***
В таверне было шумно и многолюдно – дождь загнал всех под крышу. Джослин вновь терзала уши посетителей своим пением, завывая что-то заунывно-лирическое. Старенькая расстроенная лютня, приобретённая взамен бесславно погибшего от руки собственной хозяйки инструмента, гудела и дребезжала так жалобно, что Элемар задумался о том, чтобы подарить ей другую. На Новую Жизнь, например – как раз три дня осталось, в Вэйресте его отмечают двадцать пятого Вечерней Звезды. В конце концов, в гибели прежней лютни была немалая доля его вины. Десять «башен» не такие уж большие деньги… Останавливало его только опасение, что свежеподаренный инструмент расколотят-таки о его голову. Потратить немного серебра на лютню, чтобы замириться с Джослин, было не жалко… а то выяснится вдруг, что эта стервоза ещё и стихи сочиняет. Ославит же на весь Морровинд! Жалко было бы получить по башке за свои же деньги… «А ты посоветуй ей, когда подарок вручать будешь, побольше яиц есть, – ехидно посоветовал Второй. – Говорят, от них голос улучшается». «Не смешно», – буркнул Элемар, мгновенно представив себе реакцию и без того недружелюбной ныне бретонки. За такое можно не только по голове получить… «А если серьёзно – поговори с Агнингом. Глядишь, посоветует что-нибудь дельное». Означенный Агнинг возник рядом, словно почувствовав, что говорят о нем. – Здорово, остроухий! Будешь пить, есть или разговоры разговаривать? «И то, и другое, и можно без хлеба», – хохотнул Второй. Элемар ухмыльнулся и повторил фразу вслух. Трактирщик расхохотался. – Тебе как обычно или чего-то этакого? «Этаким» оказалось пюре из печёного батата со скаттлом и никсятиной в яйце – Агнинг периодически пытался переиначить рецепты своей родины на местный лад. Результат не всегда был удачным, но сегодняшний эксперимент трактирщика явно увенчался успехом, о чем Элемар ему честно сообщил, сопроводив похвалу просьбой повторить и несколькими «шлемами». Одолев вторую порцию и сыто отдуваясь, он развернулся вполоборота к залу и теперь лениво потягивал шейн, разглядывая посетителей и прислушиваясь к разговорам. Не в открытую, конечно, но чтобы хоть немного знать, о чем народ судачит. – …Один солдат сказал мне, что из-за всех этих беспорядков в столице могут отозвать расквартированные здесь легионы для защиты императора… – …Говорят, что его наследник, Гелдалл Септим и младшие сыновья, Энманн и Эбел – просто двойники, помещённые на место настоящих принцев при Ягаре Тарне… Элемар недоуменно моргнул, не сразу поняв, о ком речь – до того непривычно звучало имя вероломного первого советника императора, переиначенное на местный лад. А когда вновь прислушался, про столичные новости уже не говорили. – …Организация побега раба – кража и преступление, потому что по законам Морровинда раб считается собственностью. – И что? Думаешь, её это остановит? Или то, что её отец – герцог, добавит ей благоразумия? Не-ет… – …Моровые бури в этом году были настолько сильными, что посевы и стада поселений в её окрестностях значительно пострадали. Теперь цены на все сильно вырастут… – …Многие местные жалуются на усталость и дурные сны. Храм Трибунала все больше напирает на грехи и пороки, но они просто религиозные фанатики… –…Ну, продажа и покупка двемерских артефактов, конечно, незаконны, – негромко вещал имперец в потёртой меховой броне, обращаясь к собеседнику-норду, – но пока ещё за это никого не сцапали. Так что есть у меня на примете одно местечко… Тот молча кивал, цедя мацт прямо из кувшина. «Заманчиво, – пробормотал Второй. – Наведаться в Аркнтанд, что ли? Да и монетки так и лежат без дела у Кая…» «И кому мы их будем сбывать? – угрюмо поинтересовался Элемар. – И вообще – не ты ли советовал не связываться с контрабандой?» «Было такое, – согласился Второй. – Но тут, как говорится, грех не воспользоваться возможностью. Деньги у нас, сам знаешь, не очень-то задерживаются». «Про-оповеди Ви-ивека… – глумливо пропел в ответ Элемар, но тут же посерьёзнел: – Хотя не воспользоваться возможностью действительно глупо. Осталось придумать, как при этом не попасться, если сведения про "никого не сцапали" окажутся неверными». «Ну, если твой замечательный клинок до сих пор никого не заинтересовал, то, думаю, этим слухам всё же можно верить. Помнишь мужика в двемеритовых доспехах в Зале Совета в Эбенгарде? У редоранцев в таких же едва ли не треть щеголяет. И что-то передавать броню и оружие в пользу имперцев никто не спешит». «Так от них и не требуют, надо полагать». «И не потребуют. Особенно теперь, когда половину легионов вывели. Но нам это и не надо – любители старины наверняка заинтересуются простыми вещицами, вроде тех же кубков и тарелок – у богатых, как говорится, свои причуды. А чтобы не подставляться – продавать их в той же Садрит Море. У Телванни можно сбыть практически все. И им наплевать на имперские запреты, так что бежать и доносить на нас там точно никто не будет. Как вариант, можно кое-что продать у Хлаалу – эти торгуют всем, что продаётся и покупается. Проблема в том, что информация к этой категории тоже вполне относится. А нам светиться пока крайне нежелательно – кроме Легиона есть ещё и Клинки». Элемар не стал напоминать, что он вроде как тоже Клинок. Второй и сам об этом отлично помнил. Вместо этого он повернулся к Агнингу и щёлкнул пальцем по пустому кубку, указав на кувшин с шейном. – Вот скажи мне, – поинтересовался он у трактирщика. – Если я подарю Джослин новую лютню, она её примет? Или врежет этой самой лютней мне по роже? Тот ухмыльнулся в бороду, подвигая к нему вновь наполненный кубок: – Тебе – точно врежет. Очень уж она на тебя обижена. А что так? Неужто совесть замучила? Или подкатить к девчонке решил? Забудь – она хоть и бард, но, с какой стороны у меча рукоять, хорошо знает. – Да просто сил нет слушать это бренчанье, – поморщился Элемар. – Играет она хорошо, но с плохим инструментом её отсюда погонят скоро. Раньше она хоть только пела ужасно… Усмешка Агнинга стала шире. – Подарок, значит… Давай так – ты притащишь лютню сюда, а я передам её Джослин. Меня она точно лупить не будет. – Договорились, – ухмыльнулся в ответ Элемар. – А теперь расскажи мне, что тут происходило интересного, пока я торчал у Телванни? – И что ты там забыл? – заинтересовался Агнинг. – У меня там любовница, – ухмыльнулся Элемар. Не то чтобы это было правдой, но Улени Хелеран при прощании непрозрачно намекала, что совсем не против новой встречи. Тогда это привело его в ужас, а сейчас… чем не повод? Особенно, если и впрямь придётся мотаться в Садрит Мору с двемерскими находками… – А чего поближе не нашёл? – И поближе тоже нашёл, – Элемар заухмылялся шире. Надо бы и в самом деле принести Флакассии букет канетов… Агнинг завистливо поцокал языком и отошёл, отвлёкшись на очередного посетителя. Элемар лениво ждал, пока тот освободится – торопиться ему было некуда. Чек, наконец, был передан Труптору в присутствии все того же Синнолиана Тунифуса и алхимика Фрика, зашедшего за списком зелий для лазарета при часовне. На передаче драгоценной бумажки при свидетелях настаивал Второй и неожиданному визиту алхимика очень обрадовался, заставив Элемара словно бы невзначай проговориться о том, что, дескать, управитель Восточно-Имперской Компании сделал щедрое пожертвование Имперскому культу… А потом, на выходе из вотчины Синнолиана, за дверью обнаружился Ллотис. И лучащийся довольством Второй мгновенно помрачнел. «У меня плохое предчувствие», – выдохнул он. И посоветовал провести вечер – лучше вместе с ночью – в «Шести Рыбах». Или в Вивеке, в «Чёрном Шалке». Но Элемару перспектива тащиться к кварталу Чужеземцев под проливным дождём пришлась не по душе, поэтому было решено отправиться к Агнингу. И надеяться, что Джослин будет не до того, чтобы устраивать новую склоку. – Значит, интересуешься, что тут было без тебя? – переспросил вернувшийся трактирщик. – Ага, – небрежно отозвался Элемар, делая очередной небольшой глоток. Покачал кубок в руке и поставил на стойку рядом с собой – снова напиваться до зелёных скампов в его планы не входило. Если мацт бил по мозгам не хуже кузнечного молота по наковальне, а грииф и суджамма обжигали нутро с первого глотка, то комуниковое вино было куда коварнее – пилось легко, как ягодный отвар, но в голову ударяло не хуже того же мацта. Разве что не так резко. Покосившись на Агнинга, Элемар поднял руку якобы потереть подбородок. Между указательным и средним пальцем мелькнула белая полоса гурта серебряной «башни». Тот понятливо усмехнулся и выставил на стойку тарелочку с вяленой скрибятиной, а монета исчезла в кармане засаленного передника, не успев коснуться деревянной столешницы. – В порту уже второй день торчит «След Змеи». По словам капитана, корабль приписан аж к Анвилу, но в это трудно поверить, – понизив голос, заговорил Агнинг. Элемар вопросительно хмыкнул. – Не понимаешь? – снисходительно усмехнулся в бороду Агнинг. – Ты в порту нынче был? Не был, надо понимать, а то бы сразу это корыто заметил. Ну да я объясню, чего уж… Во-первых, это флейт – выкидыш бретонских корабелов. У бретонцев, сам знаешь, ещё десять лет назад этих королевств было… а ещё мелкие баронства, не говоря о вольных торговых городах. И чуть не в каждой занюханной дыре своя верфь – друг перед другом, значит, кто во что горазд выпендривались. То ли дело наши мастера – только предками проверенные драккары да кнорры, без закидонов всяких, от Виндхельма до Солитьюда… Вот и этот – дурацкий бочонок с парусами: на верхней палубе не развернёшься, зато в трюмах хоть коней води. Элемар кивнул – в Вэйресте он не раз видел такие корабли. Не запомнить их было нельзя – выпуклые, словно бы вздувшиеся стенки трюма под узкой палубой вызывали стойкую ассоциацию с беременной змеёй... – А теперь скажи мне, какого Обливиона этот бретонский бочонок занесло из Анвила аж в Морровинд, к Алдуину на рога? И вдвойне непонятно, какого драугра они припёрлись на Вварденфелл. Остров закрыт на карантин из-за Мора, проход разрешён только военным судам. То ли ребятки из Береговой Охраны спят, то ли… Элемар покосился на шумную компанию в углу, где обычно сидела со своей лютней Джослин. Рожи у «морских волков» были такие, что меченый Ллотис вписался бы в их компанию, как родной, даром, что был бы в ней единственным данмером. – Так вот, к чему я это, – Агнинг придвинулся ближе, слегка навалившись на стойку и ещё больше понизил голос. – Мне тут рассказывали, что этого вашего жирдяя из часовни видели в компании Хейнриха. И он явно не хотел, чтобы у этой встречи были свидетели. «А ну-ка, спроси его, кто такой этот Хейнрих», – подобрался Второй. Элемар тут же переадресовал вопрос трактирщику. – Капитана «Следа Змеи» Хейнрихом Дубовая Кожа кличут, – уточнил тот. – Во-он он, как раз за стол к нашей певунье подсел… Рядом с Джослин, прервавшейся на короткий отдых, обнаружился крепкий коренастый норд с нечёсаной гривой пшеничных волос. Элемар отметил, что капитан выглядел куда приличнее своей команды. По крайней мере, сходу заподозрить его в принадлежности к разбойному люду было никак нельзя. А вот трактирщик нахмурился. – Однако, похоже, надо выручать девчонку. Язык у неё ого-го подвешен, но от пьяного нордлинга ей не отболтаться. А этот Хейнрих явно положил на неё глаз, – проворчал он, поспешно выбираясь в зал. Маршрут к столу Джослин Агнинг выбрал на удивление сложный и извилистый. Но Элемар почти сразу сообразил, в чем причина: в трактире сегодня было довольно много легионеров из форта Хищной Бабочки, неторопливо цедящих мацт из больших оловянных кружек под нехитрую закуску из той же скрибятины. И, проходя мимо занятых ими столов, Агнинг тыкал кулаком в спину одного из сидящих и парой жестов, которые Элемар не сумел разглядеть, заставлял подобраться и уставиться на компанию веселящихся моряков. «Умно, – одобрительно хмыкнул Второй. – Капитана наш добрый трактирщик вполне способен утихомирить сам, но если к спору подключатся другие морячки, доблестные вояки их просто вынесут». Расчёт Агнинга оказался верен, и драки не получилось – повскакивавшие было с мест матросы, разгневанные «наездом» на их капитана, неожиданно для себя обнаружили вокруг множество недружелюбных лиц, большая часть которых взирала на них из-под легко узнаваемых шлемов Имперского Легиона. Мечей и щитов у легионеров не было – идущим в увольнительную полагалось сдавать оружие в арсенал – но их было заметно больше. Поэтому конфликт увял, не успев толком начаться – возглавляемые капитаном «Следа» матросы мрачно удалились, прихватив с собой недопитые кувшины с выпивкой. Джослин же спряталась за спиной у Агнинга и благоразумно помалкивала, пока за дверь не вышел последний моряк. Впрочем, позволять ей все-таки нарваться Агнинг не собирался – сгрёб за шиворот, как котёнка, и уволок наверх, несмотря на яростное сопротивление: Джослин шипела и брыкалась, словно напуганная кошка, невнятно грозя кому-то то ли отрезать, то ли оторвать яйца. Элемар едва успел спрятать улыбку в своевременно подхваченный со стойки кубок и сделать вид, что всецело увлечён дегустацией – рисковать яйцами и проверять на себе серьёзность намерений девицы, жаждущей мести хоть кому-нибудь, не хотелось. На Агнинга же можно было положиться: для Джослин он был вроде заботливого дядюшки, в самом невинном смысле этого слова, так что девичьей чести ничего не угрожало – запрёт до утра в комнате, давая перебеситься и выплакать пережитый испуг, и только. И верно, всего несколько минут спустя Агнинг спустился вниз. Элемар успел сходить за забытой лютней, которую как раз перед его возвращением успел положить на стойку. К инструменту у него был свой интерес – самого его боги чувствительным слухом не наградили, но от чего-то отталкиваться при будущей покупке будет нужно. Не хватать же первый попавшийся на глаза инструмент… Так почему бы не пойти от противного и не выяснить, что покупать заведомо не стоит? Колокол в порту прозвонил час пополуночи, когда последние загулявшиеся посетители, наконец, потянулись на выход. Элемар, в отличие от остальных, никуда не торопился – с Агнингом он с самого начала договорился, что снимет на ночь комнату. В голове едва слышно шумело – количество выпитого за вечер шейна, несмотря на предпринятые ухищрения, начало переходить в качество. Подумав, Элемар, тоже слегка пошатываясь, направился к выходу – от долгого сидения на жёстком стуле у стойки ноги затекли, а спина и задница начали выражать сдержанное недовольство. И не только они. Да, в комнате наверняка имеется ночная ваза, а дверь возле стойки скрывает за собой короткий коридорчик, ведущий, к отхожему месту… но нет уж. Элемар, знакомый с устройством здешней уборной, предпочёл не рисковать: в иные дни смельчака, решившегося воспользоваться сим «чудом инженерной мысли», поджидал сюрприз в виде только что излитых им «вод», летящих ему же в лицо. Строители, по замыслу которых нечистоты должны были сливаться по наклонной трубе за внешнюю стену, то ли ошиблись в расчётах, то ли решили сэкономить, и теперь в ветреные дни посещение нужника превращалось в лотерею. Да и просто хотелось немного проветриться перед сном. «О, да, – с добродушной иронией хмыкнул куда-то в затылок Второй, – подышать условно-свежим воздухом зассаных окрестностей таверны, справляя естественные надобности – чем не повод размять ноги?» «Завидуешь?» – так же добродушно фыркнул Элемар. «А то как же! – заржал Второй. – Сколько в твоей башке торчу, все мечтаю поссать, любуясь на звёзды». «Какие звезды? Там дождь с вечера льёт!» «Думаешь, он все ещё не закончился?» Как выяснилось меньше минуты спустя – дождь все-таки прекратился и, по-видимому, довольно давно, потому что камни мостовой успели просохнуть. Не полностью, но довольно заметно даже в отсветах масляных ламп, освещающих проход между башнями Хищной Бабочки. Затемнённый – свеча в фонаре возле входа в трактир успела догореть – и да, изрядно зассаный, угол принял его в свои объятия и позволил «облегчить душу признанием» на остатки давно погибших клумб – чью-то тщетную попытку слегка облагородить пейзаж. Неторопливо затягивая завязки на штанах, Элемар запрокинул голову к небу. Никаких звёзд, конечно, было не видать за сплошной пеленой туч, да и воздух в гостеприимном углу было сложно назвать даже «условно-свежим», но удовольствие от испытываемого облегчения это ничуть не умаляло. Со стороны ворот во двор гарнизона Хищной Бабочки послышались тихие торопливые шаги, сопровождаемые тяжёлым одышливым дыханием – идущий явно привык передвигаться значительно медленнее. Повинуясь какому-то наитию, Элемар метнулся к стене и затаился. И тут же пожалел об этом, запоздало подумав, что следовало не затаиваться, а прямым ходом сваливать обратно в трактир – к мосту, соединяющему замковую часть с портовой, пыхтя, как двемерский агрегат, и прижимая к груди не то тючок, не то маленький дорожный сундук, целенаправленно семенил Иулус Труптор. Впрочем, свалить было ещё не поздно. Элемар успел сделать шаг к заветной двери, когда из тени южной башни Хищной Бабочки наперерез толстяку метнулась тень. Второй охнул, отчаянно взвыл «Валим!» и… Свалить они не успели. Как оказалось, в уютной темноте возле входа в «Шесть Рыб» кроме них был кто-то ещё. Внезапный удар по затылку стал крайне неприятной неожиданностью для обоих. В себя Элемар пришёл почти сразу, обнаружив, что его волокут на плечах через мост к главной площади Эбенгарда под аккомпанемент негромкой прочувствованной нотации на тему «на хрена ты, сволочь, так нажрался?» Но куда именно, оставалось неизвестным – зрение стремительно расплывалось, и буквально через несколько шагов все вокруг залила чёрно-багровая, как в насланных Даготом снах, тьма. В ушах звенело, голова трещала так, что казалось, вот-вот взорвётся, особенно затылок – боль была такая, словно кто-то продолжал лупить со всей дури в то же самое место. А желудок, судя по ощущениям, подпрыгивал при каждом шаге и колотился о корень языка. Где-то на краю сознания бессильно изрыгал проклятия Второй, рыча, чтобы он не смел отключаться. Некстати вспомнилось, как тот ржал над статуей Акатоша, предположив, что скульптор, верно, был данмером – больше никому не пришло бы в голову изваять покровителя Империи, по выражению духа, «кверху жопой»… Элемар задёргался, безуспешно пытаясь освободиться – этот трюк с «пьяным приятелем» он знал. Чаще всего его применяли, когда хотели скрыть, что на самом деле «приятель» безнадёжно мёртв, чтобы, не привлекая внимания окружающих, отволочь труп куда-нибудь подальше от места убийства. Или к месту убийства – то, что он сам был всё ещё жив, дела почти не меняло. Ослепший, дезориентированный, плохо соображающий – сама попытка сосредоточиться стоила невероятных усилий – он был почти беспомощен в этой ситуации. Но облегчать своему похитителю работу не собирался. К сожалению, предпринятые попытки освободиться привели только к усилению тошноты и к тому, что он едва не рухнул лицом в мостовую. Ну, ещё и шёл теперь своими ногами. Точнее, волокся, придерживаемый неизвестным – похититель, по-видимому, был один – за талию. «Ты-то хоть что-нибудь видишь?» – в отчаянии обратился он ко Второму. «То же что и ты – большое нихуя, – напряжённо отозвался тот. – К счастью, это временно – максимум пара часов и все вернётся…» «Если мы эту пару часов переживём», – мрачно подытожил Элемар. Впрочем, довольно аккуратное обращение наводило на мысль о том, что он нужен был кому-то не только живым, но и как можно более в целости: неизвестный, если не считать того самого удара по затылку, обращался с ним так, как если бы Элемар действительно был его загулявшим приятелем. Даже поддерживал, не давая испачкаться, когда его вывернуло. Вопрос в том, кому он понадобился? И зачем? На ум приходили только встреченные в Садрит Море ловцы рабов из Дрес. Или их приятели – насколько он тогда понял из небрежно оборванной фразы предводителя, у них был заказ на поимку именно альтмера, а он им помешал. Могло ли быть таких групп несколько? Без сомнения… Кажется, в какой-то момент он снова потерял сознание, но пообщаться со Вторым, как в предыдущие разы, не удалось – то ли беспамятство было слишком недолгим, то ли тот в этот момент был сосредоточен на управлении телом. Перед глазами было по-прежнему черным-черно, но спиной Элемар чувствовал, что сидит, прислонившись к дереву, а неизвестный нетерпеливо топчется рядом. – Этот? – негромко осведомился вдруг тот. В лицо дохнуло теплом и запахами нагретого металла и горящего масла, а перед незрячими глазами расплылось багровое марево. Элемар попытался отодвинуться, но тело ему не подчинилось. – Что с ним? – прошипел тот, кому, по-видимому, адресовался вопрос. Голос был знакомый, но Элемар не сумел вспомнить, где его раньше слышал. И когда. – К утру будет в норме, – успокаивающе произнёс похититель. – В норме? Ты на рыло его глянь – синяки вокруг глаз на полморды! – прошипел другой. – Тут самый тупой имперец сообразит, что дело нечисто. – Так, может, и его тоже? – предложил первый. – Типа возмездие настигло, и все такое… храмовники любят такие истории. Обставить, как ограбление и… Элемар напрягся, но тело так и осталось расслабленным. Но не успел он запаниковать, как от Второго пришло короткое «тихо!» – дух, похоже, что-то задумал. Оставалось довериться ему и надеяться, что затея не приведёт их обоих к безвременной гибели… – Нет, – отрезал другой. – Он пока нужен живым и здоровым. Что-то коротко звякнуло. Кошелёк? – Держи. Звяканье повторилось. Послышался смешок: – Обращайся, если что, – и звук удаляющихся шагов. «Любопытно, доживёт ли этот парень до рассвета?» – вновь подал голос Второй. Элемар не стал говорить, что он прочёл его мысли. Это и так было ясно. К губам вдруг прижалось холодное стекло, а в рот полилось какое-то зелье. И вряд ли целительное – уж его-то вкус Элемар узнал бы сразу. Глотать его было нельзя ни в коем случае, выплёвывать, выдавая, что он в полном сознании, – тоже. Впрочем, был ещё один способ… Впрочем, Второй это понимал не хуже него – он слабо дёрнул горлом, имитируя глоток, и отчаянно закашлял, мотая головой и старательно откашливаясь-отплёвываясь от неведомой отравы. Отравитель яростно выругался, ухватил его за волосы на затылке и резко влил остатки зелья, не заботясь о том, не захлебнётся ли жертва. От ослепляющей боли Второй взвыл и закашлялся уже по-настоящему, завалившись набок. Элемар же был готов рычать от бессильной злости – некоторая часть зелья все же попала в желудок. И то, что отрава явно не была смертельной – он помнил про «нужен живым и здоровым» – утешения не приносило. – Ладно, – помолчав, произнёс неизвестный. – Хоть что-то… Глядишь, медноголовые окажутся ещё тупее, чем выглядят. Второй кашлянул ещё пару раз и затих. Неизвестный же деловито ощупал его пояс, вытащив из ножен танто. При этом к кошельку он даже не притронулся. И напоследок оттянув ворот рубашки, сунул за пазуху Элемара не то конверт, не то сложенный лист плотной бумаги. Удовлетворённо хмыкнул, потоптался немного вокруг – его шаги еще какое-то время были слышны – и наконец, ушёл. Похоже, зелье было какой-то разновидностью снотворного – на Элемара незаметно накатывала сонливость. Осознавший это первым Второй грязно выругался, но поделать пока ничего было нельзя – следовало выждать немного, на случай, если неизвестный все ещё где-то поблизости. С другой стороны, какой-то целительный эффект зелье тоже имело – головная боль слегка утихла. Подождав немного, Второй с трудом принял сидячее положение и уступил место законному хозяину общего тела, со стоном облегчения убравшись внутрь. Элемар же первым делом непослушными руками вытащил из-за пазухи бумажный свёрток и отбросил его в сторону – что бы это ни было, ему вовсе не хотелось, чтобы это обнаружили у него. А затем встал на четвереньки и медленно двинулся туда, где слышал звук плещущейся воды. Возможно, он утонет вместо того, чтобы взбодриться, но оставаться на месте было совершенно определённо нельзя – тому, кто вливал в него эту дрянь, явно нужно было, чтобы рассвет он встретил именно здесь. И Элемар совершенно не хотел знать, что ему было уготовано. …Уже под утро мокрый, грязный, замёрзший и измученный, Элемар вернулся в таверну. А ещё через пару часов его разбудил громкий требовательный стук в дверь…Глава 17. Подстава
14 марта 2017 г. в 13:26
Вечерний Вивек был дождлив и хмур. Залив Норвейн полностью скрылся за серой пеленой и даже очертания Министерства Правды, зависшего высоко над храмом Трибунала, угадывались с трудом. Вышедший из зрительской галереи Арены Элемар вздохнул и подавил желание двинуться в ближайший трактир за чем-нибудь «горячим» – сейчас он был согласен даже на мацт – но чек на тысячу септимов золотом, выписанный на имя Иулуса Труптора ещё только дожидался передачи в руки адресата. Обрадованный возвращением шкатулки с ценными бумагами Цанктуниан Пониус сначала хотел выписать его на имя Суротано из Даска, но Элемар с некоторым трудом отговорил его. Он помнил предположение Второго о том, что Труптор намерен бежать из Морровинда, пока его не прижали. И вставать между толстяком и деньгами, которые тот уже наверняка считал своими, совершенно не стремился. А посему, во избежание непредвиденных неприятностей, следовало блюсти трезвость.
Вообще-то, Элемар рассчитывал отдать проклятый чек сразу же, но Труптор, как оказалось, куда-то свинтил, пообещав вернуться только к вечеру. Поразмыслив, Элемар оставил чек у Синнолиана Тунифуса – вряд ли бы кому-то пришло в голову искать его у целителя, а сам Тунифус был слишком честен, чтобы его присвоить – и отправился развлекаться.
Где можно провести несколько часов кряду и не заскучать? В Эбенгарде таких мест не было, если не считать «Шести Рыб». Но там Элемар сегодня уже был, и возвращаться желанием не горел: несколько дней назад, ещё до отбытия в Садрит Мору, он хорошенько поцапался с Джослин, бретонкой-бардом, дававшей там выступления – девица обладала удивительно мерзким голосом и, как выяснилось, не менее мерзким характером. Пока она пела лирические песни, все было вполне терпимо, но стоило ей запеть какую-нибудь героическую балладу… «Соло скумного каджита с прищемлёнными дверью яйцами» – так назвал певческие потуги Джослин раздражённый Второй. А не менее раздражённый этими кошачьими воплями Элемар не нашёл ничего умнее, чем повторить эти слова вслух… В результате Джослин осталась без лютни – нечего было пытаться расколотить инструмент об чужую голову – завсегдатаи получили повод для разговоров на целую неделю, а Элемару тщетно пытающийся не ржать трактирщик Агнинг посоветовал временно не появляться, пока она не перебесится. Сегодня, конечно, Джослин не кинулась с порога выцарапывать ему глаза, но бренчала на лютне так, что не выдержал даже Агнинг, велев ей прекратить измываться над инструментом и его ушами – благо, больше никого из посетителей в таверне не было. И это при том, что обычно она играла просто великолепно…
Так что о том, чтобы провести несколько часов в «Шести рыбах», можно было смело забыть. Пересчитав имеющуюся наличность, Элемар решил отправиться в Вивек – ещё в Садрит Море он пообещал себе расширить список изученных заклинаний. Следующим пунктом в его плане было посещение бани – в Садрит Море он как-то не озаботился посещением данного заведения. Просто как-то не до того было. Ну и Арена – иметь в своём распоряжении несколько свободных часов, находиться в Вивеке и не побывать на Арене?
Впрочем, большинство схваток его не заинтересовали – крысиные, собачьи и петушиные бои он не любил. И Второй его в этом всецело поддерживал, называя происходящее в Яме извращением животной природы в угоду человеческой жестокости. Однако было две схватки, которые и Элемар, и наблюдающий его глазами Второй просмотрели с особым интересом. В обеих участвовал один и тот же боец – высокий рыжеволосый данмер в эбонитовой броне и с даэдрической дайкатаной. Он буквально играючи уложил в песок Ямы обоих своих противников: сперва не менее рослого норда, вооружённого неожиданно парными топорами, а после него коренастого имперца-«киродиила» с коротким легионерским гладием и тяжёлым стальным щитом.
«Мдя, – прокомментировал увиденное Второй. – Силен, однако».
А Элемар подумал, что совершенно не хотел бы сойтись с этим мером в бою. Для того чтобы победить противника такого уровня, нужна просто невероятная удача. А он свой запас, скорее всего, уже истратил. В Ашша-Аххе с Тельзой Драл…
Больше поединков не было, к тому же близился вечер. Элемар изначально намеревался прогуляться по городу к храму Трибунала, чтобы уже оттуда перенестись заклинанием в часовню Имперского культа – из квартала Чужеземцев «Божественное Вмешательство» однажды перенесло его вместо Эбенгарда в Пелагиад, поэтому теперь он предпочитал не рисковать. Конечно, теперь в его арсенале имелся ещё и «Возврат», но он-то рассчитывал заодно поглазеть на Министерство Правды – где ещё увидишь такое чудо? Однако дождь заставил скорректировать планы: вместо неспешной прогулки по набережным кантонов пришлось тренировать свежеизученное «Вмешательство Альмсиви». Получилось оно только с третьей попытки, но Элемар не расстроился, сочтя это неплохим результатом.
Спрятавшись от дождя под козырьком входа в храм, он некоторое время наблюдал, как взмывают вверх издалека кажущиеся крошечными фигурки ординаторов в их знаменитых доспехах и как другие фигурки возникают в розово-сиреневых вспышках прямо посреди площади перед храмом. А когда уже собрался уходить…
– Говорят, изначально она летела на городские кварталы, – раздался тихий женский голос за спиной. – Это уже потом Лорд Вивек повелел ей переместиться к Храму… хвала Лорду Вивеку…
Обернувшись, Элемар увидел старую, бедно одетую данмерку с усталым взглядом удивительно блёклых глаз.
– Тебе же было сказано проваливать отсюда! – рявкнул вдруг второй голос и рядом со старухой оказался ординатор. – Сколько ещё ты собираешься испытывать терпение Храма и подвергать опасности жителей Вивека, Танусея?
Второй вдруг икнул, плеснув ужасом. Элемар насторожился, но незнакомка вовсе не выглядела опасно или угрожающе. Просто старая женщина, очень бедная и явно больная …
«Больная…» – эхом отозвалась мысль где-то внутри черепа.
Элемар вздрогнул, вспомнив случайно подслушанный обрывок разговора:
«…У Танусеи Велот "божественная болезнь", но она отказывается покинуть город…»
«Божественной болезнью» в Морровинде называли только корпрус…
Данмерка понимающе улыбнулась, не разжимая губ.
– Да, сэра, да, – покивала она. – Я Танусея Велот. Та самая, о которой судачат во всех углах этого города. Вы, верно, искали меня, чтобы тоже предложить мне покинуть Вивек?
– Э-э, нет, – Элемар нервно переступил с ноги на ногу, одновременно делая короткий, почти незаметный – как ему казалось – шажок назад. – Я просто случайно оказался поблизости.
– В самом деле? – удивилась Танусея. – Надо же… Обычно никто не оказывается рядом со мной… случайно, – последнее слово она выделила голосом. – Только если что-то от меня надо. Бросить камень или гнилой батат… осыпать оскорблениями или потребовать, чтобы я убиралась прочь из города. Как будто я виновата в том, что больна…
– То есть все дело в том, что вы больны?
– Остерегайся, чужестранец, – голос ординатора был холоден и неприветлив под стать личине его шлема. – Эта женщина больна корпрусом. Ты ведь знаешь, что такое корпрус, чужестранец? Он превращает обычных существ в отвратительных чудовищ, а людей и меров – в безумные исковерканные куски плоти, исполненные ненависти и нечеловеческой силы.
Элемар помимо воли уставился на Танусею. Ни безумной, ни изуродованной она не выглядела, если не считать измождённого вида и этих её блеклых глаз, выглядевших, точно угли, подёрнутые слоем пепла. Но взгляд их был ясным.
А Танусея гордо выпрямилась.
– Благая Альмалексия оказала мне величайшую милость, – голос её зазвенел. – Благодаря её благословению я избавлена от телесных мук и разрушения разума.
– Ну, так прояви его и избавь, наконец, Вивек от своего присутствия! – рявкнул ординатор. – Скольких ты уже заразила, «святая»? – выплюнул он. – И скольких ещё ты намерена заразить?
Глядя на него чувствовалось, что от рукоприкладства его удерживает только боязнь заражения корпрусом. И хотя Элемар его понимал, было очевидно, что угрозами и оскорблениями ситуацию не разрешить.
– Постойте, – обратился он к ординатору. – Не нужно крика.
Тот гневно дёрнул плечом, но отступил на шаг, буквально излучая пренебрежение и раздражение. В воздухе повисло невысказанное: «Ну-ну, попробуй».
– Послушайте, – мягко обратился Элемар к настороженно глядящей на него Танусее. – Вы ведь понимаете, что он прав… Леди Альмалексия благословила вас, как вернейшую из верных, даровав возможность жить и дальше без мук и безумия… но другие лишены её милости. Они томятся в Корпрусариуме…
– И вы предлагаете мне отправиться туда же? – презрительно фыркнула та. – Как неоригинально.
– Предлагаю, – легко согласился Элемар. – Но не как одна из тех, кто был поражён этим страшным недугом и обречён на медленное умирание. А как та, что может оказать помощь тем несчастным – успокоить напуганных, утешить отчаявшихся…
«Что я несу?!» – мысленно возопил он.
«Нет-нет, все правильно, – торопливо поддакнул Второй. – Пусть старушка осознает свою возможную полезность там, где её не будут шпынять. Глядишь, примет правильное решение. И ей будет хорошо, и остальные вздохнут с облегчением».
Ординатор молчал, застыв в двух шагах от них, точно каменное изваяние, и всем своим видом демонстрируя непреклонность. Образ дополняли струйки воды, текущие по лакированному хитину доспехов.
– Там никто не попрекнёт вас вашей болезнью. Там вы сможете стать мостом между теми, кто болен и теми, кто здоров…
– Я подумаю, – упрямо поджала морщинистые губы Танусея. – Ты сладкоречив, как торгаш-киродиил, салиачи. И мне хотелось бы быть полезной… Но Вивек – мой дом. Я не могу так просто оставить его.
Ординатор зашевелился и угрожающе засопел. Танусея вздрогнула и непроизвольно шагнула к Элемару, словно ища защиты. Он столь же непроизвольно отшагнул назад, вздрогнув и поморщившись, когда холодные струйки потекли за шиворот.
– Лицемер, – горько обронила она.
– Отнюдь. Я не солгал ни единым словом. Но я, так же как и другие, страшусь оказаться поражённым «божественной болезнью». Поймите же, оставшись здесь, вы изо дня в день будете вынуждены наблюдать, как даже самые доброжелательно настроенные к вам меры будут сторониться вас и избегать ваших прикосновений. Как сочувствие в их глазах будет постепенно сменяться раздражением и неприязнью. Хотите ли вы этого?
– Ты прав, салиачи, – прошептала Танусея, шагнув из-под козырька и подставляя лицо плачущему небу, позволяя каплям дождя смыть слёзы с впалых щёк. – Ты прав…
– Хорошо, – твёрдо сказала она, повернувшись к ординатору. – Хорошо. Передай Сариони, что Танусея Велот уходит из Вивека в Корпрусариум.
Зябко передёрнув плечами, она сгорбилась и решительно зашагала сквозь дождь к кантону святого Олмса. Элемар тоже поёжился и потёр заледеневшие ладони, разогревая их.
– Да благословят тебя Трое, мутсэра, – услышал он тихое напутствие ординатора за миг до того, как заклинание Божественного Вмешательства перенесло его в Эбенгард.