Часть шестая
***
После осмотра доктора я чувствую себя немного лучше, правда, ходить сам все равно не могу, поэтому на встречу с канцлером меня катят на коляске. Оказалось, что у меня сломана рука, и несколько трещин в ребрах, но с ногами все вроде бы обстоит лучше. А еще эти ребята оставили мне в подарок на неопределенное количество недель множество синяков и ссадин по всему телу.***
Меня оставляют ненадолго в так называемой «комнате ожидания». Она представляет собой просторное светлое помещение и уютными на вид диванами милым журнальным столиком и телеящиком. На полу постелили ковер. Я не сильно разбираюсь в этом, но выглядит он, конечно, лучше всех тех, что можно купить в местных магазинах. Либо он совсем новый, либо тут бывает крайне мало посетителей, так как ковер совсем не выцвел или протерся. Может, поэтому меня и назвали удачливым. Может, я один из немногих, встретившихся лицом к лицу с канцлером. А, может, я первый. Наконец приходит женщина в строгом деловом костюме, говорящая, что канцлер освободилась от своих забот и готова принять меня. Говорит это так, как будто это я предложил назначить эту встречу. Она еще невнятно бормочет что-то, потом спрашивает, понял ли я. Я говорю, что все понял, чтобы она побыстрее привела меня на место встречи. Однако чтобы встретиться с канцлером приходится преодолеть еще и туннель длиной в несколько сотен метров. Может, об этом она меня и пыталась предупредить. Или она сказала список слов, фраз и вопросов, которые не стоит употреблять при высших лицах Утопии. Канцлер поджидает меня, удобно расположившись в кресле. Это женщина с располагающей к общению внешностью милой пожилой дамы лет пятидесяти. Однако несмотря на это, есть в ней и нечто властное, строгое и пугающее.***
Я сижу напротив нее. В воздухе уже минут десять висит какое-то молчание. Ну, то есть канцлер изучающе и оценивающе смотрит на меня, а я просто не знаю, что бы мне сказать. Хотя так и хочется намекнуть ей, что долгое время смотреть на человека в упор — это неприлично. Наконец она прерывает тишину. — Итак, Томас, я не буду бить тебя. Мы всего лишь мило побеседуем. Ты не возражаешь? Я помотал головой. — Вот и отлично. Ты же расскажешь мне все? Начнем с того, что ты скажешь мне, зачем же ты со своей подружкой убежал. — сказала она медленно, делая время от времени паузы и поглядывая на меня, как будто проверяя, понимаю ли я ее вопросы или нет. Я не могу рассказать ей про дневник. Я не могу доверять ей. Придется подумать, как бы рассказать ей все, но упуская многое. — Мы просто нашли тот люк и подумали, что его кто-то должен был вырыть. Вот мы и решили проверить свою теорию. Может, мы бы нашли еще кого-то… — Забавно, — прервала меня вдруг канцлер, — раньше люди искали жизнь в космосе, в других мирах. Теперь ищут на своей родной планете. — Но она существует! — не выдержал и сорвался я, — И ничего там нет! Никаких монстров… — не закончил я эту фразу, как канцлер принялась смеяться, как сумасшедшая. — А люди? Люди и есть монстры! Тем более ты же не видел всю Землю. Только клочок! — И что? — Что? Я скажу тебе что. Ты думаешь, так легко открыть людям всю правду? Дать им ответы, хоть они и не задавали вопросов? Думаешь, если поселить в их головах знание и понимание все изменится? Изменится, но не к лучшему. Появится паника, ужас. Ты думаешь нам это нужно? Ты думаешь им это нужно? Они живут в спокойном незнании. Их жизнь безмятежна, так как в ней нет этой информации, которая могла бы заставить их задуматься. — Но… — Ты бы тоже так жил, если бы ничего не знал. И мы можем сделать тебе такой подарок.***
— А ты думаешь, как было с той старушкой, которую вы встретили? Думаете, она действительно не прикасалась к дневнику, как и сказала? Не-е-ет, это мы поработали с ней! Только вот приставили к ней не того человека. Он стал ей помогать вспоминать… Но мы вовремя вмешались. Она только и помнит, что когда-то хотела добраться до этих тайн, но дневник был непонятным, и она не смогла ничего сделать. На лице канцлера не было и намека на то, что она не помешалась на сохранении секретов Утопии. — Но не переживай, такого мы больше не допустим. Теперь мы готовим всех сиделок тщательнее. Так что ты больше никогда не будешь прежним Томасом. — тут только злобного смеха не хватает, а так картинка вполне подходит под образ главного злодея. — Да и вообще, что это за имя такое. Мне не нравится. Будешь теперь, скажем… Арчибальд! — По-моему, — вмешался помощник канцлера, внезапно появившийся из неоткуда, и державший в руках какой-то поднос, накрытый ярким красным платком.- Этому мальчику такое имя не подойдет. Ему нужно что-то покороче, а то он будет думать об этом и может вспомнить. Лучше будет назвать его Барри. Идея этого старика однако действительно звучит лучше. — Хорошо, пусть будет Барри. Но моя идея была интереснее. — ответила канцлер. В ее голосе была нотка какой-то обиды. Детской обиды. Да, именно так она это и сказала.***
Вот, кажется, и подошла к концу моя история. Такой парадокс. Это буду я, но и в то же время не я.