Дикая штучка

- Гарри! Шерлок, бросив все, что громоздилось в его руках, прижал ладони к дверному створу и толкнул. Дверь ожидаемо не шевельнулась – предки-Уотсоны знали толк в плотничестве и обороне. Там, за трехдюймовой преградой голос Джона напряженно звенел от плохо скрываемого испуга, то и дело прорываясь едва сдерживаемой угрозой. Шерлок должен был… должен!... стоять там – между ним и любой, пусть неясной, пусть всего лишь предполагаемой, но опасностью… А он застыл бесполезным, пустым изваянием, как просил Джон, как он не обещал, но принужденно исполнял его нелепую просьбу. Да и протестовать стоило до того, как крепкое дерево и тяжелая задвижка лишили возможности вмешаться… А потому альфа внутри бесился, неистово царапал грудную клеть – свою живую тюрьму и рычал, заставляя вибрировать голосовые связки в человеческой глотке. Шерлок не видел, но идеальная память и отменный слух с лихвой дополняли бесполезное, ничего не стоящее сейчас зрение. … Мужчина среднего роста, коренастый, с тяжелым костяком и настороженными повадками сторожевого пса, спешно проверял одну комнату за другой, заглядывая в шкафы, кладовые и зашторенные ниши, совершенно игнорируя Джона в его стараниях загородить дорогу. Джона обходили, отпихивали – возможно, слишком грубо для проявления родственного негодования, без помех продолжая спонтанный обыск. Пару раз он пренебрежительно хмыкнул – один на кухне, заметив непривычный блеск некогда закопченной посуды и так и ненаполненную бочку для купания… второй – в гостиной, полной мягких полутеней и уютного мерцания догорающих углей, когда зацепил коленом раскрытый фолиант… они читали его вчера, перед тем, как… и сидели так близко, что взволнованное дыхание щекотало Джону шею… Зашуршав, книга свалилась на пол, встопорщилась, обиженно выставив кверху жесткий корешок и неряшливо замяв страницы. Джон возмущенно ахнул и скользнул следом, опускаясь на колени и не замечая, какие широкие ссадины остаются на них от грубых деревянных половиц, быстро поднял и закрыл толстый тяжеленный том, бережно расправив каждый лист. Гарри только усмехнулся, глядя на его явное неодобрение, и двинулся дальше, скривившись, как от кислого, недозрелого яблока. Омега колебался всего пару мгновений и, оставив свою пострадавшую драгоценность на середине стола, бросился следом. Джон… щедрый, гостеприимный Джон, так любивший принимать гостей, заметался возле него, как птица вокруг гнезда, куда по несчастливой случайности забрался голодный хищник… - Что ты делаешь? – он цеплялся за крепкое предплечье, безуспешно пытаясь обратить на себя внимание. – Я перестал тебя ждать почти три недели назад… Река разлилась выше, чем по грудь… Гарри! Остановись, наконец! Дернув напоследок запертую дверь, по другую сторону которой у Шерлока на руках встал дыбом каждый волосок, мужчина резко развернулся, схватил Джона за плечи и тряхнул так, что тот прикусил язык. - Что ты тут устроил? А, Джон? Ты выглядишь, как… черт, я даже произнести этого не могу! Оденься немедленно! – Он отшвырнул Джона прочь и тот чудом не угодил спиной на каминную полку. Кресло подбило его под ноги, и он кувырнулся, сверкнув босыми пятками и предательски голыми ягодицами, вкатившись на промятое сиденье, как шар в лунку. Кое-как подобравшись, он подтянул колени к груди и обиженно прикрыл их рубашечным подолом. - Кести разлилась. Я не думал, что ты придешь в этом месяце. Чего ты так взбеленился? Гарри, такой же светловолосый, как и Джон, но имевший жесткую, как высушенная солома шевелюру и бронзовое загорелое лицо, привыкшее к ветрам и непогоде, стоял, то и дело сжимая пальцы в кулаки, и нервно прищурившись, сверлил младшего такими же синими, но будто запыленными глазами. - Ходят слухи… Я не хотел верить, и сказал моей Мери, что ты не из тех шлюх, что только и ждут случая, чтобы привести любовника в дом… Но когда узнал про реку, в тот же день пошел потолковать с Бэзилом Сноуки из «Расщепленного дуба». Его тоже обеспокоило, что ты не появился на его постоялом дворе в этот раз… но деньги он отдавать не собирается, хотя и считает, что… Гарри поздно спохватился, но слово не воробей, уж точно… - Деньги? – с Джона стремительно слезало все его смущение, неловкость и даже испуг, будто сквозь треснувшие по швам одежды послушника наружу рвалось потрясение и удушающее бешенство. – Ты давал трактирщику деньги? За что?! Как разъяренная змея, Джон медленно вырастал из приютившего его угла, губы некрасиво ломались от едва удерживаемых ругательств самого грязного толка… голос опустился до свистящего, мгновенно осипшего шепота, и Гарри даже попятился от него прочь, не находя в себе мужества встретится с братом глазами. - А ты, наверное, думал, что Бэзил полный идиот? Или ослеп сразу на оба глаза? – смирив раздражение, забубнил он, воровато поглядывая по сторонам, и уже подумывая о тактическом отступлении, - у него наметанный глаз на пришлых… А уж тем более, когда за тобой волочится течной запах, как подол за потаскухой… Да так, что половина постояльцев исходит слюной и держит пари – в чью дверь ты постучишь… Я чуть приплатил ему за молчание. Хотя он и так не в накладе – постоянные клиенты… и почти все комнаты сданы… и это в самый пустой сезон - на большую ярмарку съезжаться начнут еще не скоро… - Гарри! – Джон закричал, зажимая себе уши ладонями и крепко зажмурив глаза от опалившего лицо стыда… И зашептал, с трудом проталкивая в горле превратившиеся в битое стекло слова, - Ты все знал??? И не сказал мне ни слова? Да как ты мог? Я не продажная дрянь, чтобы выставлять меня на торги… ты обещал заботиться, а сам… Он застонал, снова сжимаясь в кресле и пряча голову в коленях, неистово ероша затылок и виски, будто надеялся стереть все, что услышал, что понял всего минуту назад… Шерлок ударил обеими руками в дверь, почти уверенный в том, от его раскаленных ладоней на ней останутся обугленные следы… но дубовое полотно бесстрастно проглотило его ярость, ответив тихим утробным гулом и никем неуслышанным скрипом кованных петель. Впрочем, что-то почувствовав, Гарри опасливо покосился на узкий, изогнутый коридор и зябко передернул плечами. - Я обещал… - согласился он, облизнув губы – точь-в-точь как Джон, когда сомнения рвали его изнутри. – Уж не знаю, с кем ты… кто ублажал тебя на этот раз, но надеюсь, хотя бы не бездельники из деревни? Или твоего нового любовника принесло с прочей грязью течением прямо к твоему порогу? Глядя на брата, сжавшегося в комок, покачивающегося, словно в бреду, и почувствовав, как возвращается прежняя решимость и самоуверенность, Гарри приободрился и снова натянул самое пренебрежительное выражение на свою грубоватую физиономию. - Дед позволял тебе слишком много, Джон, – высокомерно заявил он, расслабляясь и позволяя себе пробежаться глазами по окружавшей их обстановке, все больше ускользавшей из его памяти. – Давно следовало выдать тебя замуж. Омеге не пристало жить одному и собирать сплетни на свою голову… Ваше дело - вести дом, рожать детей и заботиться о муже. А потому я решил забрать тебя к нам в долину… К тому же и Мэри станет полегче – лишние руки в хозяйстве не помеха… Джон вдруг перестал качаться и поднял голову. - А как ты дошел? – тихо и как-то очень спокойно поинтересовался он. Шерлок точно знал, что этого его «спокойствия» стоит опасаться прежде всего… Но Гарри ничего не заметил и оживился, с удовольствием пустившись в объяснения в надежде, что брат оценит его заботу. - Хэйл Сойер, наш мельник… ты его помнишь? Он одолжил лошадь, как только узнал, что я хочу забрать тебя к нам… - Сойер? Тот самый Сойер, что даже гнилую солому не позволял брать со своего двора? Мы точно говорим про одного и того же человека? Скряга Хейл просто вот так одолжил тебе свою единственную лошадь, которую впрягает вертеть жернов во время засухи, когда мелеет заводь? – Джон встал, вытянувшись во весь свой невеликий рост, чтобы заглянуть в лицо брату, на котором растерянность, густо замешанная на стыде, постепенно сменялась раздражением. – Что он потребовал взамен, Гарри? И Джон осторожно… как в детстве… дотронулся до его руки, еще надеясь, что ошибся. - Или кого? Гарри отвел глаза. - Он будет тебе хорошим мужем… Чего ты нос воротишь? Хороший дом, достаток, детей нарожаешь… Да и моя Мэри всегда мечтала о собственной пекарне… Помнишь, какая была у Хадсонов? - Нет! – Джон отшатнулся, отталкивая попытавшиеся удержать его руки. – Ты не смеешь распоряжаться мной, как овцой из загона или мешком зерна! Я не собираюсь… Гарри опешил. Джон никогда не вел себя с ним так, негласно признавая его старшинство и принимая защиту. Даже в детстве во время нечастых ссор, когда игры перерастали в драки из-за неосознанных попыток доминировать, принудить к послушанию… когда юношеское сумасбродство и пьянящее желание вспенили кровь от непередаваемого запаха первой течки, от мягкого золота обнаженного тела, в мучительных судорогах разметавшегося на постели в горном доме… Гарри все еще помнил, какой тяжелой тогда оказалась слабая омежья рука, когда он только попытался… нет, не то… просто предложил омеге «помочь»… Теперь же в тихого, всегда сговорчивого Джона словно вселился дьявол. Сердито отпихнув с дороги озадаченного его резкостью мужчину, он рванул ручку двери в дедову спальню, еще пару недель назад служившую ему прибежищем… бету слегка озадачило – чего его непутевому братцу не хватало в собственной теплой постели?… и намеренно громко и грубо захлопал створками платяного шкафа, вдобавок оглушительно грохнул тяжелой крышкой сундука, повсюду раскидывая вещи в сумбурных поисках одежды. Неуклюже прыгая на одной ноге и тщетно пытаясь попасть второй в мятую штанину, он торопливо засовывает подол мешковатой рубашки за затянутый шнурком пояс. Не совсем понимая, что делает, Гарри вдруг поймал его за плечо, сгребая ткань в кулак, дернул на себя, не успевая заметить, как в изумлении полыхнули синим глаза. Рубашка протестующе затрещала, Джон упал в объятия, мгновенно оставив бесполезную возню с одеждой и отбиваясь от удерживавших его рук – в разорванном вороте кожа предательски выставила напоказ все царапины, засосы и следы несдержанных ласк… Гарри шумно втянул носом воздух и, ухватив Джона за волосы, нагнул ему голову, высматривая метку на обнаженной шее… - Прекрати немедленно! – Джон крутнулся, дернулся, пытаясь пнуть брата пяткой по ногам и оставляя пару светлых прядок в его стиснутых пальцах. – Пусти, я сказал! Резкий, короткий тычок острым локтем под ребра – и, поперхнувшись, ругаясь на чем свет стоит, тот разжал руки, а Джон стратегически отскочил за громоздкое кресло – красный от унижения и растрепанный, как воробей, вырвавшийся из кошачьих лап, рвано сопя, натягивал пострадавшую рубашку на плечи, судорожно стянув ее у ворота. - Уходи, Гарри Уотсон… Это больше не твой дом. - Джон… - Гарри шагнул следом, заставляя попятиться, - Я обещал заботиться о тебе. Я и так делаю больше, чем кто-либо, но это не может продолжаться вечно. Сойер – лучший выход для такого упрямца, как ты… Кто еще тебя вытерпит? Тебе мало, что про тебя пойдут слухи? - Слухи всегда ходят, - отступать было больше некуда, и Джон бессильно сжал кулаки. - Омега не может жить один! - А я не один! Мне не нужен твой мельник и обо мне есть, кому позаботиться… – выпалил он, с ужасом понимая, что только что сделал большую ошибку. Гарри застыл, понимание проступало на его лице, утомленном усилиями ума, не слишком привычного к такой работе. - Так он все еще здесь, твой чертов потаскун! Ты растерял весь стыд, притащил в дом похотливого самца, чтобы он ублажал тебя в кровати и думаешь, что это сойдет вам обоим с рук?! Джон не успел даже раскрыть рта. Тяжелая хлесткая пощечина обожгла щеку, зазвенев в голове июльскими цикадами, в глазах поплыли багровые пятна, лишая равновесия и опоры… Джон качнулся и пропустил удар… Крепкий, натруженный каждодневной работой кулак врезался ему в живот, заставляя сложиться пополам и кубарем откатиться к каминной решетке, собрав по дороге все углы и ножки тяжелой мебели. Было больно и так страшно, что в грохоте крови, заложившем уши, в собственном сдавленном крике, он не услышал, как слетела с кованных петель добротная дверь – гордость деда Кайла, с размолотыми в щепу гнездами для засова и выбитыми четырехгранными заклепками, разлетевшимися по полу, как ружейная дробь… Следующее, что Джон увидел, перевернувшись и кое-как поднимаясь на колени – Шерлока, ритмично вколачивающего голову Гарри в идеально вымытые, отполированные временем половицы. Шерлок без единой эмоции на прекрасном мраморном челе восседал на поверженном противнике, исполненный королевского достоинства, совершенно не замечая попыток жертвы спихнуть экзекутора или хотя бы закрыться, и стучал его затылком об пол, будто колотушкой. Джон услышал чей-то жалобный стон, почти плач… и, покачиваясь от слабости и скручивающей гнездившейся где-то глубоко внутри боли, пополз, обхватил альфу, переполненного ледяным бешенством за шею со вздувшимися венами, за плечи, за стальную напряженную талию. - Шерлок, нет! Не надо… пожалуйста! Оставь его! – Джону казалось, что он кричит, пытаясь оттащить своего мужчину от распростертого и скулящего тела, пару мгновений назад ударившего его так зло и безжалостно… Джона не били никогда. Даже строгий, не признававший нежностей в отношении детей дед, не устававший указывать на предназначенное омеге место, ни разу не тронул его и пальцем, даже если и было за что… и то, что это сделал брат, который утешал маленького Джона, когда тот пугался темноты, грозовых раскатов или заползшего в постель паука, раскололо мир вдребезги. И все же мстительным и кровожадным Джон не был. Он помнил все теплое и хорошее, что их связывало в прошлом и не хотел винить брата в попытке его пристроить в надежные, как тому казалось руки… Да и видеть Шерлока его убийцей он тоже не мог… А что до этого дойдет, он не сомневался – Гарри обмяк и перестал сопротивляться после того, как альфа выпустил его голову и принялся к методично лупить кулаками в лицо и под ребра. - Шерлок… - Джон прильнул к его спине, обняв поперек груди раскрытыми ладонями, и интимно зашептал в ухо, прижимаясь горячими сухими губами. – Остановись. Он мой брат, и я не хочу его смерти. … Шерлок не мог вспомнить, что с ним произошло… Минуту назад он вслушивался в спор, быстро переходивший черту пристойности. А потом была звонкая пощечина, удар и тихий вскрик, совпавший с падением не успевшего увернуться человека. Все прочее слилось в какое-то багровое, запредельное безумие. Это не он вышиб толстую, в пол-ладони дверь, не он вколачивал в чье-то ненавистное лицо собственные кулаки, мечтая растереть его по чудесному столетнему полу, не его обнимали нежные руки, и губы что-то нашептывали в ухо тоже не Шерлоку… Но это было умопомрачительно сладко – позволить незнакомцу, прятавшемуся до поры до времени где-то в глубине Чертогов, завладеть телом, погасить сдержанность и рациональность ума и дать свободу пьянящей ярости и животным инстинктам защитить и уничтожить. Джон… Это его руки оттащили его от тонкой грани за которой человек становится зверем. Это его голос вернул человеческий стыд и самообладание… Это он заставил перенести избитое, едва дышащее тело в холодную спальню и теперь осторожно оттирал с разбитого лица кровяные потеки влажной тряпкой и покрывал быстро наливавшиеся черно-багровым синяки и ссадины густой, отвратительной на вид мазью. - Ты не должен был… - сердито бубнил Джон, морщась, когда ему приходилось поворачиваться и мышцы живота снова напоминали о себе тягучей болью. – Он не такой плохой… а ты просто спятил… Гарри, ты как? – оживился он, заметив, что брат приоткрыл наименее заплывший глаз. – Очень больно? Шерлок сидел у входа на жестком стуле и рассматривал собственные кулаки, будто видел их впервые. Он не понимал, как его угораздило – физического насилия он не любил, не опускался до него даже в детстве, когда Майкрофт доводил его до белого каления всего парой слов и руки так и чесались свернуть его королевскую шею… но ничуть не сожалел о содеянном. На его Джона никто не смеет поднимать руку… НИКТО. - Джон… - простонал побитый мужчина, поднося пальцы к кровоточащему рту и проверяя десны, - ты… он… боже, он мне зуб выбил! - Ты идиот. Он мог тебя убить. – Джон убрал его руку и приложил мокрое полотенце к потрескавшимся губам. - Он тебя… он не муж тебе. – Гарри плохо соображал, но память ему не отшибло. – У него нет на тебя прав… нет метки. - Меня зовут Шерлок. Я младший наследный принц из рода Холмсов. Я беру этого омегу под королевскую опеку до того времени, когда он изберет себе мужа… У меня есть все права на него… Гарри Уотсон. Шерлок поднялся и, высокомерно заложив руки за спину, принял заученную с туманной юности императорскую осанку, которую не могли испортить даже скромные простые одежды. Бета смерил его фигуру недоверчивым, опасливым взглядом, насколько ему позволила помятая физиономия и фыркнул. - Подумать только… - прошипел он, когда рука Джона коснулась самой большой ссадины на его лбу, - у короля шлюхи закончились… ашшш! Мягкая ладонь мгновенно отвесила ему чувствительную оплеуху. У Шерлока нервно дернулась бровь, и ему стоило немалых усилий, чтобы сохранить хотя бы видимость спокойствия. - Скажи это еще раз, и я сверну тебе шею. Джон мне больше не сможет помешать. Джон… - он окатил младшего льдистым царственным взглядом. – Твой брат должен уйти до заката. Это не обсуждается. Развернулся на пятках и вышел, начиная ощущать, как по ладоням расползается острая боль от впившихся в них ногтей. - Где ты оставил лошадь? – Джон бросил тряпку в таз с водой и вздохнул. – Я провожу, если пообещаешь больше не распускать руки. - Ему нельзя верить, Джон, - сердито сопя, бета попытался встать, но голова еще кружилась, и он снова откинулся на подушку. Джон вздохнул снова и погладил его по голове. – Он принесет только проблемы… вот увидишь. - Я знаю. – Джон кивнул. – Но я его люблю… прости. … Шерлок не воспротивился, когда Джон, вызвавшийся проводить брата, не сказав ни единого слова, а только виновато улыбнувшись, заглянул в глаза и погладил по предплечью. Они так и ушли в полнейшем молчании, оставив альфу посреди разоренного дома в весьма противоречивых чувствах… Шерлок не боялся, что Гарри как-то принудит брата покинуть поселение или еще раз попытается причинить ему боль… или, что Джон может передумать и уйти с ним добровольно, нет… «Я люблю его…» Это сказал Джон. Они никогда не говорили, что чувствуют друг к другу… Да Шерлок и не совсем понимал, что именно творится в его душе – слишком ново, слишком ярко и слишком мучительно… он не желал этого, собираясь в свой нелепый, заведомо провальный поход, легкомысленно намереваясь решить свою проблему чисто рациональными средствами – предоставив гипотетическому супругу возможность беспечного сосуществования в обмен на замужний статус… Но когда случилось это - нежданно, жестоко и властно заявило свои права, он оказался совсем не готов подчиниться власти новых для себя чувств, как Джон отказывался принять чье-то участие и теперь страдал, не зная, что ему делать с взлелеянной свободой и независимостью… И все же… Джон сказал ЭТО. И об этом стоило подумать до его возвращения. Джон вернулся, когда закат катил оранжевое солнце по краю отрога, выкрашенного лиловым и чернично-синим. Тихое небо проступило всей своей безбрежностью в острых, бело-голубых звездах, запутавшихся в глициниевых гроздьях, под которыми на скамейке Шерлок уже пару часов думал о будущем. За время ожидания он как-то незаметно расправился с бардаком в обоих спальнях, растопил камин и приготовил чай… второй раз, потому что первый чайник остыл и напиток превратился в маловразумительную, пахнущую прелой листвой бурду. Джон легко шагал по тропинке, то ли бормоча, то ли напевая себе что-то под нос, и помахивал длинной жасминовой веткой в такт… Шерлока он заметил издалека и со стоном удовольствия плюхнулся на лавку с ним рядом, запрокинув к небу лицо. Безмятежное и расслабленное. - Тебе надо уходить… Три-четыре дня - он передумает и вернется. И думаю, не один. - Я его не боюсь… - они переговаривались, не глядя друг на друга, но каждый точно знал выражение лица своего визави. – Но мне и в самом деле надо идти. Послезавтра. И я прошу… - Шерлок запнулся, - …я не могу уйти один. Просто не могу. - Шерлок, - Джон опустил голову, и вся его безмятежность погасла, - ты все слышал. Я не та непорочная омега, что достойна королевской постели. Меня даже просто приличным назвать сложно… Гарри прав, я спал со многими мужчинами и отдавался им добровольно… Можешь считать меня шлюхой, если так тебе будет легче уйти… И не волнуйся за меня – если Гарри не угомонится, я могу пожить у Джоша и Мерайи. У них отец, дядя и брат неплохо ко мне относятся и присмотрят, если что… Наверное, Джон мог проговорить остаток ночи, но Шерлок вздохнул… от этих вздохов у него уже должны были давно лопнуть легкие… встал и потянул Джона за собой, заставляя соприкоснуться тела. - Все, что тут наговорил, не имеет никакого значения. Ты самый непроходимый идиот, что мне встречался, но не надейся, что я настолько же глуп и брошу тебя. Я, правда, не знаю ничего о любви. Я, правда, ничего не понимаю в отношениях и не умею говорить о чувствах. Я вообще не знал, что они у меня есть… Но ты единственный, с кем мне хорошо, с кем я хочу быть в постели и ругаться на кухне у этой чертовой печи… Ты одинаково потрясающе злишься и смеешься. С тобой удивительно легко и невероятно сложно, будто каждый день решаешь новую загадку… Мы уйдем вместе. Через два дня. И если тебе не понравится наш новый дом, мы вернемся сюда и я обещаю тебе пару новых комнат и самый настоящий водопровод… Дай мне шанс. - Ты ведь все равно не отвяжешься? – тихо проворчал Джон, отчаянно надеясь, что в сумерках не видно его влажных, смаргивающих смущение глаз и пылающих угольями ушей, - упрямый, настырный, бессовестный… самоуверенный зануда… Шерлок поднял его лицо за подбородок и заткнул поток милых грубостей поцелуем. - Тебе стоит выпить чаю, но не засиживайся слишком долго. Я не смогу заснуть без твоего сопенья и теплого бока… - Эй! – Джон отпихнул его и, всучив подвявшую ветку, решительно зашагал к дому, - не выдумывай, я сплю очень тихо… И я тебе не грелка, заруби на своем длинном носу. - Ха. – Шерлок догнал его и шлепнул импровизированной цветущей плетью пониже спины. Джон зашипел и ускорился. – Ты еще не видел моего брата, чтобы рассуждать о длинных носах… … Шерлок проснулся и прислушался. Что-то неуловимо царапало его шестое чувство… господи, столько их там еще столпилось за дверями Чертогов? Волнениям определенно не было причины - сладкая теплая ночь еще в самом разгаре, Джона рядом не оказалось, но его подушка еще хранила терпкий, свежий, умиротворяющий аромат сандала и вишневого варенья, которым они все-таки перемазались. Джон оценил… На большом столе, где его ждала любимая чашка с маками и васильками, пожаренные тосты и блюдце варенья, возлежит фамильный фолиант из дедовского сундука. Книга была раскрыта на предпоследней странице, где аккуратным почерком было выведено полное родословное древо рода Уотсонов, начиная от пра-пра-пра… и еще несколько пра… деда Родрика, основавшего тут общину еще до времен заселения долины и восхождения династии Холмс, и заканчивалось последними известными потомками – Джоном и Гарри. Возле каждого члена семьи было проставлено имя его супруга и детей, рожденных как в браке, так и вне его, но помеченных в этом случае буквой «b» - бастард. Все записи были сделаны одной рукой, и Шерлок не сомневался, что написал ее Кайл Уотсон, считавший, что семья – главное, что стоит помнить и беречь. И только возле имени Джона красивым, изящным росчерком расположилась свежая строка: «Уильям Шерлок Скотт Холмс, альфа» Шерлок улыбнулся, вспомнив лицо Джона, когда он пробежал по странице глазами… и это стоило всех потраченных усилий – видеть, как осторожная радость начинает светиться в его глазах… И в тот же миг все мышцы тела – расслабленные сонной негой и ленивым предвкушением напряглись, натянулись, как арбалетные тетивы, готовый в любой миг сорваться, неся разрушение… В полночном сумраке, возле самой кровати шевельнулась неясная, бесформенная тень – будто чернильная капля в стоячей болотной воде… Шерлок только и успел, что приподняться на локтях, когда кто-то невесомый, как призрак, и сильный, как лесной хищный кот, прижал его тело к простыням, железной хваткой сковав запястья и заведя руки за голову. Дрогнувшего кадыка коснулось ледяное острие, блеснувшее словно лунный осколок. - Ш-ш-ш… Густой, пряный аромат из невероятной смеси южных цветов, яда и мускуса ударил по обонянию, раздражая нервы и вызывая в теле взволнованную дрожь… Слишком сладко, слишком возбуждающе… до головокружения, до тошноты… …слишком знакомо… Белозубая улыбка полоснула по глазам ярче ножа. - Соскучился по мне?