Novus ordo seclorum

Мой дорогой Геллерт! Наша догадка о песках времени была верна. Вчера мы прибыли в Каир, и я встретил человека по имени Иалу. Он представитель местных жрецов и согласился мне помочь. Если то, что он говорит — правда, мы увидимся совсем скоро. Мне жаль, что ты не со мной. Город восхищает. Я уверен, что ты захотел бы разгадать его тайны, а после, греясь под жарким пустынным солнцем, наблюдать со мной за вечным течением Нила. Я скучал, Геллерт. Прости за эту слабость. Я обязательно напишу тебе о месте, куда нас отведет Иалу. По его словам — оно волшебно. P.S. В храме богини Маат я видел ожерелье с авантюринами. Они напомнили мне цвет твоих глаз. Альбус. Мой дорогой Геллерт. Тонкий пергамент вспыхнул в руках, превращаясь в невесомый пепел. С момента их последней встречи прошло восемь лет и не было ни дня, чтобы Геллерт не пожалел о том досадном недоразумении, отнявшим у него такого великолепного партнера. Он знал, чье это было заклинание. Он до сих пор корил себя за то, что так и не сказал правду, приняв вину на себя. Сознательно лишил Альбуса выбора, что сделало пропасть между ними непреодолимой. Безусловно, Геллерт удивился, когда увидел его на пороге. — Здравствуй. И ведь не изменился совсем. Всё тот же мальчишка с лукавым прищуром васильковых глаз. Слегка рассеянный, виноватый, словно нашкодивший щенок. — Мне нужна твоя помощь. Геллерт иронично выгнул бровь и прислонился к дверному косяку. — Сразу к делу? Вот так? Даже не обнимемся? — Ты хочешь меня обнять? — Видеть друга так близко и не прикоснуться к нему было для Альбуса верхом самообладания, и он мысленно похвалил себя за сдержанность. — Прости, Геллерт… — Ты спешишь, — закончил за него маг. — Мне казалось, я последний, к кому ты обратишься за помощью. — Верно, — еле слышно сказал Альбус. — Но ты единственный, кто сможет мне помочь. — Да ну? — А ведь он даже не старался скрыть удивление, задумчиво рассматривая румянец на его щеках. — Геллерт, я хочу вернуть Ариану. — Некромантия — не мой конек, Альбус. — Нет, я хочу вернуться в прошлое и спасти ее. Сейчас Геллерту сложно было вспомнить свои ощущения, но он точно знал: это было чертовски привлекательное предложение, отказаться от которого он не мог. Мой милый Альбус! С кончика пера вдруг сорвалась капля и тут же приземлилась на имя, скрыв его под темно-фиолетовым чернильным пятном. Как символично. Геллерт скомкал испорченную бумагу и бросил на пол. Мой милый Альбус! Я сожалею, что обстоятельства были не на нашей стороне и мне пришлось оставить тебя в этом сложном путешествии. Я тоже скучал. Я бы с удовольствием наблюдал с тобой за звездами, сияющими над белоснежными песками Сахары, и разгадывал древние тайны, но ты должен понять, что я не могу. Мы с мисс Грейнджер находимся в самом начале долгого пути и мне, как джентльмену, не следует оставлять ее в одиночестве. Успехов тебе, мой друг. С нетерпением жду письма. Геллерт. И следом — треугольник, окружность и вертикальная линия, которую Геллерт провел с особым нажимом. Символ бесценных Даров Смерти, один из которых покоился во внутреннем кармане его сюртука. Он тихо чертыхнулся, вспоминая, где видел этот знак последний раз. Замер, прислушиваясь к тишине в гостевой комнате, и быстро написал еще одну записку, отправляя ее по совершенно другому адресу. Альбус не мог поделиться с Гермионой их планами. Время изменило его. Он стал более мягким, податливым. Словно неоперившийся птенец, которого вышвырнули из гнезда, и почему-то Геллерт рядом с ним чувствовал себя мантикорой, решившей внезапно пообедать. А Грейнджер… Она знала о его любви к сказкам Барда Бидля и, вероятно, думала, что это просто безобидный символ из книги. И всё же это не давало ему покоя. За окнами сияло полуденное солнце, а в ослепительной синеве неба величественно плыли белые словно сахарная вата облака. Глухую тишину нарушал лишь монотонный гул голосов и постукивание копыт по камням. Геллерт оперся руками о подоконник и с блаженством вдохнул теплый воздух. Альбус, Альбус… На сей раз тебе не укрыться от меня в стенах твоей любимой школы. Наше будущее совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. Не об этом ли ты мечтал? Ты станешь действительно полезен. Ты возглавишь революцию. А пока… Ищи свои пески времени, позволяя мне заняться более интересной загадкой. Геллерт улыбнулся своим мыслям и незамедлительно постучал в дверь гостевой спальни. Гермиона открыла глаза, упираясь взглядом в светлый потолок. Чужой потолок с ажурной люстрой посередине. Гермиона Грейнджер любила, чтобы всё было правильно, структурировано и понятно. Она ненавидела сюрпризы так же, как и непонимание происходящего. А потому вчера она позволила себе слабость — разрыдаться, как только за ней закрылась дверь. Захотелось смыть с себя липкое ощущение беспокойного сна, но… Она поняла, что выспалась. Даже не потребовалось зелье, чтобы заснуть, едва коснувшись головой подушки. — Доброе утро, Гермиона. Я могу войти? И, не дожидаясь ответа, распахнул дверь, заставляя натянуть одеяло до самого подбородка. Вошел так, словно это не просто спальня, а по меньшей мере Букингемский дворец; степенно выдержал паузу, слегка поклонился и ослепительно улыбнулся, стирая все негативные впечатления от своего вторжения. Его магия вихрем пронеслась по комнате, пока он обходил кровать. Всколыхнула светлые занавески, прошуршала по оставленным Гермионой свиткам, рассеиваясь в зелени цветов на окнах. — Мне казалось, сначала я должна ответить, — пробормотала девушка, рассматривая его с недовольством. — Который час? — К черту формальности, — Геллерт пожал плечами. — Без четверти двенадцать. Гермиона рывком села на постели. Даже в самые хорошие времена она не позволяла себе так долго спать. — Почему ты меня не разбудил? — Я решил, тебе нужно немного поспать. Понимаю, ты мракоборец, и сон для вас это лишняя трата времени, но, — он картинно развел руками, — разве я мог позволить моей гостье проснуться невыспавшейся? — О, — девушка сложила губы трубочкой, — разбуди меня в следующий раз пораньше. — Как прикажете, мисс, — юноша приложил руку к животу и шутливо поклонился. Гермиона смерила его ненавидящим взглядом. — Мне нужно одеться. — Это лишнее. Ты всегда успеешь это сделать, — он улегся рядом, блаженно растягиваясь на мягкой перине и прикрывая глаза. Гермиона прерывисто вздохнула, раздумывая, как бы ей выскользнуть из-под одеяла и привести себя в порядок. Дело было вовсе не в стеснении. За годы работы мракоборцем она перестала испытывать это чувство в принципе. Но это время диктовало определенные стандарты моды, и одежда, что хранилась в ее сумочке, совершенно им не соответствовала. Ее внешний вид выбивался из общепринятых. И еще. Его взгляд вызывал смутное волнение где-то под ребрами. Несомненно, Геллерт красив. Она не могла заставить себя отвести взгляд и просто уйти в ванную. Приподнявшись на локте и рассматривая его профиль, она чувствовала необходимость запомнить этот момент. Для чего? Чтобы, вернувшись в свое время, вспоминать, каким был настоящий Геллерт Гриндевальд? Она усмехнулась. К нему хотелось прикоснуться. Убрать со лба светлую прядь, разглаживая едва заметные морщинки. Поймать губами дыхание, ощущая на языке кофейный вкус. Что ты оставишь после себя, Геллерт? Воспоминание. Теплые руки и длинные пальцы. Натянутую струну гибкой, как у кошки, спины и острые ключицы с розовеющими отпечатками ее ногтей. Глаза цвета весеннего льда в обрамлении густых пшеничных ресниц. — Кажется, ты хотела одеться. Черт, она и не заметила, что всё это время он смотрел на нее. Гермиона сглотнула, прикусив губу. И тут же, привычно расправив плечи, отбросила одеяло и выскользнула за дверь. Нужно будет наколдовать себе пижаму. Геллерт улыбался. Воздух пряно пах полевыми цветами, и ему совершенно не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть ощущение того, что смело можно было назвать счастьем. Он взмахнул рукой, призывая две кофейные чашки и свитки, над переводом которых он трудился всё утро. Почему-то захотелось сделать девушке приятное, и на прикроватной тумбочке появилась вазочка с букетом ромашек. — Ты расшифровал их, — он вздрогнул, даже не заметив, как задремал. Гермиона уже была в привычной темно-синей мантии, что немного разочаровывало. Форменная одежда убивала личность, ставила всех под одну черту, а больше всего Геллерт ценил индивидуальность. — Да, — он отпил из чашки, обжигая горло горячим напитком. — Если вкратце, получается несусветная чушь. Девушка хмурилась, рассматривая переводы. — Поль сказал что-то об эддах. Это они? — Нет, эдда — это основное произведение скандинавской мифологии. То, что у меня получилось, больше напоминает загадки. Такое ощущение, что тот, кто их писал, пытался сымитировать формат эдды, но получилось из рук вон плохо. Геллерт придвинулся ближе, забирая у нее листы. — Я не уверен, что это должно звучать именно так, но другого перевода я не нашел: «Он бесконечным покажется людям, всаднику — счастьем, трудом — для коня. Она тверда в своем слове. Никогда не обманет и не подведет. Великий свет судьбы, помощь для воина в тумане ночи». — Это слабо похоже на поэзию. — Я бы, конечно, мог срифмовать строки, но предпочел более дословный вариант, — он смотрел на девушку, улыбаясь. Наклонил голову чуть набок, спрашивая: — Ты любишь стихи? Гермиона не смогла не улыбнуться в ответ. Отрицательно покачала головой, только сейчас заметив ромашки. Надо же. Геллерт Гриндевальд оказывается романтик. Он проследил за ее взглядом и добавил: — Я не знал, какие ты любишь цветы, но решил, что эти тебе должны понравиться. — Спасибо. Это очень мило. Да, мило. Она бездумно уставилась на белые лепестки, понимая, что это самое милое из того, что кто-либо делал для нее в последнее время. Захотелось с ним поговорить. Обсудить планы на день, на жизнь. Просто поболтать о детстве или друзьях. Почувствовать себя живой. Нормальной. Способной на непринужденную беседу. Внезапно пришло осознание, как давно она не разговаривала с людьми. Не по работе, не по делу, а так. Просто. Геллерт хмыкнул. Ее молчание он воспринял по-своему, уводя разговор в прежнее русло: — Я думаю, первая часть означает дорогу. — Согласна, — девушка кивнула раньше, чем он успел договорить. — Скорее, не дорогу, а путь. Она задумчиво сминала тонкими пальцами пергамент, казалось, даже не замечая этого. Рассеянно смотрела на цветы, мысленно находясь далеко от этой комнаты, от самого Геллерта, и ему это не нравилось. Он не мог заглянуть в ее мысли и приходилось только догадываться, о чем она думает. Не понравились? Не угадал? Нет, понравились. Может, тяжелые воспоминания? Кто дарил тебе цветы до меня, Грейнджер? Чье имя шепчут во сне твои губы? — Если они взаимосвязаны, думаю, вторая часть может означать солнце, — Гермиона посмотрела на него так, словно видела впервые. Эта сторона темного мага стала для нее откровением. — Если сопоставить перевод с рунами из библиотеки, получится «путь солнца». Или «по пути солнца». Геллерт нахмурился. — Нет. Помощь для воина в тумане ночи. Тогда луна больше подходит. — Помощь для воина… — задумчиво повторила девушка, перебирая в голове варианты. — Звезда! Это путеводная звезда! — Точно, — кивнул маг, перевернулся на живот и, призвав несколько книг, спешно записал перевод. — Если заменить слова «он» и «она», получается идеальная рифма. Хочешь послушать? Он замер, ожидая ее ответа. На светло-желтую бумагу снова упала чернильная капля. — Надеюсь, это последнее пятно на моей репутации, — растерянно пробормотал Геллерт, взмахом заставляя каплю исчезнуть. Гермиона улыбнулась и вдруг порывисто заправила непослушную прядь светлых волос ему за ухо. Еле ощутимо, на грани нежности, провела фалангами пальцев по скуле, срывая с губ прерывистый вздох. Геллерт перехватил ее ладонь и прижал к щеке. Черт. Нужно было что-то сказать. Переключить внимание на… да на что угодно, лишь бы не падать в водоворот ощущений, вызванных лишь одним ее прикосновением. Не хотелось ни о чем думать. Хотелось лежать, уткнувшись носом в ее волосы, и дышать, дышать ее теплом, нежно поглаживать бархатную кожу и мечтать. — Если ты сейчас не прекратишь, — хрипотца, от которой она буквально перестала дышать, — мы сегодня никуда не успеем. Боюсь, мы даже из спальни не выйдем. Она решила за него, мягко высвободив руку и вернувшись к свиткам. Если бы он знал, чего Гермионе стоило это незначительное движение, то понял бы, что не одинок в своих мыслях. — Я послушаю стихи в библиотеке, — она мягко улыбнулась, рассматривая изящный почерк. Такой схожий с ее собственным. — Она точит сердце людское. Во спасение бывает и в помощь, если знать о ней вовремя. Оно сокрыто от глаз, спрятано под замками. Счастье приносит сынам человеческим, утешение — беспокойным. — Вот здесь у меня много догадок, — Геллерт снова перевернулся на спину, рассматривая потолок. — Первая часть может означать ложь или нужду. — Ложь ближе всего, — Гермиона еще раз пробежалась по строчкам. — Хотя какой смысл знать вовремя о лжи и использовать ее в помощь? Ты точно правильно перевел? Геллерт фыркнул. Взмахнул рукой — и под потолком закружились слова, подсвечиваясь, когда он на них указывал. Гермиона и забыла, что для волшебства ему не нужна палочка. Она ведь читала об этом. Почему-то всё написанное в министерских документах разительно отличалось от того, что она видела. А находясь в нескольких дюймах от него, чувствуя аромат парфюма, ощущая кожей тонкую ткань рубашки, не представляла, как это мог быть один и тот же человек. — Ложь при переводе не подходит, теряется рифма. Оно сокрыто от глаз. Сокровище? — Нужда в сокровище? — девушка скептически покачала головой, снова и снова вчитываясь в перевод. — Тайник, может. — Тайник — «он», хранилище? Да, — еще одно легкое движение — и нужное слово тут же взмыло вверх, встраиваясь в общий поток. — Хранилище лжи? Нужды? Не вяжется с общей концепцией. — Нет, ты не в том направлении думаешь. — Хорошо, ваша версия, мисс Грейнджер, — протянул он елейным голосом, делая акцент на «мисс». Повернул чуть голову, рассматривая ее с усмешкой: — Кстати, у тебя есть мужчина? Гермиона сложила бумагу в ровную стопку, стараясь не сильно натянуто улыбаться ему в ответ. — И в какой момент тебе показалось, что это кстати? — Я не хочу, чтобы какой-то франт действовал мне на нервы, околачиваясь неподалеку. Гермиона фыркнула. — Конечно, есть. Но вряд ли он способен действовать кому-то на нервы. — Врешь ведь, — и нехорошо прищурился. — Ты мне не доверяешь? Хороший вопрос, мистер Гриндевальд. — Черт возьми, Геллерт, — вспылила девушка, — ты спрашиваешь так, словно не знаешь ответ. Что ты ожидал услышать? Что я одинока и нуждаюсь в тебе? — Вовсе нет. Вот так просто. Без лишних вопросов или комментариев. С холодным спокойствием глядя ей в глаза. Гермиона сжала губы, не сдержав раздражения, но Геллерт уже отвернулся, и его вниманием снова завладели стихи. — Тайна. Символично. Между ними физически ощущалось присутствие тайны. Сквозило прохладой по затылку, застывая несказанными словами на кончике языка. Под потолком вспыхнули строки, окрашивая комнату в зелёный. Проглотив едкие замечания, девушка собралась с мыслями и прокомментировала: — Хранилище тайн? Но оно совершенно не вяжется с рунами. Геллерт потянулся и нехотя встал, меряя шагами комнату. — Отчего, если представить вместо кузнеца — «хранителя огня», то вполне подходит. Я вообще не уверен, что здесь есть какая-то связь. Кстати, — он остановился напротив и жестом поманил листок из ее стопки, — я думаю, что руны, которые дал кузнец, указывают на один храм здесь неподалеку. — Что за храм? — Я покажу, — он призвал из другой комнаты сюртук и протянул руку для совместной трансгрессии. — Ничего плохого не случится, если… Окончание фразы утонуло в хлопке трансгрессии и в глаза ударил ослепительно-яркий свет. — … если он горит. Какого черта? Они появились в самом начале каменной площадки, окруженной высокими деревьями. Вокруг бегали и кричали люди. Ведра воды передавались по длинным цепочкам рук, заливая небольшой деревянный храм поодаль, полыхающий ярким пламенем. В носу тут же защипало от едкого дыма. Чьи-то руки сильно толкнули Гермиону в плечо, отпихивая с дороги. — Geh aus dem Weg! ¹ — крупный мужчина с закатанными рукавами и измазанным сажей лицом бросил злой взгляд на Геллерта, проталкиваясь сквозь толпу. — Агуаме… — Геллерт поднял палочку, но Гермиона тут же ударила его по руке, обрывая заклинание. — Здесь слишком много людей! Ты и так трансгрессировал нас в самую гущу! — Ты сейчас серьезно думаешь о том, как бы не выдать себя?! — Да! Статут… — Да плевать я хотел на статут! — рявкнул Геллерт, коротко взмахивая рукой. Поток воды хлынул в храм, и пламя с шипением начало гаснуть. Потолочная балка, на которой держались остатки крыши, с громким треском рухнула вниз, хороня под собой внутренние залы, и, чтобы не задохнуться от дыма и пыли, Гермиона прикрыла лицо краем рукава. — В следующий раз, — он повернулся к ней, сверля злым взглядом, — не мешай. И развернулся спиной, намереваясь протиснуться ближе к храму, но девушка одернула его за рукав: — Кто ты такой, чтобы ставить под удар весь магический мир? — прошипела она, крепко держа его за расшитый серебром манжет. — Мне казалось, мы это уже обсудили, — он уничижительно посмотрел на ее руку и добавил: — К тому же нас вряд ли кто-то заметил. — Нет, Геллерт, не обсудили. Я не хочу каждый раз перед тем, как куда-то с тобой отправиться, думать о… От сильного толчка в бок Гермиона чуть не потеряла равновесие, но Геллерт удержал ее, обхватив за талию. — Прости, — его дыхание коснулось щеки, скользнув к ушной раковине. — Рядом с тобой я совершенно себя не контролирую. Она отстранилась, сосредоточенно стряхивая с себя летающую в воздухе сажу. Что она могла ему сказать? Что он не прав. Что должен соблюдать международный статут о секретности, поскольку его нарушение повлечет за собой суровое наказание. Что мир магглов не готов узнать о существовании волшебников, и первым делом они постараются от них избавиться. Люди боятся того, чего не понимают. Но как это донести до самогó Геллерта Гриндевальда, который уже сейчас собирал армию сторонников? — Ради меня, Геллерт, — она подняла на него полный мольбы взгляд, надеясь, что это не выглядит фальшиво, — ты можешь этого не делать ради меня? Он промолчал, внимательно изучая ее лицо. Повел плечами, выпрямляясь. — А на что готова ты ради меня? — Старшая палочка в его руках покачнулась, блеснув на солнце металлической вставкой. Гермиона вдруг обнаружила, что стоит в центре пустого круга. Магглы их не замечали, магия подсказывала, что это место стоит обойти стороной. Даже голоса стали немного приглушеннее. — Дезиллюминационные чары? — сложно было скрыть досаду в голосе, и девушка скривилась. Мракоборец, называется. Она была так увлечена мыслями о Геллерте, о перемещении во времени и собственной легендой, что забыла о банальных правилах безопасности. Он кивнул в подтверждение ее слов. — Ну, — девушка пожала плечами, отводя взгляд, — я могу некоторое время не вспоминать о статуте и магглах. — То есть не делать свою работу. — Примерно. — И за это ты просишь перестать меня быть собой? — он иронично выгнул бровь. — Слишком маленькая цена. Гермиона в ответ хмыкнула. — Мы торгуемся? Маг лишь усмехнулся. Легкий взмах — и внешний мир обрушился на них гулом голосов. Кто-то снова наткнулся на девушку и громко выругался. Внезапно она поняла, что имеет над Геллертом определенную власть. От храма остались дымящиеся развалины. Как только пламя угасло окончательно, Геллерт исчез, оставляя Гермиону в одиночестве. Она обошла храм по широкой дуге, прислушиваясь к звукам. Среди грязи и обломков нельзя было разобрать, есть ли там кто-то живой, и девушка остановилась в самом низу ступенек, ведущих к главному входу. По ним грязными потеками сбегала вода, собираясь в черные, блестящие радужными разводами лужи в углублениях каменной кладки. — Гоменум Ревелио. Призрачная волна прокатилась по тлеющим балкам, но безрезультатно. Если там и был кто-то, то в живых он не остался. — Не вижу смысла оставаться здесь, — Геллерт вынырнул из-за спины, отряхивая руки. Ботинки, брюки и нижняя часть сюртука были испачканы. — Экскуро. — Спасибо, — юноша кивнул, недовольно осматривая пепелище. — Не думаю, что Орден заменит хранителя так быстро. — Почему ты решил, что это именно тот храм, что нам нужен? В мире может быть множество схожих с этим. — Может, — согласился Геллерт. — До того, как он сгорел, на нем был символ нашей руны — Альгиз. Это один из немногих храмов богини Нертус. Верили, что каждому, кто посетит ее святилище, будет даровано благословение. Я полагаю, хранителем здесь была одна из жриц, поскольку мужчин сюда не допускали. — А что с другими? — Понятия не имею, где они находятся. Гермиона недовольно поджала губы. С одной стороны неплохо было бы проверить все вероятные места, где может находиться хранитель. С другой — не хотелось тратить на это время. — Предлагаешь отправиться сразу в библиотеку? — А толку здесь торчать, — он пожал плечами. — Большая часть стиха у нас есть. — Если они взаимосвязаны, то нам придется дождаться замены или искать другие храмы. — С треском обвалилась последняя стена, и на Гермиону нахлынуло чувство безнадежности. Если без этого хранителя им не удастся найти тайник, то с возвращением домой придется подождать. — А если нет? — Ну, а какой смысл разбивать на части, по факту, заклинание, если они не будут связаны друг с другом? — спросила Гермиона, недовольно косясь на мага. — Разве что… они отвечают за разные вещи. На свет тут же появились свитки, и девушка зашевелила губами, перечитывая их. — Смотри, я была права. Они связаны с рунами. Первая строфа, как и первые руны, отвечают за поиск. Вторые — за хранителя и хранилище. Третьей строфы у нас нет, но можно предположить, что это защита. — Защита? — следящий за ее пальцем Геллерт нахмурился, но его лицо тут же посветлело: — Но ведь ничего плохого не случится, если мы просто проверим? И вот снова. Открытая ладонь, приглашающая шагнуть в пропасть. — Надеюсь, библиотека не сгорела, — пробормотала Гермиона, слыша, как в водовороте трансгрессии растворяется его смех. Мир завертелся перед глазами, замедляясь на широких каменных ступенях. Ткань мужских брюк натянулась, когда по ней скользнула женская ладонь, силясь удержать хозяйку на ногах, но Гермионе не повезло. Как только ее зад коснулся разогретого солнцем камня, раздалось шипение. — Черт, — смахнув со лба холодную испарину, она произнесла еле слышное «акцио». Зеленоватая бутылочка мигом прыгнула в руку. Дело было за малым: поднести ее к губам. Белая прядь выбилась из-за уха, скользнув на лоб, когда Геллерт выхватил зелье, поддевая большим пальцем пробковую крышку. В нос ударил запах бадьяна и мяты, за которыми было сложно различить остальные ингредиенты. — Восстанавливающее? — спросил маг, впервые испытывая подобие удовлетворения от того, что исполнил чью-то прихоть, скрывая их от магглов. Гермиона кивнула, ощутив мягкое прикосновение к своей шее. Послушно приоткрыв рот, она позволила Геллерту влить эликсир, ощущая на языке его едкий вкус. Ну и дрянь. — Мы можем вернуться и продолжить здесь завтра. Она отрицательно мотнула головой. — Я в норме. В горле пересохло. Перед глазами возникла ладонь. Крепкая, идеально правильная. В такую без страха можно было вкладывать свою маленькую и нежную, со словами: «Согласна». Гермиона коснулась ее, отпуская звонкий подзатыльник внутреннему шутнику, и ее потянуло вверх. В этот миг она остро ощутила странную ассоциацию с маггловским лифтом. — И давно у тебя проблемы с трансгрессией? — Пару месяцев, — поморщилась она, желая заглушить мерзкое послевкусие. — Агуаменти, — опустевший пузырек наполнился живительной влагой. Если она не лгала, то точно недоговаривала. Искоса наблюдая за волшебницей, Геллерт прикидывал, стоит ли проникать в ее мысли. Если она умеет защищаться, то почувствует, но что если нет? Ожидая, пока она утолит жажду, маг любовался видом на площадь, одновременно пытаясь разобраться с возникшей дилеммой. Она могла стать для него хорошей союзницей, а переступив черту, он предаст то хрупкое подобие доверия, что выстроилось между ними за это время. Не без сожаления волшебник признал, что идею придется отложить. — Что если о твоей маленькой проблеме узнают те, кому лучше не знать? Уголки ее губ поползли вверх. — Они определенно в курсе. Геллерт хмыкнул. Что за причины влекли за собой подобные последствия? Его задумчивый взгляд мазнул по ее лицу, задерживаясь на глазах. — Попала под проклятие? Ее ладонь легла на рукав его сюртука, проводя по дорогой малахитовой материи. Покачав головой, она ответила: — Я расскажу, обязательно. Только давай наконец войдем в эту чертову библиотеку. Сколько там осталось до закрытия? — обманчивая мягкость ее голоса даже не пыталась скрывать нотки раздражения. Маг недовольно пожал плечами. — Около сорока минут, — его рука скользнула под ее локоть, аккуратно придерживая, прежде чем они оказались внутри. — Не хочешь, чтобы я привлекала к себе внимание, если мне станет нехорошо? — Для девушки твоего возраста ты слишком практична, — ответил маг, своими словами вызывая ее улыбку. — Sie haben noch eine halbe Stunde Zeit, bevor Sie schließen,² — скрипучий голос библиотекарши звучал слишком громко, отдаваясь в стенах гулким эхо. — Wir wissen, danke.³ Выпустив руку своей спутницы, чтобы привычно пропустить даму вперед, Геллерт не подозревал о сожалении, промелькнувшем в сознании Гермионы. С некоторой грустью она признала, что ей нравилось, когда он был рядом, все его дурацкие раздражающие манеры, от которых она чувствовала себя уязвимой, но отнюдь не бессильной. — У нас есть полчаса, — сказал маг. Мысль о том, что ждать придется недолго, радовала. Заприметив в дальнем углу зала относительно незаметный стол, Гермиона кивнула на него. Оказавшись на месте, она взмахнула палочкой, рассекая воздух четкими выверенными движениями, сосредотачиваясь на сложной формуле заклинания. Нужно было скрыться от любопытных глаз, создавая иллюзию. Не зная, станут ли смотрители проверять зал перед закрытием, она решила перестраховаться. Геллерт любовался точностью ее движений и тем, как старательно она выводит линию за линией. Если бы волшебная палочка была кистью, а мир вокруг полотном, он мог бы называть ее магию искусством. — Ты обещала рассказать, что за история произошла с твоей трансгрессией. Она прикрыла глаза всего на миг, чтобы прогнать неприятное ощущение холодка, коварной змейкой вьющегося по позвоночнику. Ей приходилось врать и выкручиваться. Снова. — Еще до начала преследований меня пытались отравить, — она сделала короткую паузу, будто собиралась с мыслями. — Я часто трансгрессировала, просто потому что это был самый быстрый способ оказаться в нужном месте. К тому же я чихаю от каминной сажи и просто ненавижу полеты на метлах. Геллерт невольно улыбнулся, глядя, как забавно морщится ее носик. — Так вот, с утра я еще смогла переместиться к Министерству. Мне дали задание патрулировать Лютный. — Одной? — удивился Геллерт. — Со мной был еще один мракоборец, но для него всё быстро закончилось. Напали со спины, — рассказывала Гермиона, вспоминая подробности ее недавнего рейда. — После гибели напарника я пыталась сбежать, но поняла, что не могу перемещаться. Думала, антиаппарационный барьер, но всякий раз, как я хотела исчезнуть, мне становилось всё хуже и хуже. Было очень сложно сражаться, мне даже показалось, — она поджала губы, вновь переживая потерю человека, спасшего ее от авады, — тот бой станет последним. Волшебник кивнул, скользя по ней изучающим взглядом. — Как ты спаслась? Нашла способ исчезнуть или все-таки победила? — Два выстрела и оба мимо, — улыбнулась Гермиона. — Я оглушила мерзавца, который на нас напал, и активировала порт-ключ. После задержания оказалось, что он был наемником, которому хорошо подчистили память. Он знал, кого нужно убить, но не помнил заказчика. Жаль, по ряду причин я тогда не связала это нападение со своим расследованием, а позже разузнать ничего не вышло: он сошел с ума в Азкабане, — ответила девушка, в который раз мысленно соглашаясь с тем, что рассказанная полуправда — лучшая ложь. — Чудесно, — с сарказмом протянул волшебник, — но тогда выходит, что тебе удалось и победить, и сбежать, а это двойное попадание по мишени, дорогая, — ответил Геллерт, возвращая ей улыбку. — Почему ты решила, что это был именно яд, а не тайное проклятие? — Если скажу, это будет очевидным нарушением статута о национальной безопасности. В глазах волшебника промелькнула скорая догадка. — Ах да, твой значок. Брови девушки поползли вверх. — Откуда же вы, мистер Гриндевальд, так чудесно осведомлены о работе министерских значков британских мракоборцев? Геллерт подхватил ее шутовскую манеру, одновременно изучая гремучий коктейль из защитных заклинаний, незримым пологом скрывавший их от остального мира. — Совершенно очевидно, мисс Грейнджер, что я хорошо осведомлен обо всех самых невероятных изобретениях нашего времени. Если я скажу, что вы не менее невероятны и достойны моего пристального внимания, вы позволите мне подробнее ознакомиться с тем, как работают эти потрясающие крохотные шестеренки вот здесь? — Геллерт легонько коснулся ее виска. — О, мистер Гриндевальд, это довольно опасный механизм, несмотря на хрупкость. Я бы не рекомендовала вам вмешиваться в его работу, — улыбаясь ответила Гермиона. Волшебник присел на край стола, беззастенчиво разглядывая девушку перед ним. Это был тот прямой взгляд, от которого хочется поежиться. Совершенно неправдоподобно и немного нервно рассмеяться и отвернуться, ни на секунду не переставая чувствовать его жалящую остроту. — Ты смутилась, хотя я ничем не выдал своих мыслей. — Он улыбнулся, очерчивая взглядом ее тело. — А ведь мы здесь совсем одни и нам совершенно нечем заняться. Представляешь, нас даже никто не увидит, и всё благодаря тебе. — Он залюбовался краской на ее лице. — Интересно, о чем ты сейчас думаешь? Вспоминаешь ли тот вечер у Фламеля, потому что я вспоминаю. Гермиона почувствовала, как из ее легких уходит воздух, заполняя их вакуумом. Кривая усмешка никогда не была хорошим способом замаскировать собственные желания. — Собрался осквернить свою святая святых? — она хохотнула, обводя рукой пространство библиотеки. — Давай сосредоточимся на главном. — Осквернить? Любовь возвышает, неужели ты не знала? К тому же разве не это главное? — Любовь? — она бросила на волшебника скептический взгляд. — Так ты это называешь? Его лицо исказила ухмылка. — Конечно. Разве можно не любить тело, которое покрываешь поцелуями, не млеть от запаха кожи, любуясь россыпью веснушек? — Перестань, — она чувствовала себя неуютно, но ей предательски хотелось уступить. Самой себе. Хотя бы раз. — Девушки всегда просят меня остановиться, желая продолжения. — Но я не говорю «нет», подразумевая «да». — О, ты будешь удивлена, насколько часто ты поступаешь именно так. Я заметил за тобой одну вещь, Гермиона. Тебе проще сказать «нет», вбив рвущееся «да» настолько глубоко, насколько ты можешь, чтобы не дай Мерлин не почувствовать… А ведь я даже не знаю, чего ты так боишься. И, что интересно, у меня совсем нет идей. Может... — его лицо озарилось догадкой. — А ведь это очень даже правдоподобно. — Что? — напряжение, мигом сковавшее тело, зазвучало болью в ее мышцах. — Себя, Гермиона. Ты боишься себя, — его улыбка острым лезвием полоснула ее нутро. — Почему, Грейнджер? Кровь пульсировала в висках, опаляя вены раскаленной лавой. Он ведь не сказал ничего такого, но если так, то почему ей захотелось содрать эту раздражающую улыбку? Уничтожить ее, оставив алый след на его щеке. — И ты правда решил обсудить это прямо сейчас? — она пыталась сохранить маску сдержанности, но к концу фразы ее голос предательски дрогнул. — Хочешь сказать, тебя это задело? Краска прилила к щекам, а голова загудела от мыслей. Он выбивал ее из колеи. Зачем? Почему сейчас? Хотел подставить? Казалось, он читает ее как книгу, подмечая мгновенные изменения сюжета. — Ты никогда и ничего не спрашивала обо мне, я даже расстроился. — Может, мне просто не интересно? — Гермиона закусила губу, пожалев о сказанном. Выдержка, к сожалению, не была ее тузом в рукаве. Геллерт расхохотался. — Ни за что не поверю, что в мире есть вещи, которые тебя совершенно не интересуют, — будто задумавшись, он добавил: — Кроме, пожалуй, квиддича. — Туше, — выплюнула девушка, пытаясь побороть волнение. — Есть одна вещь, которую я не люблю, дорогая. И ты, конечно, захочешь о ней узнать, — его голос, казалось, замедлил течение времени. Геллерт взял ее за руку, и она удивилась тому, насколько близко к нему подошла. — Я очень, — он перешел на шепот, заставляя ее улавливать слова на грани слышимости, — просто ужасно не люблю, когда мне лгут. Звук его голоса действовал на нее как электрический ток, вызывающий тысячи нервных импульсов. — А больше всего, Гермиона, знаешь, что мне не нравится? Горло пересохло так, что вопрос никак не мог сорваться с ее губ. — То, что ты — маленькая лгунья, — произнес волшебник, любуясь магией ее расширенных зрачков. Она боялась, но не его. Слова заставляли ее тело реагировать быстрее, чем она успевала бы это скрыть, и Геллерту было до ужаса любопытно, как глубоко входят его иглы, поэтому он быстро прошептал: — Но лжешь ты только себе. Тело бросило в жар. Всё чертовски спуталось, ведь он разгадал. Он раскрыл ее, понял. Понял гораздо глубже, чем она сама. И это было хуже, гораздо страшнее правды о том, что она попала сюда из другого времени. — В тебе столько силы, дорогая, — он коротко улыбнулся, — здесь, — его пальцы коснулись места, где находилось ее солнечное сплетение, — и здесь, — они зарылись в ее каштановые локоны. — А задумывалась ли ты когда-нибудь о том, что есть магия? Она удивленно распахнула глаза. — Волеизъявление, — на выдохе, скомкано. — Желание, — горячо и влажно, в ушную раковину. — И желание гораздо сильнее надсадной попытки сделать всё правильно, подчинить своему контролю. Волна паники от непонимания происходящего захлестнула, сдавливая грудную клетку. Она попыталась вырваться, но маг удержал ее. — Хорошая девочка, Гермиона, — выдохнул он в ее губы всё так же насмешливо, любуясь ее веснушками. — Думаю, ты не часто слышала нечто подобное. Но ты действительно хорошая девочка, Гермиона. — Он развернул ее спиной к себе и заговорил так запальчиво и сбивчиво, что на миг ей показалось, будто он сошел с ума. Но в его словах был смысл, даже слишком много смысла. И она жадно впитывала его, стараясь не упустить ни капли. — Знаешь, почему так сложно творить истинное волшебство, милая? Потому что маленькая Гермиона внутри тебя говорит, что это очень плохо, когда магия рвется наружу. Она говорит, что это так неправильно — отпускать себя навстречу силе. Навстречу наслаждению, — его руки проникли ей под мантию, расстегивая пуговицы блузы. — И это совсем-совсем неправильно — стонать в зале древней библиотеки, так? — его язык прошелся по мочке ее уха. — Что там говорит тебе маленькая Гермиона? Может, что это неприлично? Рваный вздох сорвался с ее губ, когда волшебник потянул ее за волосы, ласково поглаживая тонкую талию, задевая острые выступы ребер. — В то время как магия — желание. Сила, которую нельзя держать в узде. Она зашипела, когда он прикусил кожу на ее шее, оставляя невесомые поцелуи, усыпляющие отголоски болезненного ощущения от укуса. — И когда я желаю почувствовать тепло твоей кожи, я не спрашиваю. — Его пальцы отодвинули лиф, нежно касаясь груди. — Потому что если я начну просить, я никогда не дождусь этого. — Он сжал ее сосок, скользнув дыханием от уха по скуле к приоткрытым влажным губам, наслаждаясь хриплым стоном, утонувшем в жадном поцелуе. — И ты никогда, — прошептал он, с сожалением разорвав поцелуй, — никогда, — повторил он, вжимаясь в нее всем телом, — не испытаешь катарсис. — Маг потерся носом о тонкую шею, с удовольствием ощущая аромат ее кожи. Его ладони скользнули по ее груди, пропуская между пальцев возбужденные соски, сжимая их между фалангами, кружа по ореолам, щипая и поддразнивая разгоряченную плоть. Его эрекция упиралась ей в поясницу, и она хотела его. Прямо здесь, в этой библиотеке, в тысяча девятьсот седьмом. Проклятого Геллерта Гриндевальда, который, видимо, решил окончательно свести ее с ума. Она завела руку назад, нежно проводя по его скуле, зарываясь в мягкую копну волос. Тело горело от желания касаться обнаженной кожей его крепкого торса, покусывая и лаская языком яремную вену. Спуститься ниже, ощущая под пальцами сильные мышцы пресса, скользнуть под кромку брюк, касаясь жаждущего естества, но проклятый волшебник будто издевался над ней, не давая пошевелиться. Ее мантия валялась где-то под ногами, а блуза сползла вниз, подставляя тонкие плечи его ласкам. — Представь, — шептал он, — что твои ощущения движутся отсюда, — пальцы скользнули по упругой коже живота, поднимаясь к груди, — сюда, — теплая ладонь легла на солнечное сплетение, поглаживая ключицы. — Представила? Она застонала, попытавшись развернуться, но он удерживал ее на месте, улыбаясь в уголок алых губ. — Представь, — хрипло заговорил он, — что оно растет как ощущение наполненности. Это важно, дорогая, представь это как можно ярче. Она тихо охнула, когда острие палочки коснулось ее подбородка и легкие поцелуи, перемежаясь с покусываниями, отпечатались на позвонках. Его слова влекли за собой, и Гермиона с удовольствием отдавалась его ласкам, ощущая, как магия наполняет ее изнутри. Она распахнула глаза, когда поняла, что он вкладывает палочку в ее ладонь. — Я хочу, — сказал он, — чтобы ты ощутила любовь, — слово, произнесенное по буквам, сорвалось с языка нежным прикосновением к ее губам. — Ощутила ее в себе, — он поднял ее руку с зажатой в ней палочкой, — чувствуешь? Его внимательный взгляд отслеживал мельчайшие перемены в ее состоянии, видя, что внутри волшебницы происходят метаморфозы. Он мог бы получить ее прямо сейчас, такую страстную и податливую, но разве для этого маг устраивал всё это представление? Ему нужно было раскрыть ее, надорвать кокон, а эмоции, как ни странно, оказались лучшим лезвием. Геллерт так любил тайны. Совсем недавно ему казалось, что ее секреты недоступны ему, и это было замечательно. Люди, которым нечего скрывать, скучны. Но люди, которые скрывали нечто от себя самих, были для него настоящей загадкой, которую хотелось бы разгадать. Взгляд Гермионы возвращался сквозь пелену желания, уступающего чему-то, что он назвал бы прозрением. Незаметным заклинанием он поправил ее белье, предугадывая неловкость, которая непременно возникла бы по завершении их маленькой игры. — Наполни ей свое волшебство, — сказал он, поглаживая ее пальцы, в ответ на легкий кивок, — магия подскажет тебе нужное заклинание. Если бы он знал, какие эмоции бушевали в ней сейчас, то значительно усилил бы защитный купол. Ее глаза закрылись. Понимание — лавина, выбивающая дыхание из груди. Универсальный растворитель чувства вины, лежащего на ней все эти годы. Оно вдруг перестало иметь всякое значение. Потому что ее бесполезная многолетняя борьба оказалась попыткой убить в себе щемящее чувство потери. Убить любовь. Ее магия — рвущаяся на волю сила, бурный поток, проломивший дамбу, и либо она даст ей выход, либо погибнет. — Отпусти это, Гермиона, — шепнул Геллерт, видя ее мучительный страх. Ласковый, совсем невинный поцелуй в макушку — и ее губы наконец выдыхают слова заклинания. Свет, сорвавшийся с конца палочки, полоснул по глазам. Если патронус создан, чтобы прогонять дементоров, то Геллерт не удивился бы, если бы ее патронус разрушил Азкабан. Он всё силился разглядеть существо, скакавшее по полу, когда ему удалось наконец выхватить взглядом юркую фигурку. Она пробежала по столу, подскочила к волшебнику, невесомо потоптавшись по его ботинкам, хвастливо вильнула заостренным хвостом, а затем ловко подпрыгнула в воздух, расправив большие серебристые крылья, и вылетела за пределы купола, разрушая его защиту. Девушка выругалась, бросаясь всё восстанавливать, но Геллерт ее удержал. — Тш-ш-ш, не торопись, — его рука мягко накрыла ее ладонь, — все ушли минут двадцать назад. Скрывшееся существо еще некоторое время занимало его мысли, прежде чем он перевел озадаченный взгляд на Гермиону. Ему показалось, будто она дрожит, и он ласково коснулся ее плеча. — Всё хорошо? Она изо всех сил пыталась держать себя в руках, но его безобидный вопрос сработал как спусковой крючок, и она расхохоталась, оседая на пол. На глазах выступили слезы. — Что, черт возьми, ты со мной сделал? — спросила девушка, пытаясь прекратить смеяться, но ни черта не выходило. Вместо этого она всё прокручивала в голове, снова и снова, как ее патронус оттолкнулся от пола маленькими когтистыми лапками и взмыл в воздух, грациозно разрушая белоснежными крыльями тщательно выстроенную магию. — Эм, это, — проигнорировав ее вопрос, маг замялся, пытаясь вспомнить все известные ему существа, — прости, что это было? Похоже на нечто среднее между крысой и фениксом, не знаю, может, грифон? Гермиона встала с пола, наскоро застегивая пуговицы блузы. Ухмыльнувшись, она закусила губу. — Мой патронус — выдра, — сказала она, изо всех сил сдерживая смех, — теперь, видимо, крылатая. В воцарившейся тишине можно было различить далекое пение птиц за окном, прежде чем она была нарушена взрывом хохота. Геллерт запрокинул голову назад, трясясь от беззвучного смеха, и девушка невольно залюбовалась им, одновременно испытывая целый ворох эмоций. Внезапное шарканье заставило вздрогнуть. Каменная фигура рыцаря возмущенно взирала на происходящее, казалось, не зная, как еще обратить на себя внимание. Гермиона не была уверена, почему лишенное эмоций каменное забрало кажется ей возмущенным, но когда рыцарь приложил палец к губам, погрозил им и развернулся, гордо скрываясь за стеллажами, сомнений не осталось. Он действительно был возмущен. — Это... — попытка подобрать слова потерпела фиаско, но Геллерт быстро нашелся с ответом: — Помнишь, ты хотела узнать, как выглядит местная защитная магия? — он поправил рубашку, отталкиваясь от столешницы. — Высшая трансфигурация. Все статуи, что ты видела — стражи, а ночью они охраняют библиотеку. — Н-да, нелегко будет выбраться, — протянула девушка, оценивая масштабы угрозы, — и, наверное, не стоит больше терять время. Пойдем? Геллерт приблизился к ней, протягивая поднятую с пола мантию. — Мы прервались, но есть вещь, о которой я обязан тебе сообщить. — Он смотрел на Гермиону, всё еще ощущая отголоски желания. Она была чиста настолько, насколько и порочна. Ни одна красотка, чью любовь не нужно было оплачивать звонкой монетой, не отвечала ему с той пылкой взаимностью. Не раскрывалась для его ласк так, как она. Слыша от других фразы вроде: «Только со мной она настоящая», Геллерт даже не пытался скрыть скептической ухмылки — он не был наивным глупцом. Но с ней эти слова обретали для него смысл. Да и кто еще мог так пробуждать ее чувственность? Друг, о котором она вспоминала? Мысль об этом невольно вызвала ядовитое послевкусие. Пара любопытных глаз выжидающе сощурилась, и маг хмыкнул: — Сила созданного тобой патронуса — магический катарсис. Запомни это состояние, Гермиона. Истинное волшебство приносит наслаждение и дарит ощущение наполненности. Девушка потянулась за мантией, когда его ладонь задержалась на ее предплечье. — Я вынужден был рассказать об этом. Ты должна уметь лучше себя защищать, даже там, где трансгрессия окажется невозможной. Контроль и запреты — вот что способно погубить твое внутреннее волшебство. Гермиона отняла руку, облачаясь в мантию. Она всё еще чувствовала странное умиротворение, и обсуждать произошедшее ей не хотелось. — Спасибо, — неожиданно коснувшись губами уголка его рта. В сознании появилась удивительная ясность и внезапное облегчение от понимания того, что темная энергия теперь уже окончательно потеряла власть над ее рассудком. Геллерт был собой доволен. Партия была разыграна, и ему удалось не только подобрать нужный ключ, но и выстроить хрупкое подобие доверия. Это интриговало. Он всё еще не мог поверить, что ее патронус изменился. Что же такого он затронул в ее душе? — Пойдем, — он мягко улыбнулся, кивнув в сторону зала. Покинув свое укрытие, волшебники словно оказались в другом мире. Библиотека погрузилась в волшебный полумрак, нарушаемый теплыми отсветами канделябров. Покрытый древними фресками каменный пол отражал звуки шагов оживших статуй. Среди столов и стеллажей блуждали фигуры греческих атлетов, чьи тела были едва прикрыты тончайшими мраморными тогами, постукивали копытами мускулистые кентавры и статные рыцари скрипели доспехом, порой обмениваясь друг с другом только им понятными жестами. Кружили над головой лепные птицы и выводили заливистые трели гипсовые жаворонки. — Я даже рад, что твой патронус разрушил купол — нам не пришлось гадать, умрем ли мы, когда нас заметят, — ухмыльнулся Геллерт. Гермиона кивнула, любуясь произведениями искусства древних мастеров. Когда статика поз обрела живость, девушка не могла даже представить, как грациозно будут выглядеть перекаты мышц на идеальных мраморных телах, с каким изяществом будут покачиваться ткани хитонов и каким живым может оказаться камень. В пылу сражения Хогвартса ей, к сожалению, некогда было любоваться подобными вещами. Вытащив из сумочки записи, она протянула их волшебнику. — Думаю, с этим ты справишься лучше меня. От магии ее защитных чар заискрило пространство, и маг, сделав глубокий вдох, принялся за чтение. Полумрак придавал происходящему ощущение таинства. Волшебник, стоявший в самом сердце библиотеки, сосредоточился на чернильных строках. Музыка его голоса разносилась по залам, гулким эхом отдаваясь от расписанных фресками стен. Древняя магия слов напоминала ритуальные песнопения, и Геллерт подобно заклинателю змей извлекал эти звуки, подчиняя неизведанную силу. Первая эдда прокатилась по воздуху ощутимой вибрацией. Гермиона крепко сжала палочку, напряженно вглядываясь в античные черты скульптур. В тусклом свете они напоминали ей суровых школьных стражей, оживленных Макгонагалл для защиты замка. Однако с их стороны не последовало никакой реакции и волшебница немного расслабилась. Одно стихотворение плавно перетекало в другое, и переливающаяся позолотой змейка рунической вязи поползла по полу, уводя за собой в глубину библиотеки. Фигуры продолжали блуждать, не обращая на чарующее свечение никакого внимания. — Ты понимаешь, что здесь написано? — она осторожно коснулась красивого плетения. Геллерт присел, чтобы присмотреться к причудливому орнаменту. — Древнескандинавский. Они стилизовали его на манер рун, чтобы было сложнее разобраться. Пойдем, там всего лишь напутственные слова. — Давай переведем до конца. Мы же упустили третью часть головоломки, а здесь может быть некое предупреждение — хотя бы как попытка запугать. Геллерт улыбнулся. — И зачем тебе это? — Чтобы выжить? Я вообще-то планировала, — она выпрямилась, бросая на мага насмешливый взгляд. — Ты действительно считаешь, что я позволю нам погибнуть? — Если так, то почему просто не проверить? Волшебник тыльной стороной ладони очертил женскую скулу, заправляя за ухо столь полюбившуюся ему непослушную прядь. Что за девчонка! — Подсказки лишь подогреют аппетит твоим страхам, позволив им завладеть разумом и ослабить тебя. Людей всегда пугает неизведанное, и что бы ты ни прочла здесь, оно завладеет тобой, поставив на колени. Разве тебе хочется проиграть битву до ее начала? Гермиона на секунду задумалась. — Я не романтизирую страх, Геллерт. Зная, с чем имеешь дело, можно продумать стратегию, — видя в его глазах легкую насмешку, она добавила: — Конечно, это не всегда срабатывает, но противники по большей части предсказуемы. Волшебник хмыкнул. — Ровно настолько, насколько и охранные чары древних орденов. Поверь, я знаю, о чем говорю. Гермиона закусила губу. А ведь такие тексты могли оказывать и гипнотическое воздействие. Словно прочитав ее мысли, волшебник добавил: — К тому же мне не хочется убить тебя будучи незаметно проклятым. Но если ты настаиваешь, я всё же переведу. Девушка хмыкнула и отвернулась. Они двинулись в сторону зарешеченных секций, останавливаясь возле длинного книжного стеллажа. Внимание привлек мягкий отсвет рунического символа на древнем фолианте. Его линии в точности повторяли рисунок на руке первого хранителя. Как завороженная, Гермиона погладила переплет, притрагиваясь к знакомому изображению. Легкое касание вызвало тихий щелчок, обнажив внутренний тайник. Быстро проверив его на наличие сигнальных чар и проклятий, девушка сощурилась. — Как думаешь, статуи нападут на нас, как только мы вытащим то, что внутри? — Пока мы ничего не выносим из библиотеки, нападений не будет. Волшебница усмехнулась. — Просто уточню. Ты знаешь точно, что когда я опустошу тайник, этот каменный здоровяк с копьем, — она махнула головой в сторону статуи кентавра, изредка бросающего в их сторону подозрительные взгляды, — не попытается нанизать наши головы на жердь? — Я практически в этом уверен, — ответил Геллерт, мрачно улыбнувшись. Убедившись в отсутствии сигнальных чар, Гермиона, предчувствуя поражение, решила использовать невербальное акцио, но, ожидаемо, ничего не произошло. Видимо, то, что им предстояло найти, всё же не было простым артефактом. Черт. Она ненавидела так делать. Вздохнув, девушка запустила руку в тайник, оказавшийся на удивление глубоким. Пошарив там, ей удалось кое-что нащупать. — Нашла, — она потянула, но вещь будто приклеилась. — В чем дело? — спросил Геллерт, поглядывая на статуи. — Не могу достать, что-то мешает. Волшебник нахмурился. — Я могу ошибаться, но мы должны кое-что попробовать. Я бы сделал это сам, но ты поторопилась связать себя подобием магического договора, поэтому здесь потребуется именно твоя рука. — Старшая палочка заострилась и с легкостью скользнула по подушечке пальца волшебницы, выпуская рубиновую каплю. — Попробуй теперь. Гермиона, поморщившись, вновь полезла в тайник. Коснувшись предмета, она ощутила подобие отклика, с легкостью доставая небольшой блокнот в кожаном переплете. Обрадовавшись и пролистав несколько страниц, исписанных неизвестными ей символами, она с сожалением отметила, что они даже близко не напоминали знакомые волшебнику древнескандинавские руны. — Ты знаешь этот язык? — спросила она, протягивая дневник Геллерту. Быстро осмотрев его, он отрицательно покачал головой. Чертыхнувшись, Гермиона взъерошила волосы, пряча дневник в свою сумку. Ранка от пореза саднила и она наскоро залечила ее заклинанием. — Уходим. Я прикрою наше отступление, а ты проследи за статуями. Геллерт кивнул, усмехнувшись ее командному тону. С одной стороны, находка вызвала легкое разочарование, с другой, было что-то знакомое в этих символах. Он их видел, но где? Волшебники поспешили вперед, минуя скульптуры. Конечно, с дневником придется разобраться, но в остальном… Всё было до невозможности просто. Магический полумрак начинал действовать Гермионе на нервы. Смутная тревога расползалась чернильными щупальцами, пуская по мышцам нервную дрожь. Чувство опасности не подводило ее и в ситуациях, где было куда меньше поводов для беспокойства. Статуи следовали мимо них, то и дело бросая на волшебников косые взгляды. Должно быть, стражи нападут, как только они рискнут переступить порог. Похищение книги можно было не заметить в Хогвартсе, но не здесь. Геллерт был готов к любой внезапной атаке. Предчувствие битвы поигрывало на кончиках пальцев невесомой щекоткой. Он был авантюристом, это заставляло его чувствовать жизнь ярче. Тем не менее, риск ради риска казался ему проявлением слабоумия, поэтому всё, в чем он участвовал, приносило ценные выгоды. Если всё пройдет гладко, он сможет сорвать большой куш, заполучив и Альбуса, и Гермиону, а это значительно подогревало интерес, разгоняя кровь. Погрузившись в свои мысли, маг не сразу понял, что охранные чары Гермионы больше не действуют. Укол осознания заставил его обернуться, на грани слышимости уловив тихий всхлип. Представшее перед ним зрелище было пугающим и одновременно прекрасным. Она висела в воздухе, застыв над полом в изломанной неестественной позе. Изящная, словно восковая кукла. Ее волосы разметались каштановой россыпью, отливая мягкой свечной позолотой, напоминая нимфу с полотен Альфонса Мухи. Полы синей мантии распахнулись, создавая иллюзию трепещущих крыльев морфиды. Девушка была словно пойманное сетью паутины насекомое, трепыхавшееся в попытках высвободиться. Пасс палочкой — и тончайшее полотно, опутавшее Гермиону, засеребрилось на свету длинными нитями, став заметным глазу. Ее словно опоили. Приторно-сладкий запах ударял в ноздри, с каждым вдохом обжигая трахею. Окутывал голосовые связки, заставляя их деревенеть. Она не могла кричать, не могла говорить. Паника захватила разум, заставляя тело сражаться с ловушкой. Инстинктивные движения сопровождались волнами болезненных судорог, застилая разум слепым отчаянием. Ее пугающая бледность заставила Геллерта очнуться от наваждения. Он мог бы назвать ее идиоткой, в нежелании признать вину за собой, но он и сам не почувствовал магии, и это разозлило. Вспышка заклинания, выпущенная в паутину, даже не долетела, теряясь на пути к волшебной преграде. Заклинание было сильным. Непобедимым. И его разрушила защитная магия чужеродных чар. Геллерт встрепенулся. Он видел, как неистово Гермиона сражалась с путами, безнадежно пытаясь вырваться. Как пугающе быстро ее движения стали заторможены и плавны. Она ворочалась в ловушке с проступающим во взгляде отчаянием, и если она погибнет… Что если она погибнет? Гермиона замедлила вдохи, чтобы не потерять сознание от жуткой боли, пронзающей легкие. Пульс отдавался в висках глухими ударами, напоминая о том, что жизнь всё еще стоит борьбы за нее. Девушка сосредоточилась, чтобы использовать невербальное заклинание, но пассы палочкой были ей недоступны. На лбу проступила испарина, когда очередное проклятие не сумело разрушить защиту ловушки. Геллерт использовал замысловатое движение, посылая мощный импульс, способный разбить сложные чары. Реальность плыла, и девушка уже не понимала, видит ли она сосудистую сетку, тонким узором расползающуюся перед глазами или это барьер пошел трещинами под напором заклинаний. Вдох — и сознание заволокло болезненной вспышкой, будто огромный спрут выпустил густые чернила. Нужно было освободиться от пут. Разорвать эту ловушку, иначе ей не спастись. Он говорил, что магия — катарсис, но что у нее было кроме боли и безумия? Желание жить. Нужное заклинание нашлось почти сразу, интуитивно. Зажатая в пальцах палочка выпустила сноп искр, вновь признавая свою хозяйку. Слезы потекли по щекам, когда девушка отдалась во власть губительных ощущений, позволяя ловушке Ордена потрошить нервные окончания, посылая сильнейшие болевые импульсы. Она вспомнила, как адское пламя пожирало Тайную комнату, пожелав стать его воплощением, ощутив первую волну жара. Видя Темного Лорда, насмехавшегося над поверженным Гарри, она чувствовала ненависть и бессилие, но сейчас ненависть была ее единственной силой. Девушка плавилась, горела заживо, пропуская через себя жидкий огонь. Он накапливался внутри нее, выжигая Долорес Амбридж на тыльной стороне ладони. Заполняя гортань, опалял трахею. Стекал по легким в самое нутро, как подавленная злость оттого, что их бросил Рон. Совсем одних в том чертовом лесу. Это обжигало плоть, и она вдруг осознала, когда именно ее любовь к нему по-настоящему превратились в пепел. Она извивалась в ловушке, становясь подобием языка пламени, но чего-то не хватало. Какой-то мелочи, чтобы дать решающий толчок. Мощнейший залп инсендио триа выплеснулся из палочки, расползаясь по магическому полотну сетью огненной паутины, прожигающей тягучую завесу. Грустные зеленые глаза и удаляющаяся спина Гарри стали последней сигнальной ракетой, пущенной в воздух, прежде чем ее мир запылал. Гермиона рванулась вперед, делая глубокий вдох как раз тогда, как заклинание Геллерта наконец пробило невидимую преграду. Он подхватил хрупкое тело, крепко прижимая его к себе в неосознанном желании защитить. Слезы, не останавливаясь, стекали по ее щекам, заливая опаленную мантию. Казалось, Гермиона была не в себе. Магия ловушки чуть не довела ее до сумасшествия. Встревоженный взгляд скользнул по бледному лицу, отмечая длинные угольные полосы. Старшая палочка коснулась ребер и мощный исцеляющий поток окутал тело, залечивая глубокие невидимые раны. Сознание прояснилось почти сразу. Девушка плавно скользнула на пол, но тело не слушалось, и она схватилась за сильную руку волшебника, чтобы не упасть. Дышать было по-прежнему больно. Пальцы нырнули в сумку, с трудом выманивая укрепляющее. — Как ты? — вопрос показался лишним, как только слетел с его губ. Опустошив флакон, девушка зажмурилась, приходя в чувства. — Паршиво, — хрипло ответила Гермиона, закрывая уши. Дикий вой наполнил залы библиотеки, заставляя волшебные стекла покрыться тончайшей сетью из трещин. Гипсовые птицы встрепенулись, метнувшись к позолоченным багетам. — Зеркала, Геллерт, — шепнула Гермиона, возвращая в сумку пустую склянку. Несколько амальгамных игл метнулось к птицам, на лету разбивая их в алебастровую пыль. Ловушка тянулась от гладкой поверхности зеркал, пересекая зал библиотеки у самого выхода. Чертовски умно. Мраморный кентавр прыгнул вперед, пронзая зеркальную раму мощным копьем. Полированный металл поверхности качнулся из стороны в сторону, выплескиваясь на пол, огромной лужей растекаясь по каменным фрескам. Геллерт залез на стол, помогая Гермионе взобраться, прежде чем серебряная лужа коснулась места, где они стояли. Амальгамная масса выгнулась вверх, выпустив щупальца, пленившие лошадиные ноги. Получеловек вздыбился, пытаясь вырваться, и заклинание, сорвавшееся с палочки Гермионы, мигом разрубило зеркальные путы, осыпавшиеся на пол звонкими осколками. Ноги подкосились и девушка схватилась за волшебника. Геллерт чертыхнулся. Пол под ними начал раскачиваться, зеркальная масса вибрировала, растекаясь по залу. Она нашла еще один флакон, залпом выпивая содержимое. Руки перестали дрожать, ей нужны были все силы, чтобы выбраться. — Нужно разбить окулюс, и я унесу нас отсюда, — шепнул Геллерт прежде, чем Гермиона услышала дикий истеричный смех, вздрагивая от воспоминаний о Беллатрикс. Обернувшись на звук, она опешила, встретившись взглядом со своей копией. Насмешливо скривив губы, отражение метнуло в них серебристый разряд заклинания. Щит, рванувший навстречу вспышке, поглотил магию, но девушка осела, потеряв равновесие. Их стол поднимался вверх. Длинные металлические стрелы просвистели в дюйме от них, врезаясь в лепной потолок. Стражи библиотеки рванули за отражением волшебницы, отвлекая его внимание. Взмах палочки заставил мебель взмыть в воздух, летающими островами кружа по залу. — Бежим, — шепнул Геллерт, прыгая на соседний стол. Гермиона кивнула, прыгая следом. Серебряный хвост рванул за ними, круша и сметая всё, что мешало ему схватить островок, на котором парили волшебники. Амальгамное море внизу поднималось в воздух ураганным вихрем, заставляя парящую мебель вращаться по кругу. Десятки заклинаний осветили зал, когда копия Гермионы метнула молнию в зеркальный ураган и тот отразил ее калейдоскопом, прожигая книжные стеллажи. Статуя атлета рванула вперед, притягивая отражение за волосы. Сильные руки сдавили ее голову. Жуткий нечеловеческий крик отчаяния и ужаса предшествовал звону осколков, осыпавшихся на пол. Геллерт потянул Гермиону выше, взбираясь на следующий стол, когда вспышка боли обожгла плечо. Амальгамная стрела пронеслась мимо, врезаясь в стену. Кентавры набросились на ураган, безуспешно пронзая его копьями. — Давай поиграем, Геллерт, мы же это любим, — выкрикнуло отражение, вращая на ладони палочку. Вспышка парного заклинания мазнула по тому месту, где только что была копия, прожигая пол, но она скрылась, сливаясь с ураганной массой. Серебряный отросток отделился от смерча, становясь подобием горизонтальной гильотины, острым лезвием разрезая камень словно мягкое масло. Тяжелые мраморные глыбы полетели в разные стороны, разбивая книжные стеллажи. Отброшенное копыто отлетело вверх, ударяя стол, на котором парили волшебники. Не удержавшись, Гермиона прыгнула, цепляясь за летающий над отражающей массой стул. Геллерт устоял, но его рану нельзя было залечить — тонкая амальгамная пленка мешала. Был в этом положении плюс — истечь кровью ему не грозило. На лице заходили желваки, он должен был сражаться, а не ныть от боли. Гермиона подтянулась на руках, забираясь на стул. Она нависла над бурлящей серебряной пропастью, стараясь не дышать, чтобы не сбить прицел. Золотистая вспышка метнулась в одно из зеркал, запечатывая его. Геллерт хотел закричать, чтобы она не делала этого, слишком опасно, но проклятая амальгамная отрава странно на него действовала, замедляя разум. Как только заклинание Гермионы коснулось рамы, зеркальный водоворот рухнул вниз, становясь вполовину меньше. Он снова растекался по полу, превращаясь в бурлящую лужу. Девушка пальнула в него заклинанием, но оно отбилось, чудом пролетев мимо нее. Серебряные кентавры поднимались из бушующей материи. Увидев наполненные стрелами колчаны, волшебница успела перепрыгнуть на стол, метнувшись вперед, чудом укрываясь от стрел, в труху разбивающих мебель. Каменные стражи навалились на зеркальных чудищ, пытаясь защитить библиотеку. Гермиона силилась достать до второго зеркала, чтобы запечатать и его, но стальная стрела пролетела в дюйме от нее, вынуждая сорваться вниз. Удар вышиб весь воздух из легких. Тяжелые шаги серебряного кентавра, казалось, сотрясали пол. Взгляд застилали искрящиеся фейерверки, пульсирующие и переливающиеся. Она просто не могла пошевелиться, не получалось, и зеркальное копье застыло над ней как дамоклов меч. Вдохнув воздух, сквозь пелену слез Гермиона различила рыцаря, храбро бросившегося на ее защиту. Руки словно одеревенели. Музыка. Тихая мелодия разливалась по залу, становясь всё громче, набирала силу, обволакивала сознание призрачной пеленой. Казалось, битва успокаивается, внимая сладкоголосому пению. Она манила, призывала окунуться в нее, уговаривала, убеждала, обещала. Гермиона сделала шаг, повинуясь зову волшебных звуков, и под ботинком вдруг хрустнул осколок зеркала. Пронзительный визг разорвал пыльное пространство библиотеки. Он креп и усиливался, отражаясь от стен и потолка, наполняя залы чудовищным по силе звучанием. Оконные стекла задрожали, взрываясь от резонанса, и зал утонул в багряных лучах закатного солнца. Девушка зажала уши, падая на пол, и зеркальный кентавр, нависший над рыцарем, рассыпался стеклянной пылью. Она спрятала лицо в мантии, чтобы не дышать мельчайшими кристаллическими осколками, но они пролетали мимо, оставляя тонкие болезненные порезы. Оглушительный взрыв прервал визг. Голова гудела, кашель раздирал горло. Пасс палочкой — и стекло превратилось в водяные капли, стекающие по лицу и волосам, собираясь на полу лужами, отразившими весь ужас и великолепие прерванной битвы. Гермиона подняла голову и нашла взглядом Геллерта. Ему повезло намного меньше. Он, тяжело опираясь одной рукой, сидел на парящем столе и прерывисто дышал. Одежда превратилась в лохмотья, изрезанная острыми осколками, и, казалось, он истратил все свои силы, чтобы разрушить заклинание. Наткнувшись глазами на девушку, он вяло махнул ей рукой. Гермиона кивнула, осматриваясь. Одно из зеркал зияло черной дырой, напоминавшей жуткую беззубую пасть. Пущенное заклинание мигом запечатало раму, чтобы больше никакая тварь оттуда не вылезла. Отвратительный скрежет со стороны другого зеркала привлек к себе внимание. Заклинание. Еще заклинание. Но звук не становился тише. Рама вибрировала. Зеркальная гладь натягивалась, расплывалась, словно нечто изнутри хотело выбраться наружу, и вдруг подернулась мелкими трещинками. Они становились всё больше, с ужасающим хрустом разрывая отражение разрушенного зала. Взрыв. Фонтан из осколков расплескался по залу, в пыль разбивая лепные барельефы. Волна разрушительной силы оглушительным взрывом пронеслась по залу библиотеки, поднимая в воздух тысячи книжных страниц. Гермиона рванула к столам, пытаясь успеть добраться до Геллерта, но вторая волна мощным потоком воздуха смела ее на пол. Паника накрыла с головой, когда волшебника не оказалось на прежнем месте, но слабый оклик из-под самого потолка заставил ее облегченно выдохнуть. Живой. Он попытался подняться, но его ладонь соскользнула и стол чуть не перевернулся, чудом удержав равновесие. Ему нужна была помощь, но вдруг запечатанное Гермионой зеркало треснуло, выпуская потоки серебрянной жидкости. Ударная волна смела всё на своем пути. Десятки зеркальных копий библиотечных статуй начали появляться в разных концах зала, вступая в битву со стражами библиотеки. Последнее, что Гермиона успела сделать — окружить волшебника защитной сферой. Ее отбросило на прутья решеток, загораживающих проход в запретные секции. Она не видела, что произошло с Геллертом, реальность плыла, покачиваясь из стороны в сторону. Нужно было сломать решетки. Если Геллерт был прав, то сработает защитная магия и появятся мракоборцы. Если они попадут внутрь, они с Геллертом смогут выбраться. Огненная плеть мазнула по прутьям, раскрывая ворота навстречу волшебнице, и тут же раздался оглушительный вой сирены. Сработало. Мракоборцы будут здесь совсем скоро, времени оставалось совсем мало и нужно было добраться до волшебника, но внезапно в ногу впились серебристые колючки. От обжигающей боли подогнулись колени. Гермиона упала на пол, ударяясь ладонями об усыпанный осколками пол, и услышала сзади тихий смешок. — Поиграем? — улыбалось отражение Геллерта, поигрывая зеркальной копией Старшей палочки, и девушке стало по-настоящему страшно. Она метнулась вперед, сквозь решетки и спряталась за стеллажи. Длинная серебряная пика пронеслась в дюйме от ее головы. Гермиона не глядя пальнула обездвиживающим и чуть не попала под обжигающий язык огненной плети. Чертыхнувшись, она рванула через проход, посылая мощную взрывную волну, и высокие шкафы покачнулись, с грохотом падая друг на друга словно маггловское домино. Острая игла задела ее щеку, разбиваясь о стену. Нужно было найти Геллерта, нужно было добраться до него раньше, чем прибудут мракоборцы, но в пылу сражения было не разобраться. Крохотные стеклянные жаворонки бросались на искусные лица атлетов, пронзая их острыми клювами, выклевывая мраморные глаза. Каменные кентавры бороздили пиками ряды зеркальных отражений. Волшебника нигде не было. Паника накатывала удушающими волнами. Гермиона волокла ногу, вытирая кровь со щеки. Не успев отскочить, она ощутила удар и хруст. Невероятная боль пронзила плечо, выбивая из легких весь воздух. Каменный рыцарь, отброшенный хрустальным атлетом, налетел на нее, рассыпаясь на части. Девушка всхлипнула. Она отползла в сторону, закрывая лицо мантией. Казалось, они будут похоронены среди пыли и осколков. Сноп золотистых искр пронесся мимо, огибая упавшие стеллажи, присоединяясь к потоку желто-оранжевого света. Казалось, кто-то пробуждает солнце, заставляя библиотеку пылать яркими рассветными лучами. В самом сердце сражения и разрухи находился Геллерт. Держась за ребра и покачиваясь, он раскручивал золотистый вихрь. Позолота покидала тяжелые багетные рамы, лепные капители и расписные фрески, становясь частью этой бушующей стихии. Дрожащая рука поднялась вверх и ослепительный столп света рванул ввысь, пробивая окулюс и обрушивая тяжелую конструкцию вниз. Ее щит окружил их всего за секунду до того, как железные перекрытия рухнули на пол, на время положив конец битве стеклянных чудовищ и каменных защитников библиотеки. Геллерт упал на колени. Магия заклинания истощила его до предела, но он должен был вытащить их из этого ада, ведь он поклялся. Если не ей, то самому себе. Он искал ее взглядом, но в зале было почти ничего не видно. Приступ кашля заставил согнуться от боли. Белоснежный патронус, крылатая выдра метнулась к нему словно путеводная нить, и волшебник последовал за ней, трансгрессируя к Гермионе. Его пальцы сомкнулись на ее запястье и пространство сжалось, унося их прочь из библиотеки. Спустя миг десятки волшебников оккупировали здание, замедляя оставшиеся очаги битвы. Им предстояла долгая ночь, чтобы укрощать магию зеркал. Ближе к ночи в город вернулась жара. Сидя на подоконнике и свесив ноги на улицу, Гермиона рассеянно всматривалась в непроглядные сумерки, сизой дымкой окутавшие улицы. Плечо, в которое угодили обломки рыцаря, саднило, и она старалась не шевелиться, лишь изредка поглядывая на свои пальцы. На них голубоватыми пятнами играли отблески магических огоньков и от этого они казались мертвенно-бледными. — Что ты будешь? — Девушка вздрогнула, не услышав его шаги. От него пахло мылом и едва уловимо — табаком. Влажные волосы белым пятном выделялись на фоне общей черноты, перетекая в длинную шею с острыми выступами ключиц. — Могу предложить вино. — А есть что покрепче? — голос неожиданно дрогнул, когда по светлой коже скатилась капелька воды, прячась под воротник. Геллерт усмехнулся. — Когда мы с тобой познакомились, ты, кажется, пила ром. Будешь? Девушка кивнула. Дырявый котел и их непродолжительная беседа казались сейчас чем-то далеким, словно это было несколько лет назад. Что он тогда ей предложил? Погадать? Гермиона нахмурилась и закусила губу. Задумчиво потерла запястья, рассматривая раскинувшийся перед ней город. На ней была его рубашка. Это была его квартира. Это был его мир. Оставь мне немного меня, Геллерт. Когда они вернулись из библиотеки, Гермиона поняла, что ей нужно быть осторожнее. Геллерт не был дураком. Как бы ей этого ни хотелось. Альбус оказал ей медвежью услугу, попросив у него помощи и поддавшись на уверения в том, что это действительно необходимо. Да, Альбус, это было чертовски умно — попросить Геллерта Гриндевальда найти то, что сможет вечно исправлять его ошибки. Гермиона бросила сумку и палочку на кровать, остервенело срывая с себя ботинки. Если Геллерт хоть на секунду усомнится в ее легенде или заподозрит, что за правду она скрывает — в лучшем случае ей придется всё ему рассказать, в худшем — он будет ее пытать. Уж в этом-то она не сомневалась. Он уже видел, что с ней что-то не так. Да, он не показывал этого, но Гермиона чувствовала его удивление и всё больше казалась себе полной идиоткой, не способной обезопасить себя и тот мир, в который должна была вернуться. Она закусила губу, размышляя, что будет проще: заколдовать те вещи, которые у нее есть, или списать всё на Министерство. И как себя вести? И откуда взять манеры, которые воспитывались в современных леди с самого детства? Она прижала руки к глазам, пытаясь унять рой вопросов, и тут же ощутила навалившуюся усталость вперемешку с ноющей болью. Чертов Артур Уизли. Чертов Волдеморт. Чертов Геллерт Гриндевальд. Решение пришло совершенно внезапно. Дверь в его спальню была приоткрыта, и она осторожно заглянула внутрь, замирая на пороге — Геллерт стоял спиной к ней напротив большого напольного зеркала, полуголый, злой и весь в крови. — Болит? — самый глупый вопрос, который она могла задать. Гермиона мысленно прикусила себя за язык и поморщилась. Судя по выражению его лица — болело. Она скользнула взглядом по широкому развороту плеч, отмечая старые плохо зажившие шрамы. Розги? Его били? Тугие мышцы живота напряглись, когда он попытался рассмотреть кровоподтек на ребрах, и только сейчас стал заметен глубокий порез поперек левого плеча толщиной в палец. Кровь всё еще продолжала подтекать, пачкая руку и часть спины. — Ты совсем спятил? — волшебница дернулась к нему, но тут же наткнулась на раздраженный взгляд. — Я просто хочу помочь, — добавила она уже тише. — На кухне есть бадьян. Второй шкафчик от двери, — процедил он, болезненно морщась при каждом движении, и добавил: — И захвати виски, он где-то там же стоит. Пока Гермиона искала зелье, Геллерт пару раз повернулся, оценивая убытки. Если бы не ее заклинания, всё могло бы закончиться гораздо хуже. Впрочем, если бы не она, то он вряд ли оказался бы в подобной ситуации. — Садись, — с порога приказала Гермиона, кивая на кровать. До этого момента она еще ни разу не заглядывала в его комнату, но времени ее рассматривать не было. Геллерт на удивление послушно сел, впиваясь пальцами в деревянную спинку. — Лей, — поторопил он. Его кожа стала еще бледнее, приобретя серый оттенок. Гермиона откупорила пузырек, на всякий случай понюхала и, удовлетворенно кивнув, капнула на рану. Геллерт зашипел сквозь стиснутые зубы: — Ты можешь быстрее? Приятного мало. — Если бы не я, ты даже не потрудился бы этого сделать, — огрызнулась Гермиона, выплескивая добрую половину зелья на стремительно затягивающийся порез. Геллерт глухо застонал. Проступившая на спине испарина собиралась в капельки и соскальзывала по окровавленной спине вниз. Когда Гермиона закончила, вид у него был немногим лучше мертвеца. Экстракт бадьяна был идеальным способом лечения глубоких ран, но процесс оказывался до того неприятным, что многие маги предпочитали использовать заклинания. Пусть медленнее, зато не так мучительно. — Спасибо, — сухо произнес Геллерт, откупорив здоровой рукой бутылку виски и делая несколько глубоких глотков. — Всё-таки полезно иметь в команде мракоборца, — криво усмехнулся и откинулся на простыни, растягиваясь во весь рост. — Не за что, — пожала плечами девушка. — Я могу и с другими помочь, — она кивнула на ссадины на ребрах. — У меня есть в запасе пара заклинаний. — Я потерял сноровку, — отрицательно мотнул головой волшебник. — Пусть это будет мне уроком. Девушка пожала плечом, оставляя ему право выбора. — Слушай, — она поднялась с кровати и закусила губу. Стало неловко, словно ее просьба была чем-то неправильным. — У тебя случайно нет рубашки или, может, халата? В его взгляде читался вопрос, и Гермиона, качнувшись с пятки на носок, продолжила: — Министерство. Когда они меня забрали, я не успела ничего сложить. У меня нет вещей, а те, что есть — неудобные. Они скорее для ночевки в поле. — О, — он расплылся в улыбке, — ты, ведь знаешь, что я сейчас скажу, да? Девушка закатила глаза. — Нет так нет. — Ладно, не кипятись, — Геллерт жестом призвал из шкафа рубашку, направляя ее к Гермионе. — Надеюсь, подойдет. — Спасибо. — Спасибо, — повторила Гермиона, разглаживая на бедрах мягкую ткань и принимая доверху наполненный стакан из его рук. — Не стоит благодарности, — Геллерт опустился рядом, перекидывая одну ногу через подоконник. — За нас? Он решил не утруждать себя наполнением второго и звонко приложил к стеклянной грани пузатую бутылку. — Что мы будем делать дальше? — Гермиона отпила немного из стакана, чувствуя, как по жилам растекается приятная расслабленность. Юноша покачал перед собой бутылку и неопределенно хмыкнул. — Честно тебе признаюсь, я не хочу сейчас об этом думать. Ты сегодня замечательно сражалась. Ты сама научилась всем этим приемам? — Отчасти. У меня были хорошие учителя. Ром теплой волной растворялся в жилах, заставляя пространство комнаты слегка покачнуться. Девушка близоруко всмотрелась в этикетку, но не могла разобрать ни слова. — Пробирающая вещь, да? — ухмыльнулся маг. — Это отцовский. Он привез его из Канады. Говорил, что это специальный ром для гоблинской свадьбы. Расширяет сосуды и грани дозволенного. Гермиона рассмеялась и покачала ногами, ощущая кожей теплый ветерок. Он пах прогретым лесом, сладким запахом хвои и чистой воды. Она подняла голову вверх, предоставляя мягким порывам взъерошивать ее волосы, и всмотрелась в бесконечно-высокое темное небо с россыпью ярких звезд. — То есть гоблины делают не только хорошее оружие, но и отличный ром. — Гоблины из Канады, — уточнил Геллерт. — Местный годится только для не особо требовательных люмпенов. — Ах, — она хитро на него посмотрела и спросила: — Ты считаешь себя не особо требовательным люмпеном, раз знаешь, какой ром они пьют? — Врага нужно знать в лицо, — юноша шутливо отсалютовал ей бутылкой и сделал несколько глотков. — А в данном случае, — он выдохнул, скривился и утер выступившие слезы, — на вкус. — А, ну если так, конечно. Это имеет смысл, — она важно кивнула и отвернулась. Гермионе не хватало этого. Сражений, свистящих заклинаний, ярких вспышек, за которыми скрывалось сладкое, тягучее будто яблочная патока чувство победы. Собственного превосходства над Смертью, чьи цепкие лапы в который раз промахнулись. Вот таких вечеров, наполненных живыми шутками. Пусть даже рядом сидел Геллерт Гриндевальд. Тогда, добрую сотню лет назад, она стала героиней. Мира, который в ней не нуждался. С этим пришлось смириться. Окунуться с головой в министерские дела и навсегда забыть об этом ощущении. Но сейчас оно пьянило не хуже рома в ее руках. Потрепанная книжка лежала на кофейном столике за ее спиной. Бери. Открывай. Вгрызайся в новые знания, как ты привыкла. Но не сейчас. Позволь себе расслабиться, раствориться в этом чувстве головокружительной эйфории. Живи. — О чем ты думаешь, когда остаешься одна? Гермиона вздрогнула, выныривая из водоворота мыслей, и неохотно ответила: — Я стараюсь не думать. — Ты когда-нибудь изменяла? — он смотрел на нее, слегка наклонив голову набок. — Нет. Я считаю, это неприемлемо. Если вы решили быть вместе, какой смысл искать кого-то на стороне? — А тебе? Тебе изменяли? Гермиона опустила голову, рассматривая собственные пальцы. — Да. Но это неважно, — она бросила на него короткий взгляд и улыбнулась, — важно то, как я об этом узнала. Геллерт молчал, ожидая продолжения. Девушка шумно вздохнула и запрокинула голову, откидывая с лица непослушные пряди. — У них с братом семейный бизнес по продаже всяких волшебных штук. Поначалу дела шли не очень хорошо, но потом люди пошли, прибыль начала расти и это ударило ему в голову. На одном из министерских приемов, где мы были вместе, я увидела, что он разговаривает с этой девушкой. И знаешь, — она осеклась, постучала ногтем по стакану и сделала небольшой глоток, чувствуя, как обжигает горло, — в его движениях, в его мимике было что-то такое, что я сразу поняла: это не первая их встреча. — Но тебе могло показаться. Гермиона поджала губы и мотнула головой. — Я ведь мракоборец, забыл? — Чувства мешают мыслить трезво, дорогой мой мракоборец, — тепло рассмеялся юноша. — Я не спорю. Но потом от нее начали приходить письма. Я их не читала, не подумай, — остановила она его следующий вопрос. — А потом они прекратились. Вероятно, он попросил ее не писать ему домой. И один раз, когда я пришла к ним в лавку, я увидела их. Письма, да. От них пахло ее парфюмом. Я просто не смогла удержаться и не прочесть их. Она рассказывала обо мне такие вещи, что волосы просто становились дыбом. — Например? — О, ну, — Гермиона скривила губы и пожала плечами. — Например, что у меня роман с архивариусом. С дряхлым стариком, да. Или еще лучше… — она закинула ноги на подоконник, устраиваясь напротив, но вдруг покачнулась, расплескивая ром, и чуть было не соскользнула вниз, но Геллерт перехватил ее за колени, удержав от падения. — Осторожнее, ты мне нужна живой. — Прости, — легкий взмах — и капли исчезли. Он не отпускал ее ноги, задумчиво поглаживая гладкую кожу. — Так что там твой возлюбленный? — Она писала ему, что я ненавижу чистокровные семьи. Писала, что ему нужна ровня. Как она, само собой. Что чистокровные волшебники должны держаться вместе, — ее губы дернулись, искажая лицо гримасой брезгливости. — Такое ощущение, что это будет преследовать меня всю жизнь. — Мне всё равно, — пожал плечами Геллерт. — Чистокровные, грязнокровные. Магия выбирает избранных. Каждый из нас особенный по-своему. И неважно, какая кровь течет в твоих жилах. — Набиваешь себе цену? — Гермиона улыбалась, разглядывая его из-под полуприкрытых ресниц. Он улыбнулся в ответ. — Просто комментирую. Ничего личного. Что дальше-то было? — Дальше он начал задерживаться на работе. Ну, знаешь, стандартные отговорки: нужно пересчитать бухгалтерию, поздние клиенты, прием товара. Я уже тогда понимала, что он с ней. Он приходил домой, его одежда воняла дымом и розовой водой. Той, что она хранила в своей сумочке специально для свиданий. Она наклонилась вперед, обхватив руками согнутые колени и упираясь в них подбородком. — Это было мерзко. Осознавать, что вот так, за твоей спиной, человек, которого ты любишь, предает тебя. — Вы расстались? — Нет, — Гермиона покусала губу и продолжила: — Мы с ним ругались. Цапались и грызлись как кошка с собакой. Я злилась, я считала, что должна злиться. От обиды или просто. Но я хотела быть с ним, а он хотел быть со мной. — И что потом? — Мы помирились. Это был лучший год в наших отношениях. Он фактически носил меня на руках. Знаешь, заботился, ухаживал. Словно пытался загладить вину. — А потом? — Я решила, что нам лучше остаться друзьями. — Мне жаль, — его пальцы вдруг коснулись ее лба, убирая тяжелые локоны и зарываясь в густые волосы. — Нет, я рада, что всё закончилось так, — Гермиона улыбнулась. — У этих отношений не было будущего. Когда мы познакомились, я была одна. В чужом городе, без знакомых и друзей. Он помог мне справиться с переездом и тоской по родине. Он всегда был рядом, когда мне требовалась помощь, и я могла положиться на него практически в любой ситуации. Даже голос не дрогнул. Она была готова аплодировать себе стоя. Геллерт молча перебирал ее волосы, думая о чем-то своем. Вена навевала на него глухую тоску, засевшую плотным комом внутри грудной клетки с момента исчезновения родителей. Пустота. То, что гнало его всю жизнь, заставляло следовать словам из дурацкой сказки, ища то, что, возможно, уже не существует. Глубокое, зародившееся с появлением Гермионы чувство заполняло эту пустоту теплым цветочным запахом и шелком ее волос. Геллерт улыбнулся от этой мысли, ощущая, как перетекают сквозь пальцы мягкие пряди. — Это так странно, — глухой голос вывел Гермиону из оцепенения. — Что именно? — Ты. Я. — Он пожал плечами. — То, что мы здесь. Знаешь, у меня никогда не было желания приводить в этот дом друзей. Тем более таких милых леди, как ты. Словно считал это место своим, личным. — Даже не знаю, как это воспринимать. — Никак, — уголки его губ дернулись. — Я хочу тебя поцеловать. Ее оглушил этот тон. Хриплый, гудящий. Пробирающийся под кожу сладостью карамельного мороженого, когда он придвинулся ближе, обхватывая двумя пальцами ее подбородок и приподнимая его. — Геллерт, сейчас не… — Сейчас — да, — шепот, почти неслышный, и она растерянно посмотрела в его расширенные зрачки, чувствуя, как внутри зарождается чувство волнительного предвкушения. — Мне это нужно. Тебе это нужно. — Почему ты… — Не нужно слов, — шептали его губы, в то время как большой палец скользнул вдоль ее губ. — Ты такая красивая. Теплая ладонь накрыла ее запястье, мягко обхватывая и увлекая за собой. Она поддалась, приподнимаясь, обхватывая коленями его бедра, чувствуя, как напрягается под ней сильное упругое тело. От близости с ним становилось жарко. Он смотрел на нее своими удивительными, широко распахнутыми глазами, и она тонула. Тонула, словно со стороны наблюдая за тем, как ее рука поднимается и медленно проводит подушечками пальцев по углублению ключиц, скользит по острым граням выше, зарываясь в белоснежные волосы и сжимает их — то ли отстраняя, то ли притягивая. — Я никогда не встречал таких, как ты, — на полувздохе, и сердце забилось чаще. — Я никогда не думал, что встречу такую, как ты. — Его ладони медленно поглаживали спину, касались нежной кожи у края рубашки, сминали тонкое кружево белья на ягодицах, будто не решаясь на что-то большее. Гермиона молча смотрела на него своими ослепительно яркими глазами. Мягкое, осторожное движение вверх — и ее губы коснулись его виска, медленно скользнули по острой скуле и замерли у края губ. Она выдохнула, обжигая его дыханием, заставляя податься вперед, поймать ее губы своими, и вдруг: — Дай сигарету. Геллерт вдруг расхохотался. Гермиона неловко закусила губу, не зная, что сказать. — Ты невероятная, — всё еще посмеиваясь, он призвал портсигар и выудил две сигареты. — Это почему? — Даже не знаю, как сказать, — он поджег обе сигареты сразу, протянул ей одну и откинулся назад, опираясь о край окна. — Ты непредсказуема. Умна. Чертовски привлекательна и чертовски невыносима. Гермиона рассмеялась, удивленно приподнимая брови. — И где же я невыносима? — Ну, а как еще объяснить то, — ладонь обвела контур острого колена, — что ты всё время пытаешься испортить самые интимные, — скользнула выше, медленно лаская гладкую кожу, — самые откровенные моменты, — длинные пальцы коснулись внутренней части бедра, совсем близко к темному треугольнику ткани, и сжались. Ее дыхание участилось. — У тебя необычное нижнее белье, — кончик указательного пальца поддел резинку и медленно скользнул ниже, ощущая ее горячее влажное возбуждение. — Моя подруга, — голос внезапно дрогнул, когда легкие круговые движения пальца накрыли бугорок клитора и замерли, — у меня в Америке есть подруга. — Она сглотнула, когда его руки исчезли, снова оказываясь на бедре. — Она занимается пошивом женского нательного белья. Ей никогда не нравилось то, что носят современные женщины, и в поисках идей она отправилась на Сицилию, где на одной из мозаик были изображены девушки в набедренных повязках и это дало толчок для пошива подобного белья. Понятное дело, — Гермиона пожала плечами, стряхивая пепел на улицу, — современное общество не было готово принять столь откровенный вариант, но для меня как мракоборца это оказалось чертовски удобно. — Ну да, — кивнул юноша, прилагая все свои моральные силы, чтобы не прикоснуться к столь интересующему его предмету одежды, — в панталонах особо не побегаешь. — Не то чтобы. Просто я ценю удобство, а общество — красоту. — Как интересно, — протянул Геллерт, завороженно наблюдая, как она подносит сигарету ко рту, обхватывает ее губами и, прикрыв глаза, медленно вдыхает дым. Он втянул воздух сквозь сжатые зубы, массируя мягкую кожу, едва сдерживаясь, чтобы не проникнуть дальше, чтобы снова почувствовать ее пьянящую близость. Возбуждение жаркой волной прокатилось по телу, отзываясь горячей пульсацией в паху. — Если бы я знал, что мракоборцы скрывают под своими форменными мантиями, я бы заинтересовался вами гораздо раньше. Она улыбнулась. Еще никогда в своей жизни она не врала так самозабвенно. Он смотрел на ее губы, из которых струился призрачный дым, и, не удержавшись, провел по ним кончиками пальцев, с удовольствием наблюдая, как они раскрываются. Ее глаза — вересковый мед с хитрым как у лисы прищуром, — на мгновение закрылись и вдруг вспыхнули, взрываясь сотнями заклинаний в его сознании. — Почему ты, Грейнджер? — отчаянно тихо. Она задавалась тем же вопросом. И не знала на него ответ. Ее дрожащий полустон начисто стер все грани, когда его рука опустилась ниже, скользнула под ворот рубашки, расстегивая пуговицы одну за одной. Сопротивляться этому было бесполезно, он хуже Империуса окутывал своей живой, жизненно-необходимой магией. Серебристый взгляд приковался к небольшой округлой груди. Наблюдать за тем, как под его ласками темные ореолы сосков медленно сжимаются, было выше его сил, и он рывком поднялся, покрывая поцелуями тонкую шею. — Почему, — шептали его губы, невесомо лаская бархатную кожу и ощущая ее головокружительный вкус, отчего теснота в штанах стала практически невыносимой. — Черт возьми, — выдыхал он, впиваясь руками в округлые ягодицы, приподнимая, потирая о себя скрытую под мягкой тканью плоть. Жаркое дыхание опалило бугорки сосков и Гермиона буквально забыла как дышать, когда он втянул один в рот, чуть прикусывая. — Ты? Она не могла, не хотела ему отвечать, растворяясь в ощущениях. Ногти впились в его плечи и она выгнулась, повторяя за его руками движение бедрами, от которого из его горла вырвался хриплый стон. И она снова застыла. Вдох. И он впился в ее приоткрытые губы, наполненные горькой терпкостью табака. Он целовал, втягивал, прикусывал, терзая ее губы до исступления с таким упоением, словно хотел этого больше чего-либо в этой жизни. Так горячо, так жарко, так невероятно вкусно. Язык скользнул внутрь, не ощущая сопротивления, срывая рваный вдох, и от этого ему показалось, что сознание покачнулось, напрочь лишая его способности думать. Она выгнулась, глубже вонзая ногти в нежную кожу, и ссадины от заклинаний вспыхнули болью, но это было неважно, потому что ее стон, сдавленный, на грани слышимости стон был тем единственным, что волновало Геллерта в этот момент. И ее язык. Торопливый, влажный, проникающий в каждую клетку его сознания болезненным возбуждением. Заставляющий прижимать ее ближе, сильнее, растворяться в ней, ощущать гибкость тела и ненавидеть себя за сдержанность. И вдруг она замерла, отстранилась, облизывая припухшие губы. — Геллерт, — он не слышал. Поймал ртом воздух в дюйме от ее губ, толкаясь жарко пульсирующим пахом к ней. Чтобы она почувствовала. Ощутила то, что она с ним делает. И Гермиона чувствовала. И это сводило с ума. Он, его запах, его руки, губы. Его возбуждение. Влажное тепло между ног. Сбитое дыхание. Тягуче-сладостное напряжение во всем теле, требующее разрядки. Здесь и сейчас. С ним. И вдруг: — Геллерт, я хочу не так. Ее слова дошли до него не сразу. Пульс грохотал в висках, заглушая любые звуки. Он зарычал, роняя голову ей на плечо. Длинные пальцы впились в ее локти, комкая ткань рубашки, отталкивая ее от себя. Запах, ее запах забивал нос, он ощущал его кожей, и его было чертовски мало. Ее было мало. — Как? — глухо выпалил он, обжигая ее серебристым взглядом. — Как ты хочешь? — Я устала. И мне не хотелось бы уснуть, и будет очень плохо, если я просто отключусь, и… — Я понял, — Геллерт поджал губы и кивнул. — Прости, — Гермиона вдруг соскользнула на пол, замирая возле подоконника. Нерешительно подняла руку, но тут же ее опустила и, хлестнув себя по плечам копной густых волос, метнулась в гостевую спальню. — Об этом я и говорил, — холодный голос настиг ее у двери в гостиную и она обернулась. Геллерт иронично отсалютовал ей бутылкой и сделал несколько глубоких глотков. — Ты портишь момент. Проглотив едкий комментарий, Гермиона выпрямилась и, развернувшись на пятках, вышла. — А может, и я, — пробормотал юноша, когда дверь ее спальни с грохотом захлопнулась, и криво усмехнулся. Сделал еще один глоток. Горло обожгло и он закашлялся, прижимая к губам тыльную сторону ладони, а затем с размаху швырнул бутылку за окно. Раздался звон битого стекла. Геллерт шумно выдохнул, наклоняя голову вниз и зарываясь пальцами в волосы. Очаровательно.