Двое

Бэкхён осторожно присел на выступ на краю крыши и свесил ноги. Он не боялся высоты, но смотреть вниз на всякий случай не стал. Он прищурился и, приложив к бровям сложенную козырьком ладонь, окинул простирающуюся перед глазами картину. Если не смотреть вниз, на мертвые улицы, заваленные мусором, усеянные брошенными автомобилями, - можно представить, что все по-прежнему, как было "до". В этой части города здания почти не были изувечены взрывами и пожарами. В их окнах все так же безмятежно сияли солнечные блики. О настоящем напоминала только тишина, слишком непривычная для большого города, днем - обманчиво умиротворяющая, ночью - зловещая, давящая. Из гущи ветвей дерева, безмолвно раскинувшегося по другую сторону улицы, вдруг взмыла с громким карканьем ворона. Бэкхён вздрогнул и вцепился пальцами в каменный выступ. Совсем уже шуганый стал, птицы испугался. Он чертыхнулся себе под нос и проследил за уплывающим вдаль черным пятном, унимая глупое заметавшееся в груди сердце. Внизу, шаркая подошвами, плелся зараженный. Бэкхён нахмурился и обшарил взглядом видимое пространство улицы - вроде один. Он тащился как черепаха, обманчиво медленно. А если бы появился в его поле зрения живой кусок мяса - рванул бы по-спринтерски. Бегать от них - сплошная морока. Бэкхён в мельчайших подробностях помнил, как убил своего первого зараженного - мать, такая вот ирония судьбы. Ревел и блевал потом сутки наверно. Убивать быстро привык. Ко всему привыкаешь. Некогда горевать, если за тобой то и дело гоняются остервенелые живые мертвецы, норовя откусить кусок посочнее. Он мог оказаться одним из таких, но природа его пощадила. Или, наоборот, наказала? Черт ее знает. Но Бэкхён считал себя победителем, он выиграл главный приз - жизнь, или, по крайней мере, ее подобие, - и не спешил на тот свет, уж туда-то он всегда успеет. Бэкхён понаблюдал за зараженным, а потом сделал вид, будто вскидывает на плечо винтовку. Настоящей у него не было, только пистолет за поясом, но стрелять он все равно не будет - патроны на вес золота, - и лишний шум тоже ни к чему - поблизости могут бродить мародеры. Бэкхён был плох в ближнем бою, зато стрелял метко. Чанёль - наоборот. Вместе они составляли идеальную команду. Настоящая винтовка сейчас не помешала бы, но такое добро на дороге не валялось, а если и валялось, то без единого патрона. Бэкхён прищурил один глаз и прицелился. "Бум", - выдохнул он, нажимая на невидимый курок. Тварь продолжала свое неспешное движение по неровной траектории. Бэкхён с презрением отвернулся, переводя взгляд вдаль, и поболтал гудящими от усталости ногами в воздухе. Потом потрогал колено - ушиб утром, а к полудню оно припухло. Но к вечеру вроде ничего, отошло, даже ныть перестало. Хорошо. Больше всего Бэкхён боялся что-нибудь себе повредить, стать обузой. Несмотря на то, что их с Чанёлем путь сейчас не имел конечной цели, они должны были двигаться дальше - в городе опасно подолгу оставаться на одном месте. Город вообще был средоточием опасностей, но здесь, по крайней мере, можно было разжиться едой, одеждой и прочими нужными для выживания вещами, а если повезет - оружием и патронами. Пока что они не знали, что делать дальше, они просто пытались выжить несмотря ни на что. Бэкхён подышал на озябшие пальцы и шмыгнул носом. Холодало. Из глубины улиц мягко подкрадывался вечер. Глухо скрипнула дверь, ведущая на крышу, за спиной прошуршали шаги. На самом деле, это мог быть кто угодно, и Бэкхён понимал, что слишком беспечно было сидеть здесь вот так, открытым всем ветрам - уже через секунду ему могут вышибить мозги. Живые намного опаснее мертвых. Бэкхён всегда это понимал, даже в детстве, когда думал, что по ночам на чердаке хозяйничают привидения. Но в нынешнем мире эта аксиома была насущна как никогда. - Ты чем тут занят? - раздался мягкий и глубокий голос Чанёля. И напряжение, на миг скрутившееся в груди в комок, отпустило. - Ничем, - не оборачиваясь, пожал плечом Бэкхён. - Не сиди на краю, - негромко попросил Чанёль, шаги зашелестели ближе. Бэкхён обернулся - в больших черных глазах напротив за тяжелой ширмой усталости притаилось волнение. - Свалишься еще... - И сильные пальцы настойчиво потянули его назад за капюшон. Бэкхёну было странно осознавать, что кому-то в этом на глазах подыхающем мире не наплевать на него, что его не хотят обчистить, поиметь, убить или сожрать. Простая человеческая забота обескураживала. Он успел отвыкнуть от нее, пока был один. И думал, что разучился привязываться, вернее, надеялся, что разучился. Но где-то внутри теплилось старое хорошо знакомое чувство, а вместе с ним поселился новый страх - потерять. С момента встречи с Чанёлем Бэкхён впервые стал чувствовать себя в относительной безопасности, словно за спиной выросла надежная стена, о которую всегда можно опереться. Он больше не был один. Бэкхён поджал губы. Он устал и размяк, и это злило его. Разнюнился, как сопливая школьница, из-за ерунды, не хватало еще разреветься. Но реветь ему не хотелось, а вот нажраться - хотелось, желательно до непозволительного беспамятства, чтобы хоть на время забыть обо всем. На языке завертелась колкость, которая прикрыла бы ощущение накатившей беспомощности, но он проглотил ее, просто промолчал. И это его тоже злило. - Да подожди ты, - дернулся Бэкхён и взмахнул рукой, словно отгоняя муху. Чужие пальцы отпустили его многострадальный капюшон. Бэкхён сложил руки на груди, нахохливаясь под усиливающимися порывами ветра, сердито шмыгнул носом и уставился на медленно падающий за горизонт красновато-золотистый шар. Черт бы все побрал. В голове пульсацией забилась единственная мысль - заебался. Все заебало. Эта мысль лейтмотивом тянулась через каждый новый вечер, как на нитку нанизывая на себя однообразные дни. Он понимал - это пройдет, затрется как старый шрам под влиянием времени, - но еще не мог привыкнуть. Любой из закатов, таких, как этот, может стать последним. Звучит сопливо, но такова правда. Нельзя об этом забывать, нельзя расслабляться. Бэкхён никогда не ценил такие вещи, не умел. Встречи рассветов и проводы закатов казались ерундой для романтиков с розовой сахарной ватой в голове, ведь солнце всходит и заходит каждый день, так обыденно, привычно. Теперь он понимал - любая новая заря не похожа ни на одну из предыдущих, но думать об этом ему не нравилось - мысли о прекрасном и вечном навевали жуткую тоску, а дерьма, норовящего испортить подобие жизни, и без того хватало. С тихим выдохом рядом примостился Чанёль, плечом к плечу, теплый, надежный, свой. Бэкхён покосился на его профиль. Взгляд больших прищуренных глаз устремился вдаль, но словно был обращен внутрь, рассеянный и невидящий. Бэкхён не знал, о чем сейчас думает Чанёль, мог только догадываться и понимал, что спрашивать не стоит. Жаль, что они не встретились в прежнем мире. Трагедии меняют и надламывают людей, а Бэкхён хотел бы увидеть, как Чанёль улыбается по-настоящему беззаботно, без тени затаенной тоски. Они молча наблюдали как густеет рыжина на западе вокруг тлеющей над горизонтом краюшки солнца. А с севера ползла тяжелая мрачная серость. Потом Чанёль устало отер лицо ладонями и легонько ткнул Бэкхёна локтем в бок, поднимаясь. - Пошли, пока задницы не отморозили. Вставать было лень, даже шевелиться не хотелось, но Чанёль по-хозяйски взял его за руку, крепко и уверенно, и потянул за собой. Бэкхён заковылял следом, как слепой за верным псом-поводырём. *** Пока Бэкхён сачковал на крыше под предлогом ее проверки "на всякий пожарный", Чанёль устроил им ночлег в одной из квартир на последнем этаже. Дверь с выломанным замком они забаррикадировали тяжелым шкафом, стоявшим в прихожей. Место хорошее - трупов нигде не наблюдалось, ни ходячих, ни "мертвых", обычная пустующая квартира. Только в кухне воняло от холодильника - в морозилке лежало протухшее мясо, - но зато в шкафчиках обнаружились небольшие залежи сытных консервов, мясных и овощных, и сладости. Вечерний сумрак, тем временем, уже накрыл город. Убедиться в этом можно было только из окон кухни или спальни - окна в гостиной они тщательно закрыли шторами и даже заклеили стекла несколькими слоями газет, иначе свет в квартире на последнем этаже как маяк притягивал бы ненужное внимание. Напевая под нос мотивчик старой полузабытой песни, которая случайно всплыла в памяти, Бэкхён бесцельно тасовал колоду карт в руках. Однажды он нашел ее на полу в небольшом разгромленном магазинчике среди всякого мусора и с тех пор носил ее с собой. Иногда карты помогали коротать бессонные ночи или дождливые дни, когда не хотелось никуда выбираться из очередного временного убежища. Чанёль напротив точил кухонный тесак - лезвие бледно поблескивало в неярком свете свечи, которая стояла в подсвечнике на краю овального стола. Монотонный звук скользящего по металлу точильного камня раз за разом разрезал воздух, и Бэкхён надеялся, что никто его не услышит, пусть Чанёль и старался работать как можно тише. С закатанными по локоть рукавами, тесаком в руках и пистолетом, лежащим рядом, он выглядел круто и внушительно. У него были сильные руки и крепкие мышцы, Бэкхён даже завидовал немного. Внешне и физически они различались почти до полной противоположности, но при этом идеально дополняли друг друга. Высокий рост, сила и выносливость Чанёля, помноженные на ловкость, меткость и юркость Бэкхёна не раз сослужили им хорошую службу. А потом Чанёль замер, будто вспомнил о чем-то, его лицо сменило серьезное и сосредоточенное выражение на простодушное. Бэкхён вопросительно приподнял брови. - Давно хотел сказать... - Чанёль поскреб висок и отвел с глаз отросшую челку. - У тебя руки красивые, - произнес он, глядя с безмятежной собачьей искренностью. Его прямота иногда просто убивала. Бэкхён закусил нижнюю губу и опустил взгляд на свои руки - ссадины, под ногтями грязь, пальцы в почерневших истрепанных лентах пластыря. Он инстинктивно потянул рукава толстовки, а потом и вовсе сложил руки на груди, не зная, куда их еще девать, и с деланной расслабленностью откинулся на спинку стула. Обычно Бэкхёна не так-то просто было сбить с толку и заставить смутиться, но Чанёлю это удавалось как никому другому. - Да погоди, я серьезно, - потянул к нему руку Чанёль, виновато выставляя ладонь вперед. - Не на что там смотреть, - уронил Бэкхён. Он застеснялся своих рук и сам не знал - почему. Ведь правда, какая разница, как они выглядят, особенно в чужих глазах, особенно в глазах Чанёля? - Не прячь их, не надо. - Чанёль привстал, навис над столом и бесцеремонно потянул его за рукава. - Что ты прицепился как клещ к заднице? - Бэкхён повысил голос. Он поотпирался, но все же сдался - Чанёль умел быть настойчивым. В его руках руки Бэкхёна казались даже какими-то маленькими. Возможно, в любой другой момент это царапнуло бы гордость Бэкхёна, но сейчас он со скрываемым безотчетным любопытством, смешанным со смущением, наблюдал, как чужие загрубевшие подушечки пальцев скользят по корочкам ссадин на его коже. Со стороны все это наверняка смотрелось очень странно, да и ощущалось так же. - Я таких даже у девушек не видел. - Чанёль помолчал с пару секунд, потом поднял взгляд на Бэкхёна. - Эээ... я не в том смысле, что ты похож на девчонку, или что-то такое, нет. Просто руки у тебя правда красивые, я сразу заметил. В таких бы не пушку держать, а, не знаю, микрофон, к примеру... - Ясно. Руки, значит... А сам я, значит, некрасивый, - не подумав, высказал Бэкхён и спрятал руки между колен. Секундой позже сообразил, какую глупость сморозил. Дурацкий подростковый комплекс до сих пор преследовал его. Хотя давно пора было забыть о школьных днях, когда девчонка, которой он открыл свое сердце, отшила его, обозвав уродом. Надо же было ляпнуть такую фигню. Бэкхён чувствовал себя круглым дураком. Ему хотелось провалиться под пол прямо вместе со стулом, и, подавляя желание с позором сбежать из гостиной, он напряженно сцепил руки в замок. Лицу стало жарко, даже по телу горячая волна прокатилась. Спасибо свечке - толку от нее не так много, и помидорный цвет его полыхнувших щек и ушей в слабом освещении не будет слишком заметен. Прежде чем поднять глаза и посмотреть прямо, Бэкхён рассеянно поизучал взглядом столешницу, обычную, из какого-то светлого дерева, с темными прожилками, и только потом исподлобья взглянул на Чанёля. Пришлось пересилить себя, хотя это не так-то просто далось, неловкость так и норовила заставить его взгляд блуждать вокруг да около и скользить мимо фигуры Чанёля. Бэкхён чувствовал себя очень глупо. Что за ерунда, в самом деле. Чанёль смотрел на него, хитро прищурившись и ребячливо поджав обветренные губы. В его глазах искрилось отражение подрагивающего пламени свечи, а губы расплывались в улыбке, игривой и заразительной. Уголок рта Бэкхёна нервно дернулся. А потом Чанёль сказал, бесхитростно и просто: - Да нет... Красивый. И Бэкхён словно умер на секунду. *** Когда легли спать, в окно уже царапался моросящий дождь. Cнаружи что-то приглушенно шваркало под каждым новым порывом ветра. Наверное, оконная рама на одном из этажей. Несмотря на усталость, опутавшую тело тяжелыми цепями, сон не шел. Бэкхён плохо спал в дождливые ветреные ночи, они вызывали в нем необоснованное беспокойство. Интересно, далеко еще до рассвета? И удастся ли ему сегодня заснуть? Он натянул одеяло повыше, к самому подбородку - мёрз, по телу даже дрожь пробегала, хоть и в одежде лежал, - и обнял себя за бока. Темнота перед глазами разливалась густым черничным сиропом. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, и даже ближе, тихо дышал Чанёль. Спали на одной кровати, все равно большая. Да и чего было стесняться? Все рамки, правила и нормы остались в прошлом. Бэкхён долго прислушивался к звукам ночи, закрыв глаза. В голове беспорядочно сновали мысли - ни о чем и обо всем. Он повернулся на бок, потом снова лег на спину. Можно было подняться и выйти в гостиную, почитать какую-нибудь книгу - на полках стояли целые ряды, - но не хотелось. Хотелось отдохнуть и поспать, только как назло не получалось. А еще Бэкхён до сих пор побаивался этой вязкой ночной темноты. Он не любил себе в этом признаваться, но и не считал себя трусом - страх проявлялся на инстинктивном уровне, и в новом мире стал сильнее из-за подстерегающей отовсюду опасности. Еще больше он не любил оставаться в темноте один. Сейчас она скрадывала даже очертания Чанёля, и казалось, что она как безграничная черная дыра поглощает все вокруг. Поэтому, когда Чанёль завозился рядом, четко обозначая свое присутствие, Бэкхён даже обрадовался. А потом позвал его по имени, на всякий случай еле слышно - вдруг спит, сон у него чуткий. - Я не сплю, - хрипловато раздалось в ответ. Послышалось тихое шуршание постельного белья, и Чанёль раздраженно добавил: - Эта брякающая хрень мне уже надоела. - Его голос теперь звучал глухо, наверное, он подушкой голову накрыл. Бэкхён понимающе хмыкнул, вглядываясь в темноту перед собой, и с облегчением уронил голову обратно на подушку. От звука голоса Чанёля стало спокойнее, ночь уже не казалась такой глухой, давящей и навевающей чувство полного одиночества. - Снова не спится? - вполголоса спросил Чанёль. - Не-а, - так же негромко ответил Бэкхён. - Я уже весь извертелся, аж бесит. Ночью не тянуло говорить в полный голос, даже несмотря на то, что в квартире они были одни, и входная дверь была надежно заперта. Чувство опасности никогда не покидало без остатка и таилось на краю сознания, призывая не терять бдительность. - Слушай... Раз уж я вспомнил, - заговорил Чанёль. Матрас заходил ходуном. Следом тихо скрипнул пол. Бэкхён приподнялся на локте. Он настороженно вгляделся в темноту, а потом раздался щелчок, и та покорно отступила в углы комнаты, потревоженная светом фонарика. Чанёль присел на корточки и склонился над рюкзаком, который стоял на полу возле кровати, чтобы в случае чего можно было сразу схватить его и бежать. Фонарик он держал зубами, а свободными руками шарил по кармашкам, ища что-то. Бэкхён выжидающе наблюдал, бездумно теребя пальцами уголок одеяла. - О, нашел. - Чанёль выпрямился во весь рост, вынув фонарик изо рта. - Забыл отдать это тебе днем. Бэкхён заинтересованно приподнял брови. - А подождать до утра - не судьба? - Вдруг опять забуду. Все равно не спим сейчас, так какая разница. Чанель сел на кровать, подогнув под себя одну ногу и протянул руку. На раскрытой ладони, подсвеченной светом фонарика, лежал небольшой складной ножик на цепочке из нержавейки. Бэкхён взял его, повертел в руках, высвободил лезвие и попробовал его пальцем - острое. Рукоятка из какого-то темного дерева хорошо ложилась в ладонь, не скользила. Даже жалко марать такую вещицу о мозги мертвяков. - Это мне? А чего себе не оставишь? Чанёль потер шею ладонью. - Думал, тебе понравится. Он подходит тебе. И это... вроде как подарок, - пробормотал он. Выражение его лица и взгляд Бэкхён разглядеть не мог и почему-то жалел об этом. Получить посреди ночи подарок он ожидал меньше всего, но эта неожиданность всколыхнулась внутри приятным теплом. И почему именно подарок? Чанёль ведь мог бы и просто так отдать ему ножик. Но озвучивать эти мысли Бэкхён не стал. - Серьезно? - Он сам не заметил, как заговорил громче, несмотря на то, что еще несколько мгновений назад чуть ли не на шепот перешел. Он всегда неосознанно повышал голос, когда нервничал. - Ну спасибо тогда. Он классный. Бэкхён прочистил горло и подавил улыбку, закусив нижнюю губу, а потом надел цепочку на шею. Чанёль одобрительно кивнул. - Может, теперь, все-таки попробуем поспать? - Не мешало бы. - Бэкхён старался говорить как можно спокойнее. Забираясь обратно под одеяло на нагретое местечко, он не мог перестать глупо улыбаться. Теперь он даже был немного рад спасительной темноте, она надежно скрывала выражение его лица, которое наверняка выглядело дурацким. Чанёль рядом тихо зевнул. Бэкхён сжал в ладони гладкую рукоятку и закрыл глаза.