Солнечный зайчик

Тяжелые пепельные тучи наливаются расплавленным серебром и затягивают небо плотной непроницаемой дымкой. Первые капли дождя разбиваются о горячий асфальт. Автомобиль мягко движется по извилистой дороге, а за окном уже несколько часов не меняется монотонный пейзаж. Поднимаются над горизонтом серые позвоночники гор, верхушки которых прячутся где-то в небесной дымке. Кажется, люди покинули эти места очень давно, и природа постепенно брала верх над цивилизацией. Черно-белая картинка распадается на мутные пятна и Чондэ закрывает лицо руками, хрупкая сетчатка глаз начинает болезненно покалывать. — Еще долго? — раздраженно спрашивает, уткнувшись носом в колени. — Почти приехали, — устало отвечает отец, пытаясь прогнать сонливость. На обочине тоскливо проглядывают скелеты заброшенных зданий. Апрель подходит к концу. «Врачи советуют покинуть Сеул на несколько дней. В столице уже неделю стоит невообразимая жара и по прогнозам синоптиков, температура поднимется ещё выше; появились сведения о лесных пожарах в южной части страны. Обстоятельства данной аномалии пока не выяснены, но специалисты утверждают, что лучше избегать прямых солнечных лучей из-за радиации...» Чем выше в горы, тем сильнее отрываешься от остального мира. Радио начинает барахлить и помехи превращают голос ди-джея в бессвязную аудиодорожку. Поиски местной радиостанции заканчиваются провалом, поэтому отец достает из бардачка старые диски. Чондэ тошнит от старомодного кантри. — А долго я там пробуду? Мистер Ким виновато улыбается, ищет сигарету и несколько минут возится с зажигалкой. Тонкая ленточка табачного дыма исчезает в окне и растворяется, а машина наполняется запахом дождя и никотина. — Я думаю, что до августа. Сынок, ты же понимаешь, всё зависит от погоды. Пока в Сеуле стоит сорокаградусная жара, ты не сможешь там находиться. Надо беречь глаза. Чондэ раздраженно вздыхает. Не хочется ему торчать три месяца в долбанном пансионате, где не работают элементарные средства связи. Они даже не смогут созваниваться. Отец замечает его настроение и пытается подбодрить: — Да ладно тебе, это не так страшно. Я постараюсь приезжать. Но юноша всегда воспринимает эти жесты заботы как жалость, поэтому сердито хмурится и рисует узоры на запотевшем стекле. Солнце с утра до вечера накаляло корейскую столицу, казалось, небоскребы скоро расплавятся. Люди массово покидали свои квартиры, бетонные клетки, и разбегались кто куда. Здоровье не позволяло Чондэ переносить подобный климат, солнечные лучи в частности причиняли ему много неудобств, поэтому отец решил отправить его в горы. Здесь было намного прохладнее, да и сам пансионат укромно спрятался в тени высоких деревьев. Дождь постепенно усилился, смывая с лобового стекла тонкую пленку пыли. Автомобиль еще несколько раз подбросило, когда колеса проваливались в маленькие ямы на дороге. А потом они наконец остановились. — Отсюда придется идти пешком. Давай, Чондэ, не грусти. Я помогу тебе донести вещи. Мальчик угрюмо кивает, быстро цепляет на нос очки, потому что солнце еще не село и выходит из машины. Небольшая тропа теряется в густой траве. Чондэ чувствует, как холодные капли дождя касаются кожи и нервно вздрагивает. Они берут чемоданы, переходят узкий деревянный мост у небольшого ручейка и идут через лес. Юноша кажется совсем хрупким, тяжело пыхтит под весом рюкзака. Кожа бледно-молочного цвета, и болезненные серые круги под глазами. Тощие коленки в ссадинах. Совсем не такой, как его загорелый, статный отец. — Ну, вот и всё, мы пришли. Я уже должен ехать, держи, это все нужные тебе документы. О тебе будут хорошо заботиться. Откормят. Если что-то срочное — можешь написать письмо на адрес моей фирмы, я постараюсь приехать. Чондэ недовольно отмахивается от поцелуя, люди же смотрят. Он долго смотрит отцу в след, пока его фигура совсем не скрывается за горизонтом. И наконец-то замечает сам пансионат, поистине поражающих размеров. Черно-белое великолепие. Трехэтажное здание поднималось над густыми кустарниками и его верхушка, кажется, терялась в ветвях. Солнечные лучи едва достают земли, превращаясь в несмышленых «зайчиков», нелепо танцующих между теней. Деревья кажутся больше и темнее, чем обычно — листья почти черные и такие густые, что сквозь них не разглядеть небо. Это позволяет Чондэ снять очки и подойти поближе. Горы вздымаются над этим местом, словно колючие пузыри, а ветер сладко укачивает сосны. И запах хвои проникает в само существование мальчика. Он задыхается ароматами, теряет голову от пения птиц и успокаивающего журчания реки. Под ногами ковер из мокрых листьев и потрепанные шишки, трава блестит. Прохлада окутывает Чондэ каким-то пьяным маревом, обжигает шею и стадом мурашек бежит по спине. — Ты случайно не Ким Чондэ? Пошли, я покажу твою комнату. Документы здесь? Незнакомец забывает представиться, но его улыбка вызывает доверие. И уши торчат, как у лесного несмышленого эльфа. Подобно сказочному существу, он без малейшего напряга закидывает тяжелые вещи мальчика на плечо и ведет его за собой. Чондэ завистливо косится на его сильные, покрытые вздутыми венками руки. Высокий, при входе в пансионат осторожно наклоняет голову, и напоминает телеграфный столп. — Я, кстати, Чанёль. — Приятно познакомиться, — сухо отвечает Чондэ. Да, здесь красиво, но всё это быстро надоест. Чем занять себя до августа? Комната маленькая, но уютная. Деревянный пол глухо скрипит под ногами. Чанёль вручает ему расписание, просит не опаздывать на ужин и наконец-то уходит. Солнце окончательно прячется, и небо затягивает черной вуалью. Чондэ в такой обстановке совсем ничего не видит, трет уставшие глаза и засыпает почти мгновенно, стоит лишь голове коснуться подушки. Пение птиц разрывает воздух. Эти тонкие, сотканные из счастья мелодии впитываются мальчику в подсознание, и ему снится что-то хорошее. Пожалуй, он по-настоящему счастлив лишь в грезах, когда болезнь отступает, и мириады оттенков созвездиями взрываются в голове. Но сегодня один цвет преобладает. Чондэ не знает, как он называется, но глубокие тона дарят надежду и спокойствие. Всё наизнанку. Сны горячие, яркие, спелые, а жизнь – кошмар, потянутый черно-белой пленкой. Под окнами цветут гиацинты и запах сладкий, до тошноты, наполняет комнату. Рассвет вспыхивает на небе белыми лепестками. Юноша просыпается от дурманящего аромата и лениво оттягивает занавески. Дождь. Бледное небо неприветливо просачивается сквозь мрачные сосновые ветви. А гиацинты под окном как диахромные фейерверки. Медовый дух въедается в легкие Чондэ, и ему кажется, что аспидные соцветия прорастают внутри него, запускают хрупкие корни в тело и спазматически сжимают, перекрывая доступ кислорода. Желудок конвульсивно вздрагивает от кислотно-сладкого аромата и просит еды, поэтому юноша инстинктивно хватается за живот. Он покидает комнату почти бесшумно, на цыпочках. Пансионат спит, а перед глазами Чондэ — дырявый занавес. Цепляясь пальцами за стены, у юноши получается спуститься на первый этаж. И всё на ощупь. Неожиданный скрип заставляет Чондэ развернутся слишком резко и, спотыкнувшись, он падает на чье-то теплое худое тело. — Простите, — голос срывается на шепот, разбудить еще кого-нибудь не хочется. Парень хочет подняться, но в кромешной тьме ничего разглядеть не может. — Всё нормально. Ты пропустил ужин, голоден? Чондэ сконфуженно хлопает ресницами, это он девушку впечатал только что в деревянный пол? Ну, отлично. И что за фамильярность такая? Может, она старше? Кое-как юноша встает, пытается помочь незнакомке, но та поднимается без посторонней помощи. Берет его за руку и ведет в неизвестном направлении. Чондэ послушно плетется следом, вдруг его накормят? — Меня зовут Шин Сольхи. А ты Чондэ, правда? Мне Чан рассказывал. Лопоухий такой, он тебе с вещами помогал. А я за вами подглядывала. Постеснялась подойти. Ты кажешься очень... колючим. Необщительным. Парень молчит, его смущает подобная откровенность со стороны девушки. Ну кто бы добровольно признался в подглядывании? Она проводит его в небольшое помещение, включает свет и Чондэ наконец-то может разглядеть свою чудаковатую спутницу. Первое, что ему приходит в голову, тут же оказывается на языке: — Ты красивая. Чуть морщится, пока глаза привыкают к свету и жадно смотрит. Сам не понимает, почему произнес это вслух, но оправдываться нелепо, а Сольхи уже собирается ответить, поэтому юноша переводит тему: — Так ты дашь мне чего-нибудь поесть? Девушка несколько секунд молчит, щеки в пунцовых пятнах, словно большие малиновые леденцы. Чондэ этого, конечно же, не замечает, для него Сольхи бледно-серая, волосы темные, кривоватые локоны торчат в разные стороны. Глаза, как у лисицы, с долей доброго ехидства и смотрят, кажется, в само сердце. — Поищу сейчас. На ночь шкафчики запирают. Но голодным не останешься. Мы с тобой ровесники? Мне в этом году семнадцать. Тебе тоже, я видела документы. А знаешь, откуда у меня столько власти? Я дочь «большого Шина», это они так папу моего называют. Он владелец пансионата. Сольхи находит пачку чипсов и делает чай, фруктовый. Бросает слишком много сахара, но Чондэ терпеливо пьет, не решается отказаться. Они садятся прямо на пол, хрустят, громко смеются и шуршат фантиками от конфет. Здесь немного прохладно, сквозь стены просачивается утренний воздух, и девушка ненамеренно жмется к плечу Чондэ. И всё это так наивно, искренне. Он не любит, когда к нему прикасаются, но сейчас разрешает. — И... ты здесь живешь? Из-за работы отца? — спрашивает юноша, разминая отекшие пальцы. Он колючий, это правда, но перед теплом Сольхи устоять не может. Опыта общения с ровесниками, тем более женского пола, у Чондэ нет, но он честно пытается не ляпнуть что-нибудь глупое. — Ну, не только. Мать предлагала переехать в город, но у меня гемофилия. Кровь хреново сворачивается. Надо быть все время под присмотром, а то можно от царапинки откинуть ласты. А с тобой что? В документах не указали. — Ахроматопсия. — Что? — Я... не различаю цвета, — говорить об этом не хочется. Словно липкая паутина оседает внутри и дурашливый разговор о разных глупостях превращается во что-то серьезное. Только бы она не начинала его жалеть. От этого лишь в разы хуже. — Ты, типа... Как дальтоник? — Нет, я вижу мир... черно-белым, — Чондэ ненавидит это объяснять. Каждый раз обидно, вот почему именно он? Хотя парню, наверное, повезло чуть больше, чем другим людям с этим же недугом. — Это... Это что же, ты и меня такой видишь? И это нельзя вылечить? На её лице чистосердечное недоумение, и Чондэ испытывает такой прилив нежности к этой девушке, что неосознанно приобнимает её, притягивает к себе. — Я не знаю. Наверное, можно. Это не врожденное, просто в детстве я сильно упал, повредил то место в башке, которое отвечает за зрение. И оно перестало нормально функционировать. Поскольку это из-за травмы, то у меня есть понятие цветов как таковое, просто я был очень маленьким и со временем забыл, как они выглядят. — Как можно... забыть? Знаешь, я так хочу тебя поддержать, впервые в жизни хочу сделать это так сильно, если бы я только могла... Сольхи виновато прячет глаза, как будто она в чем-то виновата, и жмется носом в плечо юноши. Ей хочется помочь, но в этой ситуации можно тихо умирать от беспомощности, сжимать холодные руки Чондэ и нелепо ставить себя на его место. — Всё нормально. Люди часто спрашивают, мол, так ты не знаешь каков мир на самом деле? И это смешно. А они знают? Подумаешь. Видеть мир цветным, не значит видеть его таким, каким он есть на самом деле. Девушка решительно кивает, соглашается, но ей так трудно представить всё это. — Ты очень сильный, Чондэ. У меня бы не вышло... Ты, наверное, даже не представляешь какого красивого оттенка твои глаза. Это приятно, парень жмурится и довольно растягивается в улыбке. Разговор уже не кажется пугающим, скорее немного грустным, с примесью привычной иронии. Чондэ рад, что не слышит жалости. А ведь он никогда не задумывался, странное дело, какого цвета его глаза. — Ты был у врачей? Вдруг не поздно. Смирился ты с этим, или нет, неважно. Ты многое теряешь. Неужели никогда не хотелось узнать, как выглядит машина твоего папы? Какие бывают цветы? И небо? Вот мой любимый цвет – зеленый! — Это слово для меня ничего не значит. Сольхи смолкает, словно игла впивается в тонкую кожу. Она хочет объяснить ему, как выглядит зеленый, в голове всплывает сочная трава, земляные лягушки и попугай Чопок, живущий на первом этаже пансионата. Но Чондэ всё это не скажет ровным счетом ничего. Девушка расстроено оглядывается. — Эй, Сольхи. Мелкая. Не делай из этого трагедию. Ну, хочешь, я тебя немного успокою? Девушка непонимающе смотрит. Она прижимается к мальчишке, сонно тычется носом в плечо, а он улыбается, как старший брат. — Иногда, я вижу цветные сны. Сегодня мне снился... Такой красивый. Не знаю, как он называется. Вдруг это и был зеленый? Если говорят, что листья на деревьях такого цвета, то, я думаю, мир очень красивый. — Зеленый успокаивает, знаешь? Он дарит надежду. Когда-нибудь, я обещаю, ты сможешь его увидеть. Честно-честно. Солнце начинает подниматься, первые лучи робко заглядывают в окно и заливают комнату светом. Сольхи засыпает, размеренно сопит Чондэ на ушко, и он заботливо прячет её от холода в своих объятьях.