***
Саске глубоко вздохнул. Натянутая струна внутренней тревоги дрогнула, но не расслабилась. Однако стоять перед закрытой дверью ещё дольше он не собирался — Итачи наверняка уже почувствовал его чакру, и лишним промедлением демонстрировать брату своё волнение Саске посчитал унизительным. Резким — слегка нервным — движением он дёрнул ручку и вошёл в комнату старшего Учихи. Догадка оказалась верной: Итачи уловил его присутствие и теперь стоял подле письменного стола, выжидающе глядя на дверь. Сделав несколько шагов внутрь, Саске остановился. В груди что-то дёрнулось и рухнуло, ощутимо болезненно заныв под рёбрами. Всего месяц назад он и подумать не мог, что когда-нибудь будет вот так стоять перед Итачи. Без оружия в руках и разъедающей нутро, неудержимой ненависти в сердце. Без всепоглощающего желания убить как можно более жестоко, заставить захлебнуться собственной кровью. Без жажды мести. Но с робкой надеждой вновь обрести брата. Пусть на собрании Итачи вёл себя отстранённо, Саске хотел верить, что после разговора всё изменится. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Саске вглядывался в лицо, которое он теперь вновь, не кривя душой, мог назвать родным. Итачи изменился. Повзрослел. Возмужал. В нём не осталось ничего от подростка, пусть уже тогда не по годам взрослого, каким Саске его помнил. Возможно, он бы и раньше заметил эти изменения, но при прошлых двух встречах ненависть и боль слишком уж сильно затмевали глаза. Теперь он видел всё, пожалуй, слишком отчётливо. Они оба стали старше, и это как нельзя более ярко показывало, сколько лет они потеряли из-за лжи. Саске почувствовал отголосок злости. — Зачем ты здесь? — первым нарушил молчание Итачи. У него даже голос стал немного другим. Однако те нотки, с которыми он всегда обращался к младшему брату, всё же остались. — Поговорить. Или ты считаешь, что нам не о чем? — Саске взбесился. Он не понимал, почему Итачи ведёт себя так холодно с ним. Да, между ними много чего произошло, но Саске верил, что всё ещё можно исправить, если они оба этого захотят. Страх, что Итачи просто не хочет, младший Учиха спрятал в самый дальний угол своего сознания. — Я не об этом. Зачем ты вступил в Акацуки? — продолжил Итачи с той же интонацией, которая теперь показалась Саске ещё более холодной. — А разве это не очевидно? Я хочу быть рядом с тобой. Теперь, когда я знаю правду, я не могу потерять тебя снова! — получилось слишком эмоционально. Уязвимо. Но рядом с братом весь самоконтроль, который Саске столь долго выстраивал, рассыпался. Слишком важным и болезненным было всё, что связано с Итачи. Итачи ответил не сразу. Он прикрыл глаза и покачал головой — так часто делал отец, когда был чем-то недоволен, — а потом вновь посмотрел на брата. От его взгляда — цепкого, с лёгким прищуром, такого тяжёлого, свойственного скорее глубокому старику, чем молодому шиноби, Саске стало не по себе. Он ещё больше почувствовал себя несмышлёным младшим братом, ляпнувшим очередную глупость. Совсем не так он хотел чувствовать себя перед Итачи, поэтому, поборов неприятное ощущение, чуть выше вскинул подбородок. — Тебе нечего здесь делать. Я — преступник, и тебе придётся с этим смириться. В конечном итоге меня не ждёт ничего, кроме смерти от рук шиноби одной из Скрытых Деревень. Это предопределено. Но ты — не я. Ты должен вернуться в Коноху к своим друзьям и жить нормальной жизнью, — наконец ответил он тоном, от которого Саске лишь сильнее взбесился. Итачи говорил спокойно, взвешенно, будто объяснял что-то нерадивому ученику, но в то же время не терпел возражений. — Я никому ничего не должен, — по словам отчеканил Саске, с вызовом смотря на брата, — я всю жизнь только и делал, что шёл у тебя на поводу, и теперь я буду делать то, что сам считаю нужным. Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я хочу быть с тобой. Ты моя семья и единственный человек, который мне нужен. Плевать мне на Коноху, плевать, что ты преступник. Я не позволю никому убить тебя! — Ты ведёшь себя как капризный ребёнок, Саске, — прервал его Итачи, внезапно становясь ещё более строгим. Эта строгость обжигала. Чувствовалось, что продолжать диалог, терпеливо выслуживая позицию брата, старший Учиха больше был не намерен, — если ты думаешь, что мы сможем стать близки, как раньше, то ты ошибаешься. Я не буду выстраивать с тобой никаких тёплых отношений, как бы ты ни старался. Ты должен вернуться в Коноху. Саске был готов поклясться, что если он ещё хоть раз услышит что-то про Коноху, то собственноручно сначала съездит кулаком по лицу брата, а потом уничтожит эту чёртову Деревню. — Хорошо, раз тебе так хочется, почему мы не можем вернуться вместе?! Раскрыть всем правду, наказать Данзо и стереть с тебя клеймо преступника! — он почти сорвался на крик. Упрямство брата и его святая уверенность в том, что только он знает, как для Саске лучше, рушили остатки самоконтроля, за которые младший Учиха хоть как-то цеплялся. Ему было невыносимо больно от слов Итачи. От того, что он упорно отказывался слышать, что именно Саске хочет до него донести. От того, что не понимает, насколько нужен младшему брату. — Потому что тогда придётся раскрыть правду о том, что клан готовил переворот, и покрыть имя Учиха позором. Ты хочешь, чтобы родителей считали предателями Деревни? Конечно, Саске этого не хотел. Даже если родители действительно пытались устроить переворот, он верил, что это было во благо Деревни. Но Итачи был прав, никто не стал бы разбираться в мотивах, и имя клана Учиха — а особенно его отца и матери — навсегда было бы опозорено клеймом преступников и предателей. Итачи воспользовался его заминкой. — Вот видишь, — он внезапно стал мягче, настолько, что на долю секунды Саске болезненно увидел в нём прошлого Итачи, который по вечерам иногда рассказывал ему про разные техники, — я много об этом думал, Саске. Вернись в Коноху. Так будет лучше для всех. Он подошёл почти вплотную и попытался щёлкнуть брата по лбу, как десятки, если не сотни раз в детстве. Но Саске жест угадал и увернулся. — Руку сломаю, — угрожающе прошипел он, возвращая себе частичку былой уверенности, — а о том, как лучше мне, мы ещё поговорим. И не дожидаясь, пока Итачи что-то ответит, Саске вышел из комнаты. Ему было важно оставить за собой хотя бы последнее слово, несмотря на то, что зёрна сомнения брат в нём посеять всё же смог.***
Несколько часов беспокойного, прерывистого сна во время которого я то проваливалась в кошмарные видения, то подрывалась в кровати, сжимая в страхе край одеяла, хоть и измотали меня гораздо больше, чем дали отдохнуть, но всё же провели черту между прошедшей истерикой и новым днём. Внутри было пусто. Настолько отвратительно пусто и глухо, что оставалось лишь действовать на автопилоте, не чувствуя при этом абсолютно ничего. Я могла бы провести весь день в постели, и вряд ли бы кто-то меня осудил, но это означало застрять наедине со своими мучениями, а такая перспектива была хуже, чем заставить себя встать и что-то делать. Хотя смутное внутреннее предчувствие твердило, что если случится ещё хоть что-то, сил подняться у меня не будет. Их и так почти не осталось. Полночи я провела, пробившись в истерике. Расцарапала ноги в тщетной попытке заглушить душевную боль, но это не помогло. Только когда закончились слёзы и мышцы меж рёбер болели даже от простого дыхания, наступила тишина. Мысли тоже будто закончились, и в этой звенящий тишине остались лишь ноющая боль, сожаление и страх. Пожирающие, душащие сильнее, чем самые надрывные рыдания. А после них наступила пустота. Такая внезапная, будто все чувства топором отрезало. Отсекло безжалостно и без остатка этот пульсирующий ком, заставлявший корчиться на полу в немых мольбах о помощи. Легче не стало. Стало пусто. Отвратительно, до тошноты пусто. А ещё чуть позже появилось озарение. Такое яркое и неожиданное, но в то же время настолько очевидное, что меня пробило на нездоровый смешок. Я же сама кричала, что хочу сделать этот мир лучше. Я же сама решила, что имею право вмешаться в ход событий, потому что обладаю нужными знаниями. Я сама решила действовать именно так, потому что после иллюзии того старика в горах страны Земли поняла, что за моим бездействием и трусостью всегда идёт ответственность. Теперь я поняла, что за каждым действием она не меньше. Абсолютно всё, что я делаю или не делаю имеет последствия. И за это я несу ответственность. Всё, что мне остаётся — это принимать решения, которые я считаю нужными. Делать то, о чём не буду сожалеть. И не сожалеть о том, что решила сделать. Больше рациональности, меньше чувств. Меньше сомнений и трусости, больше уверенности и жёсткости во всём. Хватит стесняться и бояться всего и всех. Это приводит только к худшим последствиям. Я должна быть сильнее, соответствовать той ответственности, которую на себя взяла. И ещё перестать рассчитывать на то, что мне кто-то поможет. Я и есть тот человек, который может себе помочь. Хорошо, что никто не пришёл меня утешить. Иначе бы я этого не осознала. Механически приведя себя в порядок и собрав волосы в высокий хвост, я вышла на утреннюю пробежку. До тренировки с Кисаме оставалась пара часов, но заснуть или отвлечь себя чем-то ещё у меня всё равно вряд ли бы получилось. Амегакуре едва начинала лениво просыпаться. Влажный, прохладный после ночи воздух пронизывали первые лучи восходящего солнца, едва блестящего среди кучерявых облаков. В прочем, они были светлыми, почти белыми и оставляли надежду на то, что днём дождя всё же не будет. Влажная, редко просыхающая от нескончаемых ливней почва, и капли на траве говорили о том, что ночью погода была куда хуже, чем сейчас. Мне, в принципе, было всё равно. Я бы и в дождь на пробежку пошла. Главное, чтобы меня никто не трогал и мозг проветрился. Я свернула на окружную дорогу, обходящую Аме по периметру, с расчётом на то, что в не самом быстром темпе мне как раз хватит времени разочек оббежать Деревню. Этот маршрут приглянулся мне ещё и тем, что по одну руку высились небоскрёбы Аме, утренняя суета которой до меня не долетала, а по другую — раскинулись леса с проблескивающим местами широким озером, окружавшим Деревню. Тишина, спокойствие и одиночество — то, что было нужно сейчас. Первый отрезок пути я старалась не думать ни о чём. Сосредоточиться на дыхании, дороге, на которой периодически приходилось огибать лужи или направлять чакру к ногам, чтобы пробежать по воде, ритме шагов. Сначала даже получалось. Этому способствовало и то, что всерьёз думать о чём-либо не осталось сил. Тошнота подступала к горлу каждый раз, когда серьёзная мысль появлялась в голове. Однако на середине маршрута кое-чему пролезть все же удалось. Тому, что было приятнее всего остального: мыслям о странном камне и связи миров. Вчера я была так потрясена всем произошедшим, что толком не успела об этом поразмыслить, но теперь слова Итачи и Яхико с просьбой — почти приказом — подумать о том, где можно найти информацию, напомнили о себе. Я на время откинула угрызения совести, что не нашла ничего раньше: сожалеть об этом конечно можно было, но пользы никакой не приносило — и прикинула, что еще могло бы связывать наши миры. Если брать за основу всё то, что я говорила про эволюционную схожесть наших миров (а биологическое сходство людей и животных действительно было важным фактором), близость культуры и языка этого мира к японскому, а также то новое предположение, что во мне есть чакра также и моего мира, становилось очевидно одно — наши миры либо являются какими-то параллельными реальностями, либо между ними действительно когда-то существовала связь. А если это предположение верно, то хоть где-то должны были сохраниться упоминания об этом. Какие-то легенды или древние исторические заметки. К тому же не может быть такого, что только мы с Намико (при воспоминании о ней сердце защемило) попали сюда. Возможно, был кто-то ещё, и этот кто-то мог оставить какие-то следы. Вот только где их искать? Очевидно, в библиотеке. Сегодня же пойду перерою всё, что есть в разделе по истории и религии. Да, по религии тоже важно. Это то, что формируется в самом начале культуры каждого народа, и, если мне удастся найти что-то знакомое, это может дать подсказку, где искать дальше. Впервые за утро я почувствовала что-то, напоминавшее воодушевление. К моему счастью, неплотно позавтракать яичницей с беконом я успела в полной тишине. Кисаме обычно завтракал чуть раньше, команда Така — чуть позже, а Дейдара скорее всего отсыпался после миссии. Итачи, наверно, тоже. Либо просто не хотел со мной пересекаться. В любом случае, мне это было только на руку. — Доброе утро, Кисаме-сан и… Конан-сан, — поздоровалась я, входя в тренировочный зал. Хошигаки, как обычно, уже заканчивал собственную разминку и просто махнул мне рукой. А вот Конан, занявшее место на балконе, меня несколько удивила. Наверняка пришла посмотреть на мои навыки. Это слегка смутило, но я вспомнила про своё решение отныне не поддаваться эмоциям и сосредоточенно проследовала к мечнику. Так как я была уже разогрета из-за пробежки, мы решили не уделять много времени разминке и, проработав основные группы мышц, перешли к спаррингу. Это была уже традиция — начинать и заканчивать каждую тренировку небольшим боем. Кисаме говорил, что это лучший способ оттачивать навыки, и я действительно чувствовала прогресс. Боевой стиль мечника медленно, но верно, становился мне понятен, и оттого ощутимо проще становилось предугадывать возможные атаки и подстраивать под них свои выпады. А главное — я перестала бояться идти на такого сильного соперника. Конечно, мне порой прилетали болезненные удары — вот и сейчас я пропустила подсечку и оказалась сбита с ног, однако вовремя успела кувырнуться назад, уходя от нокаутирующего захвата — но в целом получаться стало лучше. По крайней мере я даже немного поверила, что однажды смогу сносно освоить тайджитсу. Кисаме действительно был отличным учителем. — Сегодня уже лучше, но силы удара пока не хватает. Помнишь, что я говорил тебе в прошлый раз? Если чувствуешь, что не сможешь нанести достаточный удар просто физической силой, добавь в удар немного чакры, — сделал замечание Кисаме, и я кивнула, соглашаясь. Применять на практике это простое правило было сложнее, чем казалось в теории. Когда поединок был в разгаре, и скорость ударов нарастала в несколько раз, мне пока не хватало реакции, чтобы и планировать атаку, и направлять чакру. — Не всегда успеваю вовремя сконцентрировать чакру, Кисаме-сан, — честно ответила я, не видя смысла скрывать причину своих ошибок. Хошигаки задумчиво почесал подбородок. — Тогда сегодня уделим больше внимания физической подготовке, чтобы подтянуть силу мышц, и отработке уже известных тебе приёмов, нового пока ничего давать не буду, — заключил он, и я мысленно тяжело вздохнула. Силовая тренировка была моей самой нелюбимой частью, потому что сколько бы я ни старалась, моя выносливость не дотягивала до уровня шиноби. Она безусловно очень сильно прокачалась по сравнению с тем, что было до попадания в этот мир и даже по сравнению с тем уровнем, который был до Ивагакуре, но Хошигаки это всё равно не устраивало. Поэтому он нещадно гонял меня, выставляя невыносимые нормативы упражнений, заставлял работать с утяжелителями и вне тренировок следил, чтобы я ела побольше белковой пищи. Однако из зала я всё равно обычно едва ли не выползала. Начать мы решили всё же с работы с манекенами. Я оттачивала технику нанесения ударов, выученных на прошлых занятиях, раз за разом применяя один и тот же приём, пока тело не начинало работать автоматически и мышцы не действовали сами быстрее, чем я успевала это осознать. Когда все нужные приёмы были отработаны, Кисаме дал мне десять минут отдыха, на время которого я выпила полбутылки воды и растянулась на матах, восстанавливая дыхание. Как ни странно, физическая усталость отчасти заглушила моральные переживания. Наконец вместо разъедающей пустоты я чувствовала хоть что-то: пусть это и ощущение того, что я умру, если ещё хоть раз сделаю замах ногой. От работы над выносливостью моё состояние, конечно, не спасло. Кисаме прогнал меня по всей программе упражнений на каждую группу мышц, не забыв добавить растяжки, так что к концу тренировки каждая клеточка тела дрожала от напряжения, и финальный спарринг я проводила из последних сил, не совсем понятно откуда вообще взявшихся. Кисаме сказал, что это хороший пример работы через «не могу» и что на поле боя, когда чакра иссякнет и будет казаться, что сил больше нет, а я всё же смогу сражаться и защитить себя, то скажу ему большое спасибо. Непременно скажу. Если после таких тренировок вообще доживу до реального боя. — Ну-ну, Митсуко-чан, лицо повеселее сделай, — весело хмыкнул Кисаме, помогая мне подняться после финального захвата, которым несколько секунд ранее вжал меня в пол, — зато такими темпами уже через пару недель сама почувствуешь, насколько стала сильнее. Я изобразила подобие улыбки. — Да я понимаю, Кисаме-сан, спасибо. На этом и разошлись. Правда, когда я выходила из зала, то заметила, что Хошигаки запрыгнул на балкон, с которого Конан, подобно статуе, наблюдала за мной всю тренировку. Неприятное чувство от такого контроля мурашками пробежало под лопатками. Наверняка в глазах опытной куноичи мои навыки восторга не вызывали. Я всё ещё не была уверена, что сдам хотя бы тест на генина. В прочем, сейчас я была настолько истощена, что сил по-настоящему переживать из-за этого не осталось. Душ и обед на скорую руку дали мне почувствовать себя чуть более живой, хотя руки и ноги по-прежнему болели и подрагивали от напряжения, так что я чуть не уронила тарелку с супом. Хотя возможно дело было не только в перегрузке на тренировке, а в нервном истощении. Добравшись до комнаты, я без сил рухнула на кровать, не снимая покрывала, и какое-то время просто лежала, отвернувшись к стене. Как же я устала. Это невыносимо. Даже желание идти в библиотеку и пытаться там что-то найти больше не воодушевляло, а напротив заставило скорчиться. Найду я там то, что ищу или нет — это в любом случае вызовет эмоциональный отклик, который высосет остатки сил. Я с ума сойду вне зависимости от результата. Перед глазами встал образ Намико. Сперва её улыбка и живой взгляд, когда она пересказывала мне ход событий в каноне, а потом — её мёртвое тело. Хоть я и не знала, как именно она умерла, сознание рисовало пробитую ударом грудь, стекающую по подбородку кровь и остекленевший взгляд, в котором застыл ужас от осознания собственной неотвратимой смерти. Я резко подскочила с кровати. Нет, я просто не имею права бесцельно лежать и жалеть себя. Я должна приложить все возможные усилия, чтобы больше узнать о связи наших миров. Это единственный способ выяснить, что задумал Тоби прежде, чем он нанесёт новый удар. Я просто обязана сделать всё для того, чтобы больше никто не погиб. Ради Намико. Её смерть не должна быть напрасной. Однако одной мне всё же идти не хотелось. Предстояло перерыть много книг, и вдвоём с кем-нибудь дело пошло бы гораздо быстрее. Да и морально тоже проще. Первым на ум пришёл всё же Дейдара. Всплыл неугасающей надеждой однажды наладить отношения и вновь общаться так же легко, как в те недели пути в Ивагакуре. Я скучала по его «мм», безобидным (и не очень) подколам и боевому духу, которым он заражал и меня. Но всё это болезненно разбивалось, стоило лишь вспомнить, что сам Дейдара никогда и не собирался меня к себе подпускать. Это было лишь наиболее комфортным для него способом добраться до Ивы, а здесь возиться со мной он не собирался. Если бы я хоть что-то для него значила, он бы хоть раз поинтересовался, как я себя чувствую. С самого первого дня в Акацуки видно, что мне страшно, одиноко и тяжело. Даже Джуго, с которым мы знакомы гораздо меньше, и то беспокоился больше. Стало так больно и обидно, что я с трудом сдержала слёзы. Позову Саске. Он вряд ли будет против мне помочь. В комнате, выделенной ему на этаже ниже моего, Саске не было, также как других шиноби из команды Така. Прикинув, что время обеда прошло совсем недавно, и парень мог быть ещё на кухне, я направилась туда, но никого, кроме подсыхающего на столе хлеба, не обнаружила. Тренировочный зал оказался занят Кисаме и Суйгецу, в очередной раз оттачивавших технику владения мечом, и Хозуки сказал, что не видел Саске с самого утра. Куда младший Учиха исчез, оставалось загадкой. Если он ушёл с базы куда-то в Аме, я точно его не найду. Когда я уже почти потеряла надежду, то заметила на открытом балконе жилого этажа Дейдару. Он сидел на парапете, опасно свесив одну ногу вниз, а вторую подогнув в колене, и смотрел куда-то вдаль. Туда, откуда на Амегакуре надвигались новые грозовые тучи. Разгулявшийся ветер, особо сильный на такой высоте, разметал его волосы, но подрывник этого будто не замечал. А вот меня всё же заметил. Он обернулся ко мне неожиданно, и я не успела просто пройти мимо, хотя изначально говорить с ним не собиралась. — Что надо, мм? — довольно резко спросил Дейдара, заметив мой взгляд. Меня это разозлило. И так настроение было ни к чёрту, так ещё он грубит ни с чего. — Мне нужна помощь в одном деле. Ты не видел Саске? — поинтересовалась я, намеренно сделав акцент на Учихе. Помнила, что подрывник его откровенно недолюбливает. Реакция не заставила себя ждать. Тень недовольства проскользнула на лице Дейдары, после чего он буквально выплюнул: — Не видел. Я по-твоему нянька, чтобы за ним следить, мм? От его тона стало ещё гаже. Я закатила глаза и, не сказав больше ни слова, ушла дальше по коридору. Дурацкий Дейдара, это надо было всего парой фраз так настроение испортить. Я раздражённо выдохнула и побежала вниз по лестнице, совершенно уже не желая ни искать Саске, ни идти в библиотеку. Возможно, мне не стоило провоцировать подрывника, видя, что он и так был не настроен на мирный диалог, но почему это именно я всегда должна заботиться о его чувствах? Он сам нашёл повод лишний раз поругаться, с самого начала нагрубив мне. Уже на первом этаже, когда я, злая и раздосадованная, вывернула с лестницы к выходу, в проходе появился Саске с небольшим пакетом в руках. Заметив меня, шиноби слегка вопросительно изогнул бровь, как бы спрашивая, куда я так спешу. — О, привет, а я как раз тебя искала! Слушай, ты не поможешь мне с одним делом разобраться? Это касается связи моего и вашего мира, — на одном дыхании выпалила я, будто Учиха мог вновь испариться, — сегодня утром, во время пробежки, я подумала, что можно попробовать поискать в книгах упоминания о каких-либо контактах между мирами или о людях вроде меня. Сама я долго копаться буду, хотела тебя попросить помочь, если ты не занят? Несколько секунд Саске молчал, анализируя мои слова, свалившиеся на него непрерывной тирадой точно снег на голову. — Хорошо. Только подожди, я продукты отнесу, — кивнул он, и я облегчённо выдохнула. Пока Учиха поднимался наверх отнести сумки, мне удалось всё же немного унять бушующее внутри раздражение. Я вышла на улицу, носком сандалии пнула небольшой камень, укатившийся сквозь решётку в сливную трубу, и подняла глаза к затянутому небу. Оно было серым и однородным, будто кто-то накрыл Амегакуре бетонным куполом. И только на западе едва заметно белым диском выступало солнце. Совсем не яркое — на него спокойно можно было смотреть, не щуря глаза, — укрытое слоем облаков, оно казалось нелепым пятном света в сером мареве. Таким же бледным, как моя надежда быстрее разобраться с планом Тоби и вернуться домой. — Можешь объяснить, что именно мы будем искать? — Саске вернулся довольно быстро, и мы двинулись в сторону библиотеки, расположение которой я смутно помнила по экскурсии Кисаме в первые дни. — Ну, сложно сказать конкретно, — я поджала губы и слегка нахмурилась, — всё, что покажется подозрительным. Я думаю, что наши миры когда-то были связаны, ну, или по крайней мере, сюда попадали люди, как и я. Возможно, об этом сохранились какие-то упоминания. Я покопаюсь в книгах по культуре и религии, поищу там упоминания чего-то, схожего с культурами и религиями в моём мире. Или типа, если какой-то контакт и был, он мог стать местной легендой. А ты посмотришь что-то такое в исторических книгах и свитках, может где-то тоже мельком всплывёт. Молчание Саске я восприняла как согласие: знала, что он довольно скуп на слова. К тому же, выглядел Учиха если не мрачно, то весьма задумчиво, и мне оставалось только быть благодарной, что, будучи наверняка не в самом лучшем расположении духа, он всё же согласился мне помочь. До библиотеки мы добрались, едва не заблудившись, потому что я спутала две похожие улицы и свернула не туда. Если бы не прохожий, который, однако, не без подозрения отнёсся к моему вопросу о расположении библиотеки, точно бы её не нашли. Это было большое здание с десяток этажей, несколько пошарпанное и с мутными окнами. Само книжное хранилище занимало лишь его часть, а что было на других этажах, осталось загадкой — ни вывесок, ни иных опознавательных знаков не было видно. Скрипящие, ссохшиеся половицы, по которым даже шиноби наверняка не пройдёт бесшумно, сухой сладковатый запах старых страниц и книжной пыли, ровные ряды деревянных стеллажей — это была обычная библиотека, мало чем отличающаяся от других. — Молодые люди, вам чем-то помочь? — стоило нам зайти, не без любопытства озираясь по сторонам, нас окликнула немолодая женщина за стойкой выдачи книг. Она поправила очки и строго взглянула в нашу сторону. Её тон совсем не показался мне дружелюбным — скорее подозрительным и требовательным. — Да, пожалуйста, — я постаралась улыбнуться как можно более непринуждённо и подошла к ней, — где у вас книги по истории и культуре? Саске остановился у меня за спиной, и женщина едва ли не просканировала нас пристальным взглядом, так что мне это в какой-то момент напомнило настороженных Итачи и Конан. — Второй зал, четвёртый и пятый стеллажи. Только учтите, что не все книги выдаются на руки, — предупредила она, — и надеюсь, вы знаете, как вести себя в библиотеке. — Да, конечно. Спасибо, — ответила я, удерживая ставшую слегка нервной улыбку, и, как только это стало возможным, поспешила скорее ретироваться в указанный зал. Взгляд женщины я чувствовала на своей спине ровно до тех пор, пока не исчезла из её зоны видимости. Второй зал оказался гораздо более просторным, чем первый, в нём было довольно много стеллажей с книгами самых разных направленностей, и я решила, что как-нибудь позже точно сюда нагряну за несколькими пособиями по ирьёниндзютсу. Мы нашли нужный нам раздел и наугад набрали столько книг, сколько смогли унести. Читальный зал располагался на втором этаже, и с него открывался приятный вид на ровные ряды книжных полок. Кроме нас с Саске в библиотеке никого не было, но мы всё равно заняли просторный стол в дальнем углу, чтобы даже случайные посетители не могли услышать наших тихих разговоров. — Ну что ж, удачи нам, — хмыкнула я, разворачивая на оглавлении самый тяжёлый из фолиантов, посвящённый культурным особенностям наиболее крупных стран шиноби. Чувствовался лёгкий мандраж, и при перелистывании первых страниц пальцы подрагивали. Я боялась как найти что-либо, так и не найти. Саске тоже погрузился в изучение книги по истории Эпохи Воюющих Государств, так что на какое-то время мы замолчали и принялись штудировать страницу за страницей. Книга, за которую я взялась, оказалась действительно очень интересной, в ней описывались традиционные обряды Скрытых Селений и отдельных кланов шиноби, но ничего полезного внутри не оказалось. Я была слишком плохо знакома с культурными обычаями Японии, не говоря уже о других странах Востока, так что, возможно, даже если схожести какие-то и были, мне их заметить не удалось. Примерно такими же были результаты и после беглого прочтения нескольких уже менее толстых книг по местным религиозным традициям. Единственное, что я чётко поняла — это что в отличие от моего мира, здесь религиозности уделяли гораздо меньше внимания. Пожалуй, чем-то, что напоминало бы классическую религию можно было назвать только Джашинизм. По крайней мере, там был бог, обряды и собственная символика. От одного только воспоминания о его жестоком последователе — Хидане, у меня по спине пробежали мурашки. А от мысли, что он помогал Тоби напасть на Кумо и убить Намико — ужас смешался со злостью. Я дёрнула головой и силой заставила себя вернуться к чтению. О Хидане можно подумать и позже. Другой частью местных верований был Джодо — Чистый Мир, куда направляются души умерших на вечный покой. Хотя просто верованием это было назвать сложно: Орочимару ведь призывал Первого и Второго Хокаге во время нападения на Коноху, используя воскрешающую технику. Значит, души, как и Джодо — вполне себе существующие вещи. Внезапное осознание этого несколько повергло меня в шок, но, увы, никаких зацепок по поводу моего мира не дало. Ну, разве что если считать Джодо чем-то вроде Рая. А вот другая легенда — о Кагуе, съевшей плод с Божественного Древа — подозрительно напоминала концепцию Дерева познания добра и зла и Еву, тоже сорвавшую с него яблоко. Я пролистала всё, что можно было найти в книгах о Кагуе. Если верить легендам, семя этого Древа упало на землю вместе с метеоритом, проросло, поглощая при этом энергию всех, кто к нему приближался, а после породило Плод Чакры, который и съела Кагуя. Ну а далее уже через Хагоромо чакра распространилась по миру. Получается, что раз в моём мире тоже есть чакра — если конечно Орочимару не ошибся, посчитав, что одна из чакр во мне принадлежит именно моему миру — то у нас тоже когда-то росло Божественное Древо? И Библейская легенда имеет под собой реальное обоснование? — Хочешь прикол? — выдавила я, всё ещё только осознавая эту мысль. Саске поднял голову от книги и издал тихое «хм?», — в одной из религий в моём мире есть легенда про Дерево, на котором рос запретный плод. Я сейчас пока читала про Кагую, внезапно поняла, что если Орочимару оказался прав, и в моём мире тоже есть чакра, то получается, что это тоже могло быть Божественное Древо, как и в вашем мире? Саске слегка удивлённо расширил глаза и забрал у меня книгу, чтобы тоже прочесть о Кагуе. И пока он бегло скользил по строчкам, я зарылась руками в волосы. Ну и почему я раньше этого не поняла, столько раз же слышала уже про Кагую, как будто сама Вселенная подсказывала? Это же определённо было ещё одним аргументом в копилку того, что наши миры связаны. Оставалось непонятным только то, почему тогда местные культура и язык так похожи на японские, ведь сюжет про Адама и Еву пришёл совсем не оттуда, да и ничего общего с христианством в этом мире нет. Мозг закипал. — Возможно, если бы мы узнали больше о Кагуе, то смогли бы узнать что-то и о твоём мире, — предположил Саске, и я кивнула. — Тогда этим и займёмся. С каждой перевёрнутой страницей я всё больше ощущала, что подхожу к краю обрыва. Здесь, на моей стороне, были тысячи вопросов, так мучительно терзавших сознание. А драгоценный ответы оставались на другом берегу: не дотянешься до них, не допрыгнешь. Я вновь перечитала от строчки до строчки всё, что было написано о Кагуе, но не продвинулась ни на шаг вперёд. Она упала с неба, стала женой местного правителя, съела плод с Дерева чакры и захватила власть, но в конце концов была убита Хагоромо — это всё мне и так было уже известно. Когда я уже почти отчаялась, мне под руку попалось краткое руководство по самым значимым и известным храмам мира шиноби. Если раньше люди поклонялись Кагуе, должны были остаться хотя бы упоминания о храмах в её честь, которые сейчас могли бы стать для нас неплохой зацепкой. Однако в оглавлении ничего подходящего по смыслу не нашлось, и, тяжело вздохнув, я принялась бегло вчитываться в сам текст руководства. Расцветшая было надежда рухнула с треском и горечью: не осталось в этом мире никаких храмов времён Кагуи. При её жизни каменные постройки ещё были большой редкостью, и даже если что-то и строилось в её честь, оно сгорело и разрушилось за столько лет, не оставив о себе даже памяти. — Похоже, если и искать что-то, то только в каких-то специализированных архивах, здесь ничего особо про Кагую нет. Даже толком не скажешь, где территориально она могла жить, — я расстроенно выдохнула и опустила голову поверх раскрытой книги. Меня захлестнула обида. Казалось, что ответ где-то рядом, и жизнь дразнит меня, водя им перед самым носом, но так и не давая схватить. — В таком случае имеет смысл начать свои поиски не с Кагуи, — а вот голос Саске звучал так уверенно, и, что более важно, заинтересованно, что я не удержалась и повернулась к нему. — А с кого? — Хагоромо. Он был её сыном, и информации о нём сохранилось явно больше, смотри, — он протянул мне потёртую книгу, переплёт которой буквально разваливался в руках, а страницы пожелтели настолько, что текст местами едва проглядывался. В ней рассказывалась история Ниншуу — древнего учения, созданного Ооцуцуки Хагоромо и предшествующего нинджитсу, — плавно перетекавшая в историю противостояния Индры и Ашуры, а затем и рождения кланов Учиха и Сенджу. Так вот почему Саске выглядел столь заинтересованным! Я закусила губу. — Индра и Ашура… ИНДРА И АШУРА?! Саске, я почти на сто процентов уверена, что так в моём мире звали богов в одной религии! — я буквально вцепилась Саске в руку, — Индра и Ашура… да точно было где-то в индуизме… я сейчас точно не вспомню, за что они отвечали, но блин, точно были! Почему прародителей кланов Учиха и Сенджу зовут как божеств в индуизме? Саске, очевидно, не мог дать ответа и поэтому молча ждал, пока я сама что-нибудь соображу. Я отпустила его локоть и взъерошила собственные волосы, пытаясь хоть как-то структурировать разрозненные мысли. — Боже, почему всё так запутано? Но если их имена так совпадают, значит, Хагоромо, давая имена своим детям, мог что-то знать про мой мир? Да конечно мог, он же Мудрец и сын Кагуи! А если он мог знать, значит и Ашура с Индрой могли знать, а возможно и их потомки! — Насколько я знаю, в клане Учиха нет никаких легенд, как-то связанных с другими мирами. Да и в целом с Хагоромо и Кагуей, — заключил Саске, как один из тех самых потомков. Кажется, он сам сейчас не меньше меня был озадачен вскрывшейся информацией, — но я спрошу у Итачи. Возможно, он знает больше. — Да, спроси пожалуйста. Это в любом случае всё звучит как одна большая зацепка, — я наконец смогла выдохнуть чуть спокойней, хотя сердце продолжало колошматиться в груди как сумасшедшее. В голове не укладывалось, что в пользу нашей теории нашёлся ещё один столь значимый аргумент. И пусть пока он порождал больше вопросов, чем ответов, он доказывал, что мы на верном пути. Внизу раздался шум шагов, и я сразу напряглась, испугавшись, а не сказала ли от волнения что-то слишком громко про свой мир. — Молодые люди, библиотека закрывается. Если вы хотите что-то взять, то проходите на оформление, если нет — поставьте книги на место. «И проваливайте нахер,» — мысленно дополнила я прозвучавшую фразу, потому что, судя по недовольному выражению, от которого морщинистое некрасивое лицо библиотекарши стало еще более отталкивающим, именно это она и подразумевала. Мы с Саске переглянулись и, не сговариваясь, быстро расставили по полкам те книги, которые не представляли больше никакой пользы. А вот ту про Ниншуу я оформила на себя, выдержав при этом ну очень подозрительный прощальный взгляд. — У меня было ощущение, что ещё немного, и она нас проклянёт, — нервно отшутилась я, когда мы наконец оказались на улице. Вечерний сырой воздух ударил в лицо, освежая после затхлых стен библиотеки, забираясь под кофту и пробуждая мурашки. Однако меня потряхивало далеко не от уличной прохлады. Саске хмыкнул в своей типичной неразличимой интонации и больше ничего не сказал. Я внезапно поняла, что с ним и молчать комфортно. Холодная капля упала мне прямо на макушку, отрезвляя. Я закинула голову к небу, тёмному от нависших туч и погасшего солнца. Оно угрожало вот-вот разразиться проливным дождём, который вновь зарядит на всю ночь и затопит тренировочные поля вокруг Деревни. Под самым куполом защитного барьера медленно спланировала белая птица. Очертив круг над Амегакуре, она ненадолго зависла в воздухе, а после покинула пределы Деревни, вылетая прямо на встречу усиливающемуся ветру. Это определённо был Дейдара. Ну и с чего вдруг ему вздумалось полетать в такую непогоду? Интересно, он мог увидеть нас с Саске? Я мотнула головой, отгоняя глупые мысли. Я не должна о нём думать и тем более беспокоиться. И всё же где-то под сердцем глухо заныла обида, теперь более настойчивая после сегодняшней перепалки. — Не хочешь перекусить? — внезапно для самой себя спросила я первое, что пришло в голову, чтобы отвлечься. На самом деле есть мне совсем не хотелось, но глупо было давать заднюю после того, как сама предложила. Саске ненадолго задумался и молча кивнул. Мы свернули в первую попавшуюся забегаловку. Несмотря на довольно поздний час небольшой зал был переполнен народом, неспешно опустошавшим миски с едой под тихие разговоры. Однако стоило нам зайти, звук голосов практически стих, и образовавшаяся давящая тишина, ощущавшаяся, казалось, даже кожей, заставила меня замереть на пороге. Я по-прежнему не привыкла, что именно так жители Амегакуре реагируют на появление незнакомцев. А вот Саске ничего не смутило: он прошёл к стойке для заказов, даже не удосужив никого мимолётным взглядом, — мне ничего не оставалось кроме как быстро пройти за ним. Пока мы думали над заказом (хотя от столь неуютной атмосферы мой аппетит окончательно пропал), разговоры, пусть и более тихие и настороженные, всё же возобновились. Меню я пролистала, почти не вчитываясь, и выбрала наиболее простую позицию — парочку онигири. Как ни странно, Саске остановил свой выбор тоже на них. — Слушай, может на улице где-нибудь поедим, а тут совсем как-то… неуютно, — я повела плечами, оглядывая недружелюбных людей за ближайшими столиками, пока наш заказ готовился на кухне. Ответом мне стали не менее настороженные взгляды, от которых ни один кусок бы в горло не полез. Кисаме объяснял, что при прошлом правителе Аме была очень тоталитарной, да и Нагато не гнушался пользоваться не самыми демократичными методами правления, но подозрительность и зашуганность местных меня всё равно меньше удивлять не стала. — Давай, — ответил Саске, которого, в прочем, вряд ли как меня волновал настрой жителей Деревни. Ещё с самого первого момента нашей встречи Учиха даже для себя выглядел через чур задумчивым и мрачным. И сейчас, когда мандраж от найденного в библиотеке отступил, Саске снова закрылся и ушёл в себя. Как только нам принесли заказанные онигири, мы поспешили завернуть их с собой и покинуть закусочную. Я вновь ощутила, насколько на улице дышится легче. К счастью, намеревавшийся разлиться дождь так и не начался, и даже тучи несколько расступились, кое-где обнажая ночное небо. Было тихо, и только ветер, периодически свистевший на перекрёстках хаотичных улиц, разрывал эту тишину. Мне хотелось заговорить с Саске, но подходящие слова никак не находились, поэтому мы просто неспешно шли в сторону базы. Чтобы хоть как-то оправдать молчание, я достала один из пирожков и принялась без удовольствия его жевать. Мне очень хотелось знать, поговорил ли Саске с братом. Вчера на собрании Итачи вёл себя максимально отстранённо, но в урагане всех прочих событий мне было немного не до этого. Однако нынешний настрой Саске указывал на то, что если разговор и был, то прошёл он далеко не гладко. — Прости, если лезу не в своё дело, но… — я замялась, по-прежнему будучи неуверенной, стоит ли начинать этот разговор, — ты не говорил с Итачи? Вчера мне показалось, что он был очень холоден при встрече с тобой. — Тебе не показалось, — удивительно быстро ответил Саске, и я наконец решилась поднять на него взгляд, которым до этого упорно рассматривала только лужи под ногами. В прочем, быстро откликнувшись, Учиха столь же быстро замолчал, даже не взглянув в мою сторону. Даже при тусклом свете редких уличных фонарей я заметила, как он стиснул зубы. Стало очевидно, что ничем хорошим разговор братьев не кончился. И, хотя это и было в какой-то мере предсказуемо, меньше меня не расстроило. Стоило заговорить об Итачи, показалось, что вокруг Саске сгустились тучи чернее, чем в самую сильную грозу в Амегакуре. Он продолжал молчать, упорно глядя перед собой и был будто не здесь, а где-то в своих воспоминаниях. — И… что он тебе сказал? — поняв, что сам Учиха вряд ли продолжит делиться переживаниями, я решила его к этому немного подтолкнуть, раз уж сама подняла эту тему. — Что я должен вернуться в Коноху, потому что только там у меня есть будущее, а здесь в Акацуки мне делать нечего, — на удивление ровным тоном ответил Саске, чуть замедляя шаг. — И, дай угадаю, мотивировал это тем, что сам он преступник, и тебе такой судьбы не желает, — предположила я, уже примерно догадываясь, в каком направлении мыслит Итачи. Саске, наконец, мельком взглянул на меня и коротко кивнул, подтверждая догадки. Я тяжело вздохнула и убрала с лица выбившиеся пряди волос. Надежда на то, что между братьями всё сложится хорошо само по себе, таяла на глазах. Саске явно был расстроен. Он не говорил этого и даже особо не демонстрировал — я просто видела это в его глазах, догадывалась по тому, что знаю. Незаметно для себя мы добрались до базы. Я поняла это только тогда, когда перед носом замаячили патрульные, дежурившие у входа, в прочем, пропустившие нас без лишних вопросов. — Слушай, отнеси это, пожалуйста, в мою комнату и подожди меня там, ладно? Я скоро вернусь, — я торопливо сунула Саске пакет с недоеденными онигири, пока он не успел отказаться, и, уловив короткий кивок, быстрым шагом унеслась в сторону кухни. От разговора об Итачи остался неприятный осадок недосказанности, и мне очень хотелось поддержать Саске в такой непростой момент. Пока закипал чайник, я нашла заварку самого вкусного чая из запасов, хранившихся на базе, и была очень благодарна судьбе, что в такой поздний час никому из Акацуки не захотелось зайти на кухню. Светло-зелёная жидкость приятно тянула мелиссой, и по дороге в комнату я не удержалась и отхлебнула небольшой глоток из своей кружки. С занятыми руками открыть дверь оказалось не такой уж простой задачей, поэтому, когда Саске дёрнул ручку и пустил меня внутрь, видимо услышав копошение, я была ему безмерно благодарна. — Садись, — на его слегка вопросительный взгляд я безапелляционно кивнула в сторону кровати и протянула нетронутую кружку. Недолго подумав, Саске прикрыл дверь и, приняв чай, сел поверх покрывала. Я опустилась рядом, выдержав, однако, небольшую дистанцию, и некоторое время мы просто молчали, глядя, как поднимается от кружек полупрозрачный столб дымка. — Знаешь, я уверена, что он ведёт себя так, потому что думает, что для тебя так лучше, — наконец я решилась продолжить разговор, когда Саске немного отмер и сделал первые глотки успокающего напитка. Однако достигнутое спокойствие оставалось недолгим. — Меня это бесит. Я сам могу решить, что для меня лучше, — довольно резко ответил Учиха, делая ещё один большой глоток. В его спокойной на первый взгляд манере речи явно угадывались жёсткие акценты, выдававшие, насколько он на самом деле зол. Я немного стушевалась и выдержала паузу, сжав в руках горячую кружку, давая Саске время остыть. Мне всё ещё было непривычно просто сидеть вот так с ним и разговаривать, но то, что он позволил в принципе поднять эту тему, лучше всего говорило о доверии, не рухнувшем между нами, несмотря на прошлую ссору. — Я и не говорю, что он прав. Только ты можешь решать, как тебе поступать. Я просто пытаюсь сказать, что он заботится о тебе, — я оторвала взгляд от кружки и посмотрела перед собой на пустую серую стену. Сразу всплыл образ Итачи, сжимающего моё горло и запрещающего вмешиваться в их отношения с братом. Однако сейчас он почему-то не напугал, а просто опечалил. — Я это понимаю, — теперь уже гораздо спокойнее ответил Саске. Это прозвучало, казалось, даже как-то смиренно, — но меньше меня это не раздражает. Я кивнула, принимая его эмоции, и сделала ещё пару глотков. Учиха последовал моему примеру. — Уверена, что рано или поздно, он изменит своё мнение, — на самом деле во мне было больше веры в это, чем уверенности, но вносить смуту и в без того беспокойные мысли Саске мне не хотелось. — Он сказал, что не будет выстраивать со мной никаких братских отношений, чтобы здесь меня ничто не держало, — парировал Учиха, и я расстроенно цыкнула. Звучало, конечно, ужасно обидно и до чёртиков в духе Итачи. — Он не сможет, — в прочем, не менее уверенно ответила я после небольшой паузы и ободряюще взглянула на Саске, — он любит тебя. Нет, не так: он очень сильно любит тебя, Саске. Сильнее всего на свете. И как бы он ни старался отгородиться от тебя, он не сможет сопротивляться вечно. Все эти годы между вами была огромная пропасть из ненависти и лжи, но сейчас её нет, и ему больше не за что прятаться. Я уверена, что если ты проявишь больше терпения и настойчивости, рано или поздно он сдастся. Ты можешь, попросить его, например, тебя тренировать, пока Яхико решает вопросы со Скрытыми Деревнями. Довольно, кстати, безобидная и логичная просьба. Так он сможет заботиться о тебе на безопасной, по его мнению, дистанции, а ты сможешь проводить с ним больше времени. Не знаю от того ли, что всё сказанное действительно звучало убедительно, или от того, что мне самой хотелось подобного исхода, я поверила в эти слова. Саске замер и посмотрел на меня так пристально, что стало немного неловко. — Почему ты всё это делаешь? — внезапно спросил он, сбивая с толку. — Что «это»? — я слегка вопросительно наклонила голову, не совсем понимая, что именно Учиха имеет в виду. — Заботишься обо мне. Помогаешь спасти Итачи, а теперь ещё и выстроить отношения с ним, — внимательный, почти требовательный взгляд красноречиво говорил о том, что Саске спрашивает вполне серьёзно. Я вымученно улыбнулась и опустила взгляд на остывающий на дне кружки чай, совсем не зная, что отвечать. Можно было, конечно, сказать, что просто так, потому что могу, но что-то мне подсказывало, что такого ответа Учиха не примет. Не поймёт. Как и другие шиноби он слишком привык, что люди не делают ничего без какой-то личной выгоды. Я смущённо поджала губы и отставила кружку на пол. — Возможно, тебе это покажется странным, но просто поверь, — я подняла на Саске глаза и после секундных колебаний всё же взяла его за руку. Она была тёплой от горячей кружки, — я делаю это просто потому, что не могу не делать. Ещё в своём мире, когда все вы были для меня лишь персонажами аниме и я видела вашу с Итачи историю просто как сюжетную линию, мне было так больно. И так вас жаль. Это всё казалось мне таким несправедливым и ужасным, что я едва не плакала, просто думая об этом. И сейчас, когда вы для меня не просто персонажи аниме, а реальные живые люди, разве я могла хотя бы не попытаться помочь? У меня в голове не укладывается мысль, что, встретив тебя, я могла бы просто отвернуться и сделать вид, что ничего не знаю. Зная, сколько боли ты уже пережил и сколько её тебе ещё бы пришлось пережить, убей ты Итачи… нет, я просто не могла этого принять. Вы оба хорошие люди, с которыми случилось очень много плохого. Вы не заслуживаете всего того, что случилось и должно было случиться, это так несправедливо, — я почувствовала, как задрожал голос, но продолжила говорить, — я видела, каким счастливым ребёнком ты был до убийства клана. И как продолжал оставаться добрым даже после всего случившегося. Понимала, с какой адской болью все эти годы живёт Итачи. А он ведь просто хотел защитить брата. — Митсуко… Я не дала Саске сказать то, что он хотел, и просто крепко обняла его так, как до сих пор не могла себе позволить. Уткнулась лбом в тёплое плечо, вцепилась пальцами в рубашку и тихо всхлипнула, вновь осознавая, проживая их с Итачи трагедию. — Вам досталось слишком много боли. Это так несправедливо. И если я могу сделать хоть что-то, чтобы вам помочь, то значит в том, что я сюда попала, есть хоть какой-то смысл, понимаешь? Я просто хочу, чтобы вы были счастливы, потому что вы этого заслуживаете, — я почувствовала, как жгучие слёзы всё же вытекают из глаз, оставляя мокрые следы на рубашке Учихи. Сам он не шевелился и просто позволял обнимать себя. Мне не нужны были ответные объятия или одобрение, достаточно было того, что он не оттолкнул. И когда я уже собиралась отпрянуть, сама смущённая порывом своих эмоций, Саске опустил свободную руку мне на талию, ненавязчиво удерживая. Такое крошечное, но совсем несвойственное для кого-то вроде Учихи действие, только больше растрогало. Я ослабила хватку, перестав сминать в кулаках его рубашку, и чуть повернула голову, уткнувшись лбом в шею. Какое-то время мы просто сидели вот так, молча держась друг за друга. Только ветер стучал в окно, и было слышно скрипит электрический ток в лампе. — Прости, не знаю, что на меня нашло, — я отстранилась, тут же стерев подсохшие дорожки слёз и чувствуя при этом львиную долю неловкости. Хотелось спрятать взгляд (а лучше всю себя куда-нибудь подальше в шкаф), но уж точно не смотреть на Саске. Однако сам он будто не ощущал никакого смущения. — Спасибо, Митсуко. — Ерунда, Саске, за что ты благодаришь? — от простых слов благодарности я окончательно стушевалась и вжала голову в плечи, — я просто делаю то, что считаю правильным и всё. К тому же… помнишь тот разговор на крыше? Мы ведь друзья, а друзья должны друг другу помогать. Я сомневалась, что Саске помнит ту звёздную ночь и тихие перешёптывания под луной: это было так давно и в такое непростое время, что ощущалось как что-то из другой жизни. И всё же, сама я помнила и хотела верить, что сказанное тогда по наитию, очень наивное «друзья», теперь обрело под собой реальный смысл. Учиха бросил взгляд в окно. Не знаю, на что именно он смотрел: на едва различимые в темноте крыши соседних домов или наши отражения на стекле, — но он долго молчал, уйдя в свои мысли. А после произнёс одно единственное слово: — Друзья. Я встрепенулась и не сдержала застенчивой улыбки. Всё, что нам предстояло преодолеть впереди, вдруг показалось чуточку легче.