Универсум

      Это место практически не изменилось за долгие семь лет. Все те же аккуратные домики, машины, стоящие перед гаражами, уютный свет из окон, запахи мандаринов и имбирного печенья из домов (на Земле близится Рождество), а самое главное — все те же голоса. Негромкие и безгранично теплые.       Я закрыла глаза. В это же мгновение ко мне со всех сторон потянулись золотистые нити, соединяющие меня с каждым обитателем этой улочки, моей улочки. Среди них особенно выделялись три. Они были ярче и как будто бы плотнее. Я уцепилась за одну из них и медленно направилась к её источнику. Подсознательно я знала, куда приведет меня эта нить. Я очутилась перед дверью своего дома и замешкалась: я не знала, как поступить. С одной стороны, мне отчаянно хотелось увидеть моих родителей, с другой — я не хотела подвергать их шоку от встречи с «трупом», которым я по факту для них и являлась.       Решение пришло почти моментально. И вот цвет моих волос сменился на темно-каштановый, кожа посмуглела, а глаза из серых превратились в два почти чёрных омута. Вряд ли во мне сейчас можно было узнать ту Лизи, которую когда-то знали и любили мистер и миссис Уайт. На мне была надета бронзовая драконья мантия — подарок Донг Руна. Странное одеяние для Земли, но вряд ли оно кого-то удивит в канун Рождества.       Я задумалась еще на минуту: даже если во мне не узнают Элизабет, то зачем незнакомка будет стучаться в дом? Это ведь как минимум подозрительно. Я повертела головой по сторонам, пытаясь найти какую-нибудь причину. Мой взгляд пал на ель, росшую на другой стороне улицы, по левую сторону от крыльца наших соседей напротив. Каждый год они наряжали её в Сочельник, вот и сейчас ветви дерева искрились электрическими огоньками, лихорадочно перемигивающимися в ожидании наступления праздника.       Первой мыслью было оторвать несколько веток и скрутить из них что-то наподобие Рождественского венка, но я отбросила её. Мне не хотелось наносить увечий своим «детям». «Детям», — усмехнулась я про себя. Кто бы мог подумать, что какую-то ёлку я буду чувствовать так, словно она часть меня. Я зажмурилась. За семь лет я неплохо научилась «созидать», как выражались драконы. Но если говорить проще, то я умела создавать вещи из ничего. Точнее, не совсем так. Если представить каждое живое существо в любом из моих миров, то от каждого из них ко мне тянулась нить. Я отдаленно чувствовала каждую из них, могла сосредоточиться на какой-то определенной, могла не обращать на них внимания. Я как бы была клубком этих нитей, сосредоточением огромной энергии. Её я могла тратить по своему усмотрению. И сейчас я тратила эту энергию на сотворение аккуратно изогнутых ветвей ели, скрученных в несколько венков и украшенных ягодами боярышника, шиповника и рябины, веточками корицы и бузины. Наконец, я была довольна своей работой. Несмотря на то, что это было всего лишь маленькое творение, сил оно отбирало ого-го. Но это сейчас не заботило меня. Я глубоко вздохнула, впуская в свои легкие отрезвляющий прохладный воздух, и трижды постучала в дверь.       Мое сердце замирало в ожидании ответа. Меня вдруг пробила крупная дрожь, но я сумела с ней совладать. — Кто там? — услышала я до боли знакомый и такой родной голос матери. На глаза навернулись слёзы. — Я… — в горле встал комок, не позволяя закончить предложение. Я сглотнула, потом ещё раз и ещё. — Я бы хотела предложить вам Рождественские венки. Всего лишь по пол доллара за штуку.       Дверь отворилась. Передо мной стояла моя мама. Она заметно постарела за семь лет. В уголках глаз и на лбу залегли глубокие морщины, а взгляд из-под потяжелевших век выглядел усталым, но серые глаза по-прежнему искрились жизнью.       Я надеялась, что ничто в моих глазах не выдаёт моего желания броситься ей на шею, разреветься и рассказать весь тот страшный сон, в котором я побывала. Но женщина смотрела на меня немного задумчиво, явно не узнавая в незнакомке свою дочь. — Джеймс, — крикнула она куда-то в глубину дома. — Посмотри, какую красоту продают.       На пороге появился мужчина. Время не пощадило и его. Седина тронула копну все еще густых волос, а некогда подтянутое и мускулистое тело полицейского теперь украшало небольшое пузико. Я невольно улыбнулась. — Если тебе нравится, давай возьмем один, — улыбнулся папа. От его улыбки будто стало теплее. Мама тоже заулыбалась, морщинка на лбу разгладилась. — Дайте нам вот этот, пожалуйста, — миссис Уайт указывала на венок с рябиной и шишками. Я протянула его женщине. Она расстегнула кошелёк, выискивая там монетки и, наконец, протянула мне пятьдесят центов.       Я покачала головой и улыбнулась своим родителям. — А знаете, — громко произнесла я, надеясь, что мой голос дрожит не так сильно, как моё тело. — Не нужно денег. Берите так. Рождество же. — Вы прямо Санта Клаус, — произнес отец, обнимая свою жену за плечи. Я бы все отдала, лишь бы навсегда запечатлеть эту картину в моей памяти: моя мама и папа стоят в обнимку на пороге дома в канун Рождества, идет мелкий снежок, и все хорошо. — Зайдёте к нам на чай? — встрепенулась миссис Уайт. — Вы должно быть замёрзли?       Вот тебе и новость! С каких это пор мои родители впускают всяких незнакомых личностей в дом? Где твоя бдительность, папа? Я на мгновение замешкалась, глядя на отца, но тот лишь приглашающе отступил назад, пропуская нерадивого продавца рождественских украшений в дом. — Вы всегда так добры к незнакомцам? — пошутила я, проходя внутрь. — Только на Рождество, — улыбнулась мама. — Не сочтите за легкомыслие, просто вы напомнили мне мою дочь. Она тоже продаёт всякую предпраздничную утварь. Ну знаете, имбирное печенье, полосатые леденцы... — Продавала, — негромко поправил отец. — Ее не стало семь лет назад. Его голос вдруг посуровел, а кулаки сжались. — Мне жаль, — почти шёпотом произнесла я. По моим щекам покатились слезы, я сдавлено всхлипнула. — Ну что вы, — растерянно взглянула на меня мама. — Это было уже давно, не плачьте. Лиз бы это не понравилось. Вы очень милая девушка. Как вас зовут?       Я уже в который раз за вечер растерялась: да уж, я явно не была готова к этой встрече. — Мие… — я начала было произносить первое попавшееся имя, а первым мне попалось имя Хранительницы Снов. Однако я не закончила, вовремя вспомнив, что имена Хранителей довольно специфичные для человеческого слуха. — Мия, — поправила я саму себя. — Чудесное имя, — пропела мама. — А мы мистер и миссис Уайт.       Она увлекла меня за собой в столовую и посадила на стул. — Милый, позови Роберта, я пока накрою на стол, — обратилась миссис Уайт к супругу. Тот молча кивнул и направился в сторону лестницы.       Я огляделась. Столовая здорово изменилась с того момента, когда я в последний раз здесь обедала. Видимо, родители сделали ремонт. Новый интерьер, выполненный в тёплых жёлтых тонах мне нравился гораздо больше, чем прежний прохладно-серый. Может быть, дело было в том, что я безмерно соскучилась по этому дому, по этим людям, по этому вечно включённому телевизору и по тому самому торту, который мама сейчас, как и восемь лет назад, поставила на стол. — Джеймс, Роберт, сколько можно вас ждать? — крикнула мама, разливая янтарную заварку по неглубоким чашкам. — А мы уже здесь, — на лестнице показался мистер Уайт. На его руках сидел ребенок лет пяти. Светлая кожа, серые глаза — он очень напоминал меня в детстве. Разве что волосы были несколько темнее, чем мои. Я догадалась сразу — это мой брат. Я улыбнулась ему и помахала рукой. Он застеснялся, отвернулся и что-то зашептал на ухо отцу. Тот рассмеялся. — Нет, это не фея, — с улыбкой ответил отец на заданный шёпотом вопрос Роберта. — Это помощница Санты. Видишь, какая у нее красивая накидка.       Папа поставил ребенка на пол и тот медленно, не без тени опаски направился ко мне. — Привет, — поздоровался мальчик, подойдя ко мне почти вплотную. — Меня зовут Роберт.       «А меня Лиз», — чуть было не ляпнула я, но вовремя спохватившись назвала выдуманное имя. — Сколько тебе лет? — поинтересовалась я у Роберта. — Почти пять, — гордо заявил он. — Какой большой уже, — я шутливо взъерошила волосы на голове брата. — А что Санта подарит мне на Рождество? — мальчик, очевидно, решил сразу перейти к волновавшему его вопросу. — А ты был хорошим мальчиком? — наигранно строго спросила я. — Да! — выкрикнул Роберт и начал загибать пальцы, перечисляя. — Я убирался в своей комнате сам, я не дрался с Майклом Ванесски! Ну, почти... Я даже два раза перевёл бабушку через дорогу!       Мальчик был явно горд собой. — И что же ты хочешь в подарок? — осведомилась я, мысленно соглашаясь с тезисом о хорошем мальчике. — Я хочу робота, — глаза мальчика загорелись огнём энтузиазма. — Только не хочу, чтобы Санта, как в прошлом году, принёс мне новые рубашку и штаны.       Губы мальчика надулись. — Я передам Санте, — заверила я малыша. — Хочешь я покажу тебе свой подъёмный кран-трансформер? — предложил Роберт, глаза его снова блестели. — Роберт, садись на свое место, потом покажешь свои игрушки, — голос мамы был строг.       Она как раз усаживалась на свой стул слева от отца, который искал пульт от телевизора, чтобы сделать какую-то назойливую новогоднюю передачу тише. Наконец, все расселись. Наступило неловкое молчание, которое прервала я. — Спасибо вам большое, — искренне поблагодарила я. — Это было очень мило с вашей стороны пригласить меня на чай. — А мы очень рады, что ты зашла, — ответил отец, вооружаясь ножом, дабы вступить в неравную схватку с мягким, податливым тортом. Я смотрела на его движения. Они были такими уютными и родными. Даже когда он уронил мой кусок торта мимо тарелки, мне показалось, что ничего более теплого и настоящего в моей жизни уже не будет.       Я сидела и смотрела на свою семью, на свою жизнь. Жизнь, на которую я не имела права. Я чувствовала себя сторонним наблюдателем, которому довелось увидеть что-то очень чистое и сокровенное. В каждой улыбке мамы, в каждом возгласе отца, в смехе Роберта я чувствовала Жизнь. Жизнь сверкающую и бурлящую, а оттого такую скоротечную. В моем сердце разливалась тоска. Но вместе с тем я почему-то чувствовала спокойствие. Мои родные пережили то, что выпало на их долю. Пережили и приняли. Они счастливы. Я счастлива. — Ай! — возглас Роберта прозвучал почти одновременно со звоном бьющегося фарфора. Не удержав чашку в руках, мальчик выронил её, и та раскололась на три больших осколка. — Я соберу.       Все происходило так быстро, что мама даже не успела его остановить. Роберт уверенно схватил острый кусок фарфора. — Ай! — из пореза алым выступила кровь. Ровно мгновение Роберт в непонимании пялился на свою руку, а потом громко заревел. — О, мой Бог! Роберт, — мама кинулась к сыну. — Не двигайся, я сейчас принесу аптечку.       Я опустилась на пол рядом с братом. — Больно? — задала глупый вопрос я. — Угу-у-у, — провыл Роберт. Я взяла его за руку. Порез был неглубоким. Я мысленно направила потоки своей энергии к этому месту. Роберт, внимательно наблюдавший за происходящим, заметил, как засветилось место соприкосновения наших рук. — Не бойся, — предвосхитила я крик мальчика. Не знаю почему, но он решил мне довериться.       Ранка затянулась бесследно, словно ее никогда и не было. Роберт сидел, открыв рот. Я шутливо прижала палец к губам и улыбнулась. — Мистер и миссис Уайт, мне пора, — окликнула я родителей. Мне не хотелось объяснять, что произошло с ладошкой моего братца. Не дожидаясь их ответа, я выскочила на улицу. Я отдавала себе отчёт, что вела себя как минимум опрометчиво. Но ведь ничего такого, в конце концов, я не сделала. Всего лишь убедилась в том, что с самыми дорогими мне людьми все хорошо.       Я глубоко вздохнула и побрела по направлению к ближайшему порталу, неизвестно почему чувствуя какую-то опустошённость.       Начиналась метель. Где-то далеко сзади я услышала оклик «Мия!», но не обернулась, прекрасно зная, что мою удаляющуюся фигуру надежно скрыл густой снегопад. До портала я добиралась на автобусе. Денег на проезд не было, пришлось ехать «зайцем». Не то чтобы это был первый раз... Просто, обладая такой силой, я не имела элементарно простой вещи, необходимой для жизни здесь. Иронично.       Снег усилился, когда я сошла на небольшую тропинку, ведущую к озеру. Где-то здесь должен был быть портал. Я знала это, но мне пришлось побродить где-то полчаса, прежде чем я буквально наткнулась на него.