Глава VII. Часть I.
27 декабря 2019 г. в 12:51
Гермиона неторопливо листала ссохшиеся от времени страницы, изредка бросая короткие взгляды на Геллерта. Его присутствие каким-то невероятным образом отвлекало, мешало сосредоточиться, и она ловила себя на мысли, что уже в сотый раз перечитывает один и тот же абзац, возвращаясь глазами к трепещущим на светлой коже отблескам свечного пламени, к плавным линиям впалых щек и пробравшейся под длинные ресницы темноте.
Гриндевальд хмурился и нервно барабанил пальцами по столешнице.
Его настроение будто ядовитый газ проникало в сознание Гермионы, заставляя сомневаться в правильности их действий. Прошло больше трех часов, как они перешагнули порог читального зала, но так ничего и не нашли.
— Я думаю, мистер Фламель ошибся. — Геллерт отодвинул очередной бесполезный том. — Он ведь не может знать всего.
— Не может, — согласилась девушка, поднимая глаза на волшебника, — но он всего лишь дал подсказку, где искать. Никто не обещал, что будет легко.
— Я и не утверждаю, что есть какие-то сложности. За это время мы не нашли ничего, что указывало бы на дополнение легенды. Значит, Фламель или ошибся, или…
— Или мы плохо ищем, — закончила за него волшебница. — Возможно, стоит перепроверить.
— Но если проверять нечего?
— У тебя есть другие идеи?
— Нет, но мы могли бы отправиться вслед за Альбусом.
Гермиона удивленно вскинула брови:
— Не ты ли настаивал на том, что нам необходимо разделиться?
— Был не прав, — развел руками юноша. — Боюсь, без нас они тех еще дел натворят. А мы ведь верим в успех, разве нет?
— Геллерт, я думаю, они с Дожем прекрасно справятся сами, — с нажимом сказала Гермиона, захлопывая книгу.
Старец на обложке сердито погрозил ей посохом и принялся поправлять длинную мантию, выражая крайнюю степень негодования от такого обращения.
— К тому же это была хорошая идея. Так мы сможем сэкономить время.
— Зачем, Гермиона? — Геллерт блаженно потянулся, разминая затекшую шею, и откинулся на спинку скамьи. — Ты куда-то спешишь? Я — нет. К тому же мы с тобой прекрасно проводим время.
— Я бы хотела его немного сократить, — девушка потянулась за следующей книгой.
— Тебе не нравится?
— Нет.
— Врешь, — одними губами.
С дразнящей полуулыбкой, на которой невольно задержался ее взгляд.
— Геллерт, — Гермиона сглотнула, — я предлагаю выяснить это позже.
— Я считаю, у нас достаточно времени, чтобы выяснить это сейчас, — резкая перемена в голосе вызвала ощущение, будто она споткнулась. Покачнулась на краю обрывистого утеса, чудом избежав падения вниз.
Она терпеть не могла терять контроль над ситуацией.
А в последнее время она только и делала, что совершенно не контролировала даже свою собственную жизнь.
— У библиотеки есть рабочие часы. И у меня нет никакого желания сюда возвращаться завтра, — отчеканила девушка.
— И что же такого страшного может произойти, если мы задержимся на пару-тройку дней? — лениво протянул Геллерт, наклоняя голову набок.
Гермиона пожала плечами:
— Ничего. Просто Альбус пообещал мне кое-что в благодарность за помощь. И я бы хотела получить ее как можно скорее.
Геллерт совершенно не изменился в лице, но его улыбка стала натянутой.
Он слегка подался вперед, в который раз борясь с отчаянным желанием вскрыть эту прелестную головку и ложечкой смаковать всю информацию, что она хранит.
— Что же он такого пообещал?
— А разве это имеет какое-то отношение к делу?
— Самое что ни на есть прямое. Всё просто: ты мне отвечаешь, я тебе помогаю.
Девушка прерывисто вздохнула, будто раздумывая, рассказать Геллерту правду или нет. На самом деле ответ вертелся на языке еще с начала разговора, и она просто уповала на то, что он ее об этом спросит.
— Он обещал подключить свои связи и оправдать меня перед Министерством.
— Всего-то? — маг иронично приподнял бровь. — И ради этого ты готова отправиться в ад?
— М-м, вполне, — кивнула девушка, возвращаясь к книге.
— Глупо.
Гермиона не ответила.
Она физически ощущала внимательный изучающий взгляд. Он обжигал кожу, отзывался зудом где-то в основании черепа, словно легилименция. Хотелось спрятаться от него, исчезнуть, раствориться среди высоких книжных стеллажей.
Она чувствовала.
И старательно делала вид, что не замечает.
Рано или поздно Геллерт должен был начать задавать вопросы.
Например, почему они торопятся. Или почему она помогает Альбусу, не имея для этого веских оснований. И еще множество других, висящих в воздухе, на которые Гермиона не знала ответа.
Легенда, придуманная ей и Аберфортом, сейчас казалась такой нелепой, что хотелось кричать. Она рассыпалась как битое стекло, и каждый следующий шаг мог стать последним.
Секунды под этим взглядом тянулись медленно.
Он знал.
Знал, что она что-то скрывает от него.
И было лишь вопросом времени, когда он это выяснит.
— Мне нравилась моя работа, — глухо произнесла Гермиона, когда пауза стала затягиваться. — Знаю, в мире существует множество других занятий, больше подходящих для девушки. Скажем, сидеть дома, печь пироги, заботиться о быте и всё прочее, но это не для меня. Такая жизнь убьет меня быстрее Авады.
Геллерт промолчал, будто выискивая в ее словах скрытый смысл, но затем шумно выдохнул и поднялся.
— Раз ты настаиваешь на том, что Фламель не ошибся, — он помедлил, теребя пальцами книжный корешок, — я поищу еще.
— Да, хорошо. Спасибо, — не отрываясь от книги, будто не хотела встречаться с ним глазами.
— Что-то не так?
— Всё в порядке, — она мягко улыбнулась. — Просто вчера был сложный день, и я немного устала.
Он неопределенно пожал плечами.
— Как знаешь.
Нетрудно было догадаться, о чем думал Геллерт, мерно постукивая каблуками по мраморному полу.
Он ей не поверил.
Даже не так.
В словах волшебницы была львиная доля правды, но что-то не давало ему покоя. Выражение глаз или, может, мимолетная эмоция, скользнувшая по опущенным уголкам губ.
Возможно, он придает этому слишком большое значение.
Геллерт неторопливо обошел зал по кругу и прислонился к прохладной колонне.
С этого места было хорошо видно, как Гермиона задумчиво перелистывает страницу за страницей, внимательно изучая каждый рисунок. Золотистые свечные отблески трепещут на ее бархатной коже, будто лаская ее.
Вот она убирает за ухо шелковистую прядь и закусывает губу.
Проводит аккуратными пальцами по шероховатой бумаге, словно поглаживая.
Красивая, черт возьми.
Геллерт скрипнул зубами, отгоняя лишние мысли, полной грудью вдыхая пыльный запах книжных страниц и сладкий аромат топленого воска.
— Сынок, — он дернулся как от пощечины и медленно повернул голову, впечатывая взгляд в маленького мальчика и его отца, сидящих чуть поодаль.
— Обучение — это важная составляющая нашей жизни, — тихо говорил мужчина, наклонившись к сыну. — Настоящие знания — это сила, с помощью которой ты сможешь добиться огромных успехов.
Как бы не так.
Геллерт скривился, невольно продолжая рассматривать семейство.
Немолодой маг в затертом светло-бежевом сюртуке нервно, с какой-то нелепой неуверенностью рассказывал о великих воинах и кровавых сражениях в надежде заинтересовать сына, но вызывал у него только скуку.
Возможно, если бы его собственный отец пользовался этими же методами, Геллерт стал бы другим.
Прошло много лет, но казалось, что буквально вчера он в последний раз привел его в это место, чтобы открыть чудесный мир тайных знаний и научить, как ими пользоваться, чтобы сын не повторил его ошибок.
Не вышло, papa. Не научил.
Резкий хлесткий удар пришелся в правое плечо. Тонкая, быстро наполняющаяся кровью полоса расчертила белоснежную кожу как метка.
Как знак того, что сын не оправдал доверия отца.
Удар. Еще удар.
Геллерт закашлялся, хватаясь негнущимися пальцами за деревянные перила, до скрежета сжимая зубы, чтобы не заорать.
Свистящий звук разрезал душную тишину читального зала, чтобы тут же обрушиться еще одним ударом по спине. В глазах потемнело, как тогда, в детстве, когда мать кричала отцу, чтобы он не трогал ее мальчика.
Геллерт зажмурился.
— Это ради его блага.
Выбросить. Сейчас же.
— Это ради общего блага.
Стереть намертво засевшие в голове образы.
— Это ради…
Выдохнуть.
Открыть глаза.
Серый потолок, серые столы и свечи, серые руки, сжимающие побелевшими пальцами серые деревянные перила. Краски исчезли, превратившись в монохромную картинку, где по углам шепчутся тени — бестелесные призраки сумеречного мира.
Девушка за столом напротив замерла, будто не решаясь перевернуть страницу. Застыли тени от свечного пламени, причудливыми узорами разукрасив стены.
— Здравствуй, сын.
Ночной кошмар явился перед ним в образе единственного человека, которого он боялся. Здесь. На сером библиотечном полу. В каком-то рванье, через которые проглядывали кости с остатками сгнившего мяса.
В нос ударил приторно-сладкий запах разлагающейся плоти, скручивая желудок в приступе тошноты. Кислота заполнила рот, и Геллерта передернуло.
— Дурак! — выпалил мертвец. — Ты нарушил закон.
— Я ничего не нарушал, — его собственный голос показался ему глухим, будто доносящимся через толщу воды. — Зачем ты явился, papa?
— Ты сам меня позвал.
— Тебя нет.
— И тебя скоро не станет.
Геллерт поморщился. Ему хотелось отвернуться, зажать руками нос и рот, лишь бы не чувствовать этой мертвой вони.
— Тебе, сын, нужно было внимательнее слушать, когда я говорил, что игры с темной магией опасны. Она непредсказуема.
— Тебе ли не знать.
— Не смей! — рявкнул призрак, делая несколько шагов вперед.
Его череп, подернутый мелкими трещинами и клоками седых волос, оказался совсем рядом, и Геллерт отшатнулся.
— Не смей. Язвить. Отцу.
— Ты не мой отец, — каждое слово давалось с трудом, будто грудную клетку сжали тисками. — Мой отец мертв.
— А ты?
— Жив, — прохрипел маг, пытаясь вдохнуть в легкие хоть немного спасительного воздуха. — Я жив.
— Да неужели, — протянул мертвец в такой знакомой Геллерту манере. — Тогда почему ты гниешь?
Рот наполнился какой-то вязкой жидкостью, которая стекала по подбородку, оставляя черные, резко пахнущие гнилью потеки.
Ему казалось, что кровь в венах закипает, бурлящим, клокочущим потоком проносится по телу, разрывая внутренности на куски.
То, что когда-то было легкими, жгло так сильно, что впору было сдохнуть.
Но он всё еще дышал.
Дышал, корчась от невыносимой боли, сдавившей тело плотным обручем. Кашляя, отхаркивая ядовитую слизь на пол.
— Ну как тебе? — прошипел призрак, наклоняясь к юноше. — Нравится такая жизнь? Нравится?
Он расхохотался.
Он смеялся всё громче и его пронзительный смех эхом отдавался от стен читального зала, грохотом проникая внутрь черепной коробки, заставляя обхватить голову руками, впечатываясь лбом в белоснежный мрамор, а образ мертвого отца всё хохотал и хохотал, раззявив полусгнивший рот с остатками черных зубов.
И вдруг всё закончилось.
Кромешная темнота заволокла пространство, чтобы тут же вспыхнуть желто-оранжевым светом.
Невообразимо ярким, сочным.
Живым.
Геллерт медленно втянул носом воздух и тяжело поднялся, давая себе мгновение, чтобы прийти в чувство.
Галлюцинации, вызванные темной энергией, посещали его не впервые, но это был единственный раз, когда ему мерещился отец.
Хотелось закурить.
Вдохнуть едкий дым в легкие, почувствовать горький привкус на языке, стирая тупую ноющую боль в грудной клетке вместе с тлеющим угольком на конце сигареты.
Он зажмурился до мельтешащих цветных пятен. Прижал ледяные пальцы, заставляя себя собраться с мыслями более важными, чем душистый табак, спрятанный в кармане сюртука.
— Геллерт, — коснулся его ушей, словно легкое дуновение, шепот, — подойди.
Он нашел глазами Гермиону.
Она не выглядела встревоженной, значит, всё происходящее — лишь игра его воображения.
И замечательно, еще не хватало объясняться.
Геллерт усмехнулся самому себе.
Подумать только, он собрался кому-то что-то объяснять. С каких пор?
Ноги сами принесли его к длинному столу, сплошь заваленному книгами. Девушка склонилась над одной, забавно водя пальчиком по затертому рисунку.
Он даже удивился, обнаружив, что книга раскрыта именно на легенде о Велунде.
Бог-кузнец, расправив железные крылья, тянулся руками к закатному солнцу. Оно играло солнечными зайчиками на серебристом металле, багрянцем покрывая смуглую кожу. Сильное красивое тело покрывали уродливые шрамы, перемежаясь с черными, едва различимыми надписями, и оставалось загадкой, как художнику удалось с такой точностью передать всё это на бумаге.
— Ты что-то нашла? — юноша остановился позади Гермионы и слегка наклонился, всматриваясь в книгу.
— Да, — она чувствовала аромат его парфюма, и это мешало.
Тонкий аромат бергамота щекотал ноздри, проникал в легкие, вызывая смутное волнение где-то под ребрами.
— У меня такое чувство, что эти две руны на полях нарисовали гораздо позже. Видишь, — она поскребла ногтем по темно-синим черточкам, — они немного блестят.
Геллерт наклонился чуть ниже, прикасаясь к тому месту, где только что были ее пальцы. Провел по символам, слегка задерживаясь на тех, что казались ему подозрительными.
Запах, его запах стал сильнее, смешавшись с теплом тела. Гермиона старалась дышать медленно, будто хотела запомнить, впитать его, открывая для себя новые и новые ноты.
Апельсин?
Соберись, Грейнджер.
Нет. Горьковатый запах лимонной цедры.
Обманчивое ощущение уютного тепла.
Она вздрогнула, когда он выдохнул, возвращаясь к реальности, пахнущей топленым воском и пыльно-душными страницами.
— Действительно, — с легким удивлением протянул Геллерт, будто сомневался в ее находке. — Совуло и Тейваз.
— Руны солнца и воина, — добавила девушка, вызывая его неподдельный интерес. — Но они редко используются вместе.
Он сел рядом и подвинул книгу к себе.
— Нет, их сочетание используется в определенных ритуалах, но в этом случае требуются еще дополнительные элементы. Две руны — слишком мало. Должны быть…
Воспоминание.
Мимолетное воспоминание, ударившее по затылку свинцовым молотком.
Он уже видел сплетение этих символов, когда был совсем мальчишкой.
— Должны быть еще…
Где же…
Где это было?
Когда?
Серость медленно окутывала его пальцы. Расползалась по книге, окрашивая ее в пепельно-серебристый. Тяжело клубилась вокруг Гермионы, медленно погружая ее в полумрак. За ее спиной шептались длинные тени, извиваясь, мурлыкая, маня его за собой. Они хохотали и скалились, чувствуя свою скорую победу над ним.
Нет, только не сейчас.
— Геллерт? — Его и без того светлая кожа приобрела пепельный оттенок. Губы сжались в одну тонкую полоску. Он практически не шевелился, лишь изредка моргая. — Геллерт, всё в порядке?
Всего на миг свечи лишились теплых огоньков, озарявших сизое пространство зала своим желтовато-оранжевым светом, но этого было достаточно, чтобы Гермиона осознала необходимость что-то предпринять. Рука сама потянулась к пальцам, обхватив их в неосознанном желании спасти, уберечь от внутренней тьмы, и это, несомненно, было ее ошибкой.
Его совершенно своеобразная забота, незаметно сопровождавшая ее, была причиной такого порыва. Она копилась в ней ощущением долга, который хотелось отдать, но за столько лет она просто разучилась таким простым вещам, и сейчас ее тело сделало выбор за нее, согревая чужие руки. Холодные как лед пальцы, длинные, соединившие в себе все возможные стереотипы об аристократии.
Сейчас он прекратит это, разозлится, заподозрит, но…
Отчаяние.
Панический страх.
Едва уловимая эмоция, которую она не ожидала увидеть. Будто прикоснулась к чему-то слишком личному, окатившему ее ледяной водой. Захотелось помочь ему, отдернуть назад, чтобы он не рухнул в эту бездонную яму.
Он не отстранился.
Лишь медленно прикрыл глаза и глубоко вдохнул, успокаиваясь, возвращаясь в мир живых. В мир, где ее теплые пальцы крепко держали его руку, отгоняя тьму, защищая и оберегая.
— Спасибо, — еле слышно, практически мысленно. — Я знаю, куда нам нужно.
— Что, прости?
— Я… — внезапно Геллерт закашлялся надсадным сухим кашлем, сгибаясь почти вдвое. Если это последствия темной магии, то какого черта они длятся так долго?
— Геллерт, что происходит? — он видел ее взволнованный взгляд, и это приводило его в ярость.
Жалость.
Чистая, светлая.
Плескалась в темных глазах, собиралась морщинками на переносице и в уголках сжатых губ. Растекалась под обжигающе-теплыми подушечками пальцев, вызывая легкий приступ тошноты.
Нет.
Она не должна видеть его таким.
Не должна смотреть на него так.
Злость поднималась откуда-то снизу.
Клубилась в груди, отзываясь пульсирующим грохотом в ушах.
Расползалась по телу будто яд, проникая в клетки и оседая на ребрах.
Она хрустела на зубах, оставляя мятное послевкусие.
Соберись.
Ты же Геллерт Гриндевальд.
Соберись!
Внезапно для Гермионы он улыбнулся. Запустил пятерню в волосы, зачесывая их назад, и встал, небрежно накидывая на плечи сюртук.
— Я знаю, куда нам нужно. Ты со мной?
Рука, протянутая для совместной трансгрессии, зависла над стопкой книг.
Как выбор, избежать которого Гермиона не могла.
Нехотя она кивнула, ощутив, как его пальцы сжали ее ладонь.
Слишком сильно.
Тяжелые тома так и остались лежать на столе, когда громкий хлопок перемещения прорезал тишину библиотеки, ознаменовав исчезновение волшебников.
Они появились в арочном переулке, скрывающем оживленную улицу за витыми узорами кованой решетки.
— Какого черта?! — возмутилась Гермиона, выдергивая ладонь из плена цепких пальцев. Она нервно заозиралась по сторонам, пытаясь заметить возможных свидетелей их перемещения. — Что ты творишь?
— Погоди, — шикнул волшебник, беспокойно проверяя содержимое своих карманов.
— Нас могли заметить, это небезопасно.
Нащупав и выудив золотистый портсигар, Геллерт привалился спиной к стене, разглядывая свою спутницу как диковинное лакомство, которое не терпелось распробовать.
Металлический щелчок — и красивый коробок раскрылся, обнажая белоснежную сигаретную бумагу.
Пульс уже не стучал в висках, заставляя сердце выскакивать из груди. Мысли успокаивались, усмиряя полупрозрачные образы, наводнившие сознание в библиотеке.
Взгляд уперся в розоватый отпечаток на ее руке, оставленный его пальцами.
Хотелось курить.
— Что тебя так смутило? Свидетели магглы?
— А еще Статут и разгребание последствий.
— Даже не знаю, что тебе предложить, — насмешливо сказал Геллерт, поджигая сигарету, — попробуй не думать об этом.
Гермиона раздраженно выдохнула.
— За мной охотятся, если ты забыл. Так рисковать неразумно.
— В Лондоне. Уверен, никто не станет искать тебя здесь.
— Даже если так, ты сильно недооцениваешь магглов. Не стоит так подставляться и светить своей магией.
Внезапное прикосновение к волосам испугало, заставив дернуться и посмотреть на волшебника. Его мягкая улыбка неожиданно затронула отголоски того необычного чувства, зародившегося в библиотеке.
Захотелось ощутить хрупкость его пальцев.
Пьянящую силу их касания.
— Почему, Гермиона? Почему я должен скрывать ее? Скрывать то, какой я есть, в угоду чужим для меня людям?
Прядь ее волос была мягко заправлена за ухо.
В том, что этот незначительный жест стал причиной ее мурашек, она не призналась бы даже себе.
— Ты же знаешь, что это закон.
Терпкий дым заструился вверх, растворяясь в воздухе.
— Несовершенный закон, написанный несовершенными людьми, только и всего.
— И как, по-твоему, это должно быть в совершенном мире? Равноправие? Подчинение магглов?
Геллерт наклонился к ней так близко, что ее легкие наполнились дымом его сигарет.
— В совершенном мире Элфиас упал бы в канаву, позволив мне ощущать на вкус твою кожу. Вдыхать твои рваные стоны, наслаждаясь живой неподдельной страстью. Но ведь этого не произошло, — маг отодвинулся, глумливо рассматривая девушку.
— А ты не думал, что этого не произошло по другим причинам? — Гермиона вдруг развеселилась. Если в попытке отвлечь ее от щекотливой темы он решил надавить на стыд, то это была плохая ставка. — Можно было спокойно изменить намерения Дожа конфундусом и продолжить вторгаться в мое личное пространство.
Крохотная морщинка на его лбу выдавала легкое недовольство, но очень быстро разгладилась, и Геллерт расхохотался.
— Видишь ли, я за свободу выбора. В любом ее аспекте. В том числе это касается магии. Мы не должны скрываться словно крысы. Магглы могут творить что им вздумается, но у магов должны быть те же права и свободы.
— Значит, всё-таки равноправие? — девушка иронично выгнула бровь.
— Всеобщее благо, если тебе будет угодно.
Прозвучало как пощечина.
Удар под дых.
Гермиона натянуто улыбнулась, впившись бездумным взглядом в железные прутья, чтобы случайно не выдать эмоции, сдерживать которые оказалось вдруг непосильной задачей.
Водоворот чувств, тщательно скрываемых долгие годы, обрушился на нее отрезвляющим ливнем.
Лорд Волдеморт — лишь бледная тень Гриндевальда. Призрачный образ, не воплотивший и сотой доли его преступлений.
Зачем же ей было продолжать этот разговор? Чего хотелось добиться?
Откровений о его честолюбивых планах? Задушевной беседы со сценой покаяния?
Что она творила?
Вздох сожаления сорвался с губ, окрашенный пониманием очевидной необходимости молчать. Обо всем на свете.
Конечно, ей было что сказать, и она сказала бы. Будь ей семнадцать.
Прокричала бы ему в лицо всё, что думала, разрываемая болью потери близких.
Но сейчас… стоило сдерживаться, избегая появления новых проблем.
И всё-таки Темный Лорд.
Гриндевальд, о котором она читала, любил власть. Он был жесток и гениален. Убивал людей не глядя, играючи.
Будь на его пути Гермиона, Гарри, Рон, да кто угодно — он бы разыграл их в своей партии как пешек, размазывая фигуры по шахматной доске.
Что же мешало ей раскрыть глаза и не играть с огнем?
А если бы это был Реддл? Неужели она смогла бы так же шутить, наслаждаясь его близостью, восхищаться познаниями?
Гермиона обняла себя за плечи в попытке успокоиться.
Избегать проблем.
Она была в этом профи.
— Я хочу показать тебе одно интересное заведение, — сказал Геллерт, внезапно меняя тему разговора, очевидно, уловив перемены в ее настроении.
— Оно как-то связано с разгадкой нашей тайны? — хмуро спросила Гермиона, доставая палочку. Если Геллерту вновь захочется их куда-то перенести, она будет готова к появлению свидетелей.
— Думаю, да.
— Что за место?
Тонкая струйка дыма взмыла ввысь, расползаясь в воздухе сизой вуалью.
— Это, — маг улыбнулся, заставляя остаток сигареты раствориться, рассыпаясь снопом красноватых искорок, — место самых прекрасных дней. Я покажу тебе, — он потянулся к ее руке с зажатой в ней палочкой, направляя ее острие на свой висок.
Она дернулась, но Геллерт ее удержал.
— Не бойся, больно не будет. По крайней мере, не тебе.
Его взгляд. Испытующий.
Сможет ли она влезть ему в голову? Хватит ли ей уверенности?
Ее мысли пульсировали в черепной коробке словно разворошенный улей.
Показывал ли он этим, что она заслуживала его доверия, ведь с палочки могло сорваться любое заклинание?
Любое.
Ощущение власти над ним захватывало, вызывая легкую дрожь.
Он смотрел на нее, затаив улыбку в уголках губ.
В его глазах отражалось понимание всех ее мыслей. Казалось, он был готов к любому исходу. Казалось, он ждал именно того, на что она никогда не решилась бы.
Геллерт весело подмигнул и закрыл глаза, поглаживая ее ладонь с зажатой в ней палочкой.
Что это было, доверие? Представление, где она главный зритель? Как то, которое он разыграл перед Альбусом всего несколько часов назад.
Или наживка, чтобы проникнуть ей в голову?
Но ее палочка касалась его виска, не наоборот.
Минуты почти ощутимо утекали в небытие сияющей вязью песчаных струек.
Могла ли она отказаться от удовольствия узнать его?
Запах табака проник в ноздри так, что предательски захотелось вновь ощутить его на языке.
— Ты должна мне кое-чем помочь. Не бойся.
Хриплые нотки его голоса вырвали ее из размышлений.
— У нас нет на это времени.
Его взгляд — надтреснутая ледяная корка охваченного морозом озера. Отвергнутое приглашение туда, откуда хотелось бежать сломя голову.
Можно ли приблизиться к миру Геллерта Гриндевальда и не впустить в себя понимание того, что он настоящий?
Живой.
Что он тоже человек.
Рисующий кончиком ее волшебной палочки странный узор на своей скуле, зажмуриваясь от щекочущего прикосновения.
Улыбающийся ей такой легкой влекущей улыбкой.
— Вечная спешка крадет у людей роскошь жить.
Гениальный и такой притягательный.
За чьими губами девушка повторила тихое:
— Легилименс.
Образы хлынули в сознание бурным потоком, наполнив его ярким солнечным светом, стуком каблуков по брусчатой поверхности улицы, теплыми запахами выпечки и карамели.
— Kommst du, Schatz? ¹ — раздалось сверху.
Приятный и родной голос.
Кудряшки цвета спелой пшеницы, выбившиеся из шляпки, украшенной темно-зелеными лентами.
Лучи, играющие на резной золотистой ручке, отбрасывая танцующие блики.
Пение птиц, красивыми трелями льющееся по воздуху, и чувство томительного ожидания, распирающее грудную клетку в ощущении счастья.
Золотистые пылинки, слетая с пушистой обувной щетки, разлетались салютом по площади, переливаясь на солнце желтым кварцевым блеском.
— Ja, ich komme, Mama! ² — крикнул мальчишка, оглядываясь на кого-то в толпе.
Кремовый подол платья заскользил по мостовой, перекликаясь с образом мягкой меренговой подушки с узором из лесных ягод.
Пронзительный звон крохотного колокольчика зазвучал над головой, и Гермиона шагнула следом за кремовым платьем в дверной проем, попадая на огромный зеленый холм, залитый расплавленной бронзой закатных лучей.
— Это еще одно место самых прекрасных дней, — пронеслось в ее голове, — однажды я покажу тебе и его.
Мягкий барьер плавно вытолкнул Гермиону из воспоминаний Геллерта, оставляя за собой приятное послевкусие от увиденного. Закрепляя чужое ощущение радости, трепета и самого настоящего счастья.
То, что он умел радоваться, и эта эмоция могла быть настолько чистой, почему-то удивляло так сильно, что хотелось попросить его показать увиденное еще раз.
— Пойдем, — позвал маг, направляя палочку на замок решетки.
Говорить не хотелось, и она поддалась ощущениям, молча проследовав за волшебником.
Механизм щелкнул, выпуская их в коридор из уютных домиков, провожающих своих гостей к площади почетным караулом.
У непогоды не вышло прогнать людей с улиц, и они торопились по своим делам. Шумели, обсуждая повседневные заботы, заглядывали в магазины, набивая корзины вкуснейшими сладостями, присматривались к нарядным шляпкам, украшенным цветами и перьями, сметали с полок сувениры и драгоценности.
Гермиона обернулась, задержавшись взглядом на резном фасаде дворца, но Геллерт увлек ее в другую сторону, не давая возможности полюбоваться увиденным.
Знакомая золотистая ручка мелькнула перед глазами, и дверь приоткрылась, впуская гостей в уютное кафе, наполненное ароматами кофе и сладостей.
Он повел свою спутницу в дальний конец зала и, минуя шумных посетителей, проследовал к двери в уборную, обозначенную табличкой «Geschlossen»³.
— Прошу, — волшебник пропустил Гермиону вперед, насмешливо рассматривая вырезанную из кости фигурку писающего мальчика.
Девушка хмыкнула, проследив за его взглядом.
Переступив порог, она оказалась в нарядном зале для волшебников, скрывающем круглые столики из темного дерева за витыми ширмами с мозаичным узором из цветущих лилий.
Здесь было красиво и неуютно. Слишком вычурно на ее вкус.
Лишь отголоски увиденных воспоминаний наделяли кофейню призраками чужого счастья, словно угасающие в воздухе нотки амортенции.
Официантка в черном закрытом платье, украшенном кипенно-белым фартуком с рюшами, пригласила гостей занять место возле окна.
То, что женщина в видении Геллерта всегда выбирала именно этот столик, Гермиона знала наверняка.
Кем она была для него?
Старшей сестрой? Матерью?
Наверняка матерью.
Когда-то Гермиона искала информацию о его семье, но так и не нашла ничего толкового. Так, мелкие упоминания о богатой аристократии и переходе семейных средств и недвижимости во владения банка после смерти Гриндевальда.
Так странно было думать о том, чего еще не произошло.
Для нее он уже давно умер, как и все, кто находился в этом времени.
Она вдруг почувствовала себя в рассаднике инферналов.
В храме живых мертвецов, которые смеялись, шутили, разносили гостям десерты.
Был ли в этом бесконечном движении хоть какой-то смысл? Их истории давно написаны.
Искоса взглянув на волшебника, Гермиона с облегчением выдохнула. На мгновение ей показалось, что если она посмотрит на Гриндевальда прямо сейчас, то увидит вместо лица желтый костный каркас, проступающий сквозь ошметки гнилой плоти.
Она заметила там нечто другое: его пустой взгляд, равнодушно изучающий убранство зала.
Геллерт выглядел так, словно видел его впервые.
Так и было.
Сквозь оконное стекло впервые лился настолько тусклый мертвенный свет, и длинные синие тени падали на сероватый мрамор столешниц.
Огромные, переливающиеся в отблесках свечных канделябров карамельные стрекозы, плавно парящие над головами посетителей, напоминали ему безжизненные механические игрушки.
Всё было карикатурой.
Иллюзией.
Эта девушка рядом с ним. Ее голос, манеры, внешность — словно инверсный отпечаток прошлого.
Знобило.
Разочарование едкой жижей растекалось по грудной клетке.
Стискивало виски в приступе головной боли.
Он соврал ей. Здесь всё не так.
Воспоминания клубком змей переплетались с реальностью.
Они сливались друг с другом осколками цветного стекла, скрепленного позолотой свинцовых перемычек, распиная Геллерта словно муху тонкими стальными булавками.
Они ставили его на колени перед высоким стрельчатым окном с изображением Мадонны.
У нее были разные глаза.
Светлые кудри переходили в тяжелые каштановые локоны.
Бежевые волны платья соскальзывали в черные обрывки мантии, очерчивающие линии бедер.
И взгляд.
Цепкий. Осуждающий.
Понимающий всё на свете.
Любящий и тем самым низвергающий в жгучую пламенную реку.
— Alles in Ordnung? ⁴ — спросила официантка, протягивая гостям меню цвета молочного шоколада, отозвавшегося в памяти Гермионы плиткой любимого Cadbury.
Утвердительно кивнув, Геллерт взял его, бездумно листая страницы.
В порядке ли он?
Определенно нет.
Но он был почти благодарен за то, что это мучительное видение наконец развеялось.
Продиктовав заказ, волшебник потянул ворот рубашки, расстегивая черненые пуговицы сюртука.
— Душно, — бросил он, поймав пытливый взгляд своей спутницы.
Еще никогда ощущение чужой силы в сочетании с темномагическим заклинанием не отравляло его жизнь настолько.
Неужели его отец был прав, говоря о последствиях?
Разрушал ли он себя, иссушая источник силы? Мог ли превратиться в сквиба?
Мучившие его видения, эмоциональные бури, путаница в мыслях — всё это было неспроста.
А может, дело в ней, в ее энергии?
Она встретилась ему не просто так, она привела его к Альбусу. Кто бы мог подумать, что они смогут поговорить? Что Альбус будет упрашивать его присоединиться к своим странствиям.
Она случайность или ключ?
Что если она — предназначение?
Усмешка прорезала тонкие черты, исказив лицо в ухмылке.
Вздор.
Красивая. Сильная. И даже очень интересная.
Кукла.
С которой приятно играть.
Потому что у нее есть границы, и что будет, когда он их сломает?
— Могу я сделать заказ?
Вопрос вырвал его из размышлений, поставив в тупик.
— Но ведь я уже всё заказал. Думал, ты не знаешь немецкий.
— Не знаю, — Гермиона разочарованно выдохнула.
— Я заказал тебе чай, но это легко исправить.
— Я хочу кофе. Черный, со сливками.
Геллерт выскользнул из-за стола, оставив девушку наблюдать за крупными каплями, сползающими по стеклу.
Дождь придавал дворцовой площади вид мрачной торжественности. Стекал по тротуару синими акварельными разводами, собираясь в зеркальные лужицы.
Хотелось затеряться среди улиц. Промокнуть насквозь, чтобы ощутить легкий озноб.
Издалека донесся раскатистый удар грома.
Она устала.
Эмоции тугим узлом скручивались в грудной клетке, не давая кислороду проникать в легкие.
Казалось, она задыхается.
Краски смазывались, разлетаясь вдребезги ярким калейдоскопом узоров из дождевых капель и стрекоз.
Необходимость довериться Альбусу, предательство Министерства, постоянный самоконтроль перед Геллертом, а также полнейшая зависимость — всё это заставляло сходить с ума.
Она зависима.
Пульс застучал в ушах, наполнив комнату гулом голосов.
Подконтрольна.
Липкая простыня ужаса обернула тело смирительной рубашкой, заставляя задыхаться.
Ведома.
Холодные бледные пальцы впились в столешницу до хруста шарнирных суставов.
Тогда с Гарри у них был план, они почти ничего не знали, но они были командой. Доверие — вот что у них было тогда.
Она сходила с ума. Умирала. Рассыпалась за столом этой красивой Венской кофейни, превращаясь в песчаную мумию.
Неизвестность окружила ее перуанским порошком мгновенной тьмы, распыляя разноцветные искрящиеся конфетти.
На краю сознания забрезжило ощущение чьего-то вторжения в эту цветастую канитель. Ловкие пальцы подцепили подбородок, направляя взгляд бездонных потерянных глаз в прозрачный раскручивающийся омут.
Тьма перекрывала рассудок. Шумела морским прибоем, засасывая вглубь.
Он чертыхнулся, растирая ее нежные руки. Погладил скулу, оставляя невесомый поцелуй на виске. Прижал к себе, вырывая из мучительного плена видений. Коснулся пальцами линии ребер, провел рукой по позвонкам, зарываясь ей в волосы.
— Я соврал тебе, Грейнджер.
Его голос донесся до нее издалека. Сквозь ревущую бурю.
Он знал о ее панике, он поймал ее на горячем.
Пульс замедлялся от тихого шепота, странным образом успокаивающего, возвращающего ее сознанию ясность.
— Место самых прекрасных дней осталось в прошлом, — его губы касались ее щеки, а взгляд бездумно скользил по унылому пейзажу за окном. — Я будто хожу по костям древнего ящера, пытаясь отыскать живое сердце. — Его пальцы перебирали пуговицы на ее мантии, собирая мягкую ткань в кулак. — Перестань искать определенность там, где ее нет, Гермиона. Потому что знаешь: она давно погибла, как и то, что ищу я.
Его голос действовал отрезвляюще, но она совсем ничего не понимала. Знал ли он о ее мыслях? Как истолковал состояние? Мог ли уловить некие образы, когда смотрел ей в глаза?
— Всё это — темная энергия, милая. Она отступит и станет легче. Покинет твое тело, и ты сможешь дышать, — пальцы прошлись вдоль ее ключицы, коснувшись тонкой шеи. — Как ты?
— Паршиво, — хрипло выдохнула Гермиона, разглядывая его руки в обрамлении крупных перстней на своих предплечьях.
Эйфория наполнила тело, давая силы сделать глубокий вдох.
Он ни о чем не подозревал.
Думал, это темная энергия заставила ее страдать. Думал, ее проблемы из-за махинаций Министерства.
Может, даже думал, насколько они похожи. Ха.
Что бы он там ни нафантазировал, Гермиона знала, что имеет полное право придумать любую чушь.
Эта эпоха делала ей большое одолжение. Женщины здесь имели право на проявление чувств и истерику по праву рождения.
Девушка фыркнула, и Геллерт мягко коснулся ее улыбки подушечками пальцев.
— Мы сегодня в одной лодке и она попала в шторм, милая. Скоро всё пройдет, поверь. — Ему было приятно осознавать, что она разделяет с ним эти болезненные последствия их колдовства.
Значит, никакого предназначения. Всего лишь магия, взымающая плату.
Несмотря на крохотный огонек удовольствия от осознания того, что Геллерт ни о чем не догадался, сердце больно кольнуло иглой одиночества.
Она вдруг поняла, что никто и никогда не бросал ее по-настоящему. Она всегда могла вернуться к своим друзьям, ощутив их поддержку. Даже Гарри.
А теперь она одна.
На самом деле.
И та лодка, в которой они застряли с Геллертом, была настолько шаткая, что скорее напоминала дрейфующее бревно.
— Никогда не думала, что однажды захочу домой так сильно, — слова вылетели сами собой. Захотелось плакать. Спрятать свои слезы у него на плече, вдыхая терпкий аромат его парфюма.
— Нельзя.
Горячий шепот коснулся ее губ, пуская по венам электрический ток.
Он нежно потерся носом о ее нос, оставив на кончике невесомый след поцелуя.
Хотелось стать восковой фигурой в музее мадам Тюссо, чтобы навсегда увековечить давно забытые эмоции чужого тепла.
Бескорыстного и ничего не требующего взамен.
— Я бы и сам хотел оказаться дома, — сказал Геллерт, поглаживая теплую податливую ладонь.
Официантка подошла с подносом, опустив на их столик сахарницу, молочник, чашку кофе и тарелку с большим куском торта.
— Помнишь женщину в том видении, что я тебе показывал?
Девушка кивнула.
— Mama, — короткая пауза, наполненная шумом его дыхания, — она водила меня сюда всякий раз, как мы приезжали в Вену по делам отца. И мы ели самый вкусный на свете торт, — его голос звучал тихо и мечтательно.
Как теплая сказка на ночь.
Но Гермиона разлюбила сказки.
Ей вдруг стало неловко от ощущения близости с ним, поэтому она нехотя высвободилась из теплых объятий, подвигая к себе чашку с ароматным напитком.
Геллерт улыбнулся, не оставив ее маневр без внимания.
— Вы часто здесь бывали?
— До школы — часто, потом — только во время летних каникул.
Густые сливки хлынули в чашку как снежная лавина, превращаясь в кофейный водоворот.
Минуты искренности между ними напоминали тонкий хрустальный мост.
Она хотела знать больше и в то же время боялась.
Пока она отдаленно наблюдала за ним, был только один Геллерт Гриндевальд.
Личность. История. Легенда.
Шестое чувство подсказывало, что погружаться в это ей было совсем не нужно.
Но страсть к загадкам.
Она твердила совсем другое.
Аромат кофе бодрил, придавая мыслям ясность.
— Значит, и в библиотеке ты бывал раньше?
— Ты задаешь так много вопросов. Я мог бы потребовать кое-что взамен в качестве платы за мою искренность, — его глаза хитро блеснули в сиянии свечей.
Она закусила губу, прекрасно понимая, что он обязательно потребует.
Он поддел прядь ее волос, поглаживая ее в своих пальцах.
— Давай играть по правилам. Я тоже хочу кое-что узнать.
Волнение заструилось по венам, заставляя ее сделать порывистый вдох.
— Например? — Казалось, знакомое электричество проникало под кожу, бросая тело в дрожь.
Он улыбнулся, глядя на ее губы.
Она пахла сливками и горячим теплом кофейных зерен.
Он приблизился, чтобы убрать ресницу с ее щеки, случайно мазнув дыханием по скуле.
— Я хочу знать о тебе всё, Гермиона. Начнем с Министерства, — игриво прошептал он, отстраняясь, чтобы рассмотреть алеющий бархат ее щек.
— Меня подставили.
— Это я уже слышал, я хочу историю. Иначе ты ничего не узнаешь о библиотеке. Quid pro quo, мисс Грейнджер.
Это напоминало детскую игру, но ей до боли хотелось поучаствовать.
Она сделала вид, будто решение рассказать ему о своей работе в Министерстве давалось ей с большим трудом.
— Не знаю, с чего начать, — усмехнулась, делая крупный глоток. — Я нашла свидетельства серьезного заговора среди министерской верхушки и доверила информацию не тому лицу, — долгая пауза и пчелиный рой мыслей, гудящих в голове. Верит ли он ей? Выглядит ли это правдоподобно? — Сначала меня пытались отстранить, но я отстояла право на расследование. Потом были покушения, — она сделала паузу, рассматривая свои ногти. — Как всё закончилось, тебе известно. Меня схватили, и я оказалась в камере, из которой невозможно выбраться.
— Должно быть еще что-то. Тебя преследуют как преступницу, почему?
Гермиона нервно улыбнулась, постукивая по столу серебрянной ложечкой.
— Чтобы упрятать меня в Азкабан, они сфабриковали дело об убийстве магглов. Сделали из меня чудовище, прекрасно понимая, как меня это заденет.
Браво, Грейнджер, научилась выжимать слезу на публике.
— Почему это должно было задеть тебя?
— Я выросла среди магглов. Мой отец — сквиб. Поэтому бабушка еще в младенчестве перевезла его в Англию, чтобы он устраивал свою жизнь, не зная о существовании волшебников. В Америке строгие законы, они бы такого не позволили.
— Что ж, ему всё равно пришлось узнать о магии благодаря тебе.
Гермиона бросила на него хмурый взгляд.
Геллерт оценивающе рассматривал волшебницу, накрыв ее ладонь своей.
Учитывая то, какой шумный побег пришлось организовать в Министерстве, чтобы вытащить ее оттуда, британские ищейки были всерьез озабочены тем, чтобы удерживать Гермиону как можно дольше.
Значило ли это, что она не врет?
На данный момент он готов был в это поверить.
— Твоя мать маглорожденная?
— Это далеко не первый вопрос, который ты задаешь вне очереди, — она улыбнулась, пытаясь подавить сильнейшее сердцебиение.
Поверил ли он ее словам?
Судя по тому, каким расслабленным он выглядел — поверил. Впрочем, полагаться на это полностью не стоило, и Гермиона это понимала.
— Если тебе так не терпится послушать, — Геллерт улыбнулся, упираясь взглядом в узор на тканевой салфетке. — С библиотекой я познакомился довольно давно и однажды совершил глупейший в своей жизни поступок: я решил, что в состоянии ее ограбить.
— Сколько тебе было лет?
— Тринадцать.
Гермиона рассмеялась.
— Я знала, что ты сумасшедший, но не думала, что помутнение произошло так рано.
— О, милая, помутнение началось с момента моего появления на свет, — Геллерт достал флягу и сделал крупный глоток. — Я позаимствовал твою идею, не возражаешь?
Гермиона мотнула головой, хотя и не одобряла идею пить, когда им и так не хватало трезвости.
— Так вот, проведу небольшой экскурс в историю, моя милая мадемуазель, — он обворожительно улыбнулся. — При постройке библиотеки маги сделали всё, чтобы усилить ее защиту. Так на ее территорию нельзя трансгрессировать. Оттуда — можно, но только до закрытия. Свет, проникающий через потолочные окна, проявляет любые чары невидимости, а скульптуры служат стражами в ночное время. Это то, что я знаю.
Гермиона разочарованно вздохнула.
— Выходит, оттуда ничего нельзя вынести?
— Как знать. Я бы предпочел действовать по ситуации. Какой смысл забивать голову несуществующей проблемой?
Девушка хмыкнула.
— Возвращаясь к моему маленькому происшествию, — он вновь отпил из фляги, — я пытался похитить одну книгу. Так, ничего серьезного — магия иллюзии. Всё шло гладко до того момента, как я задержался у входа, чтобы проверить наличие одного весьма важного для меня заклинания. — Его тон стал чуть тише и загадочнее, а в голосе прибавилось веселых ноток. — Просто представь: весенний вечер, закат, пение птиц, доносящееся с улицы — ничто не предвещало беды.
Гермиона прыснула, отпивая кофе.
— Я, предвкушающий свой триумф. Ни о чем не подозревающие посетители, листающие потрепанные книжонки, и, конечно, прощальные солнечные лучи, осветившие мое бренное тело. — Он задумчиво потер переносицу. — Я сначала даже не понял, отчего закричала женщина. Полоска света заканчивалась как раз на моей шее.
— Видно было только тело? Как у всадника без головы?
— Если бы только без нее. От ног на суд зрителя остался лишь кусок левой лодыжки. Решетки вообще изувечили то, что могло бы сойти за призрака при удачном стечении обстоятельств.
Гермиона затряслась от беззвучного смеха.
— Ты разработал план и он почти сработал.
— Более того, он был почти идеален.
— Почти, — не в силах сдерживаться, Гермиона расхохоталась. — Как скоро тебя поймали?
— Сложно сказать. Я успел взорвать некоторое количество мебели. К моему счастью, книги уцелели. Всё заняло не более нескольких минут до прихода библиотекаря, но я здорово подпортил им интерьер.
Девушка покраснела, промокая выступившие слезы. Ей было по-настоящему весело рядом с ним. Оценивающе посмотрев на торт, она аккуратно подцепила маленький кусочек вилкой и положила его на язык.
— Ради всего святого, ты выглядишь так, словно съела морского ежа.
— Прости, мне захотелось оценить, но… Я совсем не люблю сладкое. Торт жутко приторный.
Геллерт рассмеялся, отбирая у Гермионы десерт.
— Видимо, эта нелюбовь не распространяется на пироги Пернеллы.
Гермиона хмыкнула.
— Не хочу быть занудой, но нам не стоит забывать о помощи Альбусу.
— Милая, ты делаешь всё, что в твоих силах, — Геллерт кивнул на высокие напольные часы. — Поль придет с минуты на минуту.
— Поль?
— Он владеет этим заведением и, по удачному стечению обстоятельств, может оказаться полезен.
— Чем? Как ты понял, что он может нам помочь?
— Предчувствие, — Геллерт откровенно валял дурака, с наслаждением наблюдая, как расцветает гнев на ее прекрасном личике.
— Что? Ты хоть понимаешь, как мне хочется тебя придушить? — она улыбалась, глядя на смеющегося волшебника. На душе стало немного легче.
— Я жду этого с нетерпением, — он подтянул ее чашку, обводя изящную кромку узора. — Присмотрись. Ничего не напоминает?
Гермиона забрала ее, внимательно разглядывая мелкий рисунок.
Круглая луна поблескивала синими разводами, с каждым новым изображением наполняясь позолотой, чтобы расцвести лучистым солнцем, а затем вновь превратиться в шарик цвета кобальтовой эмалевой крошки.
Девушка нахмурилась, вспоминая их разговор в библиотеке. Такие «прозрачные» намеки обычно приводили к очевидным фактам, и она с удовольствием отметила, что Геллерт решил вернуться к более насущным вопросам.
Как можно было истолковать этот узор?
Если припомнить руны, самым известным значением Совуло было как раз Солнце. Тейваз показывала направление, стремление к цели или же… путь? Путь Солнца? Но разве тайна могла обладать настолько незамысловатой разгадкой?
С другой стороны, иллюзия простоты развеивалась, стоило ей подумать о начале поисков конкретного места, где мог бы находиться ответ на их вопросы.
И что теперь? Она должна была довериться рисунку на чашке, который приблизительно соответствовал смыслу сплетения рун?
— Я понимаю, к чему ты клонишь, но это выглядит сомнительно. Если только ты не знаешь чего-то наверняка, — Гермиона сощурилась, видя, как на его лице расцветает хитрая ухмылка.
— Mama была близкой подругой покойной фрау Краузе. Дама преклонного возраста, чистокровная немка. Поль — ее поздний ребенок, — рассказывал Геллерт, мысленно радуясь, что ему не пришлось всё разжевывать.
Два редких таланта — слушать и делать верные выводы — чудесным образом сочетались в этой девушке. Такой союзник определенно пригодился бы в его будущей кампании.
— Зная немецкий, ты обязательно оценила бы иронию фамилии Краузе в сочетании с внешностью Поля.
— Просветишь меня? — в его словах ей почудился легкий намек на вызов.
Он залюбовался ее тяжелыми каштановыми локонами.
— Природа наделила моего приятеля чудесным вкусом в составлении десертов, лишив главного проклятия поваров — волос. В переводе «Краузе» означает «кудрявый», — сказал он, подвигая к себе торт.
Гермиона улыбнулась, искоса наблюдая за тем, с каким удовольствием Геллерт наслаждался лакомством.
Внезапная мысль заставила девушку широко ухмыльнуться.
Неужели он любил сладкое?
Гермиона ощутила в этом нечто неправильное.
Гриндевальд мог любить сложные темномагические формулы и проклятия, он очаровывал великие умы мастерством великолепного оратора, выстилал путь к общему благу телами своих врагов и… ценил хорошие десерты?
Это казалось ей слишком человеческим.
Она вдруг поняла, что за обилием канцеляризмов, терминов, длинных столбцов цифр, в министерской документации не было ничего о настоящих людях.
Если подумать, то чем, в сущности, отличался метод охоты Дамблдора от методов Министерства?
Альбус видел перед собой личность, а не психический портрет, составленный из сотен клишированных характеристик.
Он изучал человеческие страсти и слабости.
Ей вдруг вспомнилось несколько строчек из личного дела Геллерта.
«Напористый стиль атаки. Использует мощные разрушающие заклинания. При угрозе жизни задействует все возможные ресурсы. Стремится быть замеченным магглами, поэтому опасен и непредсказуем.»
Вряд ли его можно было поймать на банальный кусок торта. Но что если этот торт был родом из венской кофейни? Если это был тот самый Захер, который заказывала ему мать?
Гермиона сделала мысленную пометку узнать о ее дальнейшей судьбе.
Что такого она еще способна разнюхать, чтобы в крайнем случае иметь возможность устранить волшебника?
Глупые-глупые министерские крысы и она вместе с ними.
Все они готовили мракоборцев к войне с монстрами.
С теми, чьи имена были давно заявлены в очередь на эшафот.
Инструкции по уничтожению сладкоежек ими не были предусмотрены и очень зря.
— Однажды, придя сюда, Mama затеяла со мной спор. — Гермиона поняла, что за своими мыслями упустила часть монолога. — Тогда в Вене прогремело одно дело, и я был крайне возмущен. Даже высказал ей, что будь Министерство носом, а преступник усами, оно бы ни за что их не заметило. Видимо, я задел ее профессиональную гордость, — нотка грусти мелькнула в его голосе, расцветая на губах ностальгической улыбкой. — Тогда она сказала, что в стенах этой кофейни находится одна вещь, которая постоянно повторяется. Если я начну считать, то найду более сотни таких. А учитывая, что я такой умник, то мне не составит труда их обнаружить. Помнится, я довольно быстро согласился на ее условия.
— Поиск проходил не очень успешно? — догадалась девушка, внимательно наблюдая за сменой эмоций на его лице.
— Я потерпел фиаско. Прошел час. Я пересчитал все стулья, чашки и блюдца, столы, салфетки и даже стрекоз, но так и не понял, что должен был разыскать. Mama отметала мои предположения одно за другим. Я даже допустил, будто она всё придумала, только чтобы позлить меня.
— В итоге она дала тебе подсказку?
Геллерт фыркнул.
— В своей манере. Она отказалась делать заказ до тех пор, пока я не выполню обещанного. На поиски ушло три часа.
Гермиона улыбнулась, покачав головой, не без удовольствия представляя, как пострадало его самолюбие.
— Я был зол и расстроен, когда наконец наткнулся взглядом на знакомый тебе узор. Стилизация позволяет не замечать его. Он не броский, не вычурный, но оплетает всю эту кофейню словно паутина, если присмотреться.
— Он работает как магический оберег?
— Нет, в этом нет магии, только видение декоратора.
— Похоже на странную прихоть владельца.
— Так и есть. Заказ на такую отделку сделал отец фрау Краузе. Большой оригинал. Почему ты об этом подумала?
— Создается впечатление, будто он стремился показать свою сопричастность с чем-то, что нельзя было выставлять на всеобщее обозрение. При этом ему страшно хотелось поделиться тайной с окружающими. Либо совсем наоборот — показать свое превосходство. Будто люди не способны заметить сокровище, даже если оно будет у них в руках.
Геллерту импонировала ее аналогия.
— Ходили слухи, что он был не только волшебником, но и членом магловского ордена масонов. Не удивлюсь, если среди его увлечений было посещение и иных сборищ, поэтому любая из твоих версий имеет право на существование.
— Но почему ты считаешь, что этот рисунок как-то связан с нашей загадкой? — решилась высказать свои сомнения Гермиона. — Это выглядит слишком очевидно с одной стороны.
— Что бы ты подумала, если бы нашла эти символы самостоятельно? Что тебе нужно найти место, где солнце восходит либо садится, верно?
Гермиона кивнула: она действительно размышляла о таком варианте.
— Но мы находимся в городе. В самом центре Вены. — Геллерт тщательно прожевал торт, чтобы продолжить свои пояснения. — Видишь ли, руна Совуло и сама по себе может трактоваться как «Ступай за светилом», так как имеет две формы. Ничего не случится, если перевернуть ее с ног на голову. Но сменив направление и переложив ее слева направо и наоборот, мы получим колесо жизни — символ движения, процветания. Сочленения мужского и женского начал.
Гермиона завороженно слушала его рассуждения. Ей нравилось, как он раскрывал суть, опираясь на знания. Ей нравилось, что на пути поиска она наконец была не одинока.
— А знаешь, как выглядит символ жизни у простецов, Гермиона? Еда, — сказал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос. — Хлеб. А что касается Тейваз, то она задает направление этому солнцу. Уверен, эта руна должна лежать под Совуло как указатель. К тому же, слушая рассказы об отце фрау Краузе, можно сказать, что он был готов на любой символизм, укреплявший его позиции с точки зрения мистицизма. А сочетание этих рун по идее должно давать бизнесу процветание. Как видишь, три поколения держат это место несмотря на все невзгоды.
Гермиона была согласна далеко не со всеми его выводами, но всё, что ей оставалось делать, так это ожидать появления Поля для подтверждения или опровержения всего сказанного.
— Думаешь, Поль сообщит тебе что-то новое?
— Увидим. Это единственная наша зацепка на данный момент, — пожал плечами Геллерт. — Да и я бы не тащил тебя сюда только из-за узора. Видишь ли, однажды я заметил движущийся рисунок из сплетенных рун у миссис Краузе на запястье. Через год после нашего с Полем знакомства подобное изображение украсило и его кисть.
— Ты не пытался узнать о значении этих рисунков у своей матери?
Геллерт кивнул, доедая торт.
— Конечно, пытался. Она сказала мне, что у семьи миссис Краузе полно тайн, а если хочется сохранить дружбу, необходимо выказывать уважение к чужим секретам.
— Это уже интереснее.
— А то. Просто доверься мне.
Просто.
Если бы он знал, как зубодробительно сейчас звучало это «просто».
— Когда он придет?
— Пожалуй, стоит пойти узнать. Может, он уже на месте, — Геллерт подмигнул ей, покидая их столик во второй раз.
Вернулся он лишь спустя пару минут, но уже в компании своего старого знакомого.
Полноватый господин низкого роста в сером костюме-тройке, с легким румянцем на округлых щеках. Он выглядел значительно старше Геллерта, но его взгляд был простодушным и безоблачным, как у ребенка.
Гермиона сощурилась, заподозрив неладное.
— Геллерт, это же не…
— Это Поль. Он был так рад нашему визиту, что согласился ответить на все интересующие нас вопросы, а потом забыть об этом разговоре, ведь так?
— Конечно, дорогой друг. Я расскажу обо всем, что интересует тебя и твою прелестную фройляйн, — сказал маг, смущенно потупив взгляд. Его английский был почти безупречен.
Гермиона устало выдохнула, взъерошив свои волосы.
Империус.
Она не знала, что раздражало больше: использование Геллертом непростительных или понимание того, что сейчас результат был необходим гораздо больше, чем совесть.
— Можешь задать ему любой интересующий тебя вопрос, — волшебник подмигнул Гермионе, бегло поглядывая на своего знакомого.
— Что означает твоя татуировка на запястье? — спросила девушка, видя, как краснеют щеки ее собеседника.
— Это значит, что я принадлежу ордену.
Первый выстрел угодил в самый центр мишени.
Неужели Геллерт действительно был прав?
Везучий сукин сын. Еще никогда она не была так рада его сопровождению, как в этот момент.
— Как называется ваш орден? Чем он занимается?
— Не могу сказать.
Геллерт болезненно ткнул его палочкой под ребра:
— Конечно, можешь, не стоит смущаться, мы ведь приехали к тебе издалека. Расскажи всё, что знаешь.
— Я н-не м-м-мог-г… — волшебник захрипел, его маленькие прозрачные глазки налились кровью, а губы приобрели синюшный оттенок.
— Черт побери, Геллерт, прекрати, — в ужасе зашептала Гермиона.
Волшебник и сам здорово испугался. Поль всегда ему импонировал, хоть он и считал его слишком мягкотелым.
— Видимо, всего нам так и не узнать.
— Поль, расскажи только то, что тебе позволено рассказать, — попросила Гермиона.
— Конечно, благодарю вас. Я — один из хранителей ордена. Вы желаете стать одной из нас, фройляйн?
Гермиона кивнула, не заметив недовольства, промелькнувшего на лице Гриндевальда.
— Да. — Был бы у нее выбор дать отрицательный ответ, они не сидели бы здесь в попытках допросить несчастного.
— Коснитесь своей палочкой рисунка на моей руке, и вы получите следующую подсказку.
— Подсказку?
— Совершенно верно. Вы на первой ступени, как и я. Мне не хотелось продвинуться дальше в своих поисках. Моя страсть находится далеко за пределами таких опасных тайн. Я обладаю лишь частью знания, которое откроет вам путь к сокровищу, но помните, что я только первый ее хранитель.
— Первый? Сколько вас еще? — спросил Геллерт.
— Не имею понятия. Чтобы найти следующего, фройляйн понадобится постичь смысл рун, которые вы получите, как только прикоснетесь палочкой к рисунку на моем запястье.
— Откуда мне знать, что это не убьет меня? Или ваш орден не нападет на нас? — спросила девушка, ощущая сильную тревогу.
— Я могу поклясться своей магией, что это никоим образом на вас не отразится и никак не травмирует.
— Клянись, — сказал волшебник прежде, чем Гермиона успела вставить хоть слово.
— Это опасно, Геллерт. Что, если он погибнет?
— Между тем, кого из вас потерять, я выбрал бы не тебя.
Его слова поразили ее. Гермиона с ужасом смотрела, как Поль произносит заклинание клятвы, делая пасс палочкой.
Геллерт был готов потерять человека, знакомство с которым тянулось с его самого детства.
И он не готов был потерять ее.
Тусклая синяя вспышка осветила столешницу, завершая обряд.
Ничего не произошло.
Поль не врал, и волна облегчения заполнила грудную клетку.
Он протянул к ней руку, и она легко коснулась движущегося рисунка.
Мягкое теплое свечение окутало кончик палочки.
— Постучите ей по столу, фройляйн, — тихо сказал Поль.
Стоило ей коснуться мраморной поверхности, как перед ними появился пергамент с надписями на неизвестном девушке языке. Присмотревшись, Гермиона заметила там еще две новые руны.
— Что это?
— Путь к вашей разгадке. В библиотеке есть тайник, и там хранится сокровище, которое вы найдете, если поймете смысл эдды.
— Где конкретно находится тайник? — поинтересовался Геллерт.
— Этого я не знаю, мой дорогой друг, — ответил Поль, не заметив разочарования на лице волшебника.
— Что нужно делать со стихами? — спросила Гермиона, изучая неизвестные символы.
— Разгадать их смысл, прочитав поэзию в зале библиотеки.
— Есть ли еще что-то, что мы должны узнать об ордене, о чем ты вправе нам поведать? — спросил волшебник.
— Сожалею, но вы опустошили всю сокровищницу моей памяти.
— Что ж, раз так, то мы не смеем тебя задерживать, — задумчиво произнес Геллерт, выжидающе глядя на Гермиону.
Она кивнула.
С вежливым поклоном Поль покинул своих гостей, моментально забывая о состоявшемся разговоре, поравнявшись с ширмой.
Гермиона внимательно следила, как затухает «Обливиэйт» на губах Гриндевальда.
Ее передернуло. Чтобы постараться не думать об этом, она перевела взгляд на руны. На сей раз у них были Кеназ и Ансуз.
— Есть версии, милая? — Геллерт уже мысленно прикидывал возможные варианты.
— Если трактовать Ансуз как дыхание бога, а Кеназ как…
— Пламя. Причем дружественное человеку пламя, — обозначил Геллерт.
— Не хватало нам бога огня, — усмехнулась девушка, уловив в своей шутке слабую догадку. — Может ли это указывать на кузнеца?
— Это может указывать на что угодно. Но версия с кузнецом вполне приличная. Я даже думаю, что стоит ее проверить.
— Ты хорошо знаешь Вену. Здесь есть особенно примечательные кузницы?
— Одна имеется. Если нам и нужен кузнец, то мы найдем его только там.
— Что за место?
— Древнее. Можно сказать, легендарное. Пойдем? — он выудил несколько галлеонов, оставляя их на столе.
Гермиона потянулась за кошельком в тот момент, как Геллерт схватил ее за руку.
— Взгляни, как там чудесно распогодилось. Давай мы не будем задерживаться в таком скучном месте? Если ты когда-нибудь и станешь зависимой от меня, то не благодаря деньгам, милая. Это даже задевает. Неужели я выгляжу таким мелочным?
— Мне просто нравится распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Как и своими деньгами, — сказала Гермиона, давая себе обещание позже обдумать все его слова.
Он взял ее за руку, притянув к себе.
— Это не должно тебя волновать сейчас, мы же спешим.
— В таком случае, спасибо за кофе, Геллерт. Он действительно был чудесным.
Хриплые нотки его голоса прозвучали совсем рядом:
— Самым чудесным было разделить это время с тобой. Пойдем, — он увлек ее к выходу.
Волшебники выскользнули из кофейни, не подозревая о том, что за их действиями следил внимательный взгляд.
Поль остановился на пороге своего кабинета и взмахнул короткой узорчатой палочкой, раскрывая тайник, в котором хранились банка чернил и старая книга в тяжелом кожаном переплете. Его движения были медленными, заторможенными. Он словно превратился в пустую марионетку, управляемую волей невидимого кукловода.
Рука потянулась к пузырьку, выливая темно-фиолетовую краску в небольшую медную ванночку. Короткие пухлые пальцы неторопливо окунулись, погружаясь туда вместе с перстнем.
Зашуршали тяжелые страницы, открывая пустое место. Опустилось на бумагу древнее серебро, впечатывая в поверхность листа тонкий узор гравировки.
Сообщение было отправлено.
Когда Поль очнулся, то даже не понял, почему его рука была испачкана. Сославшись на постоянную забывчивость, мужчина ушел в уборную, чтобы отмыться.
Он так и не вспомнил о своих гостях, погрузившись в суетные будни управляющего. Его мечты занимало ожидание выходных, когда он сможет выйти на кухню, чтобы творить очередную магию кулинарных десертов, сочиняя всё новые виды лакомств и совершенствуя рецепты всеми любимой кофейни «Демель».
Тучи рассеялись, уступая место чистому прозрачному небу. Над черепичными крышами выглянуло закатное солнце, рассыпавшись яркими золотисто-медными бликами по мокрой мостовой. Прямо за углом кофейни раскинулась красочная ярмарка. Она кричала трубным голосом зазыва́л, негромко щебетала мелодичным смехом девушек и звенела жестяной посудой на продуктовых рядах. Она примеряла шелковые платья и щекотала нос павлиньими перьями на шляпках благородных дам, призывно сверкая синевой сапфировых бус.
Улицы наполнились шумной разряженной толпой, так и сыпавшей шутками, смехом и искрометным весельем. Гудящий гул голосов отдавался легкой вибрацией в груди, взрываясь ощущением совершенно детского восторга.
Гермиона повела носом, вдыхая теплый аромат свежеиспеченного хлеба, чувствуя, как урчит желудок. Последним, что хоть как-то напоминало пищу, был кофе, а этого явно не хватало для насыщения.
Пока они пробирались через торговые ряды, ей на глаза попадались совсем крохотные лоточки с хрустящими вафлями, жареными пирожками и присыпанными сахарной пудрой пончиками. Усатые пекари усмехались и махали ей руками, как бы советуя попробовать именно их изделия, потому что у соседей всенепременно хуже. Девушка улыбалась в ответ, но не останавливалась, подталикиваемая головокружительным ощущением первой маленькой победы в казалось бы неразрешимой задаче.
— Нам направо, — шепнул Геллерт, слегка направляя ее ладонью. — Нам повезло, что орден не особо заботился о том, сколько времени придется потратить на поиск следующего хранителя. Так что буквально еще пара улиц — и мы на месте.
— Ты там тоже бывал?
Геллерт мягко, даже немного учтиво улыбнулся.
— Нет. Но я очень хорошо знаю город.
Они свернули на узкую мощеную улицу, спрятанную в тени угасающего солнца.
Из высоких окон слышались голоса, и если прислушаться, можно было разобрать, что трое пожилых мужчин обсуждают всеобщее избирательное право и то, как оно повлияет на их дальнейшую жизнь.
Геллерт усмехнулся.
Политические дебаты были его излюбленной темой, и если бы времени было немного больше, он мог бы к ним присоединиться.
Навстречу им шла стройная изящная девушка. Вся в тихом шуршании шелка и звоне дорогих бус. Ее черная шляпка и прикрытый темной вуалью взгляд выражали печаль от тяжелой утраты. Тонкие пальцы ожесточенно сминали белый платок, а каблуки торопливо стучали по камням, отзываясь далеким эхо.
Легкий шлейф шалфея щекотал ноздри, растворяясь в теплом вечернем воздухе.
Геллерт остановился, провожая ее взглядом.
Ему показалось, что он увидел призрак.
— Что-то случилось? — Гермиона тоже остановилась, встревоженная внезапной переменой в его лице.
— Девушка, — он смотрел на удаляющуюся фигуру, чувствуя, как сердце замедляет удары, глухими толчками бьет внутри грудной клетки, сбивая дыхание, — мимо нас прошла девушка. Тебе она не показалась странной?
Он перевел взгляд на Гермиону, и то, что он увидел в ее глазах, заставило резко обернуться, чтобы заметить легкое колебание воздуха в том месте, где растворился силуэт.
— Мимо нас никто не проходил, — ее слова затерялись среди высоких стен, растворились в цветах на подоконниках, затухая в сознании Геллерта еле слышным отголоском.
Ему была нужна помощь.
Ему чертовски была нужна помощь.
Он стиснул зубы, прилагая нечеловеческие усилия для того, чтобы оторвать взгляд от пустой улицы и перевести его на девушку.
— Показалось, — процедил он, возвращая себя в мир живых.
Снова.
Не дожидаясь ответа, он быстро направился вверх по улице, минуя живописные магазины, цветочные лавки и манящие тишиной закоулки. Память услужливо подсказывала дорогу, и вскоре они оказались перед массивной дверью.
Изображенные на железной вывеске молот и наковальня свидетельствовали о том, что они пришли по адресу.
Внутри пахло сырой гарью и каленым железом. Свет из единственного небольшого окна тускло освещал почерневшие от копоти стены, увешанные кожаными ремнями и слегка заржавевшими инструментами. Гермиона негромко постучала по деревянному столу, занявшему добрую половину маленькой комнаты и служившему чем-то вроде стойки для заказов.
В дверном проеме показался мальчик, с ног до головы перемазанный черными пятнами, и вопросительно посмотрел на Геллерта.
— Ich suche einen Schmied.⁵
Мальчик кивнул и махнул рукой, призывая следовать за ним.
Гермиона лишь однажды была в кузнице, когда ей поручили договориться с гоблинами о поставках оружия. Тогда она видела суетливую работу маленьких мастеров — шумную, громкую, наполненную живой энергией, текущей по огромным желобам кипящей сталью.
Здесь всё было по-другому.
Вкусно пахло деревом и дымом из круглого плавильного горна. Он жарко дышал тлеющими углями, окрашивая стены теплым оранжевым светом. Где-то в глубине слышались ровные удары тяжелого молота и шипение воды. На железных крюках висели покрытые пылью и ржавчиной цепи, массивные щипцы и выделанные шкуры, что немного напоминало комнату пыток.
Сквозь мутное окно лился тусклый свет, играл блестящими пылинками, прятался по углам неясными тенями, рассыпаясь на деревянному полу светлыми прямоугольниками.
В воздухе витало волшебство, отзываясь легким покалыванием в пальцах. Оно искрилось на железных заготовках, окутывая их бледно-голубым сиянием, и потрескивало на одежде как статическое электричество.
Кузнец напряженно трудился за верстаком, повернувшись спиной ко входу.
Скользнув по нему взглядом, Гермиона мельком подумала, что вызывает больший интерес у женщин — гибкий, неестественно мощный торс, лоснящийся в отблесках пламени, или змеящийся по позвоночнику рисунок, резко обрывающийся у кромки штанов?
Мастер вдруг повернулся, хлестнув себя по плечам тугим хвостом из собранных волос, и радушно улыбнулся. Девушке показалось, что его глаза немного мерцают, будто солнечные блики, собранные воедино в золотистой радужке.
— Я могу вам помочь? — голос оказался низким, глубоким. С сильно заметным акцентом.
— Нам нужна информация об этом, — Гермиона достала из кармана лист бумаги, доставшийся им от Поля, и показала его кузнецу.
Он скользнул глазами по протянутой руке, ненадолго задержался на лице девушки и пожал плечами:
— К сожалению, я не знаю, что это.
— Но предыдущий хранитель отправил нас именно к вам.
— И ни о каких хг’анителях я тоже не знаю, фг’ойляйн. Похоже, ваш дг’уг ошибся.
Кузнец отвернулся и неторопливо продолжил обвязывать рукоять ножа тонкими полосками кожи.
Гермиона стиснула зубы. Она знала, что кузнец владеет необходимой информацией, но по какой-то причине не хочет ее рассказывать.
— И к вам никогда не приходили с подобной просьбой?
— Никогда.
— И вы никогда не видели людей в таких черных мантиях? Может быть, у них на лицах были маски? Возможно, вас могли привлечь вышивка или значки?
— Ко мне заходит много интег’есных людей. Но я понятия не имею, о ком вы спг’ашиваете.
— Возможно, вы видели эти знаки? — девушка порылась в сумке и выудила пергамент с рунами из библиотеки.
Кузнец краем глаза глянул на бумагу и кивнул:
— Видел. Их каждая собака здесь видела. Зайдите в любую лавку с амулетами, так они вам где угодно их наг’исуют.
Геллерт закатил глаза.
К его разочарованию примешалось слабое раздражение, когда кузнец встал, пересек наполненную сумраком комнату и, подойдя к грубой деревянной скамье, поднял кувшин и стал из него пить.
— Может быть, вы могли бы подсказать кого-то, кто сможет нам с этим помочь?
— У нас много кузниц. Зайдите в любую и вам всё г’асскажут, — резко ответил мастер, вытирая заплетенную бороду о предплечье.
Геллерт с заметной неприязнью смотрел, как выпячиваются мышцы на сильных натруженных руках, и отвел взгляд, предпочитая более приятную глазу картину.
В кузнице было даже как-то уютно.
Негромко потрескивали угли, трепетало свечное пламя, отражаясь теплыми бликами на тяжелом молоте, аккуратно оставленном на краю наковальни. Было видно, что о нем заботились. Любовно протирали, счищали окалину, проявляя испещренные рунами края.
— Но нас отправили именно в вашу, — Гермиона шагнула вперед, будто это могло спасти положение.
Ее вопросы отвлекали от чего-то важного. Чего-то, что жужжало в голове, отдавалось зудом за ушами, мельтешило перед глазами черными точками.
Рунная вязь переливалась, меняла свои очертания, то собираясь в цельную картинку, то кружевным узором рассыпаясь на серебристой глади.
— Я не знаю, кто или что…
Бледно-сиреневая дымка окутала рукоять, плавными линиями перетекла выше, собираясь искрящимися разрядами в точке соединения дерева с металлом, чтобы тут же исчезнуть, напитывая молот силой самой природы.
— Это кузница вашего отца, верно?
Кузнец замер, но затем вздохнул и покачал головой.
Этого было достаточно, чтобы Гермиона поняла, к чему клонит Геллерт.
— Он тоже был хранителем, да?
— Нет. Это кузница моей матег’и.
— Верно, она была сильной женщиной, — с отсутствующим видом заметил Геллерт. И тут же исправился, получив ощутимый толчок в ребро:
— Всегда восхищался такими.
— Она была чудесной, — в голосе кузнеца послышалась улыбка. Его пальцы замерли над кувшином, отрешенно постукивая по глиняному боку. — К счастью, ее больше нет.
— К счастью? — непонимающе переспросила Гермиона, бросая взгляд на Геллерта.
Кузнец повернулся вполоборота и несколько секунд рассматривал девушку.
— Да, к счастью. Потому что ей больше не нужно отвечать на глупые вопг’осы.
Геллерт с трудом подавил смешок и устало потер шею. Кузнец ни в какую не собирался сдаваться, его мысли были надежно спрятаны под защитой гораздо древнее его самого, и сейчас желание наложить на него Империус было как никогда сильным.
— Даже не думайте, юноша, — золотистые глаза мастера всего на мгновение скользнули по его лицу, заставив вздрогнуть. — Если вы вздумали угрожать мне, то заверяю вас, ничем хорошим это не кончится. Где выход, вы знаете. Всего доброго.
Его ужасный акцент куда-то пропал. Голос стал глубоким, резким, вызывающим легкий холодок по позвоночнику, и девушка невольно отступила назад.
— Пойдем, Гермиона, — сказал Геллерт, не сводя хмурого взгляда с кузнеца. — Я думаю, что он ничего не знает.
Когда дверь за ними закрылась, Гермиона развернулась на каблуках и выжидающе скрестила руки на груди.
— И?
— Что «и»? — маг устало привалился к дверному косяку.
Его била мелкая дрожь, и он потирал руки, согревая их друг о друга.
— Что это было? О чем ты не должен был думать? Почему он решил, что мы ему угрожаем?
Повисло молчание. Геллерт сосредоточенно рассматривал свои пальцы, чем невероятно раздражал девушку.
— Геллерт?
— Я решил, что неплохо было бы применить к нему Империус.
— Но я не слышала, чтобы ты…
Юноша вскинул руку в останавливающем жесте.
— Он легилимент. Очень сильный и очень хороший. А еще очень опасный, — он криво усмехнулся, будто признавая поражение. — Молот видела? Он древний. Гораздо древнее, чем я, чем ты. Чем этот чертов город. Боюсь, что нам нужно найти другой способ достать руны.
Шестеренки в голове Гермионы лихорадочно крутились.
С одной стороны она прекрасно понимала Геллерта, но профессионализм не давал ей допустить даже мысли о применении непростительного. Как бы ей этого ни хотелось.
С другой, он порядком подпортил кузнецу первое впечатление, тем самым отдалив их на несколько шагов от получения следующего свитка.
Рассеянно скользя глазами по лицу юноши, она прокручивала в голове разговор, пытаясь понять, что упустила.
Кузнец не выглядел рассерженным или удивленным, скорее разочарованным. Это давало надежду, что он захочет поговорить еще раз.
— Я сейчас, — не дожидаясь ответной реакции, она решительно шагнула в кузницу, оставив Геллерта в недоумении.
Мастер даже не обернулся, будто ждал ее возвращения. Он стоял возле горна, задумчиво перебирая то разгорающиеся, то затухающие угли.
— Мне казалось, я ответил на все ваши вопросы.
Гермиона остановилась в нескольких шагах и скрестила пальцы перед собой.
— Я хотела извиниться за неподобающее поведение моего спутника.
— Вам не следует просить прощения за чужие ошибки, — кузнец посмотрел на нее через плечо и усмехнулся. — Вы умная девушка, мисс. Хоть и не до конца понимаете это.
— Куда делся ваш чудовищный акцент?
Он мгновение смотрел на девушку и вдруг громко расхохотался раскатистым смехом, отдающимся от стен кузницы гулким эхо. Гермиона закусила губу, чувствуя себя неловко.
— Надеюсь, — всё еще посмеиваясь, сказал кузнец, утирая выступившие слезы тыльной стороной ладони, — вы пришли не для того, чтобы сообщить мне о моем акценте?
Девушка вмиг стала серьезной.
— Нет. Мне бы хотелось попросить у вас помощи.
— Вы считаете меня хранителем?
— Не считаю. Я знаю, что вы хранитель.
— Чудесно, — отблески пламени затрепетали в глазах чистого золота, спрятанных под темными ресницами. Вспыхнули на железных заклепках наручей, отразились в льющемся металле молота. — Почему я должен вам помочь?
Он слегка наклонил голову влево, медленно поглаживая рукоять.
Им можно было любоваться.
Долго рассматривать сильные загорелые руки, мозолистые пальцы. Представлять, как напрягаются под прикосновениями грудные мышцы, играют твердые мускулы живота.
Наверное, с таких, как он, писали картины.
По его образу и подобию создавали статуи.
Он — праотец великих воинов.
Божество, чья земная миссия — твердой рукой направлять заблудившихся.
Ей показалось, что в кузнице стало жарче.
— Я не знаю, — ответила Гермиона, с трудом переводя взгляд на тлеющие угли. — Просто… Если не вы, то кто?
— Покажите, что у вас на руке.
Девушка нахмурилась, лихорадочно соображая, что он имеет в виду.
— Я чувствую заговоренную сталь. Покажите мне ее.
Подарок Пернеллы. Ну конечно.
Она осторожно расстегнула застежку, чувствуя под пальцами умиротворяющую прохладу металла, и протянула браслет кузнецу. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и это яркой вспышкой отразилось в ее глазах.
От него пахло грозой и легким ароматом спелых яблок.
Блестящая змейка на его ладони сверкнула рубиновыми глазами и стремительно расправила чешуйки, превращаясь в аккуратный стилет.
— Восхитительная работа, — пальцы замерли над острым лезвием, но так и не прикоснулись. — Вам повезло являться обладательницей такой могущественной вещи.
Будто в подтверждение его слов по блестящей поверхности пробежала легкая рябь, подсвечивая тонкий узор из символов.
— Тише, тише, мой хороший, — успокаивающе шептал кузнец. — Твой час еще не настал.
Он усмехнулся и передал девушке стилет обратно. Тот тут же свернулся тонким браслетом, привычно обвивая ее запястье.
— У вас могущественные друзья, мисс. Зачем девушке с такими друзьями понадобилась моя помощь?
Гермиона завороженно смотрела, как в его зрачках плещется золото. Переливается, сверкает, отражая кроваво-красные угли, тенями ложится в уголки чуть раскосых глаз, вспыхивая искрами по краям радужки.
Она была уверена, что сможет придумать достойный ответ на этот вопрос. Убедить хранителя в том, что ей это необходимо для совершения благой цели, для защиты магического мира или, в крайнем случае, спасения человечества.
Слова вертелись на языке, хаотичными фразами врывались в сознание, но она могла лишь беззвучно открывать и закрывать рот, захлебываясь в паническом ощущении бессилия.
Я хочу помочь другу.
Я хочу спасти мир от темного мага.
Я хочу предотвратить магическую войну.
— Я хочу вернуться домой.
Гермиона вздрогнула, услышав свой собственный голос, и беспомощно вскинула взгляд на усмехающегося мастера. Он практически не двигался, скрестив руки на груди и постукивая ногтями по кожаным наручам.
Она не смогла соврать.
— Любопытно.
Свет за окном будто ждал, когда хозяин мастерской отдаст приказ, — он погас тихо и внезапно, наполнив комнату густыми сумерками.
Ястребиное лицо кузнеца вдруг склонилось над ней, вспыхивая жаром на щеках. Гермиона закружилась в водовороте пряных запахов свежескошенной травы, влажной земли и теплых осенних листьев. Задохнулась, впуская в легкие грозовой раскат грома, вспышкой прорезавший ее зрачки.
— Я помогу, — хрипло прошептал мужчина. — Но с одним условием.
Он отступил в темноту и неторопливо расстегнул наручи, сбрасывая их на пол.
Девушке показалось, что температура в комнате опустилась на несколько градусов. Запах грозы усилился, отдаваясь дрожанием под ребрами.
Заструился рисунок по смуглой коже кузнеца, расчертил ровными линиями запястья, будто кандалы. Заискрилась тонкая, искусно сплетенная рунная вязь, расползаясь выше по очерченным мускулам, огибая темные вены, исчезая среди густых волос.
Маг запрокинул голову, шепча слова, которых девушка не могла разобрать. Она зачарованно следила за тонкими лентами букв, то исчезающих, то снова вспыхивающих в прохладной темноте. Они отражались в ее глазах, скользили по бархатной коже, замирая на приоткрытых губах.
С ревом взметнулось пламя из горна, отпечаталось на стенах тлеющей тенью раскинувшихся крыльев, чтобы тут же рассеяться, уступая место звенящей тишине.
— Условия просты, — он говорил тихо, опираясь руками на край каменного борта, едва касаясь пальцами раскаленных углей, — вам нельзя никому рассказывать об этом. Вы не должны просить помощи или содействия. Если вы это сделаете, можете считать путь завершенным. Вам сотрут память, и вы никогда не вспомните ни обо мне, ни о ком-либо другом.
Внутри Гермионы всё похолодело.
Она смотрела на мерцающие символы на его руках. Слышала, как трещит огонь, как гулко капает вода в глубине кузницы. До ее носа доносились такие привычные запахи свежеиспеченного хлеба и древесных опилок, медленно возвращая к реальности, словно пробуждая от крепкого сна.
Скажи он ей это парой дней раньше, она бы безоговорочно согласилась.
Даже не раздумывая.
Теперь это стало невозможным.
Девушка бесстрашно посмотрела на мастера и невольно улыбнулась.
— Я не могу принять эти условия. Мой спутник должен отправиться со мной, куда бы я ни шла.
— О-о, — протянул кузнец, наклоняя голову набок. — Любовь?
— Взаимовыгодное партнерство.
— И в чем же оно заключается?
Гермиона пожала плечами:
— Без него я бы сюда не добралась.
— Так в этом и цель. Ваша задача — самостоятельно выполнить все задания.
— И много их? — быстро спросила девушка.
Он промолчал.
Затем расслабленно выпрямился и стряхнул с рук пепел.
— Этого я не могу вам сказать. Не потому что я не хочу, — быстро ответил он, предвосхищая следующий вопрос, — а потому что я не знаю.
— Как же, — пробормотала девушка, разочарованно вздыхая. — И что, эти задания не предусматривают работу в паре?
— Были случаи, — уклончиво ответил мастер. — Но если мне не изменяет память, закончилось это весьма трагично.
— Для обоих?
— Вы уверены, что хотите это знать?
— Я намерена продолжить поиски с человеком, находящимся за этой дверью. Как вы думаете, хочу ли я знать, чем это может для меня обернуться? — девушка наклонила голову вправо, скрещивая на груди руки.
Она понимала.
Прекрасно понимала, к чему клонит кузнец, и ей это до чертиков не нравилось.
Если в этой странной игре был финал, то, как полагается, до него дойдет только один. И она была намерена стать тем, кто получит главный приз.
— Надеюсь, вы это выясните самостоятельно. Берите бумагу, я спешу.
Всё время, пока Гермиона переписывала неизвестные символы, нарисованные на его теле, тщательно выводила каждую черточку на шершавом пергаменте, стараясь ничего не пропустить, кузнец неотрывно следил за ней прищуренным взглядом. Она чувствовала себя неуютно, неловко, словно стояла перед ним совершенно голой.
Когда она закончила, он взял из ее рук перо и начертил под ровными строчками две руны, которые должны были помочь найти следующего хранителя.
Присмотревшись, девушка узнала в одной Альгиз — защитную руну, которая по начертанию напоминала раскрытую ладонь.
А со второй у нее были связаны приятные воспоминания из школьных времен, когда Батшеда Бабблинг, предварительно выгнав из класса всех мальчиков, рассказывала им о женской энергии, чувственности, интуиции, берущей свое начало из древних времен.
Руна Лагуз служила для пробуждения мощных энергетических потоков, позволяющих заглянуть в самые сокровенные тайны сознания и даже увидеть будущее.
— Спасибо, — Гермиона убрала пергамент в сумку. — Я могу задать еще один вопрос?
— Ваше право.
— Кто вы?
— Это неправильный вопрос, мисс. — Мужчина провел кончиком пера по губам, насмешливо рассматривая девушку. — Прежде чем задать вопрос, спросите себя: хотите ли вы получить на него ответ.
Гермиона фыркнула и потянулась за пером, но кузнец ловко увернулся, перехватывая ее запястье и прижимая к горячему телу. Сильные руки обвили ее талию, а ушей коснулся горячий шепот:
— К тому же все ответы лежат на поверхности, — он шумно вдохнул ее запах, наслаждаясь им, словно гурман — вкусным блюдом. — Просто нужно знать, куда смотреть.
Он вдруг расслабился и сделал шаг назад, передавая ей перо.
Девушка схватила его слишком резко, вызывая улыбку на губах кузнеца.
— Это всё, что вы хотели узнать?
Сердце стучало громко, сильно, металось в грудной клетке, словно загнанное животное. Она облизала губы и вытерла влажные ладони о мантию.
— Что мне делать дальше?
— Я уже дал вам всю необходимую информацию, — ответил мастер, поворачиваясь к ней спиной. — Я не могу сказать, что ожидает вас в будущем, какие вам встретятся препятствия и удастся ли вам их избежать. Я могу вам только посоветовать не упустить очарование пути. Вас ждет поистине великое и восхитительное путешествие.
Он слово в слово повторил сказанное с утра Фламелем, и девушка вдруг поняла, что не давало ей покоя:
— Зачем вам нужен был клинок?
— Заговоренная сталь не слушается тех, у кого мысли нечисты. Вы доказали свое право на продолжение пути. А сейчас, к моему большому сожалению, я должен покинуть вас.
Кузнец взглянул на нее в последний раз, прежде чем комнату целиком поглотила тьма. И в тишине, словно шелест листвы, раздался его тихий голос, мягко заключая волшебницу в теплые объятия:
— До встречи, мисс. И пусть удача сопутствует вам.
Страх темноты лишь усиливает страх перед образами, что рождает живое воображение. Мутные силуэты знакомых предметов превращаются в жутких монстров, привычные звуки кажутся оглушающе громкими. Воздух колеблется, но всё вокруг неподвижно взирает со своих мест немного укоризненно, словно насмехаясь над ощущением паники, застилающей сознание страшными видениями.
Гермиона Грейнджер не боялась темноты.
Она стояла в пустой кузнице, наполненной густым мраком, и чувствовала, как распрямляется тугая пружина внутри. Дышать стало легко, словно тиски, сдавливающие грудную клетку, вдруг разжались, позволяя вдохнуть полной грудью свежий, наполненный сладким ароматом яблок воздух. За окнами переговаривались люди, стучали копыта по мостовой и скрипели колеса повозок. Где-то далеко, вечернюю тишину прорезала музыка, а совсем близко шуршали и скреблись маленькие коготки, царапая деревянный пол.
— Люмос, — она позволила глазам привыкнуть к яркому свету и быстро выскочила на улицу, едва не зацепив дверью Геллерта. Он сидел, привалившись спиной к стене, и бездумно рассматривал темные окна дома напротив.
Фиолетовые сумерки мягко растекались по узким улицам, вступая в неравную схватку с желто-оранжевыми фонарями, окруженными яркими ореолами света. Чернильные дома казались вырезанными из бумаги и словно наклеенными на темное небесное полотно.
— Как успехи? — юноша смотрел на нее снизу вверх, выражая полную безучастность к происходящему.
— Были сомнения?
— Само собой, — он пожал плечами и перевел взгляд обратно. — Он рассказал что-нибудь интересное?
Гермиона кивнула.
— Предлагаю обсудить это в более приятном месте. И продолжить завтра. Не вижу смысла искать следующего хранителя в темноте.
— Где, например?
— Помоги встать, — Геллерт протянул руку и их пальцы сплелись, растворяясь в водовороте трансгрессии.
Чуть позже, лежа в удобной постели и наслаждаясь долгожданным отдыхом, Гермиона вспомнит, что никто не знал об этой уютной квартире в самом сердце Вены.
Еще одном доме Геллерта Гриндевальда.
Никто не видел, как любовно и заботливо он зажигал свечи в увитых резьбой канделябрах, закрывал и разглаживал тяжелые бархатные шторы, и поправлял подушки на мягких диванах. Как скользили его пальцы по высоким деревянным шкафам, замирая на затейливой резьбе, виноградными побегами вьющейся по краям стеклянных створок.
Никто не следил за ним украдкой из-под полуприкрытых ресниц, чтобы заметить, как разглаживаются морщины на лбу, расправляются плечи и гордо вздергивается подбородок. Как натягивается на спине белая ткань, когда он стоит, окруженный оранжевым пламенем, и вглядывается в сумрак лиловых улиц, словно видит то, что скрыто от глаз простых обывателей.
И, конечно же, никто не знал, какими теплыми бывают его ладони, нежно убирающие за ухо пряди волос, и насколько обжигающее дыхание, когда он едва касается губами виска.
Но всё это было позже.
Сейчас она стояла в центре большой гостиной, прижимала ледяные подушечки пальцев к вискам, борясь с головной болью, тупыми толчками пульсирующей внутри черепной коробки.
— Воды?
Гермиона отрицательно покачала головой.
— Тогда присядь. С тобой раньше такое случалось? — Геллерт помог ей сесть в широкое кресло и опустился на колени, беспокойно всматриваясь в ее лицо.
— Да, но я тогда очень устала, и… — она вздохнула, прикрывая глаза. — И мне нужно просто немного передохнуть.
Девушка закрыла лицо руками, скрывая от Геллерта горькую усмешку.
Да, Геллерт, мне нужно передохнуть.
И быть благодарной судьбе за то, что не сдохла.
За то, что перемещение во времени сказалось лишь головной болью после трансгрессии, частыми приступами тошноты и гнетущим чувством тревоги внутри грудной клетки.
За то, что ее не расщепило, не лишило конечностей и способности трезво думать, и за то, что в целом всё было в порядке.
Само собой.
Всё было в полном порядке.
— Где мы?
— Это мой дом.
Он немного помолчал, но затем добавил:
— Один из. Здесь мы останавливались, когда приезжали в Вену.
— И здесь никто не живет?
Она почувствовала, как дрогнули его руки, согревающие теплом ее колени. Он встал, позволяя девушке некоторое время рассматривать носки его ботинок, и вдруг глухо сказал:
— Некому.
После чего развернулся на каблуках и вышел, оставляя ее в одиночестве.
Изначально он не собирался рассказывать, что это за место.
Пока Гермиона пытала кузнеца, а может, и не пытала, может, она договорилась или оказала ему какую-то услугу…
Он с раздражением подумал, что за услугу она могла оказать, но тут же отбросил эту мысль. Девушка была не из тех, кто добивается чего-то таким способом.
Скорее всего, она смогла его каким-то образом убедить.
И пока она его убеждала, он сочинил историю, в которой его друзья уехали из страны, преследуемые местным Авроратом, и любезно согласились предоставить свое жилище в его бессрочное пользование.
Но потом, когда она вышла, окруженная желтоватым светом фонарей, когда их пальцы соприкоснулись, проникая под кожу сотнями тонких игл, он передумал.
Геллерт Гриндевальд захотел, чтобы его узнали.
Он придирчиво осмотрел накрытый обеденный стол, мысленно благодаря Авгỳста — домашнего эльфа их семьи, за то, что он не стал сервировать его по всем правилам, ограничившись парой дополнительных тарелок и приборов.
Единственное, что нельзя было исправить, так это сладко благоухающий букет белых роз, которые так любила его мать.
Чувство тревоги, не отпускавшее его последние несколько дней, вдруг испарилось, разливаясь по телу блаженным умиротворением. Геллерт даже позволил себе улыбнуться, прикасаясь к тонким лепесткам и вдыхая знакомый аромат дома.
— Геллерт?
Он вздрогнул от слишком яркого, сочного чувства дежавю. Медленно повернул голову, встречаясь взглядом с Гермионой, стоявшей в дверном проходе.
— Я хочу искупаться.
— Да, конечно. Ванная по коридору направо.
Он застыл, оглушенный ее голосом, ее фигурой в трепещущем пламени свечей, словно вернулся на много лет назад, утопая в вихре совершенно ненужных воспоминаний. Он стоял не двигаясь, пока звук закрывшейся двери не привел его в чувство, заставив оторвать взгляд от пустого проема и начать приготовления к ужину.
Гермиона сидела на краю ванны, а ее отражение задумчиво уставилось на нее из большого напольного зеркала. Оно наклонило голову сначала в одну сторону, затем в другую, критично подмечая пыльные полы мантии, сбившиеся в колтун волосы и темные круги под глазами.
Не сказать, что она увидела что-то новое.
В последнее время ей не хотелось смотреть в зеркало, потому что знала, что не увидит там той легкости, той беспечности, казавшимися в школьные годы чем-то вечным и неизменным.
Девушка нахмурилась, быстро сняла тяжелые ботинки, сбросила мантию и одежду, оставаясь перед своим отражением в одном белье. Провела пальцами по розовым царапинам ниже линии ребер, темно-желтым пятнам на тазовых косточках и резко отвернулась, будто коря себя за минутную слабость прошлой ночи.
Она не должна была об этом думать.
Но думала.
Думала, шепча «агуаменти» и слушая успокаивающий шум воды.
Думала, опуская ноги в прохладную ванну и подставляя голову теплым струям, льющимся из парящей волшебной палочки.
Думала, глядя на свое отражение в мутной от пара зеркальной глади, и не понимала.
Почему темный волшебник, чье имя произносилось благоговейным шепотом, был для нее чем-то чарующим, завораживающим в своем пленительном обаянии, увлекающим прямо в адскую бездну, к уготованным для них двоих местам.
И она была готова признать самой себе, что ей этого хотелось.
Хотелось окунуться в бездну, имя которой Геллерт Гриндевальд.
Даже не осознавая, что вторит его мыслям.
— Ты попала, Грейнджер, — прошептали ее губы, и она закрыла глаза. — Ты просто чертовски попала.
Стоило словам раствориться среди светло-голубых стен, как головная боль отступила, блаженством растекаясь по позвоночнику, принося вместе с прохладным воздухом из открытых окон ясность мыслей и решительность на дальнейшие действия.
Геллерт ждал ее в столовой.
Он сидел за овальным столом, освещаемый слабым оранжевым светом, и расслабленно смотрел в темное окно.
— Ты выглядишь гораздо лучше, — он улыбнулся и встал, отодвигая для нее стул. — Чай, кофе?
— Кофе, пожалуйста, — Гермиона села, испытывая некоторое неудобство от непривычных ей манер. — И я бы хотела немного перекусить.
— Я бы рекомендовал чай, — волшебник взмахнул рукой, призывая пузатый заварочный чайник и наполняя небольшие чашки ароматным черным чаем. — Не стоит на ночь пить кофе. Он плохо влияет на сон.
Девушка усмехнулась.
— Теперь ты будешь заботиться о качестве моего сна?
— Само собой.
Он утвердительно кивнул, снимая железные колпаки с блюд, открывая восхитительно пышные венские вафли с начинками из свежих фруктов со сливками, тонко нарезанных кусочков сыра и холодного мяса и покрытых золотистой мягкой карамелью с орехами.
Всё это источало восхитительный аромат, заставляя желудок нетерпеливо урчать.
— Угощайся, — Геллерт отправил в рот кусок вафли и блаженно прицокнул. — Как всегда великолепно. Всегда удивлялся, как Авгỳсту удается так хорошо готовить.
— Авгỳсту? — девушка попробовала мясо, растворяясь в многообразии вкусовых сочетаний, собранных в одной маленькой пластинке.
— Домашний эльф. Сколько себя помню, он прислуживал нашей семье. Он что-то вроде главного эльфа-управляющего, — юноша усмехнулся. — Продумывает меню, говорит, что делать другим эльфам, следит за домами. Боюсь, без него это всё давным-давно пришло бы в запустение.
После школы Гермиона отказалась от борьбы за права домашних эльфов. У нее было так мало свободного времени, что их помощь оказалась для нее необходимостью, и поэтому каждую неделю к ней приходила пожилая эльфийка — убиралась, стирала постельное белье и готовила на неделю еду.
И каждый раз Гермиона пыталась ей заплатить, а та отказывалась, воспринимая это как личное оскорбление.
— Авгỳст всегда считал меня слишком тощим. Я пытался ему объяснить, что это благородная худоба, но он всё равно настойчиво готовил жареное мясо и запеченный картофель, пока однажды Mama не попросила его остановиться, так как вся одежда оказалась на меня мала.
— Ты был пухлым ребенком? — девушка вдруг развеселилась, представляя великого темного мага розовощеким мальчишкой, уплетающим за обе щеки сахарный пончик.
— Весьма упитанным.
Геллерт рассмеялся, запоздало прижимая тыльную сторону ладони к губам.
Гермиона подперла подбородок рукой, всем своим видом показывая, что готова послушать историю о том, как он боролся с лишним весом.
— Нет, ты не подумай, — он покачал кончиком вилки, хитро прищуриваясь, — я бы сейчас вполне мог выглядеть как Дож, если бы не отправился в Дурмстранг. Здоровое питание, изобилие овощей. Уроки самообороны, после которых жить не хочется, и строгая дисциплина…
— И тем не менее тебя отчислили.
— Альбус рассказал? — Геллерт вскинул на нее резкий взгляд исподлобья.
Девушка пожала плечами, намекая, что больше некому.
— Им нечему было меня научить. Кстати, Альбус говорил, ты из Америки. Ты училась в Ильверморни, я так полагаю?
— Кажется, ты сменил тему, — она убрала волосы на одну сторону, перебирая пальцами слегка влажные пряди. — Я бы с удовольствием послушала, каким ты был милым ребенком.
— Quid pro quo⁶, моя дорогая. На каком факультете ты обучалась?
С чувством насыщения приходило благодушное расположение духа. Эту часть легенды она продумала особенно досконально и сейчас расслабленно следила за тем, как Геллерт сосредоточенно пережевывал пищу, не опасаясь быть уличенной во лжи.
— Рогатого Змея. Знаешь, долгие ночи в библиотеке за чтением древних фолиантов, тайные знания, рождаемые густым дымом, вьющимся из длинных трубок и скрупулезная работа над амулетами. Романтика, одним словом.
— Действительно, романтика, — сказал Геллерт, с удовольствием слушая ее голос. — То есть похищение амулетов из кабинета министра это был профессиональный шаг, а не случайность?
— Именно так, — Гермиона сделала небольшой глоток чая и спросила:
— Когда мы сможем продолжить работу над полученной от кузнеца и повара информацией?
— Завтра, — он потянулся, разминая плечи. — Всё — завтра с утра. Постарайся встать пораньше.
— Может, мы начнем сегодня? Еще не так поздно, спать я не хочу.
Геллерт секунду на нее смотрел, а затем широко зевнул, потирая глаза кончиками пальцев.
— А я вот не отказался бы лечь на мягкую перину, опустить голову на воздушные, наполненные нежным пухом подушки и окунуться в объятия Морфея, чтобы до утра видеть сладкие сны. А еще, — он подался вперед, опускаясь до вкрадчивого шепота, — я бы хотел, чтобы твои чертовски соблазнительные бедра прижимались ко мне, дарили теплое и сладкое возбуждение. Я бы гладил их, оставляя жаркие дорожки на твоей бархатной коже и…
— Хватит! — ее возглас отразился яркой вспышкой в его потемневших глазах, и он улыбнулся, обнажая белые зубы:
— Очаровательно.
Ему доставляло невероятное удовольствие провоцировать ее.
То, как мерцающие золотистые искорки пронзали темные глаза, спрятанные под взмахом длинных ресниц, казалось ему поистине восхитительным. На мгновение она будто становилась собой, сбрасывая все маски.
Как жаль, что каждый раз это длилось всего мгновение.
Он встал, взмахом руки очищая стол, и направился к выходу из столовой.
— Твоя комната вторая по коридору, — он замер в дверном проеме и, не оборачиваясь, добавил:
— Доброй ночи, моя дорогая.
Примечания:
¹ Kommst du, Schatz? — Ты идешь, милый?
² Ja, ich komme, Mama! — Да, я иду, мама!
³ «Geschlossen» — «Закрыто»
⁴ Alles in ordnung? — Все в порядке?
⁵ Ich suche einen Schmied. — Я ищу кузнеца.
⁶ «Quid pro quo» — «Услуга за услугу»
Дорогие друзья, поздравляю вас с наступающим праздником. Пускай этот год будет для нас с вами очень плодотворным, счастливым и полным новых планов и стремлений. Этот фик пишется, я ничего не забросила, как и всегда буду рада вашим отзывам и поддержке.
Спасибо, что вы со мной!
Всегда ваша, GreenElf.