Novus ordo seclorum

Пара заклинаний — и кабинет выглядел так, словно не застал момента, когда жизнь Гермионы разделилась на «до» и «после». Она затолкала пышную юбку в сумочку, защелкивая шкатулку с драгоценными украшениями Пернеллы, и, наконец, облачилась в брюки, наслаждаясь долгожданным ощущением свободы. Ей осточертело. Это время, жеманство и необходимость витиевато выражаться, чтобы быть понятой, а еще Геллерт. Раздражающий и эгоцентричный. Она бы очень хотела чувствовать обиду, злиться на него, распинать себя за допущенные ошибки, но глубоко в грудной клетке растекалось лишь предательское облегчение. Опустошение, которое наделяло ее удивительным и непривычным чувством свободы. Потому что она ненавидела что-то скрывать. Потому что внутренне ей давно хотелось разрушить все до основания. Это было… необычно. Она нарушила все допустимые правила, из-за нее будущее потеряло все шансы стать версией ее прошлого, и ей было хорошо от этого. Гермиона коснулась золоченой ручки, поколебавшись всего мгновение, но, когда она вышла из комнаты, кроме ее уязвленного самолюбия, в коридоре уже никого не было. Она хмыкнула, понимая, что застать Геллерта и Мишель было бы гораздо хуже, но, по правде, голос за дверью скорее принадлежал мужчине. В памяти застыл мутный серебристый взгляд и палец, приложенный к губам в жесте «будь паинькой, Гермиона». Черт, как теперь выбросить из головы все, что произошло в том кабинете?.. Мысли смешались в одну бессвязную массу, и она одернула себя, понимая, что нужно приступать к ритуалу, иначе их маленький план развалится. «Мой маленький план», — поправила себя Гермиона, вспомнив, что Геллерт не приложил к нему ни малейшего усилия. Можно было только благодарить судьбу за эту вечеринку. Если ее расшифровка верна, то для удачного совершения ритуала нужно было собрать не менее десятка волшебников в одном месте для объединения магических потенциалов. Гермиона помнила, что подобные действия требовались для создания особенно мощных порталов, и ей чертовски хотелось ошибиться. Она облокотилась плечом о дверь, чувствуя непонятную слабость во всем теле, и устало потерла глаза. События в бальном зале, речь Геллерта и даже разговор с его друзьями сейчас казались такими далекими. Она прокрутила в голове диалоги с гостями, пытаясь найти хоть какую-то полезную информацию, но мысли ускользали, растворяясь в белом шуме. Соберись. Нужно было найти место, достаточно просторное, чтобы начертить расшифрованные руны, и достаточно потайное, чтобы никто не помешал. Она приложила указательный палец к губам, и воспоминания о произошедшем в кабинете вспыхнули на щеках предательским румянцем. Соберись! Винный погреб? Вальдхайм говорил, что обнаружил его совсем недавно — значит, туда мало у кого есть доступ. Домовика можно было оглушить, а значит, это самое подходящее место. Кивнув самой себе, Гермиона торопливо шагнула в тишину коридора. Темные деревянные панели украшали магические пейзажи, и мерное покачивание деревьев на ветру, пойманное боковым взглядом, создавало иллюзию присутствия кого-то еще. Знакомая тревога наполнила мышцы свинцом, заставляя держать палочку поближе к себе. Проклятый привет из прошлого. Она ненавидела себя в этом прошлом — лживую и глупую. Желание защитить близких, так умело прикрывающее ее жажду мести, тоску по умершим, за которую она цеплялась, чтобы не думать о будущем. И показную ненависть к работе, в которую было так приятно уйти, чтобы не цепляться за друзей, с которыми больше нечего делить. Где-то здесь должна была находиться лестница, и Гермиона повернула за угол, чувствуя пряный аромат трав. Все произошло мгновенно. Твердая мужская рука прижала к ее лицу платок, перекрыв кислород, и узкий коридор медленно закружился. Ее толкнули в чулан, отрезая путь к спасению. Она врезалась в полки с какой-то утварью, ударившись плечом и, судя по всему, разодрав рубашку. Сверху посыпались ложки, какие-то мелкие предметы, зазвенела посуда, грозя обрушиться прямо ей на голову, и Гермиона попыталась уклониться, но похититель держал ее слишком крепко. — Что же вы покинули праздник, — хриплый голос обжег ушную раковину. Мужчина навалился сверху, вжимая Гермиону в полки, и к горлу подступил густой ком, вызывая тошноту. Сильные руки принялись исследовать ее бедра, а в нос ударил резкий запах алкоголя. Гермиона расслабила мышцы, позволяя ему потерять бдительность. Палочка едва не выпала из слабеющих рук, но она чудесным образом находила в себе силы удерживать ее кончиками пальцев. Тело обмякло от зелья. Она отчаянно пыталась вернуть себе контроль, когда чужие пальцы скользнули к ее блузке, ощупывая грудь. Чувство ненависти прорезалось сквозь дурман, застеливший сознание, жаром заструилось по венам, и палочка скользнула в ладонь, пробуждая знакомое ощущение магии. — Я так ждал, когда ты вернешься, — продолжал нашептывать мужчина, наплевав на все рамки приличия, — ты такая неуловимая, Гермиона. Что ты в нем нашла? Он никогда не будет рядом с тобой, не поделится своим величием, а я могу дать тебе многое, Гермиона. Гораздо больше, чем он. Просто отдайся мне сейчас, по доброй воле, и мы сможем поговорить как равные. Как мракоборец с мракоборцем, и я… Красная вспышка осветила кладовую, заставляя волшебника корчиться от боли. Головокружение мешало сосредоточиться, но круцио не нуждалось в сильной концентрации. Только чужая боль и наслаждение ею. Вспышка осветила лицо нападавшего, но она и так узнала его по голосу. Лишив его палочки, Гермиона поигрывала своей, заглядывая в полные ненависти глаза волшебника. — Не смог не пойти на поводу у сестры, Кристоф? — она чувствовала себя так, будто напилась в баре. Рука юркнула в сумочку, и спасительное зелье помогло ей вернуться в сознание. Волшебник поморщился, сплевывая кровь из прокушенной губы, и нарочито виновато развел руками: — Это лишь похоть и огневиски. Мишель здесь ни при чем. — Министерство безукоризненно учит искусству лжи, правда? — Гермиона сделала глубокий вдох, наслаждаясь ощущением ясности. — У нас с тобой выходит довольно плохо. Огонек люмоса освещал жесткую ухмылку, уродующую красивое лицо Кристофа. Его нос выглядел припухшим, а под глазами залегли глубокие тени, словно совсем недавно он с кем-то дрался. Значит, она не ошиблась с выводами насчет сбитых костяшек Геллерта. Интересно, он ударил лучшего друга из-за нее? — Предлагаю перемирие, Гермиона. Я был пьян и приношу свои извинения. Давай ты просто вернешь мне палочку, а я… — Мне не нравится, — капризно захныкала волшебница, чувствуя, как натягиваются нервы. — Я что, так похожа на идиотку? — Между нами произошло недопонимание, — прошелестел приятный баритон. — С моей стороны было недопустимо… — Мне. Не. Нравится, — жестче проговорила Гермиона, пытаясь унять дрожь. — Чего ты хочешь? — выдохнул Кристоф. Чертова сука. Нужно было оглушить ее сразу, но ему так хотелось послушать, как она будет умолять и вырываться из его рук. Она могла бы уничтожить его сейчас, стереть в порошок. Ярость обжигала ее, заставляя магию искриться. Волшебник дернулся, но мгновенная вспышка рванула к нему навстречу, лишая его сознания. — Обливиэйт, — женский шепот разгладил морщины, возвращая его красивому лицу беззаботное выражение. Захотелось выместить на нем клокочущую внутри злобу. Проклятый сноб. Впрочем, не стоило ожидать большего от этого аристократического чистокровного отребья. Повертев в руках чужую палочку, Гермиона отправила ее в свою сумку и, наградив Кристофа конфундусом, заперла дверь кладовой с другой стороны. По ее расчетам, он должен был пробыть без сознания до следующего утра. И, только сделав пару шагов, она поняла: он ничего не помнил. Ни как отвел ее в кабинет, ни последующего разговора, в котором умолял ее уехать вместе с ним и поступить на службу в Немецкое Министерство. Словно кто-то до нее лишил его памяти. Она мрачно усмехнулась, твердо зная, кто это сделал. Отыскав нужную лестницу, Гермиона направилась вниз, осторожно прислушиваясь к окружающим звукам, но спокойный голос заставил ее задержаться на верхних ступенях. — Если ты планируешь торчать наверху, гости разойдутся до того, как мы начнем ритуал, Гермиона. Черт. Она не ожидала встретиться с ним так скоро. Гермиона лишь на мгновение прикрыла глаза, скользнув пальцами по гладким перилам, и обернулась, натыкаясь на хмурый взгляд Гриндевальда. Он стоял чуть выше, скрестив на груди руки. Адреналин разогнал пульс до сумасшедшего ритма, пробудив в ней дурацкое игривое настроение: — Oh, mon cher, — она передразнила чужую интонацию, — будь на моем месте Мишель, ты бы уже уворачивался от круцио. Хотелось нести полную чушь, вывести его из равновесия, чтобы они были на равных. — Значит, — проговорил он, вглядываясь в ее миндальные глаза, — очень хорошо, что ты — не она. Гермиона улыбнулась, наслаждаясь его грубой лестью. Сердце бешеными толчками гнало по венам кровь, принимая правила его игры. — Действительно, — наверное впервые за долгое время она посмотрела на него прямо. Не пряча свои тайны за чужой маской. — Очень хорошо. Между ними была пропасть. Сотни несказанных слов, невысказанных желаний и жгучая, всепоглощающая страсть, в которой можно сгореть, если вовремя не остановиться. Но дальше — ничто. Пустота. Нужно было совсем немного — маленький ритуал, который навсегда избавит ее от наваждения, имя которому Геллерт Гриндевальд. От этой мысли начинало подташнивать. — Если ты планируешь торчать наверху, — Гермиона сделала шаг вниз и повела плечом, игнорируя его понимающую усмешку. — Гости разойдутся до того, как мы начнем ритуал. Глупая, глупая. Гермионе действительно стоило бы его ненавидеть, но у нее просто не получалось. Он проводил ее долгим взглядом, наблюдая за плавной, грациозной походкой. Совершенно нехарактерной для нее. Что-то настораживало; ее взгляд, острый и цепкий. Она напомнила ему хищную птицу, готовую вырывать куски плоти из своей добычи. Геллерт покачал головой. С ее появлением его жизнь стала сложной. Проблемы, которые он предпочитал не замечать или перекладывать на плечи своих приближенных, вдруг навалились с удвоенной силой, и единственный выход из этой ситуации ему совершенно не нравился. Он нырнул в низкую дверь, плотно прикрыв ее за собой, и осмотрелся. В винном погребе царил полумрак. Длинные ряды бочек и заполненные изумрудными бутылками стеллажи тянулись далеко в темноту, и Геллерт прицокнул. Фрэнсис явно лгал, когда говорил, что его бизнес идет ко дну. — Только не говори, что мне снова придется делать всё самой, — Гермиона выглянула из пролома в стене, и он последовал за ней. Он следовал за ней все это время. С первой встречи в том душном баре. Выкрал ее из министерства, наживая себе новых врагов, глупо и недальновидно. Бросился в ад, очертя голову. Но она никогда не была его истинной целью, и что теперь? Что если это она все устроила? Втерлась в доверие, чтобы уничтожить его, стереть в порошок, потому что, как ни крути, она единственная знала, во что перерастут эти дружеские вечеринки. Геллерт покачал головой, прижимая пальцы к вискам, где пульсировала, била размеренным ритмом его грязная, отравленная мраком кровь. Неужели она действительно на это способна? Казалось, еще немного, и эти мысли доведут его до исступления, зрачки расширятся, наполняясь клокочущим безумием, а порождения собственного мозга захлестнут его с головой. Он шумно выдохнул, одним резким движением отнимая от лица руки, и усмехнулся. Он разберется с этим позднее. Ведь теперь ей будет не так просто скрыть от него ложь. Впрочем, даже в его голове все это звучало как полная чушь. — Откуда ты знаешь, что для ритуала нужна группа магов? — спросила Гермиона, как только он переступил через груду камней. — Я читал твои записи, — коротко ответил Геллерт, осматриваясь. Просторную комнату, заполненную от пола до потолка пузатыми винными бочками, покрывал плотный слой пыли и каменной крошки. На полу — бурые от грязи винные разводы: видимо, когда разрушали стену, зацепили пару бочек. — Ты копался в моих вещах? — Я читал твои записи, — повторил Геллерт, четко проговаривая каждое слово. — Ты оставила их в библиотеке. Она смотрела на него, крепко зажав в руке волшебную палочку. Геллерт подумал, что, если сейчас она снова запустит в него круцио или что похуже, он ее поймет. Но она улыбнулась. Тряхнула головой, отбрасывая с лица тяжелые кудри, и расчертила вокруг себя практически идеальный круг. Показалось, что в воздухе пахнет полевыми цветами. — Кто приходил? — Михаэль, — Геллерт прислонился спиной к бочке, наблюдая, как изящные взмахи рисуют на полу искрящиеся руны. Гермиона даже не удивилась. Только Михаэль мог найти Геллерта, где бы тот ни находился. — Как ты узнал, кто спускается по лестнице? Это мог быть кто угодно, даже Мишель, — она выглядела сосредоточенной, но от Геллерта не смогла ускользнуть незнакомая нотка в ее голосе. — Твои шаги легче, — хмыкнул волшебник. Гермиона бросила на него нечитаемый взгляд и тут же отвела глаза, возвращаясь к начертанию оставшихся рун. Безумие захлестнуло ее с головой, иначе как объяснить это болезненное истязающее ее чувство собственничества. Она была уверена, что стала для него очередной игрушкой, и все то особенное, что промелькнуло между ними, было лишь иллюзией великолепного манипулятора. Он видел то, что не видел никто. Узнал все ее тайны, но сам остался закрыт для нее. По меркам этого времени она для него была не более чем интересной интрижкой. Стало любопытно, привлекла бы его Мишель, если бы он не был знаком с ней с детства? И, если бы это Гермиона была невестой Геллерта, а Мишель прибыла из будущего, был бы он заинтересован в ее секретах? Она не хотела, совсем не хотела с ним говорить, но молчание заставляло ее прокручивать в своей голове сцену за сценой, и она возвращалась мыслями к его алебастровой коже и рукам, блуждающим по ее телу. И наконец озвучила свой вопрос, чтобы не думать об этом, вслушиваясь в мелодию его смеха. Ему нравилась ее ревность. То, как она сравнивала себя с Мишель, то, как она соперничала с ней, сама того не подозревая. Он подошел ближе, всматриваясь в пергамент в ее руках, и начертил руну с противоположной стороны круга. — Не для всякой местности нужна карта, понимаешь? Особенно, если стены лабиринта чуть выше колена. — О да, кажется, я понимаю. Ты только что унизил свою невесту, — едко произнесла Гермиона, выделив последнее слово. Геллерт рассмеялся. — Ты очаровательно пытаешься мной манипулировать. Еще немного, и я поддамся твоим чарам, нарушив клятву верности, данную моей невесте, — ввернул волшебник, повторяя ее интонацию. Возмущенно зыркнув в его сторону, Гермиона попыталась свести все к шутке: — Надеюсь, ты понимаешь, что не обязательно использовать легилименцию, чтобы заставить девушку снова заниматься с тобой сексом? Он не издал ни звука, но она могла поклясться, что его губы растянулись в улыбке. — И как это связано? — задумчиво протянул волшебник, вычерчивая палочкой витиеватые символы. — Заставил девушку думать о прошлом, предаваться ностальгии, а потом воспользовался уязвимостью, — ответила Гермиона, выводя черту. — Надеюсь, я достаточно тебя утешил, — хмыкнул Геллерт. Она закусила губу, отгоняя свежие воспоминания. — Зачем тебя звал Михаэль? — В наших рядах предатель, — нехотя ответил волшебник. — Кто-то спрятал в портьерах амулет, который должен был привлечь к нам авроров. Своеобразный сигнал бедствия — министерская игрушка для своих. Гермиона задумчиво почесала кончиком палочки висок. — У скольких гостей есть свои люди в министерстве? — Почти у всех, — усмехнулся Геллерт. — Мы могли бы обнаружить магию, когда амулет активируют, но есть минус — он дает сильный сигнал и взрывается. Не получится сделать это тихо, а огласка нам ни к чему. Гермиона кивнула. Она понимала, что, несмотря на всю свою пышность, это собрание было началом эры Гриндевальда, и сейчас слишком легко было устроить так, чтобы оно же стало его концом. — Если спрошу, кто из твоих гостей достаточно тщеславен, чтобы увековечить себя, свергнув тебя в зачатке, снова получу ответ «кто угодно»? — Ты совершенно права. У Гермионы было к нему еще много вопросов, но на них абсолютно не осталось времени. Как только они закончат руновязь, нужно сразу же приступать к заклинанию, а дальше, видит Мерлин, оставалось только ждать. Эту часть дневника было непросто расшифровать. Каждый символ имел несколько значений, и, если один из вариантов обещал благополучный переход к следующему испытанию, несколько других — долгую и мучительную смерть. Гермиона нашла среди бумаг заклинание, протягивая его Геллерту. Он кивнул, выражая свою готовность начать, и вдруг зацепился взглядом за разорванный рукав ее рубашки. — Что это? Гермиона коротко пожала плечами, не собираясь ему отвечать, но он перехватил ее локоть, крепко сжав его пальцами. — Мне повторить вопрос? — что-то вспыхнуло в его взгляде, заставляя ее резко выдернуть руку и отступить на шаг. Тревога. Эмоция, которую она не смогла распознать в первый момент, оказалась последней, которую Гермиона могла от него ожидать. Господи, Геллерт Гриндевальд за нее переживает. Ей казалось, после того, что произошло в кабинете, он уже ничем не сможет ее удивить. Но она снова ошиблась. — Я тебе потом объясню, — как можно мягче сказала Гермиона, доверительно заглядывая ему в глаза. — Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. Но сейчас нам нужно закончить начатое. Она мягко коснулась кончиками пальцев напряженных скул, вкладывая в его руку смятый пергамент. — Я запомню, — его дыхание обожгло кожу, скользнув по губам едва уловимым поцелуем. Голос мага зазвучал словно ритуальное песнопение, заставляя каменный пол слегка вибрировать под воздействием магии. Руны переливались изумрудно-зеленым, растворяясь после прочтения. Казалось, магия прогрела атмосферу, и сырой воздух погреба опалял легкие душным теплом, оседая на коже липкой испариной. Волнение стало осязаемым: они ведь ничего не предусмотрели на случай, если что-то пойдет не так. С Геллертом она становилась беспечной, и теперь тревога не давала покоя, вынуждая ее создавать защитный купол, скрывающий их от чужого вмешательства. Понимание, что все пошло не по плану, возникло не сразу. Туманная дымка, будто вуаль, опустилась дурманящей завесой. Лишь тяжесть чужих шагов, доносившихся со стороны лестницы, просачивалась сквозь нее, вынуждая Гермиону бороться с наваждением. Понадобилось волевое усилие, чтобы сбросить чары. Это напоминало борьбу с империусом, окутывающим сознание чужой волей, забирающей всю ответственность за твои проступки. Будто очнувшись, Гермиона бросилась укреплять защитную границу магии. — Геллерт, — она окликнула волшебника, с раздражением замечая панические нотки в своем голосе. Она была в шаге от того, чтобы сдаться, и от этой мысли стало жутко. Ей так хотелось раствориться в этой дымке, полностью отпустив контроль. Шум усиливался, но Геллерт не мог оторваться от заклинания, которое нужно было закончить прежде, чем их прервут. Если она была права и это портал, то он отберет так много энергии, что гости дома, скорее всего, потеряют память, когда очнутся, и, даже если их уличат, никто не поймет, что произошло. Но прежде волшебнику нужно было закончить чертово заклинание. Ее пальцы дрожали. Шаги, слаженные и уверенные, напоминали ей военные марши. Оставалось только ждать, пока погреб наполнялся людьми, чьи взгляды горели ненавистью. Изумрудное свечение сочилось из их глаз ядовито-зеленым заревом, заливая радужки, воскрешая воспоминания о Том-Кого-Нельзя-Называть. Гермиона вытерла влажные ладони о мантию, стараясь дышать как можно медленнее. Во рту пересохло. Она с трудом смогла разлепить губы, чтобы сделать глубокий вдох, и вдруг ей почудился дикий, безумный смех и змеящаяся магия, пытающаяся проникнуть под купол. Ноги подкосились, и ей стоило огромных усилий не поддаться зарождающемуся внутри страху. — Геллерт, черт возьми! — прошипела Гермиона. Волшебник с трудом удерживал канву заклинания, понимая, что от атаки их отделяет крохотный участок формулы. Этот обряд должен был открыть портал, но ничего не происходило. Черт! На миг он прервался, чтобы прошетать: — Если я продолжу — они нападут. Но я не смогу сражаться, пока не закончу все заклинание. Гермиона кивнула. Если бы только она знала проклятый язык, они могли бы поменяться. В отчаянии она усиливала защиту. Ее заклинания нагревали и без того жаркий воздух, палочка с пером птицы-гром щедро выпускала магию, сплетавшуюся плотной паутиной, защищая их в своем коконе. Его кивок дал понять, что сейчас начнется безумие. Плененные колдовством люди не могли видеть волшебников, спрятавшихся под защитой купола, но их ноздри хищно раздувались, чуя близкое присутствие своих жертв, а взгляды пересекались точно над их головами. Кто-то из толпы не выдержал. Вспышка заклинания прошила пространство, наполняя воздух запахом разреженного озона, и защитный купол дал трещину, осыпаясь вниз серебристыми нитями. Гермиона чертыхнулась, закрывая брешь. Магия была слишком мощной — это значило только одно: сам обряд питает волшебников силой, а вовсе не наоборот, но так не должно было произойти. Паническая мысль забилась обезумевшей птицей — где-то в рунах ошибка. Не в тексте, а в направляющей канве, которую она составляла вместе с Геллертом. Найти ее было практически невозможно, а значит, им нужно убираться отсюда, иначе они погибнут. Как зачарованные, гости дома вглядывались в мыльные разводы на поверхности пузыря, сквозь который, всего на миг, проступили призрачные контуры волшебников. Магия пела внутри каждого, взывала к их душам, используя весь магический потенциал, чтобы уничтожить своих обидчиков. Магия требовала отмщения, и ее карающая сила десятками палочек была направлена в сторону защитного купола. Оглушающий взрыв отразился от него, дробя в пыль кирпичные своды подземелья, обрушивая крепкую защиту. Факелы потухли, и кромешная тьма поглотила дрожащие языки света, чтобы оставить волшебников в страхе и неизвестности. Невероятно красивое, чарующее пение отразилось от стен, утопило в своей мощи бешеный звук сердцебиения. Чудовищное по силе, оно манило, вынуждая отбросить палочку и сдаться на его волю, вибрировало, вплетаясь в магию защитного купола, пожирая его изнутри. Шок отразился на лице Гермионы, когда в малахитовой вспышке проступил женский силуэт, уверенной поступью направлявшийся в сторону волшебницы. Изумрудное свечение, невероятно яркое, осветило лицо колдуньи, и Гермиона узнала в нем Мишель, мгновенно выпуская в нее липкую чернильную массу, лишившую ее голоса. Воцарилась тишина. Геллерт закончил читать формулу, но портал так и не открылся. Его палочка взметнулась вверх, освещая зал мертвенно-белым светом. Магия вибрировала, искрилась синими электрическими разрядами между волшебниками так, будто они были едиными звеньями одной цепи. Их лица менялись, приобретая звериные черты, и Геллерт чувствовал кожей их жажду и желание растерзать своих врагов. Он усмехнулся, создавая фантомную серую дымку, повалившую на пол нескольких волшебников. Голоса загудели, эхом отдаваясь от стен, и ответные заклинания изрешетили пространство, отклоняемые мощными блоками. Тихий рык заставил Гермиону выставить щит, и чужие когти мазнули у самого лица Геллерта прежде, чем успели вонзиться в него. Еще одно молниеносное заклинание впечатало в стену волшебника, превратившегося в вейлу. Они обступали их со всех сторон, загоняя в ловушку. Палочка Гермионы рассекала воздух, но где-то на краю сознания маячила мысль, что им отсюда не выбраться. Ее спина коснулась спины Геллерта, и Гермиона обернулась, с удивлением обнаружив, как их магия сливается, образуя вокруг волшебников дополнительную защиту. Воздух разрезал хлесткий удар, рассекая древесину на бочке огненно-зеленой плетью, и вино брызнуло, растекаясь по полу гранатовой жидкостью. Купаясь в виноградной браге, пламя на плети зашипело, заполняя ноздри кислым горячим смрадом, и следующим ударом рассекая кожу над кистью Геллерта. Он сжал зубы, сбивая атаковавшую его ведьму потоком ледяной воды, когда мимо его уха просвистело заклинание, оставляя тонкий порез на щеке Гермионы. Она зашипела и нырнула вниз, выпуская длинные веревки, спутавшие ноги волшебников, и они рухнули на спины так, что их заклинания разбились о каменные своды погреба. — Ошибка где-то в рунах, — выкрикнул Геллерт, прикусив губы от боли, когда чье-то заклинание ударило его в плечо, вырывая куски плоти. Гермиона не сразу осознала, что эти слова адресованы ей. Она зачарованно посмотрела вниз, отражая проклятье, способное превратить ее органы в кровавое месиво. Отрикошетила его, с ужасом понимая, что только что лишила жизни одного из сторонников Геллерта. Эта битва была не с пожирателями, и она чувствовала, что не имеет права сражаться в полную силу. Геллерт отразил атаку волшебника, запуская в него ответным проклятием, но ему не повезло. Синий луч ударил его в грудь, опаляя ребра, выжигая внутренности и, казалось, кто-то выкачал весь кислород. Гермиона вскрикнула, прижав руки к груди. Этого не может быть. Она чувствовала его. Чувствовала его боль как свою. Всего на миг она потеряла концентрацию, и чужие когти впились в ее плечо, рассекая плоть. Металлический запах крови ударил в нос, приводя в чувства. Ее рука дернулась вверх — и кроваво-красный луч вихрем ударил в потолок, на миг окрашивая зал багрянцем, разлетаясь по залу острыми стрелами, пронзая волшебников долгими и болезненными вспышками круцио. Если бы не проклятье, многие из них могли бы уже быть мертвы. Она знала, что не должна использовать эту магию, но их силы были неравны, и скрывать свои способности не имело смысла. Магия ордена желала их гибели, а значит, они с Геллертом обязаны выжить любой ценой. Ее магия подарила Геллерту время, чтобы исцелиться. Пущенное в него проклятье оплетало кости, заставляя их отравлять ядом плоть. Редкая и темная магия, о которой он узнал от отца. Видя, как вспышки заклинаний пронзают волшебников, Геллерт невольно залюбовался алыми искрами в волосах его ведьмы. Она была прекрасна в бою, защищая их обоих. Ее магия отражала атаки и шла в наступление, одновременно помогая им держаться на ногах. Она была совершенно особенной, даже если бы никогда не путешествовала во времени, потому что она — часть его мира, а значит, должна в нем остаться. Он сделает это ради нее. Ради них обоих. Взгляд заволокло сизой дымкой, вены посинели, ветвистым узором проступая на коже. Он зарычал, чувствуя, как магия концентрируется, заполняя легкие густой чернотой. Энергия рвалась наружу, он слышал крики, слышал боль и отчаянное жжение ее магии, которая взметнулась, стоило ощутить его темные вибрации. Он мог бы снова воспользоваться ею, но не стал. Он хотел защитить ее. Возможно, впервые в жизни взывая к тьме, во имя спасения. Старшая палочка заиграла в его пальцах, создавая сложный магический узор, оттеснивший нападающих. Лезвие полоснуло по ладони, укрепляя защиту кровной печатью. Он ослаблял своих союзников, выкачивая магию обряда, чтобы присвоить ее, сделав своим щитом. Гермиона почувствовала легкость, когда поняла, что может больше не поддерживать защиту. Обессиленная, она опустилась на пол, находясь на грани магического истощения. Кровь струилась по ребрам, а ткань липла к запекшимся ранам. Боль наполняла ее тело, пульсируя и отбирая крупицы сознания. Она оглянулась на Геллерта, всего на мгновение встречаясь с ним взглядом, и в ее сознание вдруг хлынул поток тепла. Мрачного, давящего тепла, заслонившего ее от чужих заклинаний. Дарующего ей кристальную ясность. Его взгляд почернел, и ей стало страшно, что однажды она не увидит Геллерта Гриндевальда. Вместо него появится безумец, фанатичная тварь из темного мира, вроде Волдеморта, а его идеи так и не подарят миру волшебников шанса жить без страха. Прогнав видение, она бросилась к рунам. Сознание уплывало, тошнота и слабость скручивали желудок. Она улыбнулась, словно помешанная, ведь ей повезло. Этого не могло произойти, ей ведь никогда не везло, но это была чистая удача. Гермиона различила нужные символы, ведь после удара плети они парили над полом, отливая мертвенно-белой магией. У нее возникла безумная идея. Как только она изменит руны и сделает то, на что решилась, Геллерт не сможет удерживать щит, ему нужно будет читать заклинание. Девушка разорвала магический контур, наполняя его другими символами. Боль от пореза заставила взывать, когда она сплела свою ладонь с пальцами волшебника и направила луч заклинания в его сердце, разделяя удушающую черноту темномагического проклятия. Силы покидали ее, и блаженная темнота опутывала сознание, увлекая его в забвение, в то время, как Геллерт будто очнулся. Его голос звучал в ее барабанных перепонках вязкой мелодией, вынуждая забыться в этой темноте. Рука дернулась к сумочке, вливая в рот нужное зелье, и мир вновь обрел контуры. Последнее, что она увидела, прежде чем ее кожи коснулась холодная зеркальная поверхность портала, был его взгляд. Злой, встревоженный и потерянный.