Время

Спонтанно начатая игра подошла к концу слишком быстро. Вот Ниджимура пытается блокировать дрибблинг Химуро, внимательно следит за движением его рук и за широко раскрытыми зелеными глазами, готовый любой момент направить вес тела в сторону, не позволяя Татсуе заполучить решающее очко. А в следующую секунду Химуро улыбается легкой улыбкой и всё-таки обходит. В какой уже раз? Шузо следовало бы привыкнуть. И кажется, что исход матча уже решен, но Ниджимура каким-то чудом, двигаясь на одних лишь инстинктах, разворачивается всем корпусом и в тот момент, когда уверенный в своей победе Химуро бросает мяч в корзину, прыгает так высоко, как не прыгал еще никогда. Мимолетное касание пальцем и... Ниджимура летит прямо навстречу опешившему Татсуе, слишком поглощенному игрой и не успевающему сориентироваться в этой неожиданной ситуации и поймать парня до того, как он упадет прямо на него. – Ох... – болезненно хрипит Татсуя, а Шузо слышит удары мяча об асфальт где-то позади них. Попал? Отскочил? Неважно. Улыбка Химуро, такая родная, кажется в миллионы раз важнее какого-то там мяча. – Прости, – скорее автоматически извиняется Шузо. Его руки совсем близко к телу Химуро, опираются на корт, обжигающий кожу из-за яро палящего даже весной солнца. Он не решается встать и едва ли шевелиться, лежа на тяжело дышащем из-за прошедшей игры Химуро. Его тело горячее, и Шузо плавится, соприкасаясь с ним. – Прости, – повторяет слова Ниджимуры Татсуя, его единственный видный глаз закрыт, а улыбка грустная и печальная, и это говорит больше любых слов. – Я... Прежде чем Ниджимура успевает подумать, его рука уже оказывается на щеке Татсуи, мягко поглаживая влажную кожу большим пальцем, касаясь родинки, глаз, дрожащих ресниц. Химуро молчит, и только румянец на его щеках, необычайно яркий на всегда бледной коже не останавливает Шузо. – Я обязательно приеду, – тихо шепчет Шузо своим глубоким голосом, ставшим слишком сухим то ли из-за жары, то ли из-за темы, на которую они никак не решались заговорить. Не решались так долго, что теперь то время кажется им таким далеким, а этот момент – лишь дымкой, сном, вызванным льющимися через край словами, не способными выйти наружу. Химуро медленно и осторожно открывает глаза, забавно щурясь от солнца, светящего прямо на него. Его глаза сияют необычайно ярко, и Шузо на секунду кажется, что это слёзы стоят у него в глазах. – Шу... – Голос Татсуи дрожит как тысяча колокольчиков, но на его лице теплая улыбка. Он смотрит прямо на Ниджимуру, и всё, что он видит, это слишком знакомое лицо, и он знает, что не хочет расставаться с ним. Химуро притягивает Шузо ближе, длинные пальцы скользят по спине парня, проводят между лопаток и следуют вниз, по позвоночнику, слегка надавливая, и Шузо задыхается от этих прикосновений. Он тяжело выдыхает, касаясь носом носа Татсуи, и улыбается, глядя и видя в глазах Химуро то, что испытывает он сам. Ниджимура медленно перебирает волосы Татсуи, пока тот продолжает вытворять что-то невообразимое на спине Шузо, и никто из них не думает, что со стороны они смотрятся невероятно странно. Шузо осторожно, словно спрашивая разрешения, касается челки друга, и Татсуя лишь прикрывает глаза, начиная улыбаться шире. Вместо ответа он чуть кивает, и внутри Шузо что-то взрывается, и порхает, и ноет, и поет, и он задерживает дыхание, когда медленно, как во сне, отодвигает длинную челку, чтобы наконец увидеть: как это - Химуро с ничем не скрытыми глазами. – Открой... Ниджимура не знает, говорит он или думает, но Татсуя сразу же подчиняется, открывает глаза, и Шузо не может сдержать восхищенного вздоха. Он нагибается и осторожно касается губами век, и слышит мягкий смех Татсуи, и спускается ниже, целует щеку, и скулу, уголок губ, и замирает. Следующий шаг за него предпринимает Химуро. Чуть разворачивает голову и, наконец, касается губами губ Шузо, облизывает, повторяет его имя на выходе, словно мантру, кусает и просит. Просит-просит-просит. Обхватывает голову Ниджимуры одной рукой, цепляясь за отросшие пряди как за спасательный круг, и тянет ближе, и ближе, и ближе. И думают они об одном и том же: По-другому и быть не может.