно, мой начальник не решит иначе. Ему в голову может придти идея, чтобы поставить меня на ночную смену, зная моё расписание в институте. Парочку раз так и было, однако ему не понравилась эта идея, потому что мои многочисленные жалобы ему наскучили. Согласитесь, делать музыкальный магазин, который работает целые сутки, очень, очень тупо.***
Как я и предполагала, меня все-таки поставили на ночную смену. Чёртов босс позвонил буквально через пару минут после того, как я вспомнила про его не очень хорошую привычку, давая сделать из себя раба. Хорошо, что у меня есть немного времени для отдыха от учёбы, которая занимает практически всё моё свободное время. Печально, что я проведу время, которое является, наверное, лучшим периодом, в стенах образовательного учреждения и музыкального магазина, в котором скоро будет кататься перекати поле. Сажусь на третью по счёту снизу скамью, доставая блокнот и чёрную гелевую ручку, приготовившись снова писать огромное количество текста, который диктует профессор. Самый старший среди нас, то бишь Мистер Брук (кстати говоря, помните стерву Эмили? Да, именно та, которая отбила во мне все органы жизнедеятельности. Это её папочка. Мне не в удовольствие учиться у воспитателя этой гнусной девчушки, но он является самым влиятельным на своих учеников преподавателем. Почти все стали успешны при помощи полученных от Джорджа Брука знаний). Его доченька может прийти в любой момент, чего я так и боюсь. Обиды на глупую не таю, но отбить в ней всё живое я бы тоже не отказалась. Должны же люди получить расплату за все свои заслуги, но рисковать статусом хорошего человека ради ещё большего внимания к Эмили, не стану. — Сегодня не будет очередной лекции, на которых я, кажется, рассказываю всё только вашим слюням на парте, которые вы, господа, решили разложить во время очередного сна. Речь пойдёт о том, как вы должны вести себя на улицах, в какое время быть крайне бдительным и осторожным. Все прекрасно знают данные обстоятельства города, а если и не знают, то, скорее всего, не выходят на контакт с миром за пределами своей комнатки, — Мистер Брук сложил руки в замок, измеряя шагами расстояние от его стола до двери из аудитории. — Практически никто из присутствующих здесь не боится за свою жизнь, будучи уверенными, что у убийц есть определённые критерии выбора жертв, которым они точно не соответствуют. — Вы, профессор, думаете, что убивающий не имеет, так скажем, "фильтра" для определения следующего неудачника? — перебивает его юноша с задних рядов, который, судя по интонации, интересуется данными вещами. — Совершенно верно, Дэйл. Сколько бы полиция ни пыталась выяснить сходства, или даже родство у жертв, то ничего, абсолютно ничего не находили. Поэтому, чтобы вы не стали следующими, мне велели провести эти два часа, читая вам, ребятишкам, правила о поведении на улице, в общественных местах и транспорте, да и впрочем везде, где вы можете оказаться в ловушке, — он говорит это так, будто его действительно интересует этот материал, не входящий в планы обучения. Актерская игра у него та же, что и у Эмили, правда, из него бы вышел артист намного лучше. — Приступим? Не знаю, что тут можно рассказать такого, чего мы не знаем. Меры предосторожности крутят по телевизору чуть ли не целые сутки. "Будьте внимательны, когда идёте одни или в сопровождении кого-то; если вам не повезло услышать выстрелы, ни в коем случае не бегите в другую сторону с криками о помощи, если Вы целы, это провокация на выстрел, который может попасть в вас; позже девяти часов вечера не бродить по улицам в одиночку, если нет на то причин". Почти каждый вечер выслушиваю одни и те же указания, которые даёт одна и та же ведущая. Основой всего является то, что никто из жителей или туристов (которых в последние годы становится меньше и меньше) не должны быть в одиночестве вне своего дома или работы, если это не вынужденная ситуация. — Итак, правило номер один: чем больше вы паникуете, тем больше вероятность смерти. При виде хладнокровного убийцы не надо кричать об увиденном, биться в конвульсиях, рыдать и закатывать истерики. Сделайте вид, будто ничего не происходит, типа это обычный день из жизни смертных людей. Во всяком случае, если человек с пистолетом и руками по локоть в крови не начнёт расстрел сразу, то он просто хочет выбраться из своего бункера, в котором прячется от копов. Чаще всего эти, извиняюсь за выражение, тупые ублюдки ходят на виду у всех, будто ничего криминального не совершили. Все поняли? — половина аудитории в полусонном состоянии кивнули головой, а потом снова продолжили дремать. — Сэр, а что, если он начнёт атаку внезапно, то есть в многолюдном месте? Хотите сказать, чтобы мы просто прошли мимо, будто ничего не видим и не слышим? Этот вопрос озадачил преподавателя, ставя в тупик. Видимо, он сам не до конца понимает суть сказанных им самим слов, потому что сохранять спокойствие, когда вокруг тебя люди истекают кровью, кричат и рыдают — самое невозможное. Просто стоишь или идёшь, ожидая своей смерти, смотришь на страдания других, при всём этом твоё лицо выражает безразличие ко всему миру. Я знаю, какого это, когда не можешь ничего сделать, смотря на эту страшную картину.* Тогда я смотрела на Эштона, как он мучился, но пытался держаться. Только воспоминания о том дне заставляют испытывать боль в груди. По большому счёту, это был последний раз, когда я видела Эштона. Я точно не знаю, где он сейчас. Может быть, он уехал покорять другую страну, чтобы отвлечься от всего, что с ним произошло, а может, он всё ещё в Сиднее, но не собирается даже выбираться из своей норы, где он чувствует себя комфортно, в отличие от людных улиц, где может ходить тот мудак, что издевался над ним со своей шайкой подчинённых. — Будь уверен, Шон, ты никому не нужен, ни живым, ни мёртвым. Поэтому, да, просто пройти мимо. У вас есть ещё какие-то варианты, кроме этого? — меня крайне разозлило, что он просто в присутствии других студентов обозвал своего ученика. Никто, вроде бы, не обратил внимания, потому что кому надо защищать других? — Давайте же, ваши предложения? — Как насчёт того, чтобы взять уроки воспитанности? — присутствующие в аудитории сконцентрировали взгляды на мне, включая профессора. — О, мисс Клиффорд, предполагаю, вы будете ходить вместе со мной, не правда ли? — некоторые издали небольшие смешки, поддерживая злорадствующего Джорджа. — Воздержусь от Вашего предложения, хочу заметить, что юмором Вас Всевышний обделил, если он, конечно, есть, а если нет, то тут даже и речи не может быть, — победно смотрю на мистера Брука, ранее хотевшего как-то остроумно ответить. Он ухмыляется, ходя по аудитории и хмыкая. — Наверняка, у тебя есть что сказать мне, но сейчас мы направлены на самозащиту, верно? Верно. Так, мисс Клиффорд, есть варианты? Или предложите всей группе ходить на занятия, чтобы сделать из себя приличного, воспитанного человека, а то вдруг, может, найдут общую тему для разговора с киллером? — группа снова не воздержалась от очередной ущербной шутки в мою сторону. Не привыкать мне, что все студенты этого института просто лижут задницу такому нахальному, но влиятельному петуху. Пользуясь тем, что я при первом же удобном случае хочу развести дебаты на любую тему, касающуюся несправедливости и неравенства в обществе, я могла бы давно начать спорить с преподавателем, ставя его в тупик своими аргументами (на которые бы он нашёл очередные забавные шутки про мои высказывания), но нет, моя идиотская "воспитанность" в сторону учителей, которая не заходит за рамки "советов", не позволяет мне высказать свою точку зрения, даже если она может быть оправданной. Иногда хочется выпустить весь пар, который накопился внутри, чтобы у любого человека, вызвавшего разрыв помещения этого негатива, появились сильнейшие ожоги. Это, конечно, не в прямом смысле, но все должны получать по заслугам, однако я ещё не научилась убеждать их в этом. Равенство в обществе — штука непростая, и не всем она понятна. Ложусь на свою тетрадь, в которой ранее записала только число. Взгляд устремлён в пустоту, прямо как у мёртвого человека. В принципе, это и есть описание моего состояния последние шесть лет, а то и больше. Мистер Брук что-то рассказывает насчёт самообороны, я даже не пытаюсь слушать, потому что всё, что он говорит — сущий отрепетированный бред, который я только слышала. Просто подумайте над смыслом того, что он пытался внедрить студентам. Может быть, для меня эта ситуация не кажется довольно-таки крупномасштабной, потому что, по крайней мере будущие несколько месяцев, а может и недель, мне ничего не грозит, в плане смерти, естественно. Все относятся к этому с такой осторожностью, что мне просто хочется сказать: "Хэй, ребят, остановитесь, не будьте роботами". Сейчас правительство создаёт новые законы для безопасности для того, чтобы подчинить себе весь народ, но я, как человек в почти здравом уме, хочу всё изменить, но я просто хлебная крошка на фоне правления. Почти всем сейчас запудрили мозги тем, что если люди не будут вести себя, как подобает, то они умрут от рук кровожадного убийцы. Выглядит как маркетинг, не заметили? — Что же, Ханна, прошу, теперь можешь высказать свою точку зрения насчёт "неправильных" правил безопасности. Мы тебя слушаем, — профессор ладонями опирается о стол, наклоняя голову к правому плечу. — К сожалению, я передумала, — желание отстоять своё мнение отпало, но это ещё не значит, что мои аргументы испарились в воздухе. — С Вами спорить бессмысленно. Вы будете считать себя правым, а я себя, так каков тогда смысл вообще стараться? Хоть я и привыкла пытаться объяснять что-то людям, которые это никак не воспринимают, но сейчас это ещё больше не имеет смысл. Я свободна? — все ещё лежу на парте, не стараясь даже устремить свой взгляд в сторону Джорджа. — Ну, знаешь ли, в жизни тоже нет особого смысла, но, тем не менее, ты ещё не покончила жизнь самоубийством и не наносишь увечья на свои руки. — Я не совсем поняла то, к чему клонит профессор, поэтому просто проигнорировала его высказывание. — Может, тогда расскажешь, в чём смысл бытия? — снова шутит он, ожидая ответной реакции. Когда-то со мной перестанут шутить, потому что из моих нервных клеток осталось только около 1/4, а жажда избить кого-то растёт с каждым днём. — Итак, продолжим. Как вы уже должны были понять, каждый из присутствующих здесь может оказаться следующим, и не надо говорить, типа: "О боже мой, зачем он всё это рассказывает, мы же особенные, нас никто и пальчиком своим не тронет," — Мистер Брук повысил драматичность своего голоса на несколько тонов выше. — Чепуха это всё. Жертвы, к примеру, Люка Хеммингса, которого вы, скорее, знаете как Феникса, тоже так думали, но что теперь? Более ста пятидесяти жертв, и это только те, кто известен полиции. А ведь может быть и такое, что он пытал не один десяток человек, не просто пристрелив, а мучил каждого, заставлял истекать кровью, вдыхать вместо чистого и свежего воздуха запах сырья и мертвых тел, которых там было уж точно не двое. И вот вы можете быть следующими, а кому-то это надо? Только если жесточайшим ненавистникам. — Но нет же сто процентной информации, что мы окажемся с простреленным затылком, правда? — задала вопрос какая-то девушка позади меня. — Последние семь лет нет вообще точной информации, что вы доживете до старости. Я слушаю это с таким "энтузиазмом", что аж хочу ударить себя по лицу, лишь бы не заполнять голову ещё одной бесполезной информацией. Пока они всё это обсуждали, я представила, как иду на работу в окружении полицейских машин, которые хотят арестовать меня за то, что я не придерживаюсь определённых правил, одно из которых, например, не выходить на улицу после девяти вечера. — Мистер Брук, Вы же хорошо знакомы с такой темой, как убийцы? — Шон, которого ранее профессор так благополучно обосрал, задаёт вопрос, который, казалось бы, вообще не относится к этой теме. — Думаю, Вы в этом профессионал. — Так и есть, Шон. Эта тема мне намного ближе, чем преподаваемый мною предмет. — Так расскажите нам о нынешней грозе Сиднея, Фениксе! — мальчишка (по его интонации и поведению больше мне его никак не назвать) буквально не может сидеть на месте. Видимо, ещё один фанат серийных убийц. — О-о-о, нет, спасибо, можете счесть меня за какую-то полоумную дуру, но только этого мне сейчас не хватало, — убирают тетрадь, которая уже будет не нужна, в рюкзак, громко выражая своё мнение насчёт данной темы. — Что угодно, но только не это, нет, я пас, — говорю я, закрывая лицо руками. Надеюсь, вы понимаете, почему я категорически против всего этого. Вот теперь мне точно кажется, будто весь мир крутится вокруг Люка, точнее, вся Австралия. — А что тебя так беспокоит, Клиффорд? Боишься, что нас услышит Хеммингс и прострелит виски каждому? — наигранным шепотом произносит кто-то рядом со мной, скорее всего, Брайан, парень, который недалеко ушёл поведением от семейства Брук. Всё осточертело, просто, блять, ухожу отсюда. Даже находиться тут противно. Закидываю сумку на плечо и встаю из-за стола, идя к ступенькам. Все молча следят за моими действиями, а кто-то во время того, как я спускаюсь, начинает шептать что-то другому, другой — кому-то ещё, и так почти все. — Так, так, Ханна разозлилась? Хочешь уйти из здания? — Да, хочу, так и сделаю, спасибо за озвучку моих планов, сэр, — неправдоподобно улыбаюсь, резко сменив выражение лица на полное гнева и злости к данному преподавателю. Хлопаю дверью и иду с уверенностью в сторону выхода. Сегодня я точно не намерена возвращаться.***
Заходя в дом, замечаю, что всё как обычно. Тишина, никого постороннего, просто приятная атмосфера, будто всё так, как раньше, но за дверями этого уютного подъезда прячутся пожилые люди, не выходящие из своих квартир; небольшие семьи, тщательно следящие за новостями, а когда на экране показывают мертвое тело малыша, то закрывают свои глаза и прикрывают ладонями лица своих детей, чтобы те не видели такого ужаса; просто одинокие двадцатилетие парни, которые относятся ко всему происходящему, как к фильму. Я была бы рада, если бы это и вправду было фильмом, а не жестокой реальностью. Лифт останавливается на моём этаже, затем двери раскрываются, и я иду прямиком к двери своей квартиры, за которой тоже кроются свои тайны, например, такая, которую остерегается вся страна. Тяну дверь на себя, открывая почти на распашку и рискуя тем, что прямиком по коридору возле моей спальни окажется Хеммингс, и, к сожалению, моя репутация упадёт, потому что прямо напротив моей квартиры живут соседи, с которыми я зачастую вижусь, когда ухожу на работу или в институт, поэтому они легко могут увидеть преступника, скрывающегося у меня в квартире. К великому счастью, ни того, ни тех не оказалось рядом со мной, но через мгновение ко мне подбежал приятель, который никогда не перестанет встречать меня у самых дверей. — Ты слишком рано, не так ли? — слышу низкий, хрипловатый голос позади себя, пока закрываю квартиру на все замки. Оборачиваясь, вижу Хеммингса, который слишком впечатлил меня своим внешним видом, явно отличающимся от его вечернего: домашние серые штаны, чёрная футболка, растрёпанные волосы и небольшие мешки под глазами. — Если не вспоминая о твоём статусе в обществе, то ты выглядишь как сущий ангел. Я бы даже сказала, мило, — рассматриваю его от ног до самой головы, уверяя себя, что передо мной тот самый опасный Люк Хеммингс, ненавидящий людей и не знающий о сне. — Ты только проснулся? — А по мне не видно? — он кладет руки на бока, спрашивая меня не слишком довольным голосом. — По тебе — не слишком, по твоей причёске — ещё как, — поправляю руками его волосы, слегка зачёсывая их назад, и ему явно это не нравится. — Кстати, из-за твоей "профессии" я вынуждена слушать огромное количество одних и тех же правил, которые сутками крутят по телевизору. Не мог бы ты залечь на дно до тех пор, пока я не закончу институт? — говорю ему в шутку, идя на кухню и задевая его плечом. — Если бы я мог, — Люк бурчит это так, словно не хочет, чтобы я слышала это. "Если бы я мог"? — Что, прости? — Ничего, иди, куда шла, — мне это очень не нравится, особенно тот факт, что Люк как бы намекнул, будто им кто-то управляет. А, может быть, это всё тот же мудак, что и руководил им и раньше? Я, правда, не знаю, кто он, но то, что Люк всё ещё может быть связан с ним, уже плохо. И чем же мне заняться? Сейчас будто очередной выходной, в который я просто лежу на диване и жалуюсь сама себе, какая у меня хреновая жизнь, либо навязываю себе самые глупые вещи, которые только могут быть. У меня есть ещё один выбор, заключающийся в времяпровождении с Люком, который всю игру или разговор будет сохранять одно и то же выражение лица. Да и вообще, он не самый лучший собеседник, которого только можно найти. Раньше, может, он и был способен к общению, а сейчас он состоит только из смеси чёрного юмора, пессимизма и дерьма. Может, если его напоить, то он и будет разговорчив. Боже мой, что за мысли? Проходит один час, два, три, и уже начало четвёртого, но я так и не сделала ничего стоящего, просто сидела на диване в обнимку с подушкой и Энди. Я могла бы сделать хотя бы ужин, но зачем? Всё равно один из нас с Люком закажет пиццу, чтобы не заниматься лишними действиями в виде готовки. Я уже, кажется, забыла, что такое нормальная, полезная еда, потому что питаюсь исключительно фастфудом и и пиццей. Иногда могу приготовить яичницу, но это только тогда, когда у меня есть свободное время, которого более, чем один час утром. — Ханна, закажи пиццу, — собственно, о чём я и говорю. Надо что-то с этим делать, и я, кажется, знаю что. Я беру себя в руки и резко поднимаюсь с дивана, идя в свою спальню, где, собственно, Люк и проводит весь день, практически не вставая. Распахиваю дверь и почти что бегу к кровати, мгновенно схватив руку Хемминга, из-за чего он резко поднимается. — Ты что, не можешь сделать теперь и звонок самостоятельно? — он пытается затормозить меня, но я насильно тяну его в сторону кухни. — Ханна, ты ебанулась? — Нет, просто пошли. — Может, объяснишь хотя бы, что ты, чёрт возьми, делаешь? — останавливаюсь прямо у входа на кухню, стоя на пороге. Почему он просто не может не задавать вопросов? — Мне надоело каждый раз заказывать эту грёбанную пиццу, китайскую еду и прочую ерунду. Сегодня мы приготовим ужин сами, понял? — "Мы"? Хочешь сказать, чтобы я тоже участвовал, или ты отвечаешь за своего пса? — он был действительно в недоумении. Что-то мне подсказывает, что этот парень никогда в жизни не делал себе больше, чем чай или какао. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не буду готовить твою сраную еду, особенно вместе с тобой. Поэтому, я, кажется, свободен, — он хочет как можно быстрее уйти, но я останавливаю его, потянув на себя. — Не-а, ты будешь стоять тут и готовить со мной, потому что скоро ты лишишься желудка из-за этой полу-еды-полуфабрикатов. Пошли. — Я не хочу-у-у, — ноет Хемиингс, закидывая голову назад. — Ты кажешься таким устрашающим, но на самом деле ты не хуже ребёнка, честно. Неужели ты никогда не готовил со своей мамой? Даже если так, надеюсь, ты не думал, что будешь всю оставшуюся жить за мой счёт и наедаться одной хернёй на заказ. В любом случае, хочешь ты этого или нет, выхода нет, да и мои карманы полностью пусты. Он смотрит на меня пустым взглядом, будто слушает, лишь бы потом по-быстрому сбежать с кухни, чтобы снова зависать в интернете. Открываю холодильник, смотря на всё, что есть внутри, а внутри, в общем-то, ничего особенного и нет. Там пару видов овощей, курица и несколько питьевых йогуртов. Может, сделать какой-нибудь салат и запечь курицу в духовке? Понимаю, что не самый шикарный вариант, но это получше, чем выскребать остатки замершей еды от дна картонной коробки. Достаю все ингредиенты, во время чего Хеммингс не отрывает от меня взгляда, говорящего о том, что я идиотка, которая не ищет лёгких путей. — Как насчёт яичницы на ужин? — он придерживает дверцу и смотрит на огромное количество яиц в коробке, которую я обычно не замечаю. — Если хочешь приготовить сытный ужин, то бери всё, что пригодится, — он берет пять штук яиц, а потом закрывает локтем холодильник. — И что ты планируешь делать? Насколько я вижу, высокой кухней тут не пахнет, даже если смотреть на твой взгляд при их виде. — Просто сделаем запечённую курицу под сырным соусом и какой-нибудь салат, на который не надо тратить больше пятнадцати минут. Ты же не думал, что я какой-то великий повар? — Ты выглядишь как та, что даже не в состоянии сварить спагетти. — Благодарю, а теперь поруби курицу и очисти от кожи. Не побрезгуешь? — смотрю на него как на какого-то чайника в готовке, потому что глядя на его желание готовить, я не уверена, что он готовил ранее вообще. — Мне не составит труда то же самое сделать с человеком. Это тебе о чем-нибудь говорит? — отвечает Люк, слегка улыбнувшись, потому что я выгляжу немного напряжённой. Собственно, как себя вести по-другому, когда тебе в лицо говорят о способности кромсать людей на кусочки? Всё почти готово. Курицу можно подавать через семь минут, осталось сделать две яичницы, затем можно садиться за стол. Мы управились за час, не учитывая время, потраченное Люком на нытье про пустое времяпровождение. Мне так и не удалось его разговорить, потому что почти всё время я кричала на него из-за его лени. — Вытащи цыплёнка из духовки, — говорит Люк, прожёвывая кусочек огурца из миски. — Это курица, а не цыплёнок. И она должна постоять ещё пару минут, если тебя это так беспокоит, — пытаюсь отвечать ему как можно спокойнее, ведь ничего катастрофического не случилось, разве что, потерялась сковородка, на которой должны были жариться яйца. Я бегаю по кухне так, будто потеряла обручальное кольцо, которого нет. Я уже искала во всех уголках, но безрезультатно. Во всяком случае, Люк не будет слишком недоволен, если мы останемся с салатом и курицей. — И-и-и на себя принимает удар Ханна Клиффорд, — словно комментатор говорит Хеммингс, а затем чувствую резкий удар над ухом. И, как вы думаете, что это могло быть? Да, он кинул в меня грёбанное яйцо. Медленно повернув в его сторону голову, смотрю на него злым взглядом, а он щурится из-за неудачного броска и слегка шипит. — С вами был ваш верный комментатор Люк Хеммингс, а теперь мне пора, — беру яйцо из холодильника, целясь в убегающего парня, затем кидаю, попадая в затылок. Признаю, это весело, особенно смотря за тем, как он пытается вытереть яичную массу со своих волос. — И точно попадание в слабое место противника, — он слегка скулит и крючится, но затем выпрямляется и заходит обратно на кухню, но всё ещё потирая затылок. Влажной рукой смываю с волос яйцо и яичную скорлупу, совсем забыв о включённой духовке. Сейчас, пожалуй, был один из самых редких моментов, которые я когда-либо вообще видела: Люк, который веселился. Это такое же редкое явление, как и... Да, чёрт, это самое редкое явление на свете. И, нет, я никогда не перестану удивляться способности Хеммингса проявлять эмоции. — Ханна, ты собираешься оставить бедного крылатого в духовке на весь оставшийся вечер, или всё-таки вытащишь его? — ради спокойства светловолосого вытаскиваю из печи наш ужин, сразу ставя противень на доску на столе. Почти приготовившись, вспоминаю одну, единственную вещь: через полчаса я должна быть в магазине! — Твою мать, — тихо произношу, метнувшись из кухни. — Эй, куда ты? — Люк, эм, чёрт, я должна идти, у меня работа с минуты на минуту... — Постой, — он ставит руку передо мной, чтобы я никуда не ушла. — Ты заставила меня готовить это дерьмо вместе с тобой, а теперь просто уйдешь? — настроение парня заметно ухудшилось. — Тебе не кажется это идиотским поступком? — Но мне надо... — Знаешь что? Да, пожалуй, можешь уходить, — по его тону было сразу видно, что Хеммингсу слишком обидно. Что ж, здравствуй, ежедневный Люк, тебя мне как раз-таки и не хватало. — Что ты стоишь? — Ничего, я... уже ухожу, — хмурюсь, смотря на него, а затем иду в коридор, чтобы надеть обувь и пальто. Он провожает меня гневным взглядом, а потом, заходя в спальню, захлопывает дверь. Что ж, кажется, мне придётся гулять по городу где-то до раннего утра, потому что я не хочу, придя домой, увидеть озлобленного Хеммингса, который одиноко сидит у окна со своим страшным ножиком, выжидая меня. Будет хорошо, если он вообще заснёт, хоть где, даже если у меня в комнате. Я могу, в принципе, и на диване поспать. Вставляю один наушники в ухо, а второй болтается в воздухе. В такое время приятно находится на улице, когда вокруг гробовая тишина, и все сидят по домам, смотря круглосуточные новости. Я прошла почти половину пути, потому что, как я заметила, иду очень быстро, будто у меня какая-то важная встреча. Примерно в нескольких шагах от меня слышу, как хрустнула ветка, что начинает мне крайне не нравится. Затем второй раз, третий и четвёртый, и я ускоряюсь ещё больше, чем шла до этого, то есть практически бегу в сторону работы. В какой-то момент небо показалось красным, словно что-то взорвалось. Но никаких посторонних звуков не было. И вот, я заворачиваю на улицу, где находится магазин, где я должна отработать свои четыре часа. Начинает пахнуть гарью, а за деревьями, около которых иду, вижу огромное, красное свечение, резкими рывками поднимающиеся ввысь к небу. Это похоже на вечеринку с огромными прожекторами красного цвета, но постепенно, подходя к нужному мне пункту, замечаю огромные языки пламени, количество которых увеличивается с каждой минутой, если даже не секундой. Подхожу поближе и понимаю, что происходит. Горит мой музыкальный магазин. Вокруг стоят несколько пожарных машин, а на ярко-красном фоне вижу силуэт полноватого человека, держащегося за голову. Твою ж мать, что происходит? Хотя, это тупой вопрос, потому что передо мной ясно показан обычный пожар, но это не какое-то левое здание, а это, блять, место моей работы! Около парка, который, собственно, и находится напротив магазина, стоят несколько знакомых из института и Кит, покусывающий кулак и смотрящий на происшествие. На телефон мгновенно приходит сообщение, или пропущенный звонок, я не знаю. Предчувствие у меня плохое, поэтому неохотно достаю телефон из кармана, смотря на дисплей мобильника. «Игра началась, теперь всё будет по-жесткому.»