Нарцисс

      Во второй раз это кажется труднее, причем по большей части из-за того, что я уже знаю, что мне предстоит. Поэтому собираюсь с силами долго, и то, решаюсь, только печенкой чуя, что время катастрофически поджимает. А закончив, истерично ржу вперемешку с истерическим же плачем, ибо симметрия, блять!       Выдыхаю, успокаиваясь, и, шипя и матерясь, убираю за собой, стараясь не коситься на тут же пропитавшую ткань кровь. Вываливаюсь из чертовой ванны, быстро хуярю из подушки и одеяла человеческий силуэт на кровати и, прихрамывая, вяло тащусь к двери, и уже там, наконец, облегченно приваливаюсь к стенке, поджимая больную (которая больнее, бля) ногу.       Жду не долго. Буквально минут пять, и я вновь вздрагиваю, морщусь от боли и настороженно подбираясь, заслушав эхо… пока только эхо его шагов. Еще с полминуты и стук раздается совсем рядом с дверью, короткое копошение, звон посуды и скрип ключа в замке. Облизываю губы и плотнее прижимаюсь к стене, нервно комкая полоску ткани в руках, накручивая её на кулаки и нервозно поджимая пальцы.       Реагирую сразу, только в поле зрения появляется поднос и кисть вместе с почти черным от синяков запястьем.       Хватаю, и под едва слышный ох и громкий звон полетевшей на пол посуды, резко дергаю к себе. Размазанное пятно его светлых волос, короткий вскрик при столкновении пустой башки со стеной и придушивать его уже и не требуется. Сознание теряет сразу, буквально у меня в руках, хотя удар был не так уж и силен, едва успеваю поймать. И да, даже не машинально, специально, не желая добавлять этому дураку лишних синяков.       И застыв, наконец, облегченно перевожу дыхание, все так же держа за подмышки бессознательное тело, наклоняюсь вперед и вправо, проверяя дверь. Открыто, ну слава мне.       Вновь вздыхаю и волочу Ивана к кровати, а закинув, обыскиваю и ухожу, захлопнув дверь. Боже, какой же наивный дурак. Как он вообще до своих дней дожил?       Ну что сказать, действительно чудик. Будто и не человек вовсе, не мужик, по крайней мере, точно. Везде порядок (даже подоконники чистые!), вкусно пахнет, цветы на окнах, да и вообще, странно уютно для холостятского жилья.       Слоняюсь по небольшому особняку еще с полчаса. Ну что? Дурачок явно не бедствует, но и не шикует. Домик неплохой, но явно доставшийся в наследство, двухэтажный, на втором этаже три спальни с гардеробными, просторная кладовка и большая ванная, на первом - кухня, столовая, гостиная и туалет. Вход в подвал под лестницей. И обжиты из всего этого богатства только самая маленькая спальня, ванная и кухня с подвалом. В ванной на втором этаже четыре щетки, но три явно давно не использовались, да и дизайн старый. Оставшиеся две спальни чисто убраны, но вещи лежат в повседневном беспорядке - небрежно брошенная расческа на трюмо, стакан на тумбочке, россыпь резинок в девчачьей спальне у зеркала, пустая пачка чипсов под кроватью в той же спальни. Вроде обжито, но все равно пусто, будто хозяева давно ушли, но присутствие их искусственно поддерживают.       На пару минут застываю напротив семейного фото в коридоре второго этажа. Ну да, женщина и мужчина примерно одного возраста и мелочь, в самой мелкой из которой с трудом узнаю Ивана. А он ничего так был, и взгляд тот же, наивный, но с хитринкой. А рядом девчонка постарше. Даже жаль, что, похоже, из этой семьи остался только мой дурак. Интересно, что с ними случилось?       Останавливаюсь в его комнате, нагло плюхнувшись на заправленную кровать, выдыхаю и озадаченно впериваюсь взглядом в потолок. Уходить не хочется, ибо он вроде как… мой? Подходит, по крайней мере, точно. Забавный. Да, отыграться еще хочется - нагнуть, а потом ткнуть мордой в подушку и закинув на него ноги, наконец нормально выспаться. Без всяких глупых переживаний. Надоело быть одному, а тут вроде прирученная зверушка.       Глубоко вздыхаю и рывком сажусь. Ну что ж, хлопнуть дверью я еще успею, а вот не упустить момент и поменяться ролями - нет.       Кста-а-а-ати.       Поспешно поднимаюсь с кровати и несусь вниз, к тумбочке, на которой я видел небрежно брошенный ключ от кандалов - неплохо бы добавить правдоподобности. Усмехаюсь, сжимая в руке кусок металла, и медленно спускаюсь в подвал.       Он еще в отключке.       Замур-р-рчательно.       Цепляю прямо так, на голую тонкую лодыжку, невольно задумчиво скольжу пальцами вниз по тонкой ступне, до аккуратных пальцев. Ноги почти гладкие, только светлый короткий пушок, как у ребенка. Забавно.       Кое-как отлипаю и вновь поднимаюсь наверх, предусмотрительно заперев дверь. Возвращаюсь в спальню, цепляю свою мобилку с комода.       Включаю. Три пропущенный. Все от бывшего БигБосса. Фыркаю (а это, оказывается, заразно) и отправляю эсемеску, в которой информирую, что в отпуске и знать никого не желаю. Ничего, билетов, конечно жалко, но на самолет я уже опоздал, а Гоа никуда не денется. А вот этот придурковатый может и сбежать.       От счастья.       Конечно от счастья.       Вновь спускаюсь вниз, обшариваю заношенную кожанку и вытаскиваю из кармана связку ключей и чужой кошелёк. Прелестно, мурча под нос какую-то садистическую песенку, обуваюсь в ивановы кроссовки (благо, у него лишь на один размер больше), и, выбежав из дома да предварительно заперев дверь (с матом и десятиминутным подбором нужного ключа), нахожу адрес на фасаде. Вызываю такси, расплачиваюсь заранее, из чужого бумажника. Благо, налички достаточно, на всё хватит.       Не свои ж на него тратить. Ещё не заслужил, засранец.

***

***       Возвращаюсь спустя пару часов, с набитым по самое немогу рюкзаком и мелким пакетом из аптеки. Дурак должен был уже очнуться. Скидываю рюкзак, небрежно перекидываю недавно помытую косу обратно за спину, разуваюсь и прямым ходом направляюсь в подвал с аптечным пакетом.       Он действительно уже очнулся, и даже успел прибраться (ишь ты, хозяйственный какой) и натереть лодыжку, пытаясь снять кольцо кандалов. Действительно иванушка-дурачок: при таком низком болевом пороге и пытаться не стоило. Вздрагивает и вскидывает глаза, немного испуганные, но парадоксально радостные. Открывает рот, наверняка, чтобы ляпнуть очередную глупость, но вовремя закрывает.       Надо же, мозги в этой блондинистой башке все же присутствует. Ухмыляюсь и закрываю дверь, неспешно подхожу. Настороженно таращится, ёжится, но остается на месте. Ставлю стакан на тумбочку, плюхаюсь на кровать рядом и высыпаю содержимое пакета на покрывало.       — Ты уходил? — тихо спрашивает. — Почему… я еще не за решеткой?       А нет, мозгов у него все же нет. Вздыхаю, закатываю глаза и нехотя отзываюсь:       — А тебе цепи мало? — насмешливо выгибаю бровь. — Уходил. И, между прочем, даже почитал про твои пальцы. Судя по всему, вправлять не надо. Но хрен знает, я не доктор, — широко, с лёгкой угрозой ухмыляюсь, — а начнут отваливаться, поедешь в больницу.       Вздрагивает, разу бледнеет и отводит глаза. Какой впечатлительный. Хотя я бы поехал в больницу, а то раз, и там перелом какой. Но не на цепи же тащить, да и афишировать все это не хочется. Вздыхаю, и, разложив все, протягиваю пару таблеток и бутылку воды:       — Выпей. Обезбол.       — Ты… — неожиданно вскидывает подозрительно блестящие глаза, — я… просто, ну…       — Я не буду мстить, — медленно проговариваю, прямо на него глядя, и подумав, протягиваю ладонь и медленно скольжу кончиками пальцев по гладкой щеке, с досадой про себя отмечая, как он на мгновенье испуганно подается назад, — по крайней мере, не таким способом точно.       Криво усмехается, чуть морщится, потревожив ранку на губе:       — Спасибо.       — Потом поблагодаришь, — возвращаю усмешку, — как проревешься.       Не отвечает, вместо этого неловко, как-то деревянно и дергано глотает таблетки, кривится, и медленно опускается назад на подушку. Больную руку бережет, старается даже не шевелить. Пару секунд таращусь на него, про себя отметив беззащитно оголенную и изогнутую шею, пару синяков на ней и ссадину за ухом. И родинки, та же дорожка родинок, прячущаяся под воротником светлого тонкого свитера. Ладно, красивый все-таки. По-своему.       Решаю пока не трогать, дать время обезболу. Ещё действительно разревётся. Чувствуя некоторую неловкость, лезу в инструкцию к таблеткам, краем глаза поглядывая на дурака и порой перехватывая такие же украдкой бросаемые взгляды.       Ну да, засекаю время, обезбол начнёт действовать через пятнадцать-двадцать минут, для подстраховки решаюсь подождать все тридцать. Вновь доводить до плача и крика действительно не хочется.       Минуты в неловкой тишине тянутся вечность, за это время успеваю перечитать статью про травмы пальцев, первую помощь, реабилитацию, да еще и сверху накрутить себе про последствия неправильного диагноза. Решаю, что если станет хуже, на цепи, но в больницу притащу.       А пока…       Глубоко вздыхаю, стараясь унять волнение, и командую:       — Руку. Обезбол должен был уже подействовать.       Кисть тянет с явной неохотой, поза напряженная, глаза из-под нависших сверху прядей настороженные, внимательно следящие за моими действиями. Это нервирует, честно говоря. Еще больше, чем вся эта ситуация. Кончики собственных пальцев едва заметно подрагивают.       Прирожденный тиран, бля.       Так, средний и безымянный, опухлость немного спала, зато вылезла радуга. Теперь главное, чтобы это было действительно просто растяжение, а не разрыв. Прошу согнуть пальцы: получается едва ли на треть, кривится, едва слышно шипит. Но вроде никакого хруста, суставы на месте. Выдыхаю и осторожно мажу мазью, бинтую долго, стараюсь аккуратнее, но все рано периодически дергается и плаксиво кривит губы.       Фуууух.       Ну слава мне!       Небрежно скидываю все лишнее с постели, опираясь спиной о подушку, устраиваюсь рядом, вольготно вытянув ноги. Выглядит… как жертва насилия. Но по сравнению со вчерашнем уже веселее. Как получившая свои шоколадку и букетик жертва насилия, да. Бестолочь.       — Ты не уйдешь? — первый нарушает молчание.       — Это единственное, что тебя волнует? — невольно кривлюсь, взглядом указываю на цепь на уже его ноге.       Пожимает плечами, неловко садится рядом, скрестив ноги.       — Честно? Да. Я хотел, чтобы ты был рядом. Если для этого нужно посидеть на цепи, то без проблем.       — Ты не очень умный, мягко говоря.       — Я… мы общались с тобой однажды, в вконтакте, правда, всего несколько дней заигрываний, — уткнувшись взглядом в свои ладони, бормочет. — А потом, тебе видимо, надоело, и ты кинул меня в ЧС.       — Похоже на меня, — лениво подтверждаю.       — Всё началось год назад, я наткнулся на тебя в инсте одного фотографа. Заинтересовался сперва внешностью, пересмотрел все фото с тобой, видео, — под конец говорит все тише, замолкает на пару мгновений, но, видимо, собирается с силами и продолжает, уже краснея: — влюбился… по видео. Ты… щуришься, едва заметно усмехаешься, если тебя что-то веселит. Вернее, кто-то. Отклоняешься, отворачиваешься, если тебя обнимают. Хотя и стараешься выглядеть дружелюбно, но видно, что держишься обособленно. Язвишь, но постоянно переводишь в шутку.       — В общем, характер у меня говно, — подытоживаю известную истину. — Решил поиграть в красавца и чудовище?       — Нет… ну. Я бы так не сказал, с тобой… трудно, но ты хороший!       Прыскаю с последней фразы, Иван краснеет ещё гуще.       — И... — уже не глядя на меня продолжает, — мне свойственно… сильно зацикливаться. И надолго.       — Диагноз? — скучающе интересуюсь.       — Расстройство аутистического спектра. Но я почти нормальный!       — Круто. Два сапога пара, — одними губами проговариваю, закатывая глаза.       — А потом стало не хватать, — выдыхает, принимается за беспокойное комканье одеяла. — О тебе очень мало информации, хотя, казалось бы, личность публичная. Только профессиональное. Кое-как раздобыл основную информацию. Начал следить. Сперва эпизодически, даже не думая приближаться, потом всё чаще. Ты не помнишь, наверное, но я пытался подойти. Не успел даже поздороваться, — слабо улыбнулся, — ты толком даже не посмотрел, сходу послал. Больше не смог, просто… не смог пересилить себя. Писал тоже, трижды, с фейков, один раз ты даже отвечал пару дней. А тут ты в отпуск собрался…       — Откуда узнал? — резко перебиваю.       — Папка с документами у тебя была прозрачная. И… — как-то съеживается весь, едва слышно продолжает, — планшет твой. Вирус.       — Засранец! — меня аж подкидывает от возмущения.       — Решил, что хоть так заинтересую, — уже тараторит, вжимая голову в плечи. — Сперва не собирался… насиловать, но когда раздевал, там… — заливается краской по самую шею, — ну, а ты и не против… вроде. Мне так показалось, — уже шепотом, — ты был моей мечтой год.       — Был? — медленно выдыхаю, успокаиваясь.       — И сейчас есть!       — Даже такой?       — Я с самого начала знал… но даже так. Я постараюсь… не выводить. Если хочешь, буду сидеть тут! Только не уходи… — и смотрит как самая преданная из псин.       — Я подумаю. Гоа, благодаря тебе, — давлю голосом, раздраженно морщусь, — я уже просрал. Развлекай меня теперь сам.       — Спасибо, — выдыхает Иван и улыбается так счастливо, будто миллион выиграл.       Впервые вижу, чтобы так радовались, затащив ядовитую гадину в дом. Ебанутый.       — Сам виноват, — припечатываю и сползаю вниз, укладываясь головой на подушку.       Погодя минуту, повторяет за мной, боком, лицом ко мне. И таращится. Старается украдкой, но не получается, все эмоции на лице. Влюбленность, тревога, радость.       А я… не знаю. Мне интересно, немного неудобно… и, наверное, хочется его немного полапать. А то лежит такой тёпленький и расслабленный. Не дело.       И так и так повертев эту мысль в голове, решаюсь. Пододвигаюсь, осторожно приобнимаю за талию, теперь лежим глаза в глаза. И чуть взволнованное дыхание из губ в губы. Не противно. Тепло и мурашки по коже.       — Целоваться умеешь? — спрашиваю шепотом.       Едва заметно кивает, ещё сильнее краснея при этом.       — Значит, нам повезло, я больше кусаюсь. Веди ты, — выдыхаю и осторожно прижимаюсь к нежным губам.       Отмирает спустя пару секунд, осторожно отвечает. Нежно, аккуратно, сперва только губами, а у меня уже мурашки вдоль позвоночника. Чуть прикусывает нижнюю губу, гладит кончиком языка, со вздохом невольно открываю рот, прижимаюсь ближе, чувствую руки на талии. Чуть щекотно, тепло. Уже немного наглеет и гладит небо языком, а руками вдоль боков, вжимая в себя сильнее.       При-и-я-ятно. Расслабляюсь уже полностью, сам льну, позволяю толкнуться языком в свой рот, подставляюсь под поглаживания. В голове розовый туман, думать невероятно сложно, мысли будто пластилиновые.       Не смущают уже и руки на заднице, и то, что меня откровенно имеют языком. Чувствую себя лужей желе. Открывается нехотя, напоследок особенно нежно проведя языком по губам.       Судорожно вздыхаю и утыкаюсь лбом ему в плечо. Не хочу открывать глаза. Тепло, мягко, фруктиками пахнет.       Вот бы лежать так вечность.       Ладно… это почти как собака. Будет радостно встречать меня с работы. С ужином.       И гладить.       И сосать.       Выгуливать опять же не надо… хотя иногда можно. За хорошее поведение… где-нибудь в парке с белками. Уверен - ему понравится.       Уже в полусне чувствую, как меня укрывают одеялом и едва ощутимо целуют в лоб.       Хороший мальчик.       Моему можно многое. А от плохих наклонностей я его быстро отучу. Только пряник потренировать надо.       Кнут же всегда наготове.