Mad Dog

Гулкий стук раздается в ушах, бъет, будто набатом, заставляя проснуться. Пес нехотя открывает глаза, удивляясь, что не услышал прихода гостей раньше, чем они постучали в дверь, очень настойчиво и раздражающе. Судя по звукам, это точно не женщины, да они и не стали бы спрашивать разрешения, просто вошли бы. Хотя, возможно, узнав о партнере, они избавят их от утренних визитов, тем более что лечение уже не нужно. Благодаря Исину он чувствует себя отлично: ребра не болят, синяки почти сошли, а в теле приятная расслабленность. Определенно, эта ночь понравилась им обоим. Слегка поворачивая голову, скилос всматривается в лицо спящего рядом партнера. На щеках нежный румянец, а пухлые губы приоткрыты. Так и хочется поцеловать, сначала осторожно и медленно, а затем постепенно увеличивать напор, чтобы потом маленькая шалость плавно перетекла в продолжение ночи. Но приятные мысли прерывает назойливый стук. С тихим рычанием Ифань аккуратно поднимается, стараясь не потревожить Сина. И кто это такой смелый решил заявиться? Рывком открывая дверь, пес выплевывает раздраженное: "Что такое?", ни капли не заботясь о собственной наготе. В ответ он получает невнятный отчет о том, что "ночью кто-то прокрался, или это были беглецы, их заметили недалеко от купален, совсем здесь рядом, вот и проверяем". Говорить, что это именно вожаку вздумалось затемно принимать ванну, пес не считает нужным. Пусть лучше следят и будут настороже. Ограничивается только недовольным рычанием и захлопывает дверь. Слишком громко, судя по тому, что позади слышится невнятное бормотание. Сквозь теплую пелену сна Син слышит невнятный шум и голоса и по инерции пытается нащупать горячее тело рядом, но ладонь касается только гладкой поверхности шкур, и охотник с недовольным ворчанием приоткрывает глаза. - Я не хотел тебя будить, - будто извиняется Ифань, возвращаясь обратно на шкуры. Опускается рядом с Сином и не отказывает себе в удовольствии провести ладонью по чужой щеке, - патруль думает, что мы беглецы, и будет нас искать, - он улыбается, наблюдая, как теос пытается разлепить глаза. Мысль о том, что их теперь разыскивают и считают опасными, почему-то веселит. Хотя, возможно, они и правы, только вот опасность состоит несколько в другом. Исин невольно увлекается плавностью чужих движений, ненадолго даже забывая об обстоятельствах своего пробуждения. Но слова партнера снова заставляют его нахмуриться, хотя под заботливым прикосновением к щеке хочется мурчать и улыбаться. - Мм, ничего, я более чем выспался, - он касается широкой ладони Фаня губами и снова поднимает на него немного сонный взгляд, пытаясь уловить на красивом лице отражение эмоций. Хочется спросить о прошлой ночи, удостовериться, что между ними все в порядке, но теперь Син начинает понимать, что слова не всегда нужны там, где так отчетливо проступают чувства: Ифань выглядит довольным и смотрит так нежно, что теос едва не тает - этого вполне хватит, чтобы он успокоился. - Беглецы, говоришь... И часто сбегают? - говорить о делах в такое утро откровенно лень, и все-таки Син заставляет себя сосредоточиться. - Погоди, они видели нас у купален? Я ведь оставил там свои вещи - они не сочли это важным? Размышляя вслух, охотник утаскивает Ифаня на себя, заставляя лечь обратно. Не то чтобы он хотел продолжить сон, но еще немного побыть наедине не помешает. Пес накрывает своим телом Сина, довольно прижимаясь и касаясь пальцами открытых участков кожи. Футболка съехала с плеча, открывая доступ к резным ключицам, и не сдерживаясь, Ифань легонько кусает нежную кожу. Наверняка останется след, не настолько яркий, как хотелось бы, но достаточно выразительный, чтобы дать понять, кому принадлежит партнер. - Время от времени, - беспечно отвечает пес, - стая большая, и урвать кусочек власти сложно. Вот они и сбегают в поисках лучшего места. Хотя с наступлением холодов перестанут. Здесь есть еда и тепло, а зимой это самое важное, - скилосы, покидающие стаю, - нормальное явление. Обычно молодые отправляются в путь, ведомые амбициями и надеждой на лучшее. Подрастающее поколение и пришедшие из других земель заменяют их, поэтому особой нужды вылавливать предателей нет. - Как раз нужно будет решить вопрос с едой, и как можно скорее, - обреченно произносит Ифань скорее для себя. Хотя если теос решит уйти, то и необходимость думать о зиме здесь пропадет, - или можем бросить все, как захочешь, - обращается уже к Исину и целует шею, щекоча чувствительную кожу дыханием. - Заберем твои вещи, немного еды в дорогу и выдвинемся. Что думаешь? - спрашивает, готовый к любому ответу. Ему все равно, где быть, лишь бы рядом с теосом. - А насчет патрульных не переживай, они не додумались заглянуть в купальни и вообще к вечеру забудут об этом. Все меры предосторожности ограничатся обходом, - система безопасности основана на силе каждого, а охрана обычно только по границам земель да у хранилищ с едой, в самых важных местах. Каждый в случае опасности сам за себя, таковы уж порядки. Син довольно жмурится, ощущая тяжесть сильного тела и ласковые поцелуи. Он безмерно счастлив, что недавние панические атаки наконец-то прошли и ему снова доступны властные и такие приятные прикосновения пса. С улыбкой слушая объяснения Фаня, охотник почти бессознательно раздвигает голые ноги и обхватывает узкие бедра партнера, одновременно обвивая руками мощную грудную клетку. Ему нравится контраст их тел, и в размерах, и в температуре - Ифань теплый и большой, рядом с ним так спокойно, будто всего остального мира не существует вовсе. Исин вздыхает, принимая в себе эти изменения, и все-таки открывает глаза: - Нет, пока еще рано, - он почти ненавидит себя за то, что вновь вынуждает пса и самого себя погружаться в дела чуждой им обоим стаи, решать чужие проблемы, но сейчас он действительно не в силах оставить дело своей жизни ради собственного благополучия. - Мы уйдем, когда сделаем все возможное. Я не хочу сдаваться так рано... - Син вспоминает вчерашнего своего противника, эмоционального, пылающего ненавистью щенка, и прижимается ближе к Фаню. Ему не страшно, просто мысль о том, что вот сейчас придется снова оказаться под десятками таких же яростных, недовольных самим фактом его присутствия взглядов, его угнетает. - Но давай полежим еще немного, ладно? - он поднимает на партнера жалобный взгляд и крепче стискивает его в объятиях. Внешний мир этим утром оказался рядом как-то слишком быстро, не дав им возможности просто побыть наедине. Исин против воли начинает думать о словах Ифаня, даже помня, что сейчас лишь их личное время. - Расскажи, что за проблемы с едой? - вздохнув, просит он тихо. Сбежать сейчас - самый простой вариант, нужно хотя бы попытаться помочь, раз уж они действительно могут это сделать. - Ты вчера говорил о хранилищах. Дело в этом? Так правильно и уютно ощущать Исина рядом. Идти никуда не хочется, только не сейчас, когда между ними исчезла стена из непонимания и страха. Валяться бы вместе до вечера, лениво ласкаться и делать перерывы только на еду, но раз теос решил пока остаться, то необходимо озаботиться делами как можно скорее. Разве что немного... Отказать себе и партнеру в такой малости невозможно. - Это насчет зимних запасов, - Ифань неохотно начинает. Втягивать в это еще и Сина кажется неправильным. С него хватит и боя с молодым псом, который нанес достаточно урона, чтобы понять, насколько опасно ввязывать в дела стаи. Но и промолчать нельзя, ведь скилос на месте вожака отчасти из-за того, что именно Исин попросил его об этом. Утаивать нет смысла. - Весь год каждый член стаи отдает часть добычи для того, чтобы заполнить хранилица. В зависимости от сезона это могут быть орехи, сушеные фрукты и вяленое мясо. Обработкой и подготовкой продуктов занимаются женщины, и обычно все хранится вперемешку, без разбора где что. С такой системой до наступления весны многое испортится или же вовсе будет съедено, ведь сколько там всего, нельзя знать точно. Я попытался это исправить. После пересчета оказалось, что того, что есть, недостаточно, чтобы обеспечить всех едой, да и вообще нет столько хранилищ. Осталась пара месяцев до наступления холодов, и необходимо что-то сделать, - заканчивает пес, тяжело вздыхая. Это действительно может стать проблемой, если ничего не предпринять. Численность стаи может резко сократиться из-за голода и холода, особенно уязвимым будет подрастающее поколение, ведь если охотники могут обеспечить себя едой даже зимой, то более слабые лишены этой возможности. - Я увеличил часть, забираемую от добычи охотников, но только немного. Этого в любом случае будет мало, а что делать с помещением, вообще пока не представляю. Заготовка древесины требует много времени, и сейчас неподходящий сезон, - жаловаться неправильно, но Исин хотел знать, в чем проблема, и отчего-то, рассказав, пес чувствует облегчение. Син слушает внимательно, прикидывая, чем он способен помочь без визита в городские стены. В общем и целом проблема не кажется очень серьезной: нужно лишь перепланировать помещения хранилищ да наладить несколько систем - для вентилирования и охлаждения воздуха. Насколько Син смог заметить, эта стая довольно неплохо научилась обращаться с некоторыми элементарными технологиями его народа. Вряд ли у них возникнут трудности с чем-то подобным. - Думаю, мы сможем кое-что сделать... - кивает охотник, одаривая Фаня ободряющей улыбкой. - Вы же наверняка натащили из городов кучу всего. Покажешь мне потом, что из нашего железа у вас имеется? Для сохранности продуктов нужно понизить температуру и проветривать регулярно, чтобы воздух не застаивался. В хранилищах должно быть сухо, и разные виды припасов желательно хранить по отдельности. Новые постройки не придется организовывать, достаточно рационально распределить имеющееся пространство, - Син морщит носик, вспоминая, что ему вообще известно о сельском хозяйстве и прочем. Не совсем его сфера, но базовые знания все же были заложены в детстве. Конечно, заставить скилосов сделать все так, как он говорит, будет сложновато. Новое они усваивают крайне тяжело, заранее противясь нарушению привычного уклада. Да еще и эта их непомерная гордость... Но попытаться можно. Предложение теоса кажется вполне здравым. Хотя Ифань не до конца уверен, что получится обойтись без постройки новых хранилищ и еще уложиться в срок, он обязан попробовать. Тем более что лучшего варианта у него все равно нет. Голод или принятие помощи от обитателя города? Он не знает, что предпочтет большинство в стае, но пока что за ним остается право вожака решать все самому. И он им воспользуется. Недовольных всегда можно убедить грубой силой, а в этом он разбирается куда лучше, чем в хранении продуктов. - Можно после завтрака и начать. Покажу тебе склад, но там только всякое непонятное барахло, - пес осматривал его, однако большая часть либо выглядит сломанной, либо вообще неизвестного назначения. Таская технологичные штучки из города, скилосы часто берут то, что могут унести. Конечно, в приоритете понятные и полезные девайсы, но не всегда есть возможность выбрать. - Если поторопиться, то и к хранилищам успеем, - раздумывает Ифань, прикидывая, сколько времени им понадобится. Это первоочередная проблема, поэтому остальные дела откладываются на потом. Какое дело до безопасности, если не будет чем питаться зимой? - Кстати, наши селекционеры уже давно перешли на модифицированные культуры, куда более выносливые. Как я слышал, с их хранением проблем тоже куда меньше, - Исин хитро заглядывает псу в глаза. - Как думаешь, далеко меня пошлют твои сородичи, если я организую поставку нескольких видов зерна для посадки на следующий год? - Землей занимаются женщины, я не понимаю в этом. Убедить использовать зерно теосов будет сложно, - скилос знает это, как никто другой. Отчасти псы считают, что слабость горожан в использовании обработанной и странной пищи. Никто добровольно не согласится на это. А вот заставить посадить урожай, а потом показать разницу можно. Если оно действительно лучше и дольше хранится, то как альтернатива голоду вполне подойдет. Гордость имеет значение, но на полный желудок гораздо легче ее демонстрировать. - Это будет весной, а если мы собрались здесь провести зиму, то лучше подумаем об этом после, - Ифань подтягивается и трется щекой о чужую, ему хочется еще немного провести времени в тепле рядом с партнером, но время собираться на завтрак и воплощать в жизнь задуманное Сином. Он нехотя отстраняется и ищет взглядом штаны. Исин рад слышать столь удовлетворительные ответы на свои вопросы, не на все, но на большинство. Ифань предлагает начать прямо сейчас, очень серьезно восприняв его желание перед уходом помочь стае. Эта новая грань понимания между ними очень греет охотника. Но когда пес отстраняется, очевидно, собираясь отправиться сию же секунду, Син удивленно моргает и слегка дуется. Он совсем не имел в виду, что дела скилосов важнее их собственных. - Да, конечно, пойдем сразу после завтрака, - сосредоточенно кивая, соглашается охотник. При этом руки его успевают дотянуться до пока еще не слишком оживленного члена партнера, явно намекая на кое-что поинтереснее завтрака. Син целую вечность не чувствовал Фаня внутри - и не собирается ждать ни минуты больше. - Сейчас только тут закончим... Вообще он бы уже приступил, благо, ноги итак вокруг чужой талии, осталось лишь поднять энтузиазм пса и задать направление, но проклятое белье все еще на нем, и не расцепив лодыжки за спиной Фаня, он их не снимет. Син дарит партнеру максимально невинную улыбку и подается бедрами вперед, демонстрируя свое намерение более явно. Фань его удивляет. Пес растерянно разворачивается к Исину, пытаясь осмыслить происходящее. Явный и такой откровенный намек нельзя списать на случайность. В последнее время между ними много чего произошло, поэтому Ифань не уверен, что ему позволено, а что нет. Довольно часто он принимал обычные прикосновения за стремление к близости, но сейчас все довольно ясно и невозможно трактовать иначе вызывающие движения бедер и плотно обхватывающие его ноги. - Я бы с удовольствием, но предстоит целый день работы, - скилос чувствует нарастающий жар, и теос не способствует тому, чтобы успокоиться. Как раз таки наоборот - он только раздразнивает больше и не желает отпускать. После ночи между ягодиц немного саднит и ощущается легкий дискомфорт, поэтому Ифань предпочел бы продолжить вечером. О том, что Исин предлагает себя, он пока даже не задумывается, ведь прошло не так много времени и, вспоминая, как он был напуган, тяжело предположить, что все прошло. Достаточно разрешения прикасаться, а в позиции принимающего есть свои преимущества, поэтому пес не против побыть так еще немного. - Исин, - предупреждающе произносит и, слыша собственный севший голос, понимает, что стоит остановиться. Иначе не будет ни завтрака, ни прогулки до хранилищ. Он облизывается при взгляде на такого мягкого и податливого Сина и заводит руку за спину. Обхватывает за лодыжку и тянет слегка в сторону, раздвигая ноги шире и вместе с тем расцепляя тугие объятья. - Вечером, - тихо обещает Ифань и поднимается. Штаны находятся возле шкур, а недовольный теос с возмущением продолжает на него смотреть. Исин сначала решает, что это такая новая игра, нечто вроде маленькой мести за месяц порознь, но Фань действительно встает и одевается, не думая даже шутить. Обещание звучит ласково, голос у пса низкий, с отчетливыми нотками возбуждения, однако продолжения не предвидится - и Син сердито дует губы. - Интересный поворот, - ворчит он, неохотно садясь и дотягиваясь до одной из своих сумок. Отказ, пусть и в столь мягкой форме, неприятно отдается в груди, возвращая позабытое было чувство неуверенности. Прежде Син не припомнит подобного. Конечно, случалось, что они заменяли секс более невинными ласками, но даже тогда охотник чувствовал себя желанным - сейчас же ему однозначно говорят "нет". - Хорошо, как скажешь, - но теперь уже теос не уверен, что вечером действительно согласится на продолжение. Жажда отомстить разгорается нехорошим огоньком в его глазах. Собираясь на завтрак, Исин не говорит ни слова. Он тщательно умывается, причесывает спутавшиеся кудри, высохшие как попало после вчерашнего купания, достает еще одну майку, еще более обтягивающую, чем предыдущая, и ту пару джинсов, которую собирался надеть по возвращении в город, непрактично светлую и узкую. Конечно, подобное едва ли может спровоцировать Фаня на что-нибудь, они ведь спали обнаженными, в конце-то концов, но Сину сейчас так не хватает уверенности в себе, что даже более приличная одежда подойдет для поднятия боевого духа. Проходя мимо ждущего у дверей Ифаня, Син одаривает его широкой улыбкой и дружески хлопает по плечу: - Ну что ж, вперед. Поедим сами и отправимся придумывать, как спасти от голода остальных! - он выходит первым, не оглядываясь, и с удовольствием потягивается всем телом, ощущая на лице солнечные лучи и теплый ветерок, пахнущий костром и лесом. По крайней мере, воздух в поселении скилосов точно чище, чем в городских стенах, надо отдать им должное. - А что у нас будет на завтрак? - оборачивается Исин к идущему следом партнеру. Ифань жмурится от утреннего солнца и ведет носом по ветру, принюхиваясь. Кажется, завтрак уже начали готовить, а это значит, что они могут поесть раньше остальных, не заботясь о том, как это будет выглядеть. Задача вожака - явиться к завтраку, и без разницы, рано или поздно, на час или на несколько минут. В любом случае старые псы возмущены самим внезапным появлением нового вожака, его прихотями и нежеланием следовать местным традициям. Теперь еще и партнер-теос, к тому же довольно сильный, как показал вчерашний бой. Ничего не случится, если вместо положенного длительного принятия пищи они ограничатся свежим хлебом и куском мяса с собой. - Будет хлеб, еще теплый, - отвечает скилос, чуя аромат свежей сдобы. Насчет остального может быть еще слишком рано. Их разбудили с первой утренней сменой патруля, так что большая часть стаи еще спит, - ты ведь не против завтрака в пути? - уточняет он у теоса. Погода для прогулки отличная, а склад с технологическими штучками и хранилища находятся в разных частях поселения. Им повезет, если сегодня получится обследовать хотя бы склад. - Или хочешь дождаться всех и, как положено, сделать это за столом? - Ифань неловко подшучивает, вспоминая, каким напряженным был Исин в прошлый раз. Немудрено, что он насторожился, оказавшись в одном помещении с псами, но пока рядом вожак, он может не опасаться. Если кто-то решит без предупреждения напасть на теоса, ему придется иметь дело с вожаком, а посему и с сильнейшим воином в стае. Желающих будет мало. Отчаянные любимчики удачи, которые надеялись порешить Ифаня одним ударом, уже поплатились за свою беспечность. То же случилось и с молодым щенком, только в этот раз наказывал сам Син. Син раздумывает над перспективой поесть с остальной частью стаи, но эта идея его не вдохновляет. Лучше и правда не терять времени зря - поесть можно и по дороге. Но продолжение вопроса наводит его, все еще слегка задетого и слегка неудовлетворенного, на другие мысли. - Ммм, сделать это за столом... - тянет он задумчиво, покусывая нижнюю губу. - Совместить приятное с полезным? - Син широко улыбается псу и продолжает как ни в чем не бывало. - И все-таки я отвечу "нет". Поедим по дороге, если ты не против. Тонкий намек, который скользит в голосе теоса, явно располагает к действию в несколько ином направлении, чем просто завтрак. Но додумать эту мысль Ифань себе не позволяет, ведь сегодня у них есть ряд четко поставленных задач, которые необходимо выполнить. И если вожак взялся за что-то, то непременно это выполнит. И чем меньше ему нравится происходящее, тем быстрее он постарается с ним покончить. Прогулку по поселению нельзя назвать приятным времяпрепровождением: необходимо быть постоянно настороже, попутно наблюдать за происходящим в стае и все это без возможности приблизиться к партнеру так, как хотелось бы. Если бы возможно было бы обойтись без Исина, пес оставил бы его у себя в логове, не отвлекаясь на посторонние мысли. Но теос рядом, и они должны осуществить задуманное, а не мечтать о том, как было бы славно проваляться вместе весь день на мягких шкурах, лениво нежась и ласкаясь в свое удовольствие. До домика для завтрака они доходят в молчании. Син мысленно чихвостит себя за слишком уж несерьезное настроение и дурацкие шуточки, стараясь не оглядываться больше на партнера. Фань выбрал правильный настрой на сегодняшний день, им сейчас не стоит расслабляться, а для выяснения - и закрепления - отношений идеально подходит ночное время суток, но с недавних пор рациональная часть Исина безнадежно проигрывает эмоциональной, поэтому он, даже ненавидя себя за подобные детские игры, все равно пытается спровоцировать пса. Хотя бы на демонстрацию ответной симпатии, в которой ему отказали утром. По пути они встречают одну из женщин, и пес останавливает ее, прося передать, чтобы забрали вещи из купален и отнесли к нему в логово. Ни к чему давать лишний повод для волнения патрульным. Вдруг действительно додумаются посмотреть внутри. Ифань с приятным удивлением осознает, что все это время шел вслед за теосом, а тот легко нашел дорогу к трапезной. Запомнил-таки. Внутри пока никого, только начинают накрывать на стол. Несколько блюд с ягодами и действительно свежий хлеб, вкусный и мягкий даже на вид. - Ой, а я помню эти ягоды, - охотник набирает горстку ярких алых шариков и, облизавшись, ссыпает их себе в рот. Сладко и кисло одновременно, и терпкий сок пачкает губы красным. - Вкусно, - довольно жмурится Син, протягивая руку, чтобы оторвать небольшой кусок свежего хлеба. Он слышал, что мука у скилосов грубее, чем в городах, и цвет близок к серому, но пахнет хлеб действительно потрясающе, а откусив, теос понимает, что в него добавили еще и какие-то приправы, чтобы не было пресно. - Очень неплохо, - кивает Исин псу, довольный, что не стал завтракать принесенными с собой припасами. Порой стоит пробовать новое. - Этого будет мало, но можно будет перехватить что-нибудь по пути, - завтрак из ягод и хлеба не самый лучший вариант, но это все, что готово в такую рань. Ифань чувствует, что легко съел бы сейчас сочного и ароматного кролика и даже не одного. За вчерашний день он потратил слишком много энергии, которую непременно нужно восполнить. - Пойдем, только извещу, что уже был здесь, - это обязательно, ведь так и просидят же целый день за столом, если не явиться. Бесполезный ритуал. Пес подзывает к себе зашедшую в зал женщину с блюдом и коротко просит передать, что вожак позавтракал, остальные могут спокойно поесть. - Теперь можно отправляться, - обращается уже к Исину. Тот немного вымазался ягодами, и на щеке остался след. Ифань в пару шагов оказывается рядом и позволяет себе аккуратно провести пальцем по красному пятнышку, смазывая сладкий сок. Исин замирает, вздрагивая от нежного прикосновения. Случайная ласка, полностью оправданная и совершенно невинная, заставляет его вздохнуть от жажды большего, но жаркий взгляд, брошенный на Ифаня, доказывает очевидное - пес сделал это без всякого подтекста, просто привел в порядок. Наблюдая за тем, как партнер мимоходом облизывает свой палец, кивая ему на выход, Син буквально закипает. Адская смесь неудовлетворения и досады, бурлящая внутри, толкает его на более серьезные выходки - чтобы до Фаня уж точно дошло. - Как скажешь, - бормочет он, хмурясь и резко разворачиваясь к двери. Подобное настроение крайне опасно, ведь сейчас, в окружении недоброжелательно настроенной стаи, теос и без всяких выкрутасов в серьезной и постоянной опасности. Но чувства и не думают униматься, так что Син игнорирует голос разума, оглядываясь по сторонам в поисках орудия мести. - Давай, показывай, куда идти. Все еще порядком заведенный, охотник теперь шагает за Фанем, не особо наслаждаясь воздухом и погодой. Но лишь только ему на глаза попадается знакомая фигура молодого скилоса, вчера имевшего наглость бросить ему вызов, Син мгновенно оживляется. - Ого, вот это встреча! - губы разъезжаются в широкой улыбке, а ноги сами меняют курс. Исин разворачивается к остолбеневшему от его реакции щенку всем телом, расточая вокруг себя волны крайней благожелательности. - Доброе утро, дружок! Ну как ты сегодня? Оправился? Ничего не беспокоит? - Син даже не думает издеваться, заботливо осматривая полуголое тело растерянного юноши. - Если где болит, ты лучше скажи. У меня есть средства куда эффективнее ваших странных трав. Улыбаясь скилосу, Исин краем глаза следит за собственным партнером. Ему не хочется переборщить и спровоцировать Фаня на убийство посреди белого дня. По-хорошему, ему вообще не стоило акцентировать внимание вожака на неугодном щенке, но теперь уже ничего не изменить - придется уповать на то, что Ифань разозлится на чрезмерно дружелюбного с посторонним Сина сильнее, чем на невинную жертву его внимания. В это время дня склад с всякими теосовскими штуками наверняка пустует. Охотник с удовольствием насладится примирительным сексом под его кровом. Пес не успевает переключиться или хотя бы подготовится к сцене, которая внезапно разворачивается на его глазах. Вот они с Исином выходят из трапезной, только поевшие и еще немного сонные из-за раннего утра, и вроде бы ничего не предвещает беды. Солнце мягко скользит по коже, смазывая легкую прохладу, позади слышатся размеренные шаги, а из лесу веет влажной свежестью. Путь до склада не такой уже и долгий, а в приятной компании и вовсе удается забыть о времени. Но все меняется, стоит Сину обогнать его в несколько шагов и направиться куда-то в сторону с сияющей улыбкой, такой, которую может видеть только Ифань. По крайней мере здесь, среди скилосов. Странную, нездоровую привязанность к людям в городе пес привык считать частью партнера, она иная, не такая, как у них, но все равно задевает. Что же касается других обитателей стаи, никто из них не достоин видеть такое выражение лица. Но видит, и осознав, что это тот самый наглый щенок, Ифань вмиг вскипает. Мышцы напрягаются, выдаются под кожей вязаными тугими лентами, он весь ощетинивается и вот-вот зарычит. Он теряется на мгновенье, где-то на краю сознания понимая, что это Исин подошел к молодому псу,что это он улыбается, но заставить себя направить гнев на него не может. Слишком много горькой, щемящей нежности в груди после прошедшей ночи и сладкого примирения, поэтому все выплескивается на щенка, так не вовремя оказавшегося рядом. Ярость только начинает кипеть и бугриться внутри, сдерживаемая лишь тонкой оболочкой. Сорваться бы с места и разодрать на куски наглеца, но этого кажется недостаточно. Он должен сначала показать, кому принадлежит этот лакомый кусочек, насколько Исин важен для него, чтобы увидеть поражение в глазах и осознание возможных вариантов расправы. Предчувствие скорой расправы ранит ничуть не больнее жесткий ударов. - Ты, - Ифань вмиг оказывается рядом и становится между теосом и молодым псом, оттесняя партнера, - идешь с нами. Сейчас, - отрывисто бросает, а затем впивается взглядом в Исина. Хочет что-то сказать, но не знает что, не понимает собственных чувств. Собирается сделать больно щенку, но пока не знает как, лишь точно знает, что сделает. Син чувствует, как подскакивает пульс, когда Фань вырастает прямо перед ним. Кажется, еще секунда - и это детское, чересчур взволнованное, бурлящее в крови предвкушение скорого сладкого наказания-тире-примирения вырвется из него совершенно неуместным смехом, настолько охотник рад получить хоть какое-то выражение чувств от своего партнера. Но оказывается, радуется он рано. Ифань не спешит заняться им всерьез и, кажется, даже его не замечает. Все внимание пса направлено на щенка - именно молодому скилосу достаются его бесценные, обжигающие яростью эмоции. Однако, лишь только Син решает обидеться окончательно, Фань все же поворачивается к нему, и о боги, теперь на его лице нет ни следа сдержанной, мягкой улыбки. Сейчас Ифань, кажется, вообще не знает, что такое "сдержанность". - Эм... - невольно краснея от растекающегося под кожей желания залезть в чужие штаны здесь и сейчас, Син неуверенно улыбается псу. - А зачем он нам... там? - "Там" - это в относительном уединении хранилищ, где Фань смог бы выплеснуть свою ревность и собственнические замашки прямо на него, жаждущего и принимающего. Охотник даже дышать начинает чаще, чувствуя обжигающий взгляд партнера и читая по его пылающим глазам "Только мое!". Облизнувшись, он вытирает стекающую по виску капельку пота и смотрит на пса в ответ - так провокационно, как только умеет. - Оставь его здесь, Фань. Он не нужен, мы справимся сами... - Син мельком косится на застывшего столбом щенка, на долю секунды чувствуя раскаяние за то, что втянул в свою игру невиновного, и осторожно касается кончиками пальцев голой твердой груди Ифаня. - Пойдем, я объясню позже, - и ведь реально верит, что объяснит, что его пес действительно услышит и не станет убивать мальца из-за чрезмерно игривого настроения теоса. Но по глазам Фаня Исин вдруг понимает, что дальше придуманный им сценарий будет развиваться совсем иначе. Из груди все же вырывается тихое рычание, отрывистое и злое, адресованное несмышленому Чанёлю, который сам подписал себе смертный приговор. Вожак готов был забыть, замазать в памяти трещины вчерашнего дня, посягательства на то, что принадлежит ему. Щенок хотел забрать не свободу или расположение теоса, а его жизнь, самое ценное и важное. Благодаря победе Исина, его уговорам и убеждениям Ифань со скрипом согласился не трогать наглеца, но сейчас, видя его рядом с партнером, он готов нарушить обещание. - Сейчас, - рявкает грубо и скалится, кивая, в каком направлении идти. Подставлять спину Ифань не намерен: скилос может сбежать или напасть сзади. Хотя щенок и ощущает опасность, все же не посмеет открыто бросать вызов, но предосторожность не помешает, - пошел, - приказывает вожак, сдерживаясь, чтобы не толкнуть. Очень хочется. Чтобы мордой в землю, а потом втаптывать его холеную храбрость в пыль, выбивать спесь и показывать, кто здесь главный. Син только вздыхает, когда слышит отрывистый приказ партнера. Бесполезно, Ифань уже что-то там себе придумал и на его провокации явно не поведется. Если продолжить в том же духе, несчастный щенок, плетущийся впереди их странной процессии, точно живым из хранилищ не выйдет. Исин морщится, с неудовольствием отвлекаясь от жарких мыслей о своем псе и начиная уже думать, как бы им в этот раз обойтись без жертв. Склад уже виден, до него осталось не так много. Только бы сдержаться и не устроить расправу прямо здесь. Несмотря на свой статус, Ифань не может открыто драться, если, конечно, смерть противника не наступает почти мгновенно. В таком случае недовольная сторона будет молчать. Выйти же на арену означает выставить вместо себя лучшего воина, а с этим наглецом Ифань хочет разобраться сам. Он не знает, что собирается делать в прохладном мраке склада с приборами, но предвкушение уже пульсирует внутри, готовое выплеснуться в любой момент. До здания они доходят в напряженном молчании. Или Исин пытался что-то сказать. Пес не слышал ничего, кроме тихого голоса внутри, он едким шепотом описывал варианты расправы. Он обязательно выберет один, но перед этим покажет щенку, за что именно тот будет наказан. Не за наглость выступить против вожака, а за выбранный способ. Если он хотел сразиться, следовало бросить вызов Ифаню, но ни в коем случае не прикасаться к теосу. - Заходи, - Чанёль остановился у склада, видимо, предчувствуя недоброе. Но выбора у него нет, поэтому пес открывает дверь и входит. За ним Син, а затем и сам вожак, плотно прикрывая за собой дверь. - Проклятье, - шипит Исин, входя за подавленным и бледным щенком в прохладный полумрак просторного помещения. Сейчас бы оглядеться как следует и начать обсуждение их планов, но теос испортил все сам, своим дурацким поведением задав этому дню опасное направление. - И где только твоя голова была, Чжан Исин, - ругает он себя, ероша кудри на макушке, и снова утешающе улыбается настороженному скилосу. - Мне жаль, - произносит одними губами, а потом поворачивается таки к Ифаню, от которого почти видимыми волнами расходится животный гнев. Не что чтобы это не заводило... Оказываясь в затхлом помещении, Ифань на несколько секунд теряется. Взгляд застревает на редких солнечных лучах, которые прокрадываются сквозь небольшие отверстия почти у крыши. Пыль медленно плавает в ярком свете, лениво и бесшумно двигается в пространстве. Вот так бы и они с Исином нежились в постели, если бы не чертовы обязанности, если бы не стая и вот этот нахальный щенок. Скилос скидывает с себя оцепенение и вместо того, чтобы наброситься на наглеца и вспороть ему брюхо, оказывается возле Сина. Гнев все еще ослепляет беспорядочными вспышками, и жажда показать принадлежность теоса становится только сильнее. Ифань хмурится и шумно дышит, разрываемый изнутри противоречивыми чувствами: взять свое, обладать безраздельно и нежно приласкать, касаться бережно и мягко. Он не хочет навредить, но и остановиться не способен. Страх щенка ощущается липкой испариной на коже, и чем дольше он ждет - тем больше боится. Скилос смотрит на партнера, протягивает руку и касается пальцами щеки, осторожно и бережно. Решение, продиктованное злостью, кажется правильным и уместным. О причинах Ифань не задумывается, просто так нужно, ему сейчас это необходимо. Для уверенности в том, что Син действительно не уйдет, будет принадлежать ему без всяких условий и условностей. Пес хочет близости, жаркой и отчаянной. Показать, что доминировать над Исином может только он, как самец, как воин. И если хоть кто-то еще покусится... От этой мысли перед глазами темнеет и слышится тихое рычание. - Исин,- только и произносит скилос. Говорить сейчас сложно, все слова, сырые и обнаженные, путаются внутри. Он не думает, но чувствует и хочет, чтобы партнер понял его по жадному взгляду и еле-ощутимым прикосновениям. Син вздрагивает от ласкового прикосновения, несколько удивленный подобным обращением, да и вообще тем, что внимание тут уделили именно ему. Не то чтобы он был против, просто пылающая в чужих глазах нужда, иначе не скажешь, как-то плохо сочетается с тоном, которым Ифань приказал несчастному щенку идти с ними. Вот если бы партнер смотрел так наедине... - Фань? - неуверенно уточняет охотник, чуть склоняя голову, прижимаясь к широкой ладони щекой и поднимая на пса ласковый взгляд из-под ресниц. - Ты... не сердишься? - он почти спросил: "...хочешь меня?", но вовремя одумался - не хватало еще выносить подобное на суд их случайного свидетеля. Исин касается гладкой, еще пахнущей свежим хлебом руки Ифаня губами и медленно касается его лица в ответ, боясь не угадать. - Прости, я сглупил. Мне не следовало... - но когда Син невольно косится на молодого скилоса, Фань вдруг снова тихо рычит и крепко ухватывает его за подбородок, поворачивая лицо к себе. Подобный властный жест отчего-то вовсе не пугает теоса. Скорее уж наоборот: Син порывисто вздыхает, чувствуя, как заходится сердце, и жарко краснеет. Ему совсем не больно, пес держит уверенно, но осторожно, и эта забота, даже при таких сильных эмоциях, как ревность и ярость, полностью вытесняет собой даже намек на страх. Ифань не причинит ему зла. Злость, начавшая затихать рядом с Исином, полыхнула алым, с новой силой разгораясь, стоило партнеру бросить взгляд на щенка. Он не позволит, ни в коем случае, сделает все возможное, но не отпустит. Будет разукрашивать глубокими полосами тело любого, кто покусится, запрет Сина в логове, чтобы тот был только для него, и заставит задыхаться от желания каждую ночь. Сейчас же скилос не уверен и не может спросить, чтобы успокоить бушующий внутри жар. Снова тихо рычит, скользит ладонью на изящную шею и слегка сжимает. Прихватывает волосы на затылке и тянет, заставляя откинуть голову и открыться. Беззащитное горло манит оставить на нем свою метку, яркий след принадлежности. Ифань сглатывает, но сдерживается. Не так, ему нужно, чтобы теос сам разрешил, сделал первый шаг. Поэтому он наклоняется и выдыхает еле слышно на ухо: - Хочу. Сейчас, - подтолкнуть совсем немного, не напирать. Просить разрешения на то, что так пугает Сина, наверное, нечестно, но псу сейчас не до того. Руки дрожат от напряжения, а дыхание становится чаще. - Ну же, - прижимается всем телом и, будто пробуя, немного подается бедрами вперед. Трется плавными медленными рывками и продолжает шептать, щекоча чувствительную кожу: - Исин, хочу. Можно? - по-хорошему присмотреть бы за щенком, чтобы не напал внезапно, но вожак отчего-то уверен, что тот не посмеет. Их ведь двое, и пусть заняты друг другом, но теосу он уже проиграл, что уж говорить о вожаке. Слишком опасно, сам Ифань не рискнул бы и знает, что малец не рискнет. Син с огромным трудом сдерживает стон, чувствуя жесткую хватку в волосах и жар чужого дыхания на чувствительной шее, а уж когда Фань вдруг подается вперед, он и вовсе едва не стекает на пол от накатившей слабости. Цель достигнута - его пес действительно не на шутку завелся, причем в том смысле, который был интересен теосу, вот только зачем им здесь перепуганный щенок, Сину все еще не понятно. Правда, думать об этом хочется все меньше. Слишком уж сладко Ифань просит, именно просит, соблазнительно потираясь ощутимой даже под джинсами твердостью. Охотник довольно жмурится, закусывая губу в предвкушении, и укладывает нещадно дрожащие руки на его талию, притягивая еще ближе. - Я т-тоже хочу, - шепчет жарко в ответ, подставляя шею под горячие губы, ощущающиеся буквально в миллиметре, но по-прежнему не получая ни единого поцелуя. - Я очень хочу и прямо сейчас, но... - теос нерешительно приоткрывает глаза, боясь посмотреть на того, на кого смотреть совершенно точно сейчас нельзя. - Разве нам нужны свидетели? Может, лучше выставим его и... - Син ловко цепляет металлический болт на чужих джинсах, а после многозначительно пробегается пальчиками по натянувшейся молнии ширинки. Охотник буквально тает от ровного, знакомого тепла сильного тела, задыхается от тесных объятий и совершенно точно теряет голову от вскипающего внутри желания - и все-таки посторонний элемент в их привычном уединении не позволяет расслабиться. Он физически чувствует встревоженный, непонимающий взгляд бывшего противника, от этого ощущения хочется огрызнуться или смутиться, Исин еще и сам не понимает, но помимо этого внутри ворочается еще одно чувство - легкого, колкого любопытства. Он пока не сообразил, чего хочет его партнер, и все же он заранее готов к согласию, ведь с Ифанем никогда не бывает скучно. Тихие слова слетают с пухлых губ шорохом опавших листьев. Пес прислушивается к ответному откровенному желанию и уже готов съесть Исина целиком, не оставив ничего, кроме выжигающего удовольствия, как натыкается на сомнение, странный вопрос, которому здесь не место. Напоминание о другом в момент, когда он просит и открывается, жаждет так сильно, болезненно отзывается внутри. Партнер должен думать только о нем, а щенок так, просто декорация, которую после можно будет без сожаления выбросить. Пальцы в мягких волосах сжимаются чуть сильнее, и сразу же хватка слабеет. Причинять боль нельзя, действовать без разрешения тоже, Исин воспримет только слова. Хотя именно они даются псу сейчас сложнее всего: - Нет, - хрипло выдыхает и осторожно прижимается губами к коже. На теосе сплетением ароматов вьется его собственный запах, мягкий и терпкий, травы с пряной горечью и немного от вожака, совсем чуть-чуть. Хочется, чтобы Исин был пропитан им насквозь, изнутри и снаружи, чтобы никогда не смог забыть, кому принадлежит. - Он останется, - Ифань выталкивает из себя слова рваными толчками, стараясь не сорваться: на жадные прикосновения к желанному телу или драку с щенком, он и сам не уверен, - должен увидеть, что... - скилос горячо выдыхает на ушко, - что ты мой. Пес знает, что разрешения будет достаточно, но хочет гораздо большего: чтобы Исин думал только о нем, смотрел на него и был только с ним. Плевать, где и когда, но всегда был на его стороне. Пусть только на мгновенье, но Ифань должен быть уверен. - Можно? - спрашивает еще раз, немного отчаянно и не в последний раз, если придется. Исин, дрожа от нежных, чувственных поцелуев, едва отражает, что именно так сладко нашептывает ему партнер. Но когда, с небольшой задержкой, до него все-таки доходит, он растерянно распахивает глаза. - Что? Увидеть? - обкусанные, ярко-красные губы округляются от удивления, а руки, уже почти скользнувшие в тесные джинсы, неловко замирают. - Но я ведь и так твой... - Син, легко хмурясь, переводит непонимающий взгляд на Фаня, выглядящего сейчас одновременно решительно и беззащитно. Что-то внутри дергается от чужого взгляда, такого жаждущего, просящего и при том ощутимо давящего. Исин облизывается нервно, увязая в темной, порочной глубине глаз пса. И чем дольше он смотрит, тем хуже помнит, о чем же они тут, будь оно все неладно, спорят, когда могли бы... - Ох, проклятье. Да. Да! Можно! - скользнув ладонями по рельефному торсу Ифаня, охотник неловко обвивает его шею и тянет к себе, ближе, чтобы наконец-то дотянуться до желанных губ и получить свой заслуженный глубокий, жадный поцелуй. Первый стон, заглушенный жаром чужого рта, едва слышен в просторном помещении хранилища, зато следующий за ним - когда Син чуть привстает и, прикусив влажную нижнюю губу своего пса, обвивает ногой его бедро, чтобы получить еще больше желанного соприкосновения с роскошным телом - звенит в пыльном, сухом воздухе так громко, что сам теос вздрагивает от неожиданности. И тут ощущение чужого взгляда возвращается вместе с удивленным осознанием: "Мы здесь не одни...". Исину нечего стесняться, но дело ведь вовсе не в самоуверенности - а скорее уж в приватности, которая обычно присуща их с Ифанем отношениям. Тот сумасшедший, головокружительный, опьяняющий коктейль из чувств принадлежит лишь им двоим, никто не должен узнать, насколько безнадежно они тонут друг в друге в подобные моменты. Не то чтобы Син опасался стать слабостью пса, но что, если их случайный свидетель вдруг захочет подобного - для себя?.. Плевать на то, что говорил охотник в пылу битвы, он никогда всерьез не верил, что может быть привлекателен для скилосов физически, да и любым другим образом тоже. А вот Фань... Сильный, властный Фань, завораживающе дикий, но такой ласковый, такой податливый в близости... Это ли не соблазн? Исин хмурится от этой мысли, целуя партнера жестче и глубже, обвиваясь вокруг него всем телом, желая спрятать собой подальше от чужих любопытных глаз. Этот Ифань - только для него, только его, и никакой проклятый щенок не должен увидеть, как нежен его взгляд сейчас. Син почти закипает от неожиданной, алой ревности, полыхнувшей внутри ослепляющим огнем. Он не замечает, как сам начинает рычать, впиваясь в гладкую загорелую кожу пса до синяков, притискивая его еще ближе, болезненно вдавливаясь в его пах своим. - Что ты хочешь показать ему, м? - шипит раздосадованно в покрасневшие губы, царапая широкие плечи. - Чем хочешь похвастаться? - охотник и сам уже близок к тому, чтобы наброситься на несчастного свидетеля и свернуть ему шею, навсегда лишив возможности разболтать кому-либо о том, что он мог здесь увидеть. - Я принадлежу тебе, Фань, а ты? Кому принадлежишь ты? - Исин в жизни не чувствовал такой злости в отношении кого-то, какую сейчас испытывает к щенку. Сама мысль о том, что Ифань затеял перед посторонним подобную демонстрацию, выводит его из себя. Ответный жар и жадность, с которой Исин касается, дурманят. Слова пропитывают едким сиропом сознание, оставляя вопросы на самой поверхности. Они расплываются на нежной коже отпечатками пальцев и не исчезнут, даже если произнести ответы вслух. Единственный возможный вариант - это закрасить следы слепящими вспышками желания. Пес принимает Сина, сжимая того в своих объятьях, скользит ладонями по спине, от крыльев лопаток и ниже. Широким движением гладит, но для ласки слишком сильно, это скорее еще один способ продемонстрировать власть над охотником. Так гладит хозяин сильное и опасное животное, которое с таким трудом приручил. Балует, но продолжает напоминать о том, что он здесь главный и он диктует правила игры. Ифань чувствует, как рвется поводок его чувств, обнажая все темное и пугающее в нем. Он хотел бы сделать все иначе, но сейчас необходима не нежность, а сила. И чем яростнее будет ответный порыв Исина, его желание принадлежать, тем яснее он поймет чувства партнера. - Показать, что ты сделал свой выбор, - сорвано произносит пес, опуская ладони ниже и с силой сжимая крепкие ягодицы, - и я тоже, - добавляет, с удовольствием ощущая, как охотник настойчиво льнет в ответ. Ифань не знает, чем еще должен доказать свое отношение. Для скилосов было бы достаточно совместного времяпровождения, горячего и дикого, но их с Исином связывает нечто большее, чем инстинкты. Такое же горячее, но гораздо слаще и с болезненной примесью отчаянной преданности. То, что можно описать только властными прикосновениями и сорванным дыханием. - Что ему здесь нет места, - хрипло выдыхает в плавный изгиб шеи и ощутимо прикусывает кожу. Сдерживаться все сложнее, но в этом нет нужды, ведь Исин дал согласие и его собственное желание глупо отрицать. Пес делает шаг вперед, заставляя Сина попятиться и отступить. Осторожно придерживая за талию, он толкает партнера к стене, размеренно и настойчиво, не разрывая тесного контакта тел. Так можно будет следить за Чанёлем и не отрываться от такого желанного Исина. Син вслушивается в ответ со всем возможным вниманием, из последних сил цепляясь за здравомыслие слов. Ему... лестно. По-настоящему. Прежде Ифань не выражал свои чувства так... однозначно. Безоговорочно. Уверенно. Даже ревность, неожиданно сильная, чуть отступила перед удовлетворенным удивлением, которое овладело охотником после чужих слов. - Я запомню то, что ты сказал, - улыбается Исин довольно, обвивая ногами чужую талию и позволяя еще плотнее вжать себя в деревянную поверхность амбарной стены. - То есть ты не собираешься мной делиться? - он сдавленно стонет, ощущая почти каменное возбуждение пса, так правильно трущееся о его собственное. От провокационного вопроса Ифань снова низко рычит и остро прикусывает его шею, и без того уже успевшую покрыться следами. Син на это лишь счастливо смеется. - Но показать меня все равно хочешь? - собственное нежелание демонстрировать привязанность вожака к нему, пришлому теосу, еще слишком свежо в памяти, и соблазн проверить, совпадают ли они с Фанем в этом чувстве, чересчур велик. Исин зарывается пальцами в густые волосы пса и отрывает его от своей шеи, заставляя заглянуть в глаза. Во взгляде Ифаня сейчас не так много человеческого - и даже это отчего-то его радует. - Ты покажешь ему... все? - охотник многозначительно выгибает бровь, вжимаясь в старшего еще ощутимее, почти до боли. Не то чтобы ему хочется спровоцировать еще одну вспышку гнева - нет, сейчас куда важнее определить, в чем именно заключается ревность самого Фаня. Просто на будущее. Очевидно, и в этом вопросе теосы со скилосами отличаются. Все не так. Ифань не собирался показывать то, что происходит между ними посторонним, этого ему хотелось бы меньше всего. Где-то внутри он знает, что дело не в Чанёле, не в нем конкретно. Это мог быть кто-угодно, теос или скилос, без разницы. Покушаться на то, что принадлежит вожаку, никто не имеет права. Злость? Возможно. Ревность? Естественно. Пес не хочет делить Исина ни с кем, но они здесь и сейчас собираются демонстрировать близость не ради самоутверждения Ифаня, вовсе нет. Ему страшно, ведь каждая клетка тела отмечена охотником, все и даже больше. Незнакомое дикое чувство, в равной степени приятное и пугающее, ведь он понятия не имеет, получится ли продолжить с того места, на котором остановился, если Син однажды решит уйти. - Не покажу, - сипло выдыхает, - а заставлю смотреть, - наверняка нашлись бы желающие понаблюдать, но это явно не тот случай. Ифань просит Исина открыться, довериться ему полностью и продемонстрировать их отношения, насколько это вообще возможно. Более интимного и откровенного жеста пес себе не представляет. Вожак позаботится о безопасности, и никто потом не узнает, какую картину наблюдал молодой скилос в хранилище. Но это будет позже, сейчас Чанёль должен смотреть и ждать, пока сильнейший берет то, что ему принадлежит, ведь после очередь дойдет и до него. Но его вряд ли порадует то, что приготовил для него Ифань. Ощущение чужого липкого страха только сильнее распаляет. Пес трется бедрами, подается вперед и нетерпеливо запускает руки под плотную ткань. Под шершавыми пальцами мягкая и теплая кожа. Хочется стать еще ближе, сорвать чертовы штаны и любоваться роскошным видом, но пока получается только неловко мять упругую попку и кусать пухлые губы в жестком поцелуе. Слишком тесно, но так сладко. Приходится отстраниться немного и удержаться от соблазна продолжать касаться чувствительно кожи. Пес не отпускает Исина, целует глубоко, кусает и вылизывает чужой рот, пытаясь в то же время расстегнуть тугую пуговицу на штанах. Вместе с тихим щелчком с губ срывается стон. Как же хорошо, но будет еще лучше. Ифань рывками тянет жесткую ткань вниз и нетерпеливо двигает бедрами. Ему хочется сейчас, сильно и глубоко. Ощущая глубокие, жесткие поцелуи и обжигающе горячие ладони на своей коже, Син уже почти не сдерживает стонов. Не так уж сложно решиться - чувство стыда у него едва ли когда-то имелось, а собственнические инстинкты Ифань сумел легко заткнуть. Тот, кому все равно, не смотрел бы на него так - голодно, жарко, жадно... Плевать на случайного зрителя - нужно утолить свою и чужую потребность в близости немедленно, сию секунду. Его пес хочет - и кто такой Исин, чтобы ему отказать?! - Как пожелаешь... - мурчит охотник в чужие губы, улыбаясь с полнейшим удовлетворением. Никогда еще он не был так счастлив подчиниться. Джинсы, предательски узкие, стаскиваются не без труда, но Фань справляется - и его грубое нетерпение кажется Сину лучшим комплиментом. На порозовевшей от возбуждения коже остаются бледные следы, под жесткой хваткой длинных пальцев скилоса уже наливаются синяки, в коленях ощущается легкая предвкушающая дрожь - Исин наблюдает за тем, как пес раздевает его, в покорном молчании, не думая даже помогать - не помышляя о том, чтобы влезать в чужую игру. Что бы ни задумал Ифань, для него это важно, поэтому охотник не будет мешать. В конце концов, в абсолютном подчинении тоже есть свой особенный кайф. - И что дальше? - тихо, максимально смиренно интересуется теос, оставшись под жарким взглядом старшего полностью обнаженным. Ощущение проникающего между досками стены сквозняка заставляет его легонько вздрагивать, солнечные лучи, пронизывающие пыльный воздух, украшают бледное тело золотистыми пятнами, доносящиеся издалека голоса будят внутри трепетное желание затаиться. Совершенно черные, полные обжигающего, неистового пламени глаза Фаня вырывают из груди нетерпеливый, сдавленный стон. - Ну же, не томи... Что дальше?.. - Исин нетерпеливо обкусывает губы и переступает с ноги на ногу, не думая даже скрыть свое весьма очевидное возбуждение. Он уже и думать забыл об их случайном зрителе, заведенный необычной прелюдией и честными признаниями до опасной черты. Затаив дыхание, пес пытается взглядом запечатлеть каждую деталь представшей перед ним картины. Длинные ноги, крепкие бедра, сплетение тугих мышц и молочная кожа с оттенком солнца. Он видит, как покрасневшие от укусов губы произносят слова, видит нетерпеливую дрожь и откровенное возбуждение. Вдыхая через раз, Ифань касается ладонью обнаженной груди, пробует желанное тело почти невинной лаской. - Развернись, - отрывисто бросает вожак и, не дожидаясь, пока Исин выполнит его приказ, обхватывает запястье и тянет на себя. На мгновенье прячет в объятьях, ловя сорванное дыхание, и тут же поворачивает спиной к себе. Не отстраняется, прижимается сзади, мягко толкаясь бедрами. Вот так, плавно и долго. Он будет пить маленькими глотками, постепенно, до тех пор, пока не начнет захлебываться собственными чувствами. Штаны удается стянуть одним движением, нетерпеливо и порывисто. Ладонь ложится на чувствительную шею, чтобы сжать совсем немного и почувствовать пульс чужой жизни под пальцами. Исин прекрасен сейчас, такой послушный и желанный, что просто невозможно больше ждать. Властными прикосновениями Ифань оглаживает плечи, бока и спускается на бедра. Довольно рычит, слыша тихий стон, и нажимает на поясницу, заставляя прогнуться. Сладкое томление размазывается пятнами по коже там, где соприкасаются их тела. Пес чувствует, как желание заполняет его, перед глазами плывет, а сухая горячая кожа под пальцами нехотя поддается. Он шумно выдыхает, чувствуя, насколько тесно и мягко внутри. Ифань грудью прижимается к Исину и на самое ушко произносит хриплое "хочу". Исин едва ли дышит - потребность в кислороде теряется на фоне того трепетного, болезненного волнения, с которым он ожидает дальнейших распоряжений. Ему нравится властность Ифаня, его полная уверенность в том, что все дозволено, что нет больше запретных границ. Кажется, прошлой ночью они и правда сделали огромный шаг вперед во взаимном доверии. Охотник подчиняется каждому движению, не в силах сдержать крупную дрожь. От горячих прикосновений и тесных объятий ему хочется кричать - кожа едва не вскипает там, где скользят широкие ладони скилоса. Порывисто, своевольно и при том ласково - идеально, если спросить самого Исина. Он подается бедрами назад в то же мгновение, когда чувствует требовательный нажим на поясницу. Не думает даже сопротивляться. Сдерживает болезненный вскрик от проникших внутрь пальцев, но скрывает свой нарастающий восторг, выдыхая с удовлетворенным всхлипом, когда Ифань прижимается к нему сзади. - Так бери... - шепчет жарко, насаживаясь на длинные пальцы. И плевать, где они сейчас - в уютном уединении очередного временного жилища или посреди дикого леса, на мягких шкурах или на задворках неуклюжего амбара, одни или на глазах у негостеприимной стаи. Достаточно лишь аромата чужой кожи, лишь прикосновения, слова, чтобы Син забыл о своем происхождении и позволил эмоциям одержать верх над разумом. К черту разум. Охотник тянется к губам Ифаня, жадно слизывает с загорелой кожи знакомый вкус. Удобнее упирается в грубые доски и приглашающе расставляет ноги, заводясь даже от мысли о том, что сейчас он выглядит едва ли приличнее шлюхи. Если Фаню это нужно, он согласен даже на подобную роль. Все что угодно ради его удовольствия. Ради его спокойствия. - Извращенец, - довольно хихикает Син, запрокидывая голову на чужое плечо и чувствуя скользнувший между бедер член. Тянется подрагивающими пальцами к бархатистой головке, оставившей на его коже влажный след, и теснее сводит коленки, млея от жара чужого тела. Вторую руку протискивает между их телами и нетерпеливо, едва не подвывая, растягивает себя сам. Ну ее, эту нежность. Он, кажется, сдохнет, если не ощутит Ифаня внутри как можно скорее. Откровенное прикосновение заставляет пса зарычать. Син сам тянется, задевает пальцами чужие и нетерпеливо ерзает. Ифань даже не думает отстраняться, только касается собственного члена, смазывая вязкие капли. Осторожно проводит по тугим краям и не сдерживается, нажимает сильнее и добавляет к пальцам Исина еще один. В горле пересыхает, а болезненное возбуждение пульсирует внутри. - Хватит, - выдыхает Ифань, настойчиво отстраняя чужую руку. Желание обладать поглощает его, вседозволенность развращает. Глупо не воспользоваться разрешением, тем более они оба этого хотят. Пес тянет Сина на себя, раскрывает его и с тихим стоном плавно входит. Туго, но мягко, так жарко внутри. Влажные ладони придерживают за бедра, а пульс окончательно сбивается, срываясь на бешеный темп. Для ласки время наступит позже, сейчас же вожак хочет только брать. Он подается назад, чтобы опять войти на всю длину, насаживая податливое тело на горячий член. Движения рывками, сильные и глубокие, вырывающие из груди Исина громкие стоны. Ифань наклоняется, вдыхая терпкий мужской аромат, и слизывает капли пота с кожи. Примеряется и наконец сжимает зубы на чувствительной шее. На кончике языка соль мешается, соединяясь в то, что так было необходимо им обоим - в отчаянное желание. Они слишком сильно привязаны друг к другу, чтобы оставлять место для чего-то, кроме всепоглощающей жажды. Пес довольно облизывается и продолжает трахать Сина, заставляя того цепляться за стену в попытке сохранить равновесие. Прежняя, почти вовсе позабытая паника вспыхивает на самом краю сознания едва заметным огоньком - и немедленно теряется в затопившем сознание удовольствии, полном, всеобъемлющем, целиком скрывшем под собой все старые страхи. Даже если капельку больно, даже если совсем не нежно - все равно сладко, жарко и глубоко, так, как надо, им обоим надо, не только Ифаню. Нет ничего неправильного в покорности, если она нравится и ему, и его партнеру. Нет ничего стыдного в наслаждении от того, что прежде казалось унижением - если они оба понимают, что дело совсем не в том, чтобы унизить. Исин расслабляется, растворяется, смягчается - позволяет псу брать, доказывать и утверждаться. Позволяет, потому что знает, что не его пытаются подавить, не его ставят на место и не ему преподают урок. Сейчас воспоминания о том, что произошло в лаборатории, вдруг окрашиваются в совсем иные цвета. Жаль, что тогда они друг друга так и не поняли... Хорошо, что смогли понять в этот раз. - Да... Хорошо... - стонет Син тихо, сжимаясь вокруг горячего, практически таранящего его члена старшего. Хорошо настолько, что ногти в сладостной судороге скребут по старым доскам, что капелька слюны стекает из уголка приоткрытых губ, что очередной укус на истерзанной шее кажется самой изысканной лаской. Тихий шорох пробивается сквозь пелену удовольствия, тянется тонкой трещиной по идеальной поверхности происходящего. Ифань поворачивается на звук и зло рычит. - Место, - произносит жестко, приказывает - и Чанёль замирает, не решаясь сделать еще один шаг по направлению к двери, - смотри, - добавляет вожак, удовлетворенно наблюдая, как скилос послушно разворачивается. Так-то лучше. Исин недовольно стонет, и в качестве извинения Ифань опускает руку, сжимая в ладони чужое возбуждение. Входит ритмичными рывками, но рука на члене не двигается, только дразнит и оттягивает желанную разрядку. Приказы, отрывистые, угрожающие, заставляют Исина дрожать и стонать громче, вот только предназначены они не ему - обидно ужасно, и охотник в отместку все же размыкает ресницы - специально заставляет себя найти расфокусированным взглядом их невольного зрителя, включает его в свой круг восприятия из вредности. Не то чтобы ему было дело до несчастного щенка. Но раз Ифань считает важным уделить ему внимание в подобное время, почему бы и ему... - Ох-х-х, - додумать Син не успевает - от широкой ладони на его напряженном члене последние крохи разума испаряются без следа. Еще один мощный очаг обжигающего удовольствия - это уже слишком, вот только проклятый пес не торопится ему помогать. Приходится стиснуть зубы и все-таки включиться в действие, не просто покорной куклой, но активным участником: охотник с громким стоном подается вперед, потом порывисто возвращается назад, с удовлетворением улавливая звонкий шлепок от соприкосновения их бедер. Рука на его возбуждении сжимается сильнее, ответный толчок чувствуется резче, от горячего сбитого дыхания партнера укусы на его шее отдаются острой, щекотной болью. Исин улыбается, как безумный, чувствуя, как внутри что-то мелко подрагивает в томительном предвкушении скорой развязки. Удовольствие оплетает тонкими нитями, пропитывается потом и мускусом, чтоб стягивать сильнее и жестче, чтобы натирать кожу до красных отметин и толкать за грань, которую никогда не пересекал. Ифань откровенно наслаждается, полностью отпуская себя без страха навредить или обидеть. Здесь и сейчас они не больше чем сгусток пульсирующего желания. Все происходящее кажется как никогда правильным. Пса не волнует ни стая, ни борьба за власть. Все, что важно, - это гибкое тело в руках и смешанные стоны. Ифань никогда не пытался пометить кого-то как свою собственность, считая достаточными установленные правила, понятные и удобные. С Исином все иначе. Ему пришлось придумывать свои собственные, ведь о подобном не доводилось слышать даже от странствующих скилосов. Их отношения сложные, но лучшие из всех, что были у вожака. Сейчас Ифань хочет отметить Сина изнутри, насквозь прошить его собственным запахом и чувствами, чтобы никто не посмел отнять, чтобы сам Исин никогда не смог уйти. Собственный выбор, уважение по отношению к чужому решению, цивилизованные разговоры - все это неважно, когда хочешь владеть безраздельно и принадлежать полностью. Пес продолжает ритмично вбиваться в жаркое тело и оставлять красочные следы на нежной коже. Возбуждение с каждым движением все сильнее, капля за каплей, наполняет их обоих. Ифань стонет тихо, прямо в аккуратное ушко, и задерживается внутри на несколько бесконечно длинных секунд. Пульсация прошивает тело, руки дрожат, а губы беспорядочно мажут по чувствительно шее. Ладонь на чужом члене двигается беспорядочно и рвано, с влажными шлепками тела соприкасаются, и пес шумно дышит, смешивая рычание и еле слышный скулеж. Удовольствие переливается через край, врывается толчками. Ифань беспорядочно двигает бедрами, глубже и еще, до самого основания, чтобы кончить и заполнить Исина, чтобы оставить изнутри несмываемыми чернилами свой отпечаток. Их один на двоих ритм сбивается перед самым концом - и даже это кажется правильным, точно таким, как нужно, чтобы жаркое, томное удовольствие яростным пламенем охватило все тело, вспыхнуло ярко перед невидящими, широко распахнутыми глазами, выбило остатки воздуха из легких. Исин не слышит, скорее уж чувствует, как напрягаются связки - оргазм вырывается из него громким криком. От продолжающей двигаться по скользкому от спермы члену руки все внутри прошивает отголосками только-только пережитой кульминации. Наслаждение такое острое, что ему даже немного больно, но отстраниться от сильного тела, жадных рук и уверенных толчков Син даже не пытается - он будто кончает снова вместе с Ифанем, переживая его удовольствие так же ярко, как и свое собственное. Кажется, проходят часы, но на деле едва ли минута, прежде чем Фань наконец-то замирает и сжимает его в собственнических объятиях. Морщась от стальной хватки, Исин тихо смеется и нежно прижимается губами к влажному виску пса, устроившего голову у него на плече. - Это было изумительно, - шепчет в чужое ухо и прикусывает гладкую мочку, не зная, как еще можно выразить весь тот восторг, что его сейчас переполняет. - Обязательно повторим... - сжимается чуть сильнее вокруг все еще не отстранившегося партнера, наслаждаясь растекающейся под кожей негой, теплой и сладкой, за которой не ощущаются пока ни болезненные повреждения от слишком грубого секса, ни остывающий на их телах пот, ни шарящий по ним обоим посторонний взгляд. Син не знает, удалось ли ему дать Ифаню именно то, чего тот от него просил. Но если нет, он, пожалуй, согласен на еще одну попытку. "Хотя, - хмыкает охотник мысленно, медленно и неохотно снимаясь с внушительного, пусть и опавшего достоинства своего пса, - не прямо сейчас". Развернуться с тесных объятиях Фаня непросто, но ему удается. Жмурясь от щекотного ощущения вытекающей спермы, Исин привстает на носочки и обнимает старшего за сильную шею, а потом звонко его целует, довольный до неприличия. Засевшие с утра внутри неудовлетворенность и легкая обида испарились без следа - пожалуй, своей опасной провокацией теос смог добиться куда более важного результата, чем удовлетворение банальной похоти. Не то чтобы он не поверил в то, что Фань говорил утром, мол, если охотник хочет, они сегодня же уйдут из стаи. Просто сейчас Син окончательно убедился в том, что в этом решении пса нет ни капли расчетливости - он сделает это, потому что хочет остаться с ним. - Прости меня за то, что произошло в лаборатории, - очень тихо, на выдохе, извиняется Исин, прижимаясь к старшему всем телом - находя привычные покой и тепло в этой близости. - Я должен был выслушать тебя. Попытаться понять. Мне не следовало просто уходить... - это та беседа, которую лучше бы приберечь на потом, но Сину жаль потраченного времени. В тот раз он был в ужасе от того накала эмоций, которыми вдруг наполнились их с Фанем отношения - был в ужасе от самого себя. В итоге его партнер отправился на опасную миссию в одиночку и лишь чудом остался в живых. - Я больше никогда не уйду... - в конце концов, нужно быть совершеннейшим безумцем, чтобы разорвать столь идеальный союз. Исин ласковый и такой теплый, прижимается, желая продлить их близость. Пес и сам бы с удовольствием остался вот так стоять, сжимая в объятьях и вслушиваясь в чужое дыхание, что смазывается в очаровательное мурчание. Благодарность наполняет Ифаня, запечатывая на губах легкую улыбку. Произошедшее будто разрушило между ними еще одну преграду из недоверия, делая ближе. Он определенно сделал правильный выбор. Ссоры и недопонимание не исчезнут, но все неприятности стоят подобных моментов единения. - Тшшш, - пес успокаивающе выдыхает в ответ на сбивчивую речь Сина. Он все понимает: и то, что тогда слишком легко поддался инстинктам, и то, что сейчас извинения не нужны ни одному из них. Принятие природы друг друга давалось им слишком сложно, и еще предстоит преодолеть множество трудностей, но вместе это сделать будет куда проще, чем порознь. Разлука сделала из Ифаня оголодалого и отчаянного зверя, которого может подчинить себе только тот, кто является причиной всему. И хотя Исин продолжит сомневаться, а пес упрямиться, в объятьях друг друга все это теряет значение. Придерживая за плечи, вожак мягко целует Сина в лохматую макушку и слегка отстраняет. Он бы с удовольствием провел еще много часов вот так, в расслабляющей неге, наслаждаясь терпким ароматом чужого тела, но влажная кожа под ладонью покрывается мурашками. Задувающий в щели ветер дает о себе знать, поэтому придется разрушить такой интимный момент. Ифань морщится, но натягивает штаны. Неудобно, но поблизости не видно ничего подходящего, чтобы привести себя и Сина в порядок, а до купален слишком далеко. Придется потерпеть и оставить все как есть до вечера, когда им удастся добраться до логова. - Ты в порядке? - пес наблюдает, как Исин опирается о стену, пытаясь поднять с земли одежду. Легкий кивок и улыбка достаточно убедительны, чтобы успокоиться, но Ифань все равно помогает партнеру, подхватывая испачканную майку и подставляя плечо, чтобы теосу было удобней одеться. Даже в одежде, которую удалось натянуть с трудом, Син выглядит слишком развратно: с алыми припухшими губами, метками на светлой коже и затуманенным взглядом. - Выйди подыши воздухом, а я пока здесь закончу, - он касается пальцами наливающихся лиловым укусов на шее и легонько подталкивает Исина к двери, - я позову, и посмотришь, что здесь пригодится, - пес кидает предупреждающий взгляд на замершего на месте Чанёля и скалится. Это не сулит молодому псу ничего хорошего. Погруженный в свою сладкую негу, Исин не думает даже спорить, покорно исполняя волю старшего, но едва он поворачивается к двери, как в поле его зрения снова попадается несчастный щенок. Реальность чуть отрезвляет, заставляя его сбросить с себя теплое оцепенение, - теос хмурится, вспоминая, зачем они, собственно, сюда пришли. - Фань... - начинает он осторожно, с досадой проклиная собственный эгоизм. - Ты же не планируешь... Но выражение красивого лица пса, которое младший улавливает краем глаза, отвечает на не прозвучавший вопрос. "Проклятье", - ссориться сейчас Сина совсем не тянет, а если он попытается заступиться за молодого скилоса, очередной склоки точно не избежать. И с чего Исин вообще решил, что после подобной демонстрации Ифань просто отпустит их невольного зрителя?! - Давай так, - вздыхает охотник, одергивая майку и пробегаясь по растрепанным кудрям в попытке привести себя в относительный порядок. К партнеру он поворачивается с хитрой улыбкой, мысленно умоляя всех известных ему богов о том, чтобы в этот раз все обошлось. - Если я сейчас выйду отсюда один, я могу дать тебе практически стопроцентную гарантию того, что этим же вечером у меня будет еще один бой. В котором я тоже останусь победителем. И если ты на моего следующего противника покусишься тоже, я обязательно вызову на поединок кого-нибудь еще. И еще. И так будет до тех пор, пока ты не смиришься с тем, что в стае есть желающие свернуть мне шею - и что я вполне способен о себе позаботиться. И да, Исин знает, что дело не в неверии Фаня в его силы, а некоем подобии мести за пережитое волнение вожака. Но вины щенка в подобном точно нет, он был всего лишь инструментом. В конце концов, Син пытается расположить стаю к себе, завоевать их доверие и, по мере своих сил, помочь. Едва ли смерть его противника будет этому способствовать. - Я уверен, - охотник бросает на застывшего возле выхода скилоса внимательный взгляд и снова поворачивается к своему псу, - к этому моменту юный воин сделал для себя правильные выводы. И больше он не станет нас беспокоить. Правда? - достаточно одного наклона головы, чтобы щенок за его спиной начал истерично кивать. Исин удовлетворенно улыбается. В конце концов, с ним по-прежнему полный порядок, у молодого щенка не вышло причинить ему хоть сколько-нибудь серьезный урон - и он все так же принадлежит лишь вожаку. Так зачем тратить силы на месть? Пес вслушивается в каждое слово внимательно, следя за каждым движением Исина. Он не понимает, зачем вступаться за того, кто угрожал твоей жизни, тем более что это не принесет никакой выгоды. Бесполезные усилия, которые могут быть продиктованы только привязанностью, но Син ничем не выдает симпатии, выглядит так, будто ему плевать, кто оказался бы на месте Чанёля. Закончить все сейчас так просто и правильно, но он почему-то противится и даже не просит, нет. Это больше похоже на угрозу, точно нацеленную и продуманную. Ифань хмурится и молчит, скалясь на щенка. Он не хочет спорить с Исином, но и согласиться не может. Забыть о том, что Чанёль покушался на то, что принадлежит ему, о том, что он угроза и только что наблюдал за самой большой слабостью вожака, невозможно. Оставлять его в живых нельзя, ведь даже если щенок покинет стаю и присоединится к другой, подобное все равно может стать в будущем проблемой. Если же не прислушаться к Сину, то все может закончиться еще хуже. Благородства Ифаня не хватит на то, чтобы щадить противников партнера, и он не сомневается, что все закончится не лучшим для них обоих образом. Можно было бы заставить теоса сидеть в четырех стенах, даже запереть его, но это могло бы сработать с кем угодно, только не с Исином. Упрямства у него не меньше, чем у самого пса. - Ладно, - цедит сквозь зубы вожак, - но он не может остаться или уйти в другую стаю. Отправишь его в город, - Ифаня раздражает и злит, то что Син защищает щенка. Если запереть его в клетке, то там он точно не сможет причинить им вреда. Плевать на заверения в том, что он будет молчать. Доверие вожака слишком ценно, и Чанёль его определенно не достоин. Исин удивляется решению Фаня, но этот вариант устранения проблемы его, в общем-то, вполне устраивает. В городе щенка уж точно никто не тронет - сейчас там все полны энтузиазма заполучить северную стаю в свои союзники, поэтому его даже дрессировать не станут (ну разве что не терпящий непокорных Да Вей). Син кивает, соглашаясь на подобное развитие событий, и мысленно уже прикидывает, чем обоснует присутствие юного скилоса в своем особняке. У них, вроде как, проблемы с хранением запасов... Возможно, если научить паре полезных трюков одного из стаи, толку от нововведений будет больше. - А пока мы немного поговорим, - пес видит сомнение в глазах Исина, но тот все же выходит из хранилища, оставляя скилосов наедине. Если он не может оборвать жизнь щенка сейчас, то хотя бы может заставить его молчать, по крайней мере до того момента, как он отправится в увлекательное путешествие в город. Дверь захлопывается, и в несколько шагов Ифань оказывается возле Чанёля. Тот не двигается с места, смотрит твердо, но по лицу четко читается испуг. Он явно не понимает, что происходит, но чувствует опасность. - Будешь сидеть тихо в поселении и ждать, - рычит вожак, подходя вплотную и с силой сжимая пальцы на чужом плече, - если вздумаешь сбежать, то на охоту отправится весь патруль, а если расскажешь кому-нибудь о том, что видел, собственноручно вырву язык, - Син не хотел убивать, о том, чтобы не калечить, никто не говорил, - и не смей трогать то, что принадлежит мне, иначе останешься без рук, - Ифань удовлетворенно хмыкает, наблюдая, как испуг все четче проступает на чужом лице. Так-то лучше. Пока свежи воспоминания, щенок будет молчать. - Пошел вон, - выплевывает пес, отступая на шаг. Охотник покидает амбар в значительно более умиротворенном настроении, чем прежде. Снаружи царит все такой же чудесный солнечный день, чуть в стороне, поближе к центральным постройкам поселения, слышны голоса и смех, у края леса видны несколько патрульных. Обычная рутина, никто и не думает даже отслеживать перемещения теоса или вожака, у каждого есть свои заботы. Син хмыкает - подобное легкомыслие и не снилось его людям, в стенах города юного скилоса не оставят без присмотра ни на секунду, особенно после недавнего побега Сехуна. Наверное, щенка следует пожалеть, но он еще легко отделался - Ифань явно намеревался его прикончить. И кстати об этом намерении... Охотник не успевает подкрасться к двери, чтобы послушать чужую беседу, - юный скилос вылетает из амбара на максимальной скорости, смертельно бледный, но все еще живой. Син довольно кивает, радуясь тому, что его партнер не стал поступать ему наперекор, и с любопытством заглядывает внутрь. - Могу я сказать, что по-настоящему гожусь твоей выдержкой? - интересуется весело, ступая из-под палящего солнца в пыльную прохладу хранилища. Фань не кажется злым или недовольным, поэтому он улыбается шире. - Нет, правда, я благодарен за это. Спасибо, - до обнаженной загорелой груди и соблазнительных губ - всего три шага, которые теос преодолевает за мгновение. Поцелуй выходит неторопливым и преисполненным нежности, Син ласково оглаживает литые мышцы сильных рук и коротко выдыхает, проводя кончиком своего носа по высокой скуле старшего. - Ты как? Не злишься? Или мне сейчас лучше заткнуться и оставить тебя в покое? Ифань с удовольствием отвечает на прикосновение мягких губ к своим. Поцелуй тягучий и ленивый, словно пылинки, плавающие в редких солнечных лучах. Рядом с Исином удается забыть обо всем и наслаждаться приятными прикосновениями, но тихие вопросы возвращают на землю, заставляя вспомнить о том, что только что произошло. Мотивы Сина все еще непонятны вожаку, но решение принято и сожалеть слишком поздно. - Я не злюсь, - отвечает пес, перехватывая чужую ладонь и сжимая в своей, - не на тебя, - это действительно так. Единственный, на кого следует злиться - это наглый щенок. Хорошо, что Исин хотя бы согласен с альтернативным решением, хотя оно и не сулит молодому скилосу ничего хорошего. Возможно, теосы считают жизнь в городе хорошей, но для пса подобное заточение невыносимо. Вспоминая собственное пребывание в серой пустой комнате, Ифань уверен, что такая участь может стать для Чанёля худшим наказанием. - Получится организовать все в ближайшее время? - вожак шумно вдыхает аромат мягкой кожи и касается губами яркой метки на шее. Он не уверен, насколько долго продлится эффект от его беседы с молодым псом. И чем быстрее они покончат с этой угрозой, тем лучше. У них есть гораздо более важные дела, которые необходимо завершить в кратчайшие сроки. Спокойствие Ифаня и желание продлить контакт прогоняют последние смурные мыслишки Сина - он широко улыбается и охотно кивает: - Я свяжусь с Да Веем сегодня вечером, за ним приедут на рассвете. Ты предупредишь дозорных? Щенок не станет сопротивляться? Не хотелось бы зародить у стаи подозрение, что я здесь, чтобы по ночам красть ваш молодняк на опыты... - он чуть хмурится, но почти сразу расслабляется - если бы это было проблемой, Фань бы не заговорил о подобном. - Странно, что ты предложил такое. Уверен, что твой сородич не окажется, подобно Сехуну, в руках какого-нибудь особо радикально настроенного теоса? - это шутка, но в чем-то Син все же серьезен. Без своего непосредственного присутствия в стенах города он не может дать старшему стопроцентную гарантию, что юный скилос не пострадает. Это просто невозможно. Ифань только кивает в ответ на вопрос Исина. Говорить, что именно на неблагоприятный исход он и надеется, пес не станет. Решение проблемы, на которое согласны они оба, только разница в том, что вожак знает, как чувствует себя скилос, сидящий в клетке, а Син - нет. Дело ведь вовсе не в условиях, а в ограничениях для того, кто с рождения был свободным. Вполне достойное наказание для того, кто пытался отобрать самое ценное. - Скажи своим людям ждать в километре от поселения и северной стороны. Чанёль сам придет, - у щенка не слишком богатый выбор, поэтому он согласится, если Ифань не будет вдаваться в детали. Если на словах, все звучит совсем неплохо: бесплатная еда, обучение, не требующее больших усилий и безопасность. Пес достаточно молод, чтобы поверить в такую глупость. - Здесь можешь все осмотреть, этот хлам в основном бесполезен, но может, присмотришь что-то полезное, - Ифань запечатывает еще один поцелуй возле чувствительного ушка и выпускает Сина из объятий. - Хлам, говоришь... - охотник оглядывается в глубину амбара, довольно жмурясь от ласкового прикосновения. - Вообще, тут можно найти что-нибудь приличное, только если вы грабили правильный город. Мой народ автономен, но все-таки разные районы отвечают за разные сферы жизни. Если вы обнесли поселение, занимающееся нашей промышленностью или науками, проку с этого железа не будет... Он с интересом изучает небрежные кучи покореженного металла, пытаясь понять, что вообще здесь собрано, но выходит, если честно, не слишком хорошо. Скилосам плевать на сохранность механизмов, которые они не освоили, и потому многое было поломано еще в дороге, да и отвратительное хранение тоже свои результаты дало: ржавчина, разбитые экраны, утерянные детали... - Проклятье, - вздыхает Син, оглядывая свою белую майку и светлые, слишком узкие джинсы. После сокрушительной страсти Ифаня его одежда уже успела знатно потрепаться, а уж лазанье по этому металлолому и вовсе ее убьет. Ну чего уж теперь. Да еще и зарождающийся внутри его слегка помятого тела дискомфорт тоже дает о себе знать. Не мог потерпеть до вечера - теперь мучайся! - Ладно, чтобы отыскать что-то дельное, мне потребуется время, - оборачивается охотник к партнеру, без особого удовольствия обводя широким жестом крутые завалы. - Подождешь или у тебя дела? Наблюдая за тем, как охотник осматривает хранилище и как постепенно угасает его энтузиазм, пес не особо удивляется. Он же говорил, что здесь один хлам. Можно было бы спросить, что именно необходимо, и отправить пару скилосов в город за добычей, но вряд ли Исин одобрит такой план. Сотрудничество, которого он так хочет и ради которого рискует, тоже подпадает под категорию непонятного для Ифаня. Он знаком с жаждой власти, но подобное совместное сосуществование не принесет никакой индивидуальной выгоды. Вожаки обычно заботятся о жителях стаи только потому, что в них заключается сила, и это дает возможность получить еще больше территорий. Пес и не ожидал, что они быстро закончат. Видимо, сегодня придется провести здесь весь день, а к запасам отправиться уже завтра. У них мало времени, но один день ничего не решает. - Схожу пока за едой, скоро обед, - и вожак оставляет Сина наедине с металлоломом. Несмотря на то что Исин сам предложил псу альтернативу, после его ухода становится уж совсем тоскливо. Техническая сторона жизни теосов никогда не интересовала охотника прежде, поэтому в разборе груды железа он не находит для себя ничего увлекательного - разве что возможность хоть немного продвинуться по тернистому пути взаимопомощи их народов. Цель благородная, но скучная, особенно когда единственный на всю округу равный собеседник уходит на неопределенный срок. Ворча себе под нос и через каждые пять минут с досадой чертыхаясь, Исин все же углубляется в развалы: сначала обходит кучи по периметру, но, не найдя ничего ценного, таки карабкается наверх, туда, где техника пострадала как будто бы меньше всего. Обувь, предназначенная для леса, в данных условиях тоже не подводит, хотя ноги так и норовят соскользнуть с особо покатого бока какой-нибудь рухляди. Приложившись несколько раз коленями и оцарапав ладони, Син принимается ругаться уже в голос - раны не болят, но страшно раздражают, особенно когда приходится поднимать особо громоздкие куски или приседать, чтобы разглядеть что-то неподъемное. Запах ржавчины и пыли настойчиво лезет в нос, поясница ноет все сильнее, а настроение уверенно катится вниз. - Да будь оно все!.. - в очередной раз стонет утомившийся охотник, но тут глаз цепляет довольно знакомый корпус. - О, что это тут у нас?.. Оказавшись снаружи, Ифань решает, что идти к трапезной далеко, легче поймать что-то в лесу и отдать женщинам из близлежащих домов. Встречая по дороге патруль, он направляет их к хранилищу, веля охранять до его прихода. Неизвестно, что может случиться, пока он охотится. Рисковать Исином он больше не намерен. Утренняя свежесть плавно перетекает в дневную духоту, но в тени крон деревьев все еще прохладно. Осторожно ступая по траве и прислушиваясь к звукам леса, пес понимает, что никогда не сможет променять шорох зеленых листьев на гул большого города. Даже если ему когда-нибудь придется вернуться в стены, он не забудет ощущение ласкающих солнечных лучей на коже и шепот ветра. Это его природа, неотъемлемая часть. И если от жажды власти пес отказался, осознав, что есть гораздо более пьянящее и захватывающее чувство, то с возможностью ступать по живой земле он не готов расстаться. Добыча в виде кролика - небольшой улов, но достаточный для обеда. Освежевав тушку на месте и вымыв руки в ближайшем ручье, Ифань направляется обратно в поселение. Женщины принимают еду с некоторым удивлением, ведь вожак мог прийти и забрать чужое. Только потому что это его право, как сильнейшего. Но он не стал. Кивая патрулю у дверей, что те свободны, Ифань открывает дверь в хранилище. Исина не видно, только слышится шорох из дальнего угла. - Исин, - зовет пес и направляется в сторону шума. К моменту, когда дверь амбара снова открывается и по помещению разносится голос Ифаня, Син успевает раскопать найденный теплообменник почти на половину. Конструкция простая, но довольно громоздкая, да и модель старовата - у него в убежищах эти штуки сменили года три назад, не потому что работали плохо - просто появилась более компактная версия. Но для хранилищ скилосов... - Фань! Я здесь! - запыхавшись, отзывается перепачканный с ног до головы охотник, высовываясь из-за дальней кучи хлама. - Кое-что нашлось! Не факт, правда, что оно работает, но... - после долгих поисков Син рад хотя бы этому. Исин находится за грудами металла, измазанный и в царапинах. Пес и не знал, что нужно было патруль оставлять внутри, а не снаружи, чтобы Син не навредил себе сам. Радость в голосе обнадеживает. Было бы действительно неплохо, если бы удалось найти необходимое оборудование. - Тебе нужны какие-то детали? Знаешь, как они выглядят? - размышляя над тем, чтобы послать скилосов в город, Ифань подумал, что может хотя бы подключить к поискам необходимого больше еще псов. Тех, кто не в состоянии охотиться и не занят другими важными делами. Так получится быстрее. Возможно, если Син хотя бы примерно поймет, что здесь есть и какое оборудование им нужно, то сможет описать это достаточно ясно. В таком случае это сэкономит много времени и усилий. - Детали... - задумчиво тянет Син, оглядывая с виду нетронутый корпус. - Ну возможно, пока без деталей обойдемся. У вас ведь там уже есть воздуховоды? Вентиляционные люки? Эта штуковина крепится просто, если, конечно, она работает. Еще не мешало бы найти части увлажнительной системы... - он с тоской оглядывается на завалы. - Но что-то я даже... - Давай продолжишь позже, а пока пойдем поедим, здесь недалеко, - вожак недовольно осматривает царапины на светлой коже и не сдерживает ухмылку, останавливая взгляд на ярких свежих отметинах. От такой открытой демонстрации принадлежности внутри теплеет, а от воспоминаний о том, как это произошло, становится только горячее. - Проголодался? - пес протягивает руку, помогая Исину выбраться из завалов. Он же, вместо того чтобы ловко вскарабкаться и оставить дела на потом, тащит за собой массивную штуковину. Ифань перехватывает прибор и ставит на землю. Зарываться обратно в этот металлолом Исину не хочется ужасно, и предложение перекусить охотник встречает с энтузиазмом. Последний рывок - и аппарат таки показывается из-под мусора, значит, можно передохнуть. - Еще как, - довольно улыбается Исин, выпрямляясь. - Чем пообедаем? - не праздное любопытство, ведь еда скилосов для него по-прежнему довольно специфична. Да и обедать на глазах у самых авторитетных членов стаи как-то не очень тянет... Но не голодать же теперь. - Нам снова придется идти к остальным? - в голос против воли просачивается жалостливая нотка, Син с тоской оглядывает свою убитую одежду, морщась от перспективы показаться в таком виде перед ненавидящими его псами. Хотя им наверняка на подобное плевать. - А время умыться у меня есть? Ободранные ладони в данном случае становятся уважительной причиной для отсрочки - теос виновато прикусывает губу, демонстрируя партнеру ранки. Главное - чтобы Фань не решил поручить заботу о нем этим своим женщинам, а обязательно занялся им сам. Тогда и на обед будет не так тоскливо идти. Ифань прекрасно понимает нежелание Исина трапезничать со всеми. Он и сам гораздо более охотно проводит время в уединении, предпочитая шумному застолью уютный обед только на двоих. Управлять стаей нелегко, но самое сложное не забота о благополучии поселения, а яркая мишень на спине вожака. Пес привык к постоянной опасности, конкуренции со стороны собратьев, но чувствовать на себе острые расчетливые взгляды хуже всего. Он будто сочный ароматный кусок мяса для истекающих слюной голодных зверей. Если есть возможность избежать этого чувства хотя бы ненадолго, он с удовольствием ею воспользуется. Пес хотел бы проводить время только с Исином, без посторонних глаз теосов и скилосов, только они вдвоем. Он слишком хорошо представляет себе, как им бы жилось вместе, поэтому достаточно только слова и вожак бросит такое теплое местечко ради неизвестности в диком лесу. - Ты тоже успел поработать, да? - Исин подходит ближе к скилосу и осторожно, кончиками пальцев, вытирает с влажной от пота сильной шеи капельки подсохшей крови, явно принадлежащей не Ифаню. - Тот щенок ведь все еще дышит, правда? - глупый вопрос, Син даже не думал всерьез, что его пес устранил бы помеху за его спиной, но первое предположение срывается с губ с излишней поспешностью. Охотник морщится, досадуя на себя, и снова выставляет вперед ладони, мол, вот, смотри, я ранен и поэтому несу чушь, не сердись на меня. - На обед кролик, и это оттуда же, - Ифань касается того места, где только что ощущал пальцы Сина. Его не особо удивляет вопрос охотника. Он бы без зазрения совести освежевал в лесу неугодного щенка, но участь, которая ожидает Чанёля, может оказаться еще хуже. Исин доволен и не будет лезть на рожон, наглец окажется наказан, а вожаку даже не придется пачкать руки. Такой исход вполне приемлем. - Поедим здесь, рядом. Думаю, немного чистой воды найдется, - пес останавливает взгляд на исцарапанных ладонях и хмурится. Это безобразие лучше промыть как можно скорее. Довольный ответом, Син улыбается шире. Забавно, что в поселении скилосов, где он мечтал оказаться с довольно юного возраста, интереснее всего ему не в окружении местных, а рядом с почти прирученным псом. Наверное, потому что этот пес - его. - Тебе нужны вот такие штуки, да? - Ифань кивает на кусок металла, который Исин так старательно выуживал из-под завалов. - Оставь здесь пока, и может, найдется еще несколько, - если знать, что искать, то работу можно поручить и другим. Интерес старшего к его находке приятен - Син оглядывается на отрытый теплообменник и радостно кивает: - Еще хотя бы один найти - и зима уже пройдет для вас куда спокойнее. Конечно, можно было бы и с генераторами что-нибудь придумать, но эта штуковина специально для подобного предназначена, ее устанавливать будет куда проще! - охотник задумчиво прикусывает нижнюю губу и снова оглядывает завалы металла. - Поручить, говоришь... Почему бы и нет... - в принципе помощь действительно не помешает - лишь бы никому из "помощников" не пришло в голову спихнуть его с особо крутой кучи, а то ведь в этом хламе и убиться можно запросто. - Ладно, это все потом, - Син вздыхает и с нетерпением поворачивается к старшему. - Так что ты там говорил про кролика? Если быстро пообедать и оставить скилосов ворошить горы металлолома в поисках необходимых устройств, то можно еще успеть к хранилищам. Ифань задумывается, стоит ли им отправляться туда сегодня, ведь лучше вернуться в логово и нежится на мягких шкурах в объятьях друг друга до самого утра, возможно, совершить еще одну вылазку к купальням, а потом уже продолжать осуществлять задуманное. Соблазн велик, но если закончить поскорее, то и времени на Сина останется больше. Красть мгновенья близости, когда они только вдвоем, недостаточно, пес хочет получить все. - Пойдем, а железку оставь пока здесь. Сегодня мы сюда не вернемся, - вожак обхватывает чужое запястье и тянет в выходу из хранилища. Как бы то ни было, сначала им следует подкрепиться и позаботиться о ссадинах Исина. Следы на его теле может оставлять только Ифань - яркие и вызывающие отметины в качестве знака привязанности и принадлежности. Он не знает, что ему нравится больше - гладкая нежная кожа или налитые лиловым укусы. - Здесь рядом, уже должно быть готово, - они выходят из хранилища, яркое солнце слепит, а по округе разносится манящий аромат мяса. Скоро обед, и женщины готовят на всех, - только помоем тебя сначала, - пес делает шаг в сторону построек, но останавливается и меняет направление, ведя за собой Сина. Неподалеку есть ручей, и гораздо приятней провести время в лесу, чем среди скилосов, с любопытством разглядывающих Исина. Здесь он диковинка, невиданный, редкий зверь. Даже при наличии меток Ифань не может запретить другим бросать на его собственность липкие взгляды. Син действительно успевает проголодаться - от восхитительного аромата готовящегося мяса у него едва слюнки не текут. Но Ифань вдруг меняет курс, увлекая его в тень деревьев, в противоположную от вкусного запаха сторону. - Но... - жалобно возражает охотник, оглядываясь на поселение, однако сопротивляться всерьез не думает - его партнер явно знает, что делает. Тонкие ветки хрустят под ногами, а тень приносит приятную прохладу. Для этого времени года день выдался слишком жарким, поэтому лучше прятаться от солнца в тени деревьев. Все вокруг шумит, пышет жизнью и пестреет всевозможными красками. Среди леса пес чувствует себя живым, он надеется, что Исину здесь так же хорошо, как и ему. Много времени дорога не занимает: чуть-чуть углубившись в лес, они выходят к небольшому источнику, бьющему из-под живописно наваленных булыжников. Чувствуя освежающую прохладу от снующего в кронах деревьев ветерка и умиротворенно улыбаясь журчанию быстрой воды, Син с куда большим воодушевлением, чем прежде, следует за старшим - аккуратно, ступая след в след, перебирается по скользким камушкам через ручей, к небольшой запруде, где до кристально чистой воды добраться существенно проще. - Я не заметил тропинку, - самую капельку оправдываясь, замечает охотник. - Этим источником не пользуется остальная стая? - иначе здесь наверняка были бы люди, сейчас ведь время обеда. Но в округе явно никого нет, да и растения вокруг совсем не примяты. - У тебя что, есть свой собственный ручей? - хихикает Син, останавливаясь рядом с Фанем у самой кромки и снизу вверх заглядывая в его загорелое лицо. - Привилегия вожака? От воды исходит приятная свежесть, да и из-за повышенной влажности зелени вокруг будто в разы больше. Настоящий укромный уголок. - Хотя она наверняка холодная, - со смешком жмурится теос, не решаясь опускать раненые ладони в маленькое студеное озерцо. - Таких мест гораздо больше, чем кажется, - ухмыляется пес и устраивается на траве, утягивая за собой и Сина, - эта стоянка отлично расположена. Здесь много источников, всегда достаточно дичи, и густой лес не позволяет быстро передвигаться. Неудивительно, что поселение так разрослось, - Ифань замолкает, понимая, что размышлял вслух. Это не то, что его должно беспокоить, ведь они покинут это место, как только удастся осуществить желаемое. - Дай сюда, - берет исцарапанную ладонь в свою и второй рукой зачерпывает немного воды из ручья. Та действительно оказывается холодной, но огрубевшая кожа пса привычна к подобному. Ифань аккуратно мажет по грязным пальцам, трет бережно, согревая. Царапины оказываются неглубокими, но наверняка раздражают ноющими ссадинами, ведь ладони мягкие и совсем беззащитные. Пес осторожно обмывает ранки, сосредоточенно закусив губу. После всего, что произошло, он хочет, чтобы Исину никогда не было больно и страшно. Он знает, что невозможно изменить то, что произошло, невозможно вернуться и поступить иначе. Во всем случившемся виноваты они оба и не виноват никто. Обстоятельства продиктовали свои правила, заставили их действовать отчаянно и опрометчиво. Несмотря ни на что Ифань не жалеет, ведь иначе они не смогли бы оказаться в этот момент здесь, вместе. Все, что пес хочет сейчас, - подарить Сину столько нежности, сколько сможет. Не как извинение, а как продолжение их истории и как прелюдию к тому, что еще должно случиться. Син морщится, когда от воды и ласковых прикосновений в ранках начинает щипать, но очень быстро забывает о неприятных ощущениях - его завораживает выражение лица обычно такого сурового старшего: сейчас Ифань не похож на вожака, сильного самца или вообще скилоса. Он разглядывает пострадавшую ладонь охотника с такой тревогой, будто это что-то по-настоящему серьезное, не просто царапины, и трогает ее так аккуратно, что Исин перестает думать о боли. Сложно поверить, что это тот же самый пес, что несколько часов назад отчаянно впивался в его тело в попытках не то удовлетворения, не то самоутверждения... Сложно, но отчего-то верится, ведь даже тогда Фань не причинил вреда, пусть и казалось, что он полностью себя отпустил. Те его чувства и эти, собственнические порывы и заботливые - две стороны одной монеты, две грани одного и того же чувства, того самого, которое разрывало самого Сина прошлой ночью и которое до сих пор ощущается теплым, уютным волнением внутри, когда они оказываются так близко, как сейчас. Длинные пальцы аккуратно смывают пыль и кровь с кожи охотника, Ифань так усерден, что даже трогательно прикусывает нижнюю губу - привычка, которую он, кажется, перенимает у своего инфантильного партнера. От этой мысли, такой естественной на фоне всех предыдущих, Син невольно улыбается, ощущая себя до абсурда счастливым. Столько всего предстоит сделать, до полной свободы еще так далеко... Но сейчас ему легко верится в то, что они смогут добиться успеха во всех своих смелых начинаниях. Потому что они вместе. - Вторую, - Ифань отпускает чужую ладонь и уже тянется за другой, как замечает взгляд Исина, теплый и немного странный. Он замирает, не в силах прекратить смотреть. То, что он видит, опьяняет и отдается в груди сладким томлением. Увлекшись разглядыванием красивого лица своего пса, Син легонько вздрагивает, когда Фань поднимает на него свои серьезные темные глаза и вопросительно изгибает бровь. Все еще пребывая в своих сияющих, радостных мыслях, охотник отстраненно косится на вторую ладонь. Сделана лишь половина дела, а у него столько всего бурлит внутри, требуя немедленного выхода, и для этого Исину нужно полное внимание старшего. Поэтому он лишь забавно фыркает, сует обе ладошки в ледяную воду и старательно булькает в ней, поскорее избавляясь от грязи. Ифань не успевает возмутиться - справившись с этой задачей, Син торопливо вытирает руки об испорченную майку и с довольным видом поворачивается к нему, набирая в легкие побольше воздуха для долгой тирады. Его партнер, его пес смотрит на младшего с удивлением и ласковым интересом, готовый, очевидно, к любой многословной чепухе, которой склонный к болтовне теос хочет его порадовать. Син на долю секунды хмурится, пытаясь в своей голове уложить все мысли и чувства по полочкам и выдать как можно более лаконичную версию, но в итоге отмахивается от самого себя и, счастливо вздохнув, валит Фаня в густую траву, а сам укладывается сверху. - Да ну его, этот обед, - шепчет умиротворенно в его приоткрытые губы. - Давай лучше побудем вдвоем... Заботливые руки тут же подтягивают его повыше, нежный поцелуй заставляет щеки покрыться легким румянцем, раненые ладошки аккуратно устраивают на теплой груди. Исин видит в глазах Ифаня свое отражение. И улыбается.