✝☯✝☯✝
Совершенно случайная встреча в этом смрадном городе ярмарки тщеславия принесла странное волнение. Словно дуновение ветра, она разожгла искры воспоминаний заставив хмурится и пытаться высечь прочь. Чонин помнит лишь то, что нужно. На то, что пытается прорваться, пустоте, боли и всему подобному есть Чанёль, который всегда рядом. В последнее время Чонин и сам начал справляться… но не теперь, когда в голове набатом отмеряет минуты спокойтвия тихий деревянный перестук.Вступление.
14 февраля 2016 г. в 20:15
Едва забрезжившее раннее влажное утро встречает болтушкой из натопленного углем смога, мороси и тумана, грозящей свалиться с широких полей боливара за шиворот. Унылый Лондон встречает новых гостей промозглой сыростью и вонью нечистот, разящих от Темзы.
Внезапное раздается тихое пришикивание, и каменноугольный смог с отчаянным писком и шипением рассеивается над головой путника. В прорехе видно тусклое, болезненно-серое небо нежного цвета свежего утопленника. Случайный зевака раззявил бы рот, спеша рассказать собутыльникам в пабе о движущемся чистом кориоре в густом угольном смоге.
Широкая пола боливара закрыла большую часть лица путника. Видны лишь надменные, скульптурно вылепленные губы и волевой подбородок, что дернулся, когда путник сплюнул. На пустынной монохромной улице царит безмолвие, раздражаемое лишь мерным цокотом каблуков о мостовую. Без интереса и праздного любопытства, присущего всем новоприбывшим в перенаселенный Лондон, мужчина держит свой путь мимо серых домов прошлой эпохи. Сырость за долгие года разъела внешний слой, обезображивая преждевременной ветхостью. Однотипные монотонные фасады врастали друг в друга, будто наскакивали на облака высоко над головой путника и грозили сдавить изломанным абресом крыш.
В эту часть города жители и гости столицы не заходят, презрительно кривясь при упоминании. Услышав название улицы, печально славящейся последние полгода, крестятся своему богу и чураются, как больного подагрой. Правительство негласно подстрекает чопорных англичан презирать квартал «узкоглазых обезьян». Но никто не признается, что истинная причина - страх. Соглядатаи "Таймс" сбились с ног, но инциденты, что происходят тут остаются загадкой, необъяснимой для людей. Район обрастает шлейфом пугающих слухов, бередящим умы геройствующих юношей... Пачками пропадающих среди тисков тесных непроглядных улиц.
— Сколько ж вас тут развелось, — хрипит низкий голос. Он срипит долгим молчанием. Мужчина прокашливается и спускает со спины огромный крест, футов, эдак, трех с половиной длины. Брущатая мостовая содрогается под его весом. Эхо удара скачет по пустым улицам и теряется в глубине хитросплетенного муравейника.
Пространство над шляпой с широкими краями жадно сжирал черный копошащийся смог. Низкоуровневые чернушки клацали мелкими острыми зубками, кишели облаком над головой, но боялись прилизиться. Отовсюду следили глаза множества затаившихся существ. Из каждой щели, проема, тени и угла они следили за прибывшим и не смели нападать, чувствуя странную для них угрозу, исходящую от него.
Путник облокачивается на крест и достает из откинутой полы форменного плаща длинную тонкую трубку с набитым кончиком. Огниво искрит осечкой. Изогнутые гордой кривой полные губы шлют проклятья мерзкой погоде. Звенькнула серебряная сережка, когда путник поднял голову к небу... Он оказался гораздо моложе, чем могло показаться. Темноволосого парня со смуглой кожей, не подсказывающей времени, не тронутыми мужской щетиной щеками и гладкими местами носогубных складок можно бы даже назвать студентом, если не его глаза.
Глубокие, влажные и темные. Практически черные пугающие глаза задернуты опытным безразличием и прожигают затаившихся жестким холодом. В них отражается судьба человека, поведавшего и пережившего слишком многое за свою жизнь. Парень окидывает презрительным взглядом улицу сквозь темные пряди челки. Густые брови устало хмурятся. К надменным, криво изломанным губам и волевому подбородку прибавились крупный мясистый нос, широко посаженные опасные миндалевидные глаза восточного разреза, широкий выпуклый лоб, полуспрятанный челкой и шляпой - в целом лицо грубо слепленно диким мужским началом и безоговорочной уверенностью в себе. Как и подобает людям со спрятанной животной страстью внутри. На такого мужчину не засматриваются, не влюбляются с первого взгляда, но все-таки что-то неуловимое заставляет остановить взгляд.
Хриплый голос внезапно уверенно произносит что-то на ином языке. Внезапно рядом возникает человек, озаряя пятачок брусчатки алым всполохом. Выше и шире в плечах, загорелой кожей, здоровым румянцем и яркой шапкой пламенных волос он выдает абсолютную чужеродность этому месту.
— Чанёль, подсоби: от этой сырости табак весь промок, — недовольно цыкнув, появившийся парень закатил глаза и щелкнул пальцами. Не обращая внимание на охваченную огнем и задымившуюся в руках трубку, путника лениво оглядывает улицу, замечая каждую затаившуюся тварь. Кивнув в знак благодарности, он снова опускает на глаза полу боливара. Жадно затягивается, отчего вскоре в воздух вскоре устремляется кружевной дым.
— Мне это уже успело порядком надоесть.
— Удивительно, как они могли до такого запустить город, — протянул высокий, разминая руки и спину. Переступая с ноги на ногу, что выдавало неусидчивость натуры, он весело оглядывался, — Тут почти как дома.
— Может, подчистишь немного?
— Кости расправить я «за»… только не думаешь, что нам лучше не привлекать внимания до встречи со связным?
— Не нуди, мы им только работу уменьшим.
— Мы, — фыркнул парень. — Может, сам тогда займешься? — подбоченясь, выкинул вперед палец. — Я не хочу к этому иметь отношение, если выговаривать будут.
— И это мне говорит брат бешеного Астарота.
— Эй! Это ты, между прочим, его убил и отправил в Геенну! Я еще не доскорбел свой минимум.
— Да ну, — переменив позу, мужчина закатил глаза и ухмыльнулся воспоминания. — Будто тебя это колышет. У меня нет желания заниматься мелкой шушерой. Никто тебя за уши не тащил со мной связываться, так что. Вперед, — пара взмахов рукой уместнее выглядели бы назойливым мошкам, а не грозно хмурящейся арясине под шесть с лишним футов.
— Ты невыносим, — исчез столь же внезапно, мстительно кинув напоследок: — Вот подпалю тебя заодно — будешь знать.
Неожиданно с шипением и клубом пара из воздуха растворилась вся влага, оборачиваясь пустынной сухостью. Облизнув стянувшиеся во внезапно наступившей духоте губы и приоткрыв один глаз, путник снова затянулся едким дымом. В безветренном воздухе красиво застыл виток зеленоватой струйки.
— Попробуй, — предложение не успело осесть на землю. С неба упали первые крупные капли багряного дождя, разбившего дымное кружево. Тишина взорвалась нечеловеческим визгом, шипением и криками. Путник натянул глубже боливар и прошептал коротко на латыни. Выпущенный дым завился. Словно живой сформировал тонкий круг вокруг шляпы. Капли с шипением отскакивали, не способные рассеять. Брюнет не шелохнулся, продолжая расслабленно опираться на крест, когда прямо ему под ноги шмякнулось объятое огнем тело.
Когда кровавые градины и шлепки тел о мостовую начали редеть. Кучки пепла сожженных уносились вернувшимся влажным ветром, разьеденные блеклые стены отразили эхо приближающегося деревянного цокота.
Скосив глаза на крышу ближайшего здания, где, ковыряя между клыков когтем, уселся Чанёль, брюнет поддернул пальцем полу боливара и прищурился вдаль. Белесый туман медленно раскрашивался пестрящим в глазах цветным пятном, принимая причудливые очертания. К деревянному цокоту гэта добавился тихий звон коловольчиков, неуловимый звук скольжения ткани по коже, легкий металлический шелест украшений, опутавших все тело.
— Так-так… — тонкий голосок окончательно разрезал тишину. — Неужто к нам пожаловал новый нунций Ватикана? — всего в паре футов перед путником замер вытянутый угловатый юноша. В глазах из-за него продожлало рябить от буйства красок и тканей, диковинности. Его надломленный высокий голос с томной хрипотцой отдавался гулом. Светлые волосы струились лунными нитями, путаясь в пушистой шкуре лисы на плече, и при каждом движении многочисленные манисты, браслеты и изящные цепочки слабо цвенели. Целиком какой-то эфемерный, тонкий, одетый не по погоде в легкую, распахнутую на пол груди юкату. Оголенная кожа просвечивала, показывая изощренные путы вен, будто на кости вместо кожи натянут рисовый прозрачный пласт вьетнамского теста.
— Не понимаю, о чем Вы, — Чанёль нервно кинул быстрый взгляд, но в глазах хозяина сквозило все то же холодное отчуждение. Разве что по чуть сведенным бровям и высунувшемуся на секунду кончику языка читалась легкая заинтересованность. Такие экземпляры что на родине редкость, что в гниющем Лондоне - неожиданно. Мальчишка, только переступивший пубертатную грань, несомненно стоил той скупой эмоции в глазах брюнета.
Медленно окинув его взглядом из-под лениво опущенных густых белых ресниц под черной линией сурьмы с ног до головы, юноша лениво наклонил голову и заглянул под боливар, неожиданно мурлыкнув. Резко подавшись к нему, он замер. Тонкий длинный палец цокнул ногтем по цветной броши, приколотой к стоячему воротнику спрятанной под плащом сутаны. Юноша оттянул хитрый уголок губы и отстранился. Вслед за ним тихо звенькнул колокольчиками зонтик расписных расцветающих красных маков над его головой. Металл золотых узорных пластин, скрывающих голени, клацнул на выпрямленной коленке. Юноша сдунул снежную челку набок, не удостоив очевидным ответом.
— Мне не нужна лишняя известность. Что Вы... — паренек поморщился, в глазах неожиданно скользнули обида и откровенное удивление, — хотите за молчание?
Переложив в другую руку трость со сложной, мелодично переливающуейся конструкцией из нагромождения бумажных расписных цветов, напоминающую обыденный привычный зонтик лишь отдаленно, он неопределенно хмыкнул и поджал губы. Взглянув на брюнета перед собой, юноша замер на глазах и натянуто улыбнулся. Задумчиво скользнул пальцами по снежной шкуре лисы, случайно распахивая вырез юкаты до вопиющей степени обнажения и стрельнул глазами. Сощурившись под прожигающим взглядом, он коротко выдавил:
— Заходи… те ко мне выпить чаю, — будто не услышав вопрос, парень медленно обошел нунция, покачиваясь на высоких алых гета. Поравнявшись, кинул пронзительный взгляд и ушел, растворяясь в тумане. Ветер принес тихое томное «О Сехун», растворившееся, не долетевшее до надменно изломанных губ. Чанёль опустил руку, пряча имя с импульсом воспоминаний в рукаве.
Длинная серебренная сережка в ухе тоскливо звякнула. Брюнет обернулся, внимательно вглядываясь вслед расплывающемуся в тумане видению. Чанёль соскользнул на землю рядом с хозяином и ухмыльнулся, громко крикнув:
— Интересная у тебя лиса. Мне нравится.
Демон продолжал вглядываться в туман, оскалившись широкой улыбкой. Среди шума просыпающегося в отдалении города и мерного деревянного цокота по брусчатке он явно расслышал появившуюся поступь четырех лап и перелив тихого смеха.
Брюнет постучал трубкой о крест, вытряхивая табак, и спрятал в складках плаща. Вскинул на спину свою ношу и возобновил шаг. Что-то не так с этой нимфеткой, но сейчас он на задании. Потерев покалывающую грудину, он прибавил ходу.
— Чонин, ты ничего не будешь делать? — не двигаясь и не оборачивая головы, произнес демон с завивающимися рыжими волосами, на кончиках которых играло пламя. — Это был Сехун.
Значит… вот он. Какой…
Резко замерев, он скосил глаза в сторону тихого эха шагов, слышного лишь благодаря превосходящей человеческие пределы чуткости. Дернувшись на секунду, он встряхнул головой и возобновил шаг.
— Нет. Идем.
Вздохнув, рыжий нехотя развернулся и поплелся следом. Гулкий щелчок когтистых пальцев спрятал демона от людских глаз.