Дикая штучка

- Дорогой брат, я приготовил тебе подарок… С этой фразой для Шерлока были связаны все неприятности, начиная с наступления пубертатного периода, так некстати совпавшего с потерей родителей, и по сей день, когда от оного осталось только постоянное раздражение непомерной братской опекой и периодические взбрыки организма, не бросившего попыток напомнить хозяину, что он, в конце концов, альфа, самец-производитель, и пора бы уже с этим что-то делать… В свои двадцать четыре не напрасно прожитых года, Шерлок был младшим из наследников небольшого, но умеренно-агрессивного государства, зажатого парой горных склонов у теплого морского побережья с благодатной долиной… Разномастное народонаселение – от богатых бюргеров с тугими кошельками и ленивыми отпрысками до откровенно-жадного до чужого добра сброда… Рудники, шахты, поля, выпасы на заросших сочным разнотравьем отрогах, торговля и альянсы с не менее завидущими соседями… Короткие, похожие на шахматные партии, войны… если не за добычу и территории, то для поддержки тонуса и проверки вооружения. Все, как у всех благородных семейств в окрестностях Гра-Бринара - государства, которым в настоящее время управлял старший брат Шерлока Майкрофт, самовлюбленный, по мнению младшего, заносчивый тиран, но… чего уж врать… талантливый политик и хороший хозяин своей страны, главным недостатком которого было непомерное вмешательство в жизнь единственного, горячо любимого родственника под предлогом устройства его личной и… помилуй боже… семейной жизни. Нет, с тех пор, как у юного альфы начали расти красивые каштановые волосы в подмышках и паху, а член обрел свое собственное мнение, радикально отличное от интересов пустившегося вскачь интеллекта, Шерлок не раз поглядывал на дворцовых омег – детей самых престижных фамилий королевства. Но едва ему стукнуло шестнадцать, когда из голенастого кузнечика он превратился в изящного, аристократически сложенного юношу с вышеупомянутыми непокорными кудрями на высоком чистом лбу, дерзким раскосым росчерком пепельно-аквамариновых глаз и губами, достойными старинных гобеленов, эти самые омеги начали липнуть к нему, как мухи к медовой бумаге. И при этом ни один не мог толком объяснить своих притязаний, а лишь хлопал телячьими ресницами, волооко ластился и лез целоваться, пользуясь укромными углами большого дворца. Свои первые два с половиной поцелуя, Шерлок стоически перенес, как ветрянку – неприятно-слюняво, обнадеживающе-несмертельно и ожидаемо-скучно… Первый раз терпеливые омежьи губки трудились сами, неумело, но настойчиво тычась в бесстрастный, мраморный рот. Во второй… исключительно ради эксперимента… он подключился сам, но никакой особой прелести в больно дзынкнувших зубах и прикушенном языке не нашел и решительно прервал бестолковое занятие, вызвав обиженную гримаску на хорошеньком личике и целый поток слез по нежным, раскрасневшимся щечкам. Все закончилось договором с кухаркой миссис Майерс о дополнительной порции мороженного для малолетнего шантажиста, чтобы неудачный любовный опыт не вылился в вооруженный конфликт, потому что Фахи, как звали несостоявшегося соблазнителя, был сыном посла соседнего государства… Оказавшись под психологическим давлением и убедившись в пагубном влиянии эмоциональной нестабильности на свой уже вполне сформировавшийся, но все еще жадный до новых знаний ум, Шерлок сделал для себя определенные выводы и решил, что эта сфера его больше не интересует. После чего запер первый опытный образец чувственных переживаний в самой дальней кладовой просторных, тщательно выстроенных Чертогов памяти. За этим последовало восемь прекрасных лет, исполненных научных и творческих занятий с лучшими учителями, что могли ему предоставить два университета и ботаническая академия, процветавшие последние два столетия под покровительством королевского дома, понимавшего, что завоевания завоеваниями, да и торговля тоже неплохо, но и о развитии наук забывать не стоит – никогда не знаешь, какие новые гадости припасли твои «добрые друзья» по ту сторону границы… Время от времени Майкрофт пытался устраивать брату смотрины в надежде упрочить позиции путем заключения династического брака. Но каждый раз Шерлоку удавалось не просто избежать ненавистных уз, но и надолго отвадить от дома претендента, подробно и аргументировано уведомив семейство «почему нынешний его глава не может претендовать на наследство рода… а точнее, в каком колене адюльтер породил их побочную ветвь… или насколько фальшивыми являются на леди украшения, драгоценные камни из которого давно уплыли в жадные ручки двух любовников…» Майкрофт приходил в бешенство и снова высылал Шерлока в загородный дом их папочки-омеги, больше похожий на хрупкий миндальный бисквит с башенками из марципанового теста. Со временем Шерлок перетащил в него почти всю родительскую библиотеку, бóльшую часть научных приборов, как доставшихся в наследство, так и созданных собственноручно. И даже собрал в одной из башен громадный пра-прадедушкин телескоп, полученный тем в составе приданого юного мужа, привезенного из-за моря и, в дополнение ко всему, подарившего всему роду Холмсов их знаменитые восточные глаза, проявлявшиеся в каждом поколении, но в совершенно иной цветовой вариации. Довольный результатом Шерлок удалялся «в изгнание», подальше от разъяренного родственника, оставив тому самостоятельно разбираться с последствиями. А Большой Брат откладывал идею поскорее женить неуправляемого негодяя до следующего подходящего раза, когда скандал забудется, а новый претендент не будет настолько… щепетилен. И да, каждое новое сватовство, Майкрофт начинал со слов… - Дорогой брат, я приготовил тебе подарок… Шерлок оторвался от здоровенного, на полстола, фолианта с подробными иллюстрациями растений южного склона, с лунным календарем их сбора и пояснениями какие части лучше использовать от почечных колик, а какими можно воспользоваться, чтобы незаметно сократить количество надоедливой родни… Голос Майкрофта был как и прежде отвратительно-довольным, но на этот раз что-то изменилось. Запах… Шерлок нервно вдохнул дрогнувшими, встрепенувшимися ноздрями, а потом несколько секунд смаковал обволакивающий, растекшийся по обонятельным рецепторам аромат. …сладковатый… терпкий, как тертый мускатный орех… пряный, как настойка гвоздичных почек… горький, как старое тягучее вино… вкусный… ласкающий одним касанием, но… такой обжигающе приторный, что Шерлока затошнило… ОМЕГА… Он обернулся так резко, что закружилась голова, и он на миг зажмурился. А когда глаза открылись, на него запрокинув голову и белозубо скалясь опытным вишневым ртом, смотрел омега. Как и все они – невысокий, с тонкими изнеженными чертами, с безупречной оливковой кожей и насмешливым темным взглядом слегка подведенных сурьмой глаз. Черная, как смоль прядка падала на лоб, а остальная искусно-растрепанная шевелюра едва ли прикрывала кончики маленьких ушек. Тяжелое одеяние из расшитой пестрым шелком парчи лишь подчеркивало хрупкую фигурку, а тонкая, белая сорочка в вырезе вовсе не скрывала ни гладкой смуглой шеи, ни того, как жадно дергался на ней кадык… Что бы ни думал Майкрофт, Шерлок девственником не был. И уже спустя два года с провала поцелуйного проекта он немного расширил свои познания относительно близких отношений противоположных полов… Дворцовые омеги… хранимые пуще королевский сокровищницы… славные, мягкие… бестолковые создания, живущие только для того, чтобы скреплять союзы, ублажать собственных мужей и давать потомство… Их было мало. Так мало, что владение ими давно превратилось в государственную привилегию – даже родившись в именитой семье они с рождения становились королевской собственностью и с пяти лет передавались на воспитание дворцовому патронату. А что уж говорить о малышах, появившихся в браке простолюдинов – не важно, жили они в городских стенах или в маленьких деревнях за ними… Родители могли их прятать или противиться положенному за омег выкупу – все сводилось к одному – ребенка отбирали силой, воровали для продажи, нередко убивая всю семью… Но так или иначе – в отдельном крыле замка постоянно проживало не менее десяти-двенадцати омег самого разного возраста в ожидании того, когда им подыщут выгодную страну… И уж конечно, найти подходящий объект для опыта Шерлоку было не так сложно. Особенно, если в этом был заинтересован Майкрофт. Его собственный «гарем» вполне довольный приятно устроенным бытом благополучно проживал в согласии и невмешательстве. Двое омежек уже воспитывали будущих наследников – семи и четырех лет отроду – оба мальчика и оба альфы – копии своего венценосного отца, третий еще пока забавно семенил глубоко на сносях, по всем приметам ожидая рождения долгожданного наследного омеги. Впрочем, наличие семьи вовсе не мешало Майкрофту отлично проводить время в компании начальника стражи Грега Лестрейда, у которого собственной семьи так и не случилось, но он с удовольствием возился с мальчиками своего близкого друга, стоило им отважно сопя вскарабкаться на его крепкие колени. Чем занимались друзья за запертыми дверьми, Шерлок не знал, но волосы Грега почему-то пахли маслом горных цветов, которые так любил король. А пальцы короля нет-нет, да и дразнили ароматом крепкого табака из Кар-Сабá, который Лестрейду привозил капитан одной торговой шхуны пару раз в год… Шерлок не был девственником. Это случилось по взаимности и с малой толикой юного сумасбродства, когда весенний ветер пронесся по выстуженных зимой комнатам дворца. Его звали Вив. Ему было на пару лет больше, чем Шерлоку, но все равно он казался совсем юным и не менее любопытным, чем насупленный экспериментатор… И что бы ни напридумывал себе Шерлок, близость волнующего, нежного тела… запретность ласк и влажное, вожделеющее нечто так сладко тянуло, так безжалостно влекло и мешало воспринимать происходящее рационально, что он сдался своей природе, не зная – догадываясь и полагаясь на волю инстинктов. Все прошло… более чем хорошо, без …упаси, боже… течек, а следовательно – никаких узлов, беременностей, свадеб… Но то, что надменно стоявшее естество в один миг заставило его перестать быть свободно мыслящим хозяином собственного тела, а превратиться в яростно совокупляющееся животное, рычащее и подвывающее от удовольствия, привело юношу в ужас, и второй чувственно-эротический опыт воспоследовал за первым в кладовую Чертогов, для верности опечатанный презрительным «Никогда, ни за что, лучше головой с крыши». И вот теперь, это существо, соблазнительно кривящее губки и томно помахивая бархатными ресницами в мускусном облаке вожделения и обещания любых утех, притиралось своим распаленным телом к его, Шерлока личной независимости. - Что? – Подозрительно прищурившись и отступив на шаг… больше не позволила гордость… прошипел он, ткнув в омегу пальцем. – Что это такое? Майкрофт с удовольствием выдержал атаку его ледяного упрямства, наслаждаясь каждой ядовитой искрой в зрачках. - Это Джей. Если тебя не устраивают чужие земли – вот, женись и я отдам тебе папин дом. Насовсем… Шерлок скрипнул зубами… Грязный, неприкрытый шантаж. Папин загородный дворец, так удачно служивший местом ссылки… а скорее – убежищем младшего, был давним камнем преткновения всех их ссор и маленьких домашних войн. - А наших детей ты удачно продашь на север… или куда там у тебя запланировано? - Сейчас не время для детских ссор, Шерлок. – Майкрофт выстудил голос до арктического льда. - Тебя мало волнует политика, но даже ты не мог не заметить, что торговля уменьшается с каждым месяцем, а послы один за другим покидают страну… Приближается война. Боюсь, большая. И боюсь, нам понадобятся все вассальные гарнизоны, что мы сможем привлечь на свою сторону. Теперь мало кого интересует золото, всем подавай долгосрочные договоры… Все, что я могу им теперь дать – это брачный альянс. Твои потенциальные дети – это много солдат, крепкий флот и отлично снаряженная конная гвардия… И кроме того… - он усмехнулся, смерив брата взглядом с головы до ног, зацепившись за прекрасно вылепленный природой и бесстыдно нескрываемый облегающими штанами упругий, добротный пах, - это будет… приятно и малообременительно. Обещаю, тебе понравится… Да, Джи? Джи лениво, как кот, только что дремавший на солнцепеке, потянулся, ластясь, потерся о его плечо и блеснул непроницаемо-черными глазами. С плеча, как бы само собой сползло одеяние, оставляя лишь легкую с дорогим шитьем тунику, и Шерлока опять накрыла густая, как патока, волна желания и удушливого отвращения. Как от чумной заразы он рванулся прочь, задыхаясь и раздирая на себе ворот… - Да я лучше женюсь на диком, чем на твоих… - он едва не выплюнул бранное слово, но лишь крутнулся волчком, размахивая руками, как всполошенная птица крыльями, расплескивая злость. - Неужели? – Майкрофт нахлобучил на Джи накидку и задвинул его себе за спину. - Сам ловить пойдешь? - Да хоть и так! Все лучше, чем… - Идет! Шерлок так и застыл с распростертыми руками и раскрытым ртом. Никогда… никогда еще Майкрофт не соглашался с ним так просто. Разумеется, кроме тех случаев, когда это оказывалось его главной целью. Лихорадочно перебирая в голове все возможные подвохи, Шерлок, кусал губу и высчитывая возможные для себя пути отступления. Судя по довольной братской улыбке, путей не было. «ну и ладно… ну и пусть… сомнительно, что дикари слишком уж нуждаются в общении, если как-то умудряются выжить в одиночку… его омега будет тихонько сидеть на своей половине, пока Шерлок занимается своими важными, научными… мужскими делами…» … Он выехал ни свет, ни заря, и когда солнце перевалило далеко за полдень, его лошадь, бодро перебирая стройными ногами, вскарабкалась по нескошенному, в ярких цветочных пятнах, лугу к началу предгорий – туда, где начиналось каменистое бездорожье. То самое, что вело на цветущие сиреневым склоны, где по рассказам прятались свободные, никому не принадлежащие омеги, так или иначе избежавшие всеобщей рекруции и королевской власти. Поговаривали, что раньше в горы бежали семьи, где по несчастью, а может, как раз наоборот, рождались эти редкие малыши… а еще ходили слухи, что там расположились целые общины из одних омег, что едва наступает пора, они спускаются в долину, забираются в незапертые дома, чтобы заниматься любовью с околдованными их чарами добропорядочными мужьями… Об этом, не стесняясь скабрезных подробностей, болтали за кружкой пива в шумных кабаках деревенские мужики, шушукались, прячась от родителей едва познавшие влечение юнцы, мечтательно и томно вздыхали, скучающие в карауле солдаты… В этих россказнях дикие омеги приобретали мифическую, почти сказочную внешность, магический дар подчинять своей воле мужчин и совсем уж невообразимую способность отводить глаза, чтобы не дать себя заметить. Шерлок все это слышал, да и среди книг он не просто так убивал время – пару раз ему попадались старые рассказы от тех, кому довелось побывать среди них и даже благополучно вернуться назад. Да к тому же пару раз в год вольные охотники привозили пойманных в горах омег, да вот только не было ничего сказочного и мифического в измученных и запуганных существах, не избежавших ни побоев, ни насилия… И все-таки… Шерлок точно знал, что склоны, ранней весной покрывавшиеся нежным сиреневым пологом – единственное место, где в это время еще можно выследить свободолюбивых и ужасно скрытных особей, одной из которых ему будет вполне достаточно для приобретения долгожданной независимости. Что будет дальше после того, как он ее отловит, он представлял плохо, но, по правде, так далеко его планы не простирались, и его резвая, нетерпеливая лошадка бойко скакала по камням, подгоняемая настойчивыми пришпориваниями… … Как выяснилось спустя несколько часов, погода в горах менялась, как настроение ветреной красавицы. Вот только что светило солнце и птицы умилительно-надрывно что-то орали наперебой, но вот уже все небо затянули свинцовые, косматые тучи, изорванные в клочья острыми горными пиками, и на голову незадачливого охотника посыпался то ли мокрый снег, то ли замерзший в пути дождь… Он уже четыре раза обозвал себя идиотом. Точнее пять, но один при здравом размышлении взял назад. Плащ, что он надел, совершено не подходил для этой затеи. В мягком климате столицы он вполне прекрасно укрывал плечи и спину от ветра, игриво теребящего кудри и ласкающего тело под рубашкой и плотной курткой, застегнутой на пару десятков костяных пуговок. Тут, где ветра больше походили на стаю злых голодных псов, богатая, подбитая атласом ткань лишь бестолково полоскалась за спиной, пытаясь задушить завязками и сдернуть на землю. Она совершенно не желала греть, и Шерлоку, и так промокшему до нитки, пришлось обвязать болтающиеся полы вокруг пояса, чтобы хоть как-то удержать тепло. Следующей неприятностью оказалось то, что Грег Лестрейд был прав – Гранат, гнедой жеребец-трехлетка, отлично подходящий для городского выезда не годился в горах даже при большой натяжке. Стройные ноги с узкими копытами оскальзывались на мокрых камнях, проваливались в мелкий гравий, а норовистая нетерпеливая натура никак не давала сносно им управлять – Гранат все время пытался перейти на аллюр рысью, громко и возмущенно ржал, разбивая в пух и прах малейшую надежду хоть к кому-то приблизиться незаметно. К тому же он быстро выбился из сил и, наконец, встал, как вкопанный, обиженно всхрапнув и покосившись карим оком, когда Шерлок от отчаянья стегнув его плетью по гладкому, мокрому крупу… Дальше его пришлось вести в поводу. Успев обозвать себя идиотом и тупицей за то, что отказался еще и от сопровождения в виде одного из наемников, знающих эти места лучше всех, позже он передумал. Не хватало еще, чтобы о его походных маневрах узнали все окрестные болтуны… Достаточно и того, что в эмоциональной горячке он сделал то, чего хотел от него Майкрофт, да еще и подписался на безумную авантюру. Но природное упрямство требовало доказать, что слова Холмсов хоть что-то да значат, а поэтому он расшибется в лепешку, но своего омегу добудет, даже если ему придется влезть на эту чертову гору ползком. И еще втащить эту проклятую лошадь! И наконец, когда начали сгущаться сумерки, Шерлок понял, что неверно рассчитал время – что бы ни случилось, это произойдет только на следующий день, а значит, ему предстоит неприятная, холодная ночевка на камнях, поскольку найти кров и раздобыть сухие дрова не представлялось возможным… Все, на что хватило его познаний, это заставить улечься коня, закутаться в промокший, давно уже не греющий плащ и накрыться вместе с настырной, жалобно вздрагивающей скотиной… которой он успел скормить почти весь хлеб… попоной и стеганым вальтрапом*. К полночи дождь стих, а выглянувшие пронзительно-желтые звезды с интересом смотрели на измученную спящую пару. … Птицы снова трещали, пиликали и свистели. Словно не было ужасного ночного холода, мокрых, скользких камней и ветра, исполосовавшего тело не хуже плети. Шерлок лежал на небольшой травяной кочке, а конь, стосковавшийся по движению, давно поднялся и теперь пребывал в неизвестности, хотя Шерлок не думал, что тот ушел очень уж далеко… Выбравшись из-под сырой, парящей на припеке попоны, Шерлок сел, потянулся и одернул изжеванную, кое-как просохшую одежду. Голова невесомо кружилась, а во рту пекло, как в аду. Ему не было видно, но лицо пылало, как на углях, и вставать категорически не хотелось. Порывшись в седельной сумке, он вытащил плоскую флягу, обтянутую кожей, вынул зубами пробку и в несколько больших глотков ополовинил содержимое. Сладкое, крепкое вино пробежало по венам горячей змейкой, опалив сначала горло и желудок, а потом впрыснув свой пряный яд прямо в кровь. Туман в голове слегка рассеялся, сотни цветущих колокольчиков зазвенели, как церковный акафист**. Прогоняя ломоту в костях и тягучую леность, Шерлок встал, огляделся и, отчаянно зевая, побрел за ближайший куст удовлетворять законные требования тела – не то, чтобы он испытывал неловкость от необходимости обнажиться, но и сверкать чреслами даже в такой безлюдной местности ему не хотелось. По возвращении, поддергивая сползшие штаны и путаясь в ускользавших тесемках, он обогнул приютившие их камни и с удивлением понял, что не добрался до вожделенного, укрытого нежным сиреневым пологом склона всего ничего – живой цветущий водопад виднелся всего в паре лиг за расстилавшимся ковром сухого прошлогоднего метельника высотой в человеческий рост. Озадаченно покачав головой, Шерлок полез на круглый валун, чтобы отыскать загулявший транспорт, вероятнее всего позарившийся на свежую травку по ту сторону луга. Пушистые колосья дружно покачивались, шелестели, создавая фон для птичьих песен, кое-где сквозь песочно-кремовое марево весело проглядывали васильки, а в четверти лиги к солнцу на самом краю зарослей топталось темное пятно, то и дело потряхивая гривой и довольно фыркая. Спуститься оказалось трудней, чем лезть вверх, и за информацию Шерлок расплатился отбитыми коленями и парой сломанных ногтей. Раздвигая руками сухостой, он поплелся в нужном направлении, внимательно поглядывая под ноги. - Вот ты где, бродя… - начал ругать настырную скотину хозяин, запутавшийся напоследок в траве и вылетевший на поляну, как пушечное ядро. Да так и застыл с раскрытым ртом - когда последняя преграда разошлась, как театральная кулиса, он увидел, что его беспечный четвероногий компаньон обзавелся спутником… Незнакомец улыбался, гладил животное по крутой шее и что-то шептал ему в ухо, приподнявшись на носки. До них оставалось шагов тридцать-сорок, да и лошадь прилично закрывала обзор, но Шерлок не мог не рассмотреть застывшей фигуры и испуганного его эффектным появлением лица с парой широко распахнутых ярко-синих глаз. Невысокий… с соломенной растрепанной макушкой, одетый в светло-пепельную рубашку – свободную, перехваченную мягким кожаным жилетом, и плотные, немного темней, штаны… Рука на лошадиной холке - загорелая с закатанным до локтя рукавом, и другая, протянувшая Гранату что-то на раскрытой ладони… что-то сладкое, от чего этот закормленный, избалованный лакомка не смог отказаться… Так просто ему повезти не могло и в совпадения он тоже не верил. Разве что это было провидение свыше и вскоре расплачиваться за удачу он будет заработанным за ночёвку воспалением легких и всевозможными травмами… Но в груди что-то больно перехватило, сердце трепыхнулось и уперлось в горло, а от нестерпимого жара, казалось, вспыхнуло не только лицо, а все тело, грозя поджечь и одежду и траву под ногами. Он набрал полные легкие и, не раздумывая, рванул наперерез метнувшемуся в заросли смышленому беглецу, рискуя оступиться и скатиться по острым камням, переломав ноги. Парень петлял, как заяц, отлично ориентируясь на местности и умело пользуясь тонкими деревцами, чтобы быстро менять направление. Поэтому не было ничего удивительного, что вскоре Шерлок потерял его из виду и двигался уже наудачу, осторожно принюхиваясь и пытаясь удержать в памяти тот тонкий, еле уловимый запах, тающий в воздухе, как утренний туман на солнце. Шерлок даже не смог толком определить, что именно было в этом аромате… Омега… никакого сомнения… странный, без малейшего заигрывания, без глупого самолюбования и выворачивающего нутро амбре… Идеально! Выбравшись на пустой пятачок посреди камней и низких чахлых кустов, Шерлок потоптался, определяясь с направлением, и не сразу услышал тихий жужжащий звук, словно майский жук-переросток надсадно набирал высоту. Звук, как оказалось, шел от солнца и ему пришлось заслониться ладонью, чтобы всмотреться – упрямый дикарь стоял чуть выше по склону, крепко уперевшись ногами и раскручивая над головой нечто вроде веревки с привязанным к одному концу камнем. - Эй! – успел крикнуть охотник, - погоди, я не собираюсь тебя обижать! Но в тот же миг нечто, выпущенное из пальцев полетело в его сторону, и то, что Шерлок бросился вперед, пытаясь увернуться, ему не помогло – веревка туго обернулась вокруг ног, а камни, которых оказалось не меньше трех, очень больно отбили ему голени. Чертыхаясь, он рухнул ничком, предельно ясно чувствуя, как из разбитого носа течет теплая кровь, попадая и в рот, и на подбородок, и быстро перекатился на спину, пытаясь как можно скорее распутать затянувшиеся силки. Но ему все же стоило посмотреть вверх, так как омега не пустился вновь в бега и не стал ждать, когда преследователь освободится, а, коротко размахнувшись, швырнул в него небольшой, размером с грецкий орех, предмет… Предмет, сочно вспоров воздух, попал точно в лоб, и Шерлок моментально обмяк, провалившись в тревожное забытье, избавившее его от переживаний по поводу, что их первую встречу он представлял себе несколько иначе…