***
Лили Эванс росла в любящей семье врача и домохозяйки в «элитном» районе Коукворта, большинство жителей которого работало на единственной в маленьком городе ткацкой фабрике – источнике заработка и профессиональных заболеваний. В детстве они были дружны с сестрой Петунией до тех пор, пока обе девочки не пошли заниматься в театральную студию при школе. Яркая и пластичная Лили сразу привлекла внимание педагога по актерскому мастерству: она, словно зеркало, копировала эмоции людей, могла передать лицом и телом те мысли и чувства, которые вызывали у нее стихи и пьесы английских авторов. Педагог прочил ей великое театральное будущее. Мать радовалась такой перспективе, сестра отчаянно завидовала, а отец посмеивался, называя ее талант «эмпатией высокой степени». А потом начались странности: цветы, раскрывающиеся по ее желанию, бабочки не по сезону. Родители просили не афишировать происходящие чудеса, переживая, что по городу пойдут сплетни и девочке не дадут жизни в этом городе. Но однажды невольным свидетелем превращения стал Северус, который и объяснил, что у нее выбросы магии, и что она – волшебница. Позже, уже в магическом мире, она узнала, что ее детские выбросы были под ее контролем, и что сознательное управление магией в столь юном возрасте – очень большая редкость. Сразу после ее одиннадцатилетия к ним домой пришла Минерва МакГонагалл, декан в Хогвартсе – школе волшебства, и принесла письмо о приглашении обучаться в этом учебном заведении. Они с Северусом до сентября обсуждали факультеты и предметы, которые они будут изучать в школе. Первый поход в Косой переулок, где её выбрала настоящая волшебная палочка из ивы. Именно с этого момента она почувствовала себя волшебницей. Гибкая палочка длиной десять с четвертью дюймов отлично подходила к чарам и трансфигурации. Северус в школе увлекался защитой от темных искусств, а зельеварение будто давалось ему само. Она тоже любила зельеварение и чары. Летом после второго курса они с Северусом увлеклись ментальными практиками. Северус считал самым важным окклюменцию и легилименцию – искусство проникновения и защиты в святая святых любого мага – его мысли. Эти практики считались в магическом мире искусством, потому что достичь успеха в них могли только единицы. Лили же привлекла забытая в Великобритании, но популярная в Индии практика внушения своих мыслей. Уроки актерского мастерства помогали ей считывать чужие эмоции, а сейчас она училась выпускать «плети» своего разума в мысли и сны других людей. Северус смеялся над её ненаучными попытками, называя подобные практики «шарлатанством». А потом в ее жизни появился Джеймс. Сначала он её раздражал своим снобизмом и хвастливостью. Учился он легко, многие чары давались ему с «полпинка». Он жил напоказ, собирая своими выходками толпы зрителей. Ему многое сходило с рук, может из-за широкой популярности, а, может, потому, что его отец входил в попечительский совет школы. Лили претила такая демонстративность, его выходки, часто обижающие других людей. Она получила настоящее британское воспитание, где, прежде всего, ценились приличия, невозмутимость, практичность, любовь к дому и садоводству. Если она когда-то и хотела стать актрисой, но не потому, что ей нужны были слава и толпы поклонников – ей никогда этого было не нужно. Она стремилась в театр для того, чтобы на сцене выражать все чувства и эмоции, что волновали её в тот или иной момент. У Джеймса Поттера, окруженного всеобщим вниманием, не было отбоя от девушек. Только Лили Эванс не поддавалась на чары милого бесстрашного парня, видя за фасадом избалованного мажора. А на шестом курсе Джеймс изменился. Он и раньше не сводил глаз с Лили, совершая на ее глазах особо глупые поступки. Он возмужал, перестал глумиться над окружающими, и всё свое внимание посвящал девушке. Стал совершать красивые поступки, например: ежеутренняя лилия на лестнице в девичьи спальни Гриффиндора, надпись «Лили» огнями в воздухе после победы в квиддич, романтичные свидания на крыше Хогвартса. И девушка дрогнула. Джеймс, не дожидаясь окончания школы, сделал ей красивейшее предложение, свидетелями которого стали практически все студенты их факультета, под дружное скандирование «да», девушка согласилась стать миссис Поттер. Супружеская жизнь продолжалась недолго, она родила прекрасного мальчика Гарри. А потом она убила своего мужа…Глава 8
3 мая 2015 г. в 22:19
В воскресенье Лили посетила местную достопримечательность Ливерпуля – здание порта, а потом прогуливалась пешком по улицам города. Ливерпуль, всегда славившийся своим Альберт-доком и парками, постепенно обрастал кафешками и лавочками, превращаясь в настоящий туристический город – Мекку для поклонников «Битлз».
Волею судьбы девушку занесло на жилую улицу, где толпились многоэтажные дома. Погода, с утра радовавшая солнцем и ясным небом, как всегда в морском городе, резко поменялась – поднялся свежий ветер, принеся с собою серые и плотные облака. Начал накрапывать обычный мелкий дождь. Лили оставалось только плотнее кутаться в одежду, ибо она непредусмотрительно не захватила на прогулку зонт. Она старалась добежать до ближайшего магазина или паба, чтобы переждать непогоду. В одном переулке ей попалась группа детей лет двенадцати-тринадцати. Они окружили несколько человек, стоящих в центре, где двое подростков издевались над одним, перекидывая бедно одетого мальчишку помладше от одного к другому. Зеваки стояли, не принимая участие в издевательстве, только смеялись над особо удачной шуткой и показывали пальцем на мальчика в центре. Лили не могла стерпеть такого отношения, когда несколько превосходящих силой противников накинулись на одного беззащитного. Она влезла в импровизированный круг и попыталась вмешаться в начинающуюся драку. Хотя дракой происходящее можно было назвать с большой натяжкой – скорее, это была травля. Появившаяся женщина немного охладила пыл зевак, а зарядивший сильнее дождь способствовал разгону толпы.
— Толпой на одного? Как по-джентльменски! Что он вам сделал? — она сама не понимала опасности от толпы подростков, которые при желании могли просто задавить её – чувствовала, что должна вмешаться и поддалась первому порыву.
— Он… он… он, — высокомерный, хвастается, а сам… сам… — двое начали говорить, перебивая друг друга.
— Идите отсюда, — зашипела женщина, и, как по волшебству, подростки её послушались — развернулись и побрели, изредка оглядываясь на оставшуюся под дождем пару.
— Ну, и чего ты добилась своим благородством? — без капли благодарности или сожаления в голосе начал мальчишка.
Поношенная куртка была ему мала, короткие рукава которой оголяли грязные рукава джемпера; потемневшие от дождя волосы сосульками свисали на лицо. И только яркие глаза сверкали из-под длинной чёлки драгоценными агатами.
— Теперь они мне проходу не дадут, скажут, что за меня баба заступается, — с характерным ливерпульским акцентом говорил мальчишка.
Лили опешила – она ожидала хотя бы «спасибо», а тут получила целую отповедь. Эта ситуация погрузила ее в ощущение дежавю. Она знала, что подобную отповедь она уже слышала в своей жизни. Это и стало толчком к появлению воспоминаний: перед глазами пронесся ясный летний день, берег большого озера, двое напыщенных юнцов, которые издевались над Северусом безо всякой причины и отповедь ее друга, когда он произнес такое обидное для нее слово. Она вспомнила экзамены и школу, своих подруг, преподавателей, родителей и сестру.
Голова разболелась, и она схватилась за виски. Перед глазами замелькали белые круги и черные точки, окружающие ее дома танцевали в причудливом пьяном танце. Оборвыш покрутил пальцем у виска, и смылся вместе с дождем.