Я не плачу

             Я уставилась в белый потолок. Высматривать там совершенно нечего, зато ничто не отвлекает и от мыслей. Хорошо бы зареветь, но не ревелось. Как всегда, когда для слёз находился по-настоящему достойный повод, глаза мои оставались сухими. Вот если я разглядывала фотку с трогательной старушкой или печальным котёнком, или смотрела фильм, в котором Сандра Баллок не могла встретиться с Киану Ривзом, вот тогда у-у-у! Тогда приходилось срочно искать платок и чёрные очки, чтобы цеплять их на опухшую от плача физиономию. А сегодня, подумаешь, застала собственного мужа, взасос целующего собственную мою подругу... Что такого? Он же не бедный котик, а она не немощная бабка. И нечего рыдать, правда?       «Жизнь, она такая всякая, детка», – говорил мой любимый перед нашей свадьбой год назад. Всякая, да.       Наверное, мне нужно было вести себя с ними по-другому. Наверное, нужно было устроить громкий скандал... Такую современную разборку – с криком, матом и привлечением к процессу всех гостей, толпившихся в соседней комнате. Или нужно было молча за волосы оттащить Ирку от Ивана, а мужу врезать коленкой в причинное место. Или картинно разрыдаться и красиво, с бледным измученным лицом осесть на пол – Ванька не выносил, когда я плакала, сразу бросался утешать...       Наверное, нужно было, да. Упущенные возможности. Хотя, кто его знает, возможности ли? Кричать я не люблю, материться не умею, Ирка в женских драках сильнее меня, Ванька не только сильнее, но и быстрее, и ловчее... И на слёзы мои ему теперь плевать – Ирочка рыдать умеет не хуже, чем я.       Поэтому не собираюсь я жалеть о том, чего не сделала, а вот о чём жалею, так это о том, что хотела бы забыть, да не получается.       О том, как глупо, совершенно по-идиотски, хихикнула, сказала «простите» и тихо прикрыла за собой дверь гостевой спальни.       И как бежала босиком с шестого этажа, потому что бежать в туфлях на десятисантиметровой платформе быстро не получалось, а о лифте я забыла в те минуты напрочь.       Как неслась по улице, не замечая камешков, осколков стекла и прочего мусора, впивающегося в ступни, рвущего в клочья тонкие колготки и кожу под их непрочной защитой.       Как с серьёзно и уверенно объясняла испуганной моим видом тёте Наташе, что она должна дать мне ключи от квартиры своей дочери – моей школьной подруги Белки, уехавшей в отпуск во Францию.       Вот почему-то о Белке во Франции мне помнить хочется, а сегодняшний вечер – да что там вечер, всю мою семейную жизнь – хочется забыть, забыть, забыть, как сон поутру.       «Говорила мама мне, ты не будь упрямою, только я не верила в слова...» Да, да, да, ведь я такая умная! Я знаю всё лучше всех! Ну и что, что все мне твердили, что Ванька – самый худший из бабников. Даже свекровь меня предупреждала, по-доброму причём предупреждала, заранее сочувствуя... Я словам не верю! Я верю поступкам! Мой Ванечка делом доказал, что перестал смотреть на других женщин. Мы уже давно вместе и он ни-ни! Добровольно, сознательно и на всю жизнь. Ванечка только меня любит, только меня хочет. И нет у меня повода усомниться, отстаньте все! Тоже мне, Кассандры нашлись. И три года всех друзей-родных-знакомых убеждала в своей правоте, и Ирку в том числе. А права ли я была? Или всё это время тешила себя прекрасной сказочкой?       Ничего-ничего. Вот теперь полежу, погляжу в белый Белкин потолок, может быть, увижу на нём изображение маленького грустного котёнка. Или старушку в трогательном платочке. Или печальные глаза погибшего героя Киану Ривза.       От беспрерывного прокручивания в голове дурацких мыслей у меня быстро заболела голова. Впрочем, ничего нового в истории болезни, ведь израненные мои ноги заболели ещё раньше. Нужно было вставать и топать в ванную лечиться.       Хотя полечиться можно было и на кухне – я прекрасно помнила, в каком из шкафчиков непьющая Белла хранит вот для таких вот случаев початую бутылку «Неписсухо» – так подружка весело коверкала гордое имя «Hennessy XO».       Сложная альтернатива для моего измученного мозга. Но духовная потребность победила физическую. Срочно требовалось отвлечься от образа моего прекрасного мужа, наверное, теперь уже развалившегося на розовых Иркиных простынях, поэтому я выбрала направление на кухню. Ноги терпели боль два часа, потерпят и ещё. А если сдохну от заражения крови, то так мне и надо.       Немного жаль было портить эстетику Белкиной квартиры, в частности, светлый Белкин пол, на котором оставались такие неэстетичные следы моих покалеченных лап, но я наплевала и на это.       «Неписсухо» – вот лучшее лекарство и анестезия.       Только я успела открыть коньячную бутылку, сделать пару глотков «из горла» и закашляться, как раздался звонок в дверь. Я не думала, что это Белла или тётя Наташа, а на остальных визитёров мне было начхать, поэтому я сделала ещё один глоток и отсалютовала бутылкой:       - За позднее прозрение!       Этот тост показался мне красивым и воодушевляющим, и я заглотила ещё грамм пятьдесят коньяку. Каждый следующий глоток был вкуснее предыдущего, уже не драл горло и почти не вызывал кашель. Я подняла бутылку в салюте ещё раз:       – За жён-дур и мужей-предателей! – слова выговаривались как-то неправильно, но тост получился чрезвычайно тонким и актуальным, и я снова присосалась к французскому пойлу.       Стоять посреди кухни мне быстро надоело, потому что пол стал скользким и неустойчивым, и я аккуратно, уронив всего лишь пару магнитиков, сползла вниз, опираясь на прохладный холодильник.       – За свободу от козлов!       Третий тост я произнесла медленно, словно не верила в него, но призадумавшись над его глубоким смыслом, поняла, насколько он правильный и своевременный, насколько срочно нужно за него выпить!       Чокнувшись бутылкой с гладким боком холодильника, я попыталась допить остатки коньяка, но что-то мне мешало, создавало дикий дискомфорт. Прислушавшись к себе, моему другу-холодильнику и миру, поняла, что виноват, как всегда, мир и населяющие его идиоты.       – Ты кгото ждшь? – спросила я холодильник. Холодильник отрицательно покачался в ответ.       – Вот и я н жду!       Я допила остатки своего лекарства. Идиот за входной дверью давить на кнопку звонка перестал, но принялся долбить в несчастную эту дверь, и, кажется, даже ногами.       – Вс-тки, эт к тбе, – укоризненно сказала я холодильнику и попыталась принять вертикальное положение по отношению к полу. Получалось это плохо, мешала подействовавшая анестезия и ещё немножко пустая бутылка, которую мне отчего-то не хотелось выпускать из рук.       Кое-как я поднялась, и медленно, придерживаясь за стеночку, направилась в холл. Ибо, хотя я и очень ответственный жилец, отвечать перед Беллой и её мамой за сломанную дверь не хотелось.       Как я буду объяснять непонятливому гостю, что он ошибся адресом, я пока не представляла, но и путь до входной двери был неблизким. Добравшись до неё минут через пять, я покрепче стиснула верную бутылку, которую так и не бросила по дороге, и крикнула:       – Ктам?       Голос мой заглушила новая порция ударов. Дверь была в реальной опасности.       – Разве не пнтно, что в квртре нкого нет? Нееету нкого в квартре! Какого дьвола звнть, стчать? – бормотала я, пытаясь открыть замок одной левой. – Все лди прсто...       Договорить «идиоты» я не успела, потому что замок неожиданно поддался моим неловким пальцам, и дверь распахнулась. На пороге стоял Иван с перекошенной физиономией, которую украшали несколько царапин через всю щёку. Заглядевшись на эти, явно боевые, нанесённые маникюром с алмазным напылением, раны, я замешкалась, утратила стратегически выгодную позицию и не успела захлопнуть дверь. Муж слегка подтолкнул меня назад и вошел в квартиру.       – Светланка, как же ты меня напугала.       Я, ошалев от такой наглости и, наверное, от всё лучше действовавшей анестезии, замахнулась на Ваньку бутылкой.       «Ккго чрта ты сюда явлся?!» – хотела я гневно заорать одновременно с замахом, но порыв мой закончился очень быстро, голова взорвалась утихнувшей было болью, ступни загорелись огнём, и с тихим вздохом я рухнула на пол, прямо под ноги мужа.       Нет справедливости в этом мире.