Дикая штучка

Они переехали в дом за городской чертой на самом краю бесконечного сада, откуда едва просматривалась зубчатая гребенка крепостных стен. Песочно-солнечный, легкий в ожерелье из арочной, будто выдутой из янтаря галереи вдоль фасада, он смотрелся не помпезным и вычурным, как втайне боялся Джон, а на редкость милым и уютным, если не обращать внимания на полузагубленные деревца в кадках, натыканных по всему холлу, потускневшие зеркала и общую печальную неухоженность… Мягкий, застенчивый Джон неожиданно явил характер и с ходу прибрал разомлевшую, избалованную бездельем прислугу к своим маленьким рукам со стальной хваткой. Он никогда не бывал ни груб, ни привередлив, и требовал лишь того, чему его новые помощники были обучены, не перетруждая их сверх необходимости. И каким бы придирчивым он ни был, искренняя благодарность и почти детский восторг от вида прекрасно выполненной работы и отличных результатов не позволял ни сердиться на него, ни таить обиду. Джон был внимателен, терпелив и щедр на похвалу, но сам без дела не сидел и остальных тормошил без устали. А потому, уже спустя месяц потускневший дворец снова сиял отполированными полами из теплого персикового мрамора, радостно звенел вымытыми, подновленными окнами из разноцветного витражного стекла, ластился, как сытый кот, добротной старинной мебелью, приведенной в идеальный порядок старым семейным краснодеревщиком, с которым Джон быстро нашел общий язык на почве склонности к художественной резьбе. А попорченные молью и временем скучные тяжелые портьеры и утратившее былой лоск постельное белье сменила воздушная свежесть расшитых шелком невесомых вуалей и хрустящая гладкость льна и хлопка… Безупречно. Новый дом, небольшой по сравнению с роскошеством и размахом королевских апартаментов, имел всего шесть спален, две столовые, маленькие, будто фарфоровые игрушки чайную и курительную комнаты, библиотеку высотой в два этажа, с передвижной лесенкой и балюстрадой, совмещенную с кабинетом и хранилищем чудес – редкостей, что начал собирать еще дедушка нынешних Холмсов, и которую Шерлок стратегически прибрал к рукам в первую очередь… А еще была площадка для наблюдения небесных светил в одной из хрупких, ажурных башенок – с телескопом и системой зеркал… небольшой, слегка запущенный сад с проточным ручьем и заводью для золотых рыбок. За всем этим живым сокровищем, конечно же ухаживали, но не часто и не слишком прилежно… Джон, привыкший за свою оседлую жизнь к простому горному разнотравью без особых изысков, знал лишь чахлые палисадники в деревне, где стоял тот самый трактир, да скромный огород с полудюжиной цветочных горшков на заднем дворе дома Уилкса, сын которого пытался вырастить что-то помимо кабачков и томатов просто для души… Сад, полный нестриженных, почти одичавших гортензий, роз, благоухавших и клонивших тяжелые соцветия в подставленную ладонь… стелющийся ковер, усеянный алыми звездами, пурпурными и белоснежными венчиками, переливался всеми красками, что могли прийти в голову… что-то высокое, похожее на вымахавшее в человеческий рост, шелестело пушистыми метелками… и нежные бело-розовые кувшинки колыхались на широких блестящих листьях в хрустальной воде, где любопытные рыбки то и дело выставляли на солнце свои отливавшие золотом карминно-алые спины. Джон был так потрясен свалившимся на него живым великолепием, вынужденное несовершенство которого он расценил, как дар небес, что Шерлоку стоило серьезных усилий каждодневное возвращение своего стихийного садовника в лоно гастрономических замыслов и постельных утех. Он привыкал к новой для себя жизни. …учился есть незнакомую пищу и препирался с кухаркой о предпочтениях Шерлока, что успели измениться за пребывание в «цветущем» доме… …старался не слишком огорчать господина Тумэ, вежливо избегая попыток нарядить Джона в традиционные летящие шелка и расшитые мягкие туфли… впрочем, просторные тончайшего батиста рубашки без рукавов и отлично сидящие штаны из мягкой замши или гладкого, немнущегося полотна ему понравились, как более подходящие для жаркой и влажной погоды долины, где теплые короткие ливни не выстуживали воздух, а лишь наполняли его свежестью и горьковатой солью морских ветров… …потеряв терпение… стосковавшись от неожиданно нагрянувшего одиночества, выкуривал увлекшегося сверх меры альфу из небольшой пристройки, когда-то служившей оранжереей с отдельным резервуаром для воды, с очагом и стенами из толстого, закаленного стекла, на которые можно было опустить тростниковые шторы при необходимости… Шерлок захватил павильон уже давно, еще в первую экспансию, задолго до аферы с охотой на «дикого» мужа, и приспособил помещение под полномасштабную алхимическую лабораторию, где можно было возиться с опасными экспериментами, не опасаясь спалить отеческий дом, если что-то вдруг пойдет наперекосяк… …подставив запрокинутое лицо небу, неожиданно опрокинувшемуся дождевой чашкой, Джон улыбался, дожидаясь, пока влага насквозь пропитает его рубашку – из тончайшего, похожего на шелк, хлопка, и она станет совсем прозрачной, обволакивающей тело, как вторая кожа… и Шерлок, минуту назад сердито бурчавший, что из-за этой идиотской аномалии не сможет этой ночью посмотреть, как что-то там пролетит в бездонных небесах… посмотрит на него застывшим, потрясенным взглядом, в потом прикусит губу, решительно сгребет Джона в охапку и, забросив на плечо, потащит в кровать такого, как есть – мокрого, смеющегося… ужасно довольного своей выходкой и точно знающего, что там, в интимной прохладе и благословенной тишине Шерлоку будет уж точно не до пролетающей над ними ерунды… За прошедшие со дня примирения полтора месяца семейной жизни, они дважды побывали на приеме у Майкрофта. Шерлоку, как принцу королевской крови, пусть и не первой наследующей линии, но все же… присутствовать на великосветских реверансах повелевал статутный этикет. Джон сопровождал его, как законный супруг – ужасно смущавшийся в свой первый раз, но храбро державший лицо, смотревшийся немного непривычно для сиятельного двора и представленных к трону посольских кортежей, но стараниями драгоценного господина Тумэ, выглядел свежо и достойно… выше всяких похвал… Участвовать во всем этом Джон не хотел. Нет, милорд Майкрофт был пугающе мягок, ласков до приторности и уже принес извинения за вынужденное насилие в отношении его соплеменников, предоставив свободу любого общения в пределах апартаментов для воспитанников короны. Джон, измученный непроходящим чувством вины, угрызениями совести и сводящим с ума беспокойством за все происходившее с его приятелями – близкими или едва знакомым, вдруг узнал о странных вещах, что начали происходить среди них… После того, как высохли последние слезы и притупилась боль, молодые люди огляделись вокруг и увидели, что находятся в самом сердце большого, яркого мира, сильно отличавшегося от того тихого убежища, в котором их жизнь протекала так неспешно и так…скучно? Никто не мешал им проводить время, как вздумается. К услугам оказались все огромные залы, полные книг в толстых переплетах с красивыми картинками и на языках, что звучали по всему миру или давно угасли в тьме времен… Терпеливые, приветливые учителя готовы были обучить их грамоте, наукам, любым искусствам – будь то танцы или вышивка тончайшей золотой нитью и мелким блестящим жемчугом по прозрачной вуали… забавные, лоснящиеся гладким сытым крупом лошадки, которых они видели впервые в жизни, седлались удобным высоким седлом для прогулок по саду или на торговую ярмарку, самую большую и самую пеструю во всем государстве… А когда в гавань приходили корабли из-за моря или с восточных островов, главный смотритель водил любопытствующих омег на причал посмотреть, как колышутся шумливыми птичьими крыльями неспущенные паруса, как сходят на берег странно одетые люди, как команды выгружают на подмости удивительные редкости, животных в клетках и на поводках, шелка и пряности на обмен и продажу… А потом случилось два незапланированных несчастья. Если конечно считать «несчастьем» две внезапные влюбленности. Или скорее три… Разумеется, их предупредили, что с этой поры стоит присмотреться к тем претендентам на руку и благосклонность, что будут представлены во время приемов высоких особ королевской крови, что прибывали в Гра-Бринар с завидным постоянством весь последний год. Никто не собирается их принуждать, силком под венец никого не потащат и никакого шантажа не последует, если этот самый претендент им не понравится. Но… Они выслушали, печально покивали и послушно присмотрелись… Спустя месяц Ричард Уилкс, сын Самуэля Уилкса, тихий, застенчивый юноша, едва вышедший из нежного возраста, никогда не перечивший ни отцу, ни старшим вообще… твердо глядя в глаза королю заявил, что выходит замуж за садовника Мираса Пацилиуса. Только за него и ни за кого другого. Мирас, тридцатидвухлетний альфа невеликого роста и невыдающейся внешности с серьезным пепельно-зеленым взглядом и отменным ботаническим чутьем, больше похожий на банального бету, чем на брутального представителя сильного пола… он увидел Ричарда один раз, и уже на следующее утро собрал его личный запах из живых цветов и трав, что отыскал в саду, оранжерее и лесу за городской стеной… Дик, молча протянул руку, чтобы принять корзинку, наполненную его ароматом… и больше не смог отвести глаз и выпустить теплую, натруженную смелую ладонь. Они даже не целовались… А после того, как Майкрофт, впавший в состояние холодного бешенства, выслал Пацилиуса от греха подальше… и еще надеясь, что это нелепое, ненужное наваждение пройдет, Ричард объявил голодовку. И вскоре в крошечном домике королевского садовника поселилась новобрачная пара, о свадьбе которой не трубили герольды, и милорд Холмс лишний раз вспоминать не хотел. А потом поссорились Мерайя и Джош Праттеры. Фабо Левент, адмирал флота Соединенного королевства островов Джохор Ба и по случаю брат короля, доставивший посла на большой королевский прием, целый вечер напролет оказывал Мерайе знаки внимания. А потом перепутал его с братом. Или… не перепутал. Бравый южанин с оливковой кожей, короткой аккуратной бородкой и шальными глазами, белозубо скалился, смотрел на омегу, как на самое потрясающее чудо, сыпал рассказами о далеких странах, где успел побывать и раздевал взглядом, не стесняясь шумной многозначительности присутствующих… Джош занял место брата, отпросившегося на минутку перевести дух и освежить лицо, исключительно из желания подшутить и проверить, насколько правдивы истории о привязанности с первого взгляда и сможет ли самоуверенный альфа понять, что его визави не тот, за кого себя выдает… То, что случилось вслед за этим, Джон видел собственными глазами и переживал так, что Шерлоку не удалось его удержать. Когда вернувшись, Мерайя застал пару за обменом нежностями, он впервые поднял на человека руку. Дважды. Первая пощечина припечатала смуглую щеку морского волка, оторопело заметавшегося глазами между парой, отличавшейся лишь цветом глаз… вторая оставила пылающий отпечаток на скуле Джоша… а спустя секунду братья орали друг на друга, сцепившись, как спятившие кошки. Джон ввязался в их растаскивание, за что и поплатился расцарапанными руками и порванной одеждой. И пока он менял ее по настоянию распорядителя торжеств, Праттеры исчезли из виду, но вскоре обнаружились в укромной, увитой диким виноградом беседке… Мерайя безутешно рыдал на плече брата, а тот гладил его по растрепанным волосам и горестно кусал собственные губы в кровь. Они оба полюбили одного человека. И то, что Мерайя встретил его первым, не играло никакого значения. Джош был старше на шесть минут, а значит, право выбора принадлежало только ему и только ему было решать – разбить сердце самому близкому человеку или отказаться от своей первой и единственной любви. На островах не было принято многомужество… по крайней мере, так говорили во дворце. Да и капитан… нужны ли ему сразу двое? Когда о случившемся доложили королю, он принял новость с редким спокойствием для высокого положения, да и посол, когда ему объяснили, в чем суть дела, проявил столько такта и участия, что переговоры между венценосными домами приняли иной оборот, и в конце концов, закончились неожиданно удачно для обеих сторон и счастливо для едва сложившейся триады… Островной король не планировал для себя нового брака… Он был счастливо женат уже восемь лет, имел двух детей-альф и горячо любил мужа. Послу было поручено заключить военно-торговый союз, закрепив его матримониальными брачными намерениями для одного из своих сыновей с королевскими омегами Гра-Бринара на момент достижения первым совершеннолетия. Зыбкий, неустойчивый договор, непростой для исполнения и сильно растянутый во времени… И кто знает, случился бы он, если бы не это счастливое «несчастье»? Адмирал Левент, преклонив колено перед троном, официально попросил руки сразу двух его подданных с разрешением заключить брак в Гра-Бринаре, по его обычаям и законам, а так как по свежеиспеченному пакту двух государств они обязались принимать законы друг друга как необязательные, но возможные для второй стороны, этот союз вполне отвечал его новым положениям. К всеобщему удовлетворению был оформлен временный брак сроком на полгода – обязательный для «королевских» омег. Обычная практика – обе стороны могли проверить серьезность и желанность намерений, подтвердить их или отказаться, не нанеся ни одному из участников ни малейшего ущерба… По прошествии отмеренного времени капитан Фабо получал сразу двух мужей для укрепления родовой линии Левентов, а Майкрофт, помимо флота Соединенных островов, еще и береговые патрули для охраны собственных морских границ. Праттеры счастливо шмыгали покрасневшими носами, держались за руки и не сводили глаз с будущего мужа. Джон облегченно расслабился, выпустив их из своих объятий и вернувшись к собственной половине. Шерлок мог бы саркастически закатить глаза, но припомнив собственный опыт, предпочел пожать брату руку. Мысленно. … Джон, устроившись на супружеской постели среди подушек и подушечек, неторопливо перебирает пальцы Шерлока, поглаживая каждый от ладони до аккуратных ногтей… Он непривычно задумчив в последние дни, тих, покладист сверх всякой меры, терпелив и расслаблен, то и дело впадая в тягучую меланхолию… И уже не только Шерлок начинает это замечать, хотя и не понимает, что могло бы ее вызвать. Скука, просочившаяся в их умиротворенное существование, ностальгия по оставленному дому, о котором они почти перестали говорить вслух, но Шерлок точно знал, что в мечтательных синих глазах все так же стоит отражение воспоминаний, как и в первый день вдали от родного порога… Джон смотрит на него… и сквозь него, будто разглядывая что-то глубоко внутри… и это «что-то» ему бесконечно нравится, потому что по неодаренным яркостью и изыском губам плывет теплая мягкая улыбка, что сводит с ума. Голова со смятыми встопорщенными волосами так просто лежит у Шерлока на плече, словно это самое обычное занятие – проводить день в неспешной, неприличной близости с мужчиной… Шерлок довольно жмурится и шумно втягивает носом воздух у Джона за ухом. Запах накрепко связан с тем, как он чувствует теперь совершенно точно мужа, любовника… любимого… единственного… Сандал и терпкая амбра кружат голову и будят желание, растекающееся сладкими волнами от кончика члена до напряженного живота и болезненно обмирающего сердца… - Джон… - мурлыкнул он, нашарив под подушкой припрятанную там накануне вещицу. – У меня есть для тебя кое-что. Джон заинтересованно приподнялся на подушке, а Шерлок раскрыл сжатую ладонь. Джон всхлипнул, словно что-то пережало ему горло. Медовый шарик с рыжими и молочными прожилками на тонком шнурке из белой кожи. Он уже поверил, что никогда больше ее не увидит – пальцы бездумно пробежали по отросшим на виске волосам и замерли, не решаясь прикоснуться к нежданно обретенной «потеряшке». …он не забыл о ней, нет. Он попрощался в ту ночь. … Пять дней назад. Шерлок почему-то думал, что это будет Джеймс… Он никак не мог определить, было ли это непонятной, болезненной и противоестественной привязанностью, приносившей омеге странное, нездоровое удовольствие от недоступности и отказа… или Джи просто играл в свои игры – жестокие, мучительные для всех сторон и доставлявшие лишь ему темное, извращенное удовольствие… Возможно, он захотел бы еще раз оставить на Шерлоке собственные феромоновые метки, чтобы лишний раз позлить Джона, который их обязательно найдет, сколько бы Шерлок ни провел времени в купальне, сдирая жесткой губкой их вместе с кожей… А возможно, и следы шерлоковых прикосновений он намеревался продемонстрировать своему Морану, чтобы подстегнуть его ревность и, кто знает, во что для них обоих это выльется… какую цену хочет заплатить Джеймс, чтобы выпить до дна чувственность и ярость своего альфы? Шерлок ошибся. В Моране. Высокая, чуть угловатая фигура, но ладная и наполненная силой до макушки, с повадками тигра – сытого, знающего себе цену, лениво высматривавшего новые охотничьи угодья… отделилась от узловатого ствола гигантской ивы, накрывшей покачивающимися на ветру ветвями половину пруда. Белесая, будто присыпанная пеплом, короткая шевелюра делала загар на лице темнее, а голубые глаза прозрачнее, как тающий на солнце лед, взгляд – колючим и опасным… Его звали Себастьян, и имя ему шло, как ножны для оружия. Придерживая на бедре эфес короткого меча, Моран усмехнулся тонкими губами и двинулся навстречу. Он слишком хорошо знал своего непостоянного мужа, чтобы пустить в сад с беспечными канарейками… - Вижу, что не меня ты ждал. – Он не стал протягивать руки, остановившись лишь в одном шаге. – Рад видеть тебя, Шерлок. И извини за… - он прочертил себя по скуле, где у Шерлока зеркально шел еще заметный шрам, - это. Шерлок скривился, подавив мучительное желание дернуть щекой, будто ее все еще стягивала неприятная корка. - Я просил о встрече. – Он демонстративно сцепил руки за спиной, и вытянулся в струну. – О встрече, а не об извинениях… Извинялся мой брат, затеявший это. Я просто хочу вернуть свое. - Да ладно, не злись… - Моран рассмеялся и неожиданно дружески хлопнул его по плечу. – Ты хорошо держался… Я подумал, что твоему парню понравится, что за него дерутся мужчины. Любой омега хочет, чтобы его завоевывали… Даже Джим. - Он заговорщицки подмигнул и весело сверкнул белоснежными зубами, ослепительными на фоне смуглой кожи. - Признай, мои люди оружия не доставали, а ты был выше на голову любого из них… Он вдруг посерьезнел, и Шерлок увидел себя в голубой стали его глаз. - Мне жаль, что так вышло с твоим омегой. Я приказал его не трогать, клянусь. Милорд Майкрофт велел вернуть… похищенное, и если это хоть как-то искупит вину… Тот человек лишился рук. Обеих. И никогда больше не сможет посягнуть на чужое. Шерлок не был кровожадным по природе. Джона не тронули в том самом постыдном смысле, что он мог ожидать от человеческого отребья… но и сейчас хладнокровный, рациональный Шерлок убил бы любого, кто посмел причинить ему боль – физическую или душевную, все равно… И впервые испытал первобытное, жарко-хмельное удовольствие от знания если не о смерти, то хотя бы об увечьях врага… - Спасибо, – он протянул ладонь. – Надеюсь, никого из твоих подчиненных не окажется вблизи нашего дома. Не хочу, чтобы для Джона это стало неприятным сюрпризом. - За это можешь не волноваться. Мои подчиненные сейчас строят заставы по всем границам, ловят мародеров, отгоняют серых от деревень… Тебя удивит, но кое-кто из моих людей подумывает о том, чтобы осесть и завести семью… Милорд разрешил брак с вольными омегами… за особые заслуги. Не смотри так… эти заслуги буду оценивать я. И уж конечно, твои горцы должны лично за это ходатайствовать… Брак по любви, Шерлок… Ты слышал о таком когда-нибудь? Он рассмеялся, но слишком резко и напряженно, да и в глазах был только собственный вопрос, на который он сам не мог ответить… «А Джеймс? Его брак тоже по любви?» Рукопожатие вышло не слишком долгим и слишком крепким, даже костяшки хрустнули… и когда оно разомкнулось, Шерлок не сразу понял, что кое-что осталось в его ладони… … Что-то теплое и слезливое распирало изнутри, хотелось закричать или уткнутся носом в щедро распростертую грудь… - Когда твоя косичка отрастет, позволь мне вплести это в нее… Джону стоило громадных усилий удержать собственное лицо серьезным. - Нет. – Строго взглянув в любимые глаза, ответил он. И пока всколыхнувшаяся паника не заполнила их и не выплеснулась наружу… - Нет. Но я позволю вплести ее в волосы нашему сыну, когда он подрастет. Года через три… А до того момента она повисит над колыбелью… думаю, ему понравится. Джон никогда не думал, что столько чувств может уместиться на одном лице. Недоумение, растерянность… злость от того, чего понять он не в состоянии… короткий, жгучий укол осознания и выстреливший оглушающий фейерверком восторг… - Ты… ты? - Потрясающая наблюдательность для альфы. Уже два месяца… И будь уверен, я не скажу, кто он, пока ты не переведешь ту надпись на медном горшке, что ты вычистил, испортив мой стол. Не надейся, что я забыл. Красивое, растерявшее всю высокопородистую невозмутимость лицо оказалось так близко, что не попробовать эти губы на вкус было выше сил… - «Даруя жизнь, приносишь благодать». Это купель для новорожденных, Джон… Твой дед был прав - наш ребенок должен родиться в твоем… орлином гнезде. И не спорь с мужем! Кто из нас альфа? Джон хохотал, уворачиваясь от его осторожных, воркующих поцелуев, а Шерлок морщил благородный мраморный лоб, силясь понять, какую глупость он опять сморозил… The end