Московская невеста, или Подлинная ирония судьбы

      Ипполит очнулся лишь на втором этаже совершенно типичной новостройки, которая в равной степени могла принадлежать как солнечной Москве-Столице, так и хмурому Городу-На-Неве.       Водитель, поддавшись уговорам Гали, помогал, поддерживая Ипполита с одной стороны, а сама Галя — с другой.       Бедный, замерзший, вымоченный в слезах и снегу страдалец, казалось, не слишком-то хорошо понимал, кто все эти люди и что он среди них делает.       — Сюда, — сверившись в памяти с номером квартиры, указала Галя на дверь.       Дверь тоже была до такой степени похожа на ее московскую, что Галино «дежа вю» очень захотело ущипнуть хозяйку за руку или, еще лучше, чиркануть по ней чем-нибудь для надежности. Но Ипполит занимал все мысли и силы.       Тот отбросил держащие его руки и попытался самостоятельно устоять на ногах. Он уставился на дверь, недовольно сопя — почему та до сих пор не открылась? Потом, видно, машинально, нащупал ключи в кармане, вытащил, но отдавать никому не собирался. Впрочем, дверь ему поддаваться не собиралась тоже, несмотря на грозно сведенные у переносицы брови и поджатые дужкой губы. Может, потому, что он никак не мог попасть в замочную скважину?       — Здесь тугой замок, я знаю такие, — после очередного пасса Галя по привычке решила взять дело в свои руки.       Но не тут-то было!       — П-попрошу не указывать!       Ипполит отвечал голосом, которым очень хорошо строить всех на плацу и одновременно признаваться в любви, и Галя, поддавшись очарованию, явственно прозвучавшем в полупьяном командном надрыве, неожиданно согласилась:       — Да-да, конечно, милый.       Подождала, пока он поковыряется еще немного, пробормочет: «руки замерзли!» — и сам сунет ей ключи. Возясь с замком, она негромко объясняла:       — Вот смотрите: надо сначала немножко вверх подать, а затем уже повернуть. А замок лучше смазать. Потом.       Дверь распахнулась так легко, словно все это время только и ждала, пока Галя приложит к ней ручки и перешагнет порог.       — Жулик, — еле выговорил Ипполит, окончательно побежденный выпивкой и Галей, очень похожий на плакат о вреде пьянства. Потом перевел взгляд с водителя на Галю: — Ж-жульница, н-н-н…       И, отодвинув от себя незваных помощников, без чувств упал через порог своего дома.       — Ну, дальше вы уж как-нибудь сами, — опустив Ипполита на кровать, сочувственно развел руками водитель.       Галя, сбросив белую шубку и сняв пушистую шапку, поправила волосы и улыбнулась себе в зеркало — просто для бодрости. Потом обошла хоромы Ипполита. Худая двушка, больше смахивающая на прикидывающуюся крутой однушку, была очень знакома Гале по планировке.       — Оливье, селедка под шубой, свекла, — приоткрыв полукруглую дверку, перечислила она салаты в холодильнике. Добавила удивленно: — О, горилка!       Гале сразу представились те самые старенькие родители, которые так и не дождались ни сыночка, ни будущую невестку: судя по грязной посуде и неполной бутылке, они с горя чуток выпили и закусили. Но пока никого не было, и Галя, достав из мешка гостинец, гордо сказала:       — А крабов-то и нет!       Потом, вернувшись к кровати, прощупала лоб и пульс Ипполита — тот никак не приходил в себя, но дышал глубоко и ровно. Галя сняла совершенно мокрую и очень дорогую верхнюю одежду, стащила хлюпающие ботинки и укрыла пледом. Ничего критического, судя по ее опыту в подобных случаях. Папаша, пока окончательно не свалил из семьи, тоже не дурак был выпить, а мама до жути боялась пьяных.       Ни родных, ни гостей пока не наблюдалось, и кое-что еще нужно было сделать — пригодится, когда хозяин выйдет из комы.       Рукава были закатаны к бою. Полотняный передник укрыл дорогое красивое платье. Размороженная курица — опалена над конфоркой, затем почищена, порезана и брошена в добротную толстостенную кастрюльку вместе с головкой чеснока, цельной луковичкой и вполне сносной морковкой. Нашелся даже листок лаврушки и гвоздика — они пойдут в дело позже, как и чудо из чудес — настоящий кавказский шафран!       Попробовав все, Галя не удержалась. Селедку под шубой украсила отварным яичком и прочими красивостями, в свеклу добавила грецкий орех, чеснок и размоченный чернослив. Продуктов было достаточно много: видимо, хозяин отличался запасливостью. Оливье, на взгляд Гали, исправлению не подлежал (ну какой гад придумал вместо отварного языка портить его колбасой вареной «Юбилейной»?), хотя мелко порезанное яблочко и огурчик несомненно улучшили вкус.       Все это позволило Гале не только привести в порядок салаты к приходу возможных друзей и родственников, не только мимоходом стереть пыль в довольно-таки чистой для холостяка квартире, но и собраться с мыслями. Кулинария была одним из тех дел, где все поддавалось логике и правилам. Если белки охладить и долго сбивать, то они обязательно превратятся в пушистую стойкую пену. Если поставить запеканку на нужную температуру и время, то она никогда не подгорит. Все это создавало в мире вокруг нее иллюзию порядка. Подобным образом Галю успокаивал лишь точно сведенный годовой баланс. А ведь прийти домой к незнакомому мужчине, поддавшись внезапному порыву, было совсем не в характере Гали.       Наконец в дверь постучали. Чернявый мужик в трусах, растоптанных домашках и возрасте трепетно повел носом в сторону кухни, забыв, о чем хотел просить.       — Здрассьте. Что вы хотели? — спросила Галя, оглядывая незнакомца. Явно сосед — для зимы одет немного прохладно.       — А вы… А что вы тут… — ошеломленно начал он.       — Я — невеста Ипполита, — давя сомнения, ответила Галя.       — Отдай казан! — определив приоритеты и сразу перейдя на «ты», выдал мужик.       — Сначала двадцать рублей отдай! — грозно сказала Галя и начала закрывать дверь.       — А как же казан?       — Обойдешься!