Я всё отдал, всех простил, Только бы на жизнь хватило сил…
Довольно трудно снова привыкнуть к мраку после ослепительного света солнца. Темнота, как часть меня вызывала отвращение. Я снова вернулся к тому с чего начал. Один… Сердце обливалось кровью, мне хотелось забиться в щель и плакать. Реветь навзрыд, как маленький ребенок, лишь бы избавиться от этого тяжкого груза воспоминаний. Я единственный, кто помнит прошлое-будущее. И к горлу подступает комок все тех же приторно-сладких, как погребальные лилии, эмоций, от которых хочется выть. Помнить счастливые дни, знать, что их фактически никогда и не было — больно. Сколько ещё можно обрушивать страданий на мою бедную голову? Что я такого сделал, чем провинился, чем заслужил, почему судьба так несправедлива ко мне? Я убивал, не скрою, но мне пришлось стать таким. Как бы я хотел быть беззаботным мальчишкой, таким себе неугомонным апельсином, никогда не унывающим дурачком. Меня ненавидели за сам факт моего существования. Отвергнутый обществом, презираемый всеми слепой мальчишка. Разве я виноват в том, что вместо кисти в моих руках кунай, и мне приходится кровью рисовать свои картины? Но горькие чувства упорно не хотят покидать мою душу. Казалось, что их не удастся вымыть даже слезами, если, конечно-же, я мог-бы плакать. И в придачу, ноги-предатели привели меня к моему дому. Нет, не к убогой квартирке в центре трущоб, а к дому на окраине Конохи. Ветхое двухэтажное здание было абсолютно заброшенным, ведь в этом времени я еще не брался за него. Чувствую себя мазохистом, заходя внутрь. Половицы скрипели под ногами, душу драли кошки, нет, даже не так - тигры. Несмотря на невозможность видеть, благодаря проснувшимся воспоминаниям, передо мной предстала картина того, как всё было. Вот здесь диванчик, а тут кофейный столик. Но моя рука проходит сквозь названные мною предметы, прикоснуться к мебели мне не дано, всё это лишь в моей голове. И вот, сверху доносится мой же собственный голос, скорее призрачное воспоминание о былом пении. В краю средь гор и цветущих долин Текла река исчезая вдали, Прекрасней не было страны, Где рождались баллады и сны… Взбираюсь по лестнице в погоне за воспоминаниями. Поспешно хватаюсь за ручку двери, что когда-то вела в детскую. В то время Фу и Сасу были ещё маленькими, так-что спали в одной комнатке. В дорогу звал глас таинственных гор... Три сына там покидали свой дом… Один был горд, второй – упрям, А третий был сердцем смирен. … И вижу себя самого, укачивающего двух близнецов. А песнь все продолжает литься, окутывая меня призрачным ощущением умиротворения. На краткий миг я возвращаюсь во времена спокойствия и счастья. Но еще мгновение и наваждение, подобно дыму, сносит ветром в окно. Разочарованно замираю. С улицы доносится детский смех, меня будто током бьёт. Подхожу к окну и через грязное стекло вижу мой маленький сад, в котором счастливый Наруто играет с детьми. Саске заливисто смеётся, катаясь на спине отца, и клянусь, я снова слышу свой голос, что звучит сквозь воспоминания. Я маленькая лошадка, И мне живется несладко, Мне трудно нести мою ношу, Настанет день, и я ее брошу, Я маленькая лошадка, но стою очень много денег, И я везу свою большую повозку с того на этот берег Вот Фуккуса взбирается наверх, к брату, подобно обезьянке. ...И видение снова исчезает, растворившись во мраке. Я осознаю, что стою среди давным-давно заброшенного особняка, и всё, что я только-что видел - лишь воспоминания. Из глубин подсознания до меня доносится смех девятихвостого. «Я могу дать тебе то, чего ты так хочешь», — сладко выводит Лис, — «Ты сможешь провести с ними всю жизнь в воспоминаниях», — исполняя роль змея-искусителя, продолжает он, — «Никаких горестей, ты больше не будешь один. Просто отдай мне свое тело» Отвечать не хочется. Эти воспоминания выпили меня до дна, высушили. Я не могу больше здесь находиться, ведь такими темпами я точно сойду с ума, не без помощи Кьюби, конечно. Воспоминания опасны, ведь они имеют неприятно-мерзкое свойство оборачиваться против своих владельцев. Для меня, обладателя демона, они вдвое опасней. Как бы мне не хотелось, я не могу поддаться искушению, провести оставшуюся жизнь в заточении, витая в призрачных воспоминаниях, которые оживит девятихвостый. Это лишь воспоминания, они никогда не смогут заменить реальности. Покидаю комнату, закрыв за собой двери. Лис выстраивал в моей голове картины прошлого, пытаясь заманить в свои сети, желая обрести свободу. Воспоминания цеплялись за ноги, тащили обратно в свой сказочный плен. Детские голоса просили остаться. Не желая внимать их мольбам, ускоряю шаг, но даже когда я покинул дом, они продолжали преследовать меня. Помня каждую улочку, еще с времён обладания Высшим Риненганом, без проблем бегу, куда ноги несут. Хватаюсь за голову, вслепую выбегая на дорогу. Практически в отчаянии пытаюсь заткнуть голоса, но у меня ничего не получается, лис нагло игнорирует мои приказы… угрозы… просьбы… И ноги неожиданно заплетаются, цепляюсь за непредвиденную преграду и падаю в вонючую канаву. Лицом в грязь, оставшуюся после вчерашнего дождя. Но мне уже всё равно, подниматься нет ни малейшего желания. Вот бы утопится прямо здесь, и подохнуть, как подобает собаке, в канаве. Я практически чувствую, как прохожие расступаются, обходя меня стороной. Не в силах пустить слезу, начинаю смеяться. Дикий смех с тявкающими нотками, а привкус грязи на языке добавлял этой ситуации безумия и заставлял смеяться ещё сильнее. Смех над собственной жалостью и над всем миром. Голос истерики. И я не то рельсы, не то струны, не то звон, не то стоны. И смех мой странный, больше напоминающий плач в пух и прах разбитого человека. Истерика уже практически сошла на нет, как вновь вернулась с новой силой, захватив меня. Что это такое барахтается в грязи? А, это мое достоинство. Ахах. Меня затыкает, неожиданно прилетевший в мою голову, предмет. От силы удара вновь окунаюсь лицом в грязь, неслабо её нахлебавшись. — КАКАШИ! — жуткое Ки моей матери настигает меня, заставив сердце замереть, — КАК ТЫ ПОСМЕЛ ДОСТАТЬ ЭТУ КНИГУ ПРИ РЕБЁНКЕ? «Мама, — мысленно стону, протягивая к ней руки. Желая найти утешение в объятиях, забыв на миг, что я весь заляпан грязью. И мозг упускает то, что для нее я давно похоронен. Кушина не знает, что её сын - я, жив. — Мамочка, мне так больно… Болит сердце… Я больше не могу… Я сломался…» — Кушина-сан, только не по голове! — не слыша моих мыслей, продолжают они диалог. Но затем, то ли Бог услышал меня, то ли сознание выдало желаемое за действительное, но... Узумаки, с моим именем на губах, бросилась ко мне. — Наруто, — рывком выдергивает меня из грязи, прижимает к себе, — что случилось? Кто тебя обидел? Прижимаюсь к ней всем телом, даже больше, всей душой прислоняюсь к женщине, которую перерос в свои шестнадцать на целую голову. Чувствуя всем своим естеством правильность происходящего. Мама - вот она - защитит, согреет, поможет. Она пришла за мной, как всегда это делала в детстве. И пусть это всего лишь сон, и я вот-вот открою глаза, оказавшись в подсознании. Но сейчас, в этот миг мама здесь, обнимает меня. Люди шарахаются от взгляда Кушины, вокруг нас образовывается мертвая зона. Так много всего хотелось сказать, но изо рта вырывались лишь болезненные, сухие всхлипы. — Тише, я здесь, — успокаивающее поглаживание по голове, — пошли домой. И уже злобнее добавила, обращаясь к застывшему Какаши: — С тобой позже разберусь. Джонин испуганно сглатывает. Позволяю себя за руку отбуксировать домой… где бы это домой не было.***
— Саске, я горжусь тобой, — слова отца теплом разливаются в груди. С момента, как я начала ходить, меня обучали всему, чему только можно. Я идеально изучила кодекс клана, мои манеры и речь безупречны. Лучшая среди сверстников на стезе шиноби, не провалила ни одной миссии. И пусть до гениальности моего старшего брата мне ещё далеко, я смогла добиться признания своего отца, и это не могло не тешить моё самолюбие. Услышать от Фугаку-сана эти слова было невероятно приятно, ведь несмотря на всю его строгость, я любила своего отца даже больше, чем маму. Потому что его было труднее любить, чем ласковую и нежную Микото-сан. — Я не подведу ваших ожиданий, — почтительно кланяюсь. — Сегодня у тебя нет дополнительных занятий, можешь распорядится временем, как захочешь, — великодушно отзывается глава клана. Не веря своим ушам поднимаю взгляд на отца, и вижу блуждающую улыбку на его губах. В этот миг я готова расплакаться от переполняющих мою душу эмоций. Меня признали. И мало того, дали целый день провести, так как я этого хочу! Усилием воли убираю нахлынувшую сентиментальность куда подальше, тыльной стороной ладони стирая внезапные слезы. — Да, отец, — вновь кланяюсь, в этот раз едва не касаясь головой татами в признательности. Неспешно покидаю кабинет, не в силах сдержать счастливой улыбки. — Саске, ты куда? — замираю, услышав голос брата. Смаргиваю, возвращаясь на землю из своих грез. — Отец дал мне выходной, — оборачиваюсь к Итачи, — хочу сходить в кафе и просто прогуляться по Конохе, — радостно выдаю все свои планы, под доброжелательным взглядом Нии-сана. — Не хочешь пройтись со мной? — с надеждой заглядываю в его черные ониксы. — Прости, Саске, я занят, — мягко отрезает парень, действительно сожалея, что не может провести со мной время. Пристыженно опускаю голову, чувствуя вину за то, что заставила его сожалеть. — Как-то в другой раз. — Приподнимает пальцами мой подбородок, — Не грусти, у тебя же выходной, — убирает пальцы, — иди, повеселись как следует. Покидала брата я со всё теми же сожалениями. Я любила Итачи и искренне расстраивалась каждый раз, когда нам не удавалось провести время вместе. А это случалось довольно часто, учитывая наши напряженные графики. И пора бы привыкнуть, мне как-никак шестнадцатый год, но все равно покидала квартал я и в половину не так радостно, как кабинет отца. Солнечный блик от озера бросается в глаза, заставляя обратить внимание на воду. Недалеко от квартала есть небольшое озеро. Именно у этого озера я тренировала катон, и здесь меня похвалил отец в первый раз. С этой похвалы и началась моя бесконечная гонка за добрым словом от Фугаку-сана. Отмечаю краем сознания человека на пристани и невольно обращаю на него больше внимания. Сине-оранжевый костюм, светлые волосы ёжиком, глаза закрыты протектором. Незрячий паренек, которому не повезло стать джинчурики. Разочарование четы Намикадзе-Узумаки. Что он здесь делает? Наверное опять заблудился… Спускаюсь к воде, чтобы помочь заблудшей овечке. Но подойдя ближе, осознаю, что Наруто хотел покончить с собой. От него буквально волнами исходило отчаянье и какая-то непонятная решимость. Он стоял с таким видом, будто собирался прыгнуть в воду! Я просто не могла пройти мимо инвалида-самоубийцы. Женушка Хокаге не оставит от Конохи камня на камне, если с её драгоценным сынишкой случится что-то! Хватаю его за руку, отдергивая от края, подхватываю палку, с которой он обычно ходит. Парень и не сопротивляется особо, не такой он, чтобы сопротивляться. Подпихиваю, его сзади, заставляя идти вперед, не отпуская руки. В следующий миг Наруто уже сам ведёт меня, уверено поднимаясь по склону. И тут его рука разжимается, отпуская мою ладонь, и он произносит: — Я передумал. Избалованной принцесске лучше не водиться со мной. Сделай одолжение, забудь меня. — Но Наруто… — пытаюсь вставить слово. — Ты мне противна. Ошарашенно замираю, моргаю, не понимая, что вообще произошло. Что за ересь он только что нёс? Вопрос застывает в груди, когда я осознаю, что он слишком далеко отошел, за то время, что я тупила. Еще раз моргаю, смотря на палку слепца в своих руках. Наруто забыл её… поднимаю взгляд на него и неожиданно понимаю, что она ему больше не нужна. Ровная спина и уверенный шаг, обычно такого несмелого слепого. Да кем он себя возомнил? Совсем рехнулся что ли? Заторможенно пожимаю плечами.