Наброски миров.

Пустые. Бокал с дымящимся вином летит на пол, а жидкость — кроваво-красная — растекается по полу, забирается в щели. В свете факелов она мерцает и выглядит совсем как кровь. Они пустые. Его глаза, обычно яркие, светящиеся светом, были пусты и серы, словно на небо опустились тучи, скрыв солнце. — Ты любишь меня? Почему так противно? Почему так горько? — Да, моя госпожа, — он встает на колено, кланяется, как какой-нибудь рыцарь из старой сказки. На его лице участие, готовность выполнить любой приказ, но… Его глаза. Они пусты. — Ты сделаешь все ради меня? — она знает ответ. Он никогда не скажет нет. Достать звезду с неба? Нырнуть в Мариинскую впадину? Спрыгнуть с высоты? Любой каприз. Даже тот, который будет стоить ему жизни. — Подойди, — она протягивает руку, касается его лица длинными пальцами с кроваво-красным маникюром. Очерчивает ноготками губы, проводит по щекам, подбородку. Она прямо сейчас может его убить. Сдавить шею со всей силы — о, она была сильна! — и резко повалить на пол, и бить, бить, бить затылком об пол… А он даже не будет сопротивляться. В его глазах не полыхнет ярость, страх или ненависть. Скорее всего, сам удобней расположится, выполняя волю хозяйки. Его глаза никогда не посмотрят на нее так, как смотрят на ту, другую. Никогда он ей не улыбнется, как той. — Выцарапать бы тебе глаза, — вздыхает, опуская руки. — Для вас — все, что угодно, госпожа. Даже сейчас, сломанный, полностью послушный ее воле, он словно насмехался и дразнил, издеваясь над ее бессилием. Когда ее начали волновать эти глупости? Глаза пусты? Ха. Никогда это не волновало, так почему сейчас? Глаза у него — отражение небес. Голос — таким бы шептать признания в любви, смотря в звездное небо. Запястья тонкие, а пальцы длинные, изящные, ловкие, но совсем не женские. Сильные, шероховатые, в царапинах и пятнах. Когда он улыбается, ее затапливает такая нежность, счастье. Когда смеется, кажется, что тело колет, особенно в груди. Когда их взгляды встречаются, в сердце словно расцветает цветок. Почему тогда она так несчастна? А он смотрит, не понимая печалей хозяйки. Смотрит пустыми серыми глазами. — Я так больше не могу! — она кричит, вкладывает всю боль и ярость в этот крик. Роняет столик у трона, яростно пинает подушку, лежащую у ног. Взмахивает руками, обрывая нити паутины, которыми он опутан. — Не могу! — в голосе страх и отчаянье, она бежит, не разбирая дороги. Сердце на засов. Спрятать, огородить от всего, не позволить никому подобраться. — Каково ваше желание? Она замирает. Неужели не оборвала до конца? Оставили паутинку-ниточку, связывающую его? Его глаза сияют небом. — Любое ваше желание, госпожа. Только сегодня. И она верит — исполнит. Исполнит любое ее желание. В горле ком и она не может ничего сказать. Будь моим? Люби меня? Почему так часто говорят, что любишь — отпусти? Надо вцепиться крепче, опутать цепями, приковать к себе… Но разве его глаза будут сиять? — Будь счастлив.