***
Дима не выдержал и чихнул. Марк улыбнулся, глядя, как его парень щурится на солнце и готовится чихнуть еще раз. - Будь здоров, - сказал Марк. Дима чихать передумал. На перила веранды, где они сидели, прилетел воробей. Дима оторвал ему хлеба, который принесли к салату. Воробей жадно схватил кусок и улетел. Дима улыбнулся ему вслед. Марк любил его улыбку, добрую и искреннюю. Он вообще любил всего Диму, от макушки и до пяток. Тот постоянно терял пульт от телевизора и забывал, куда положил мобильный. По утрам перед работой и вечером перед сном Марк и Дима играли в «поиски сокровища». Иногда Марку хотелось повязать телефон Диме на шею, но тогда они бы лишились традиционного времяпрепровождения. У Димы были свои минусы, он не состоял из одних потрясающих глаз и чуткости, но эти минусы были настолько мелкими, что Марк закрывал на кое-какие из них глаза, а с кое-какими приживался. Все же и он не был подарком. Марк не знал, как бы сложилась его жизнь, не состоись тогда разговор с отцом. Возможно, Марк бы все-таки сошелся с Димой, а возможно — и более вероятно — что он бы жил пустой жизнью, не замечал тех зеленых листьев, что видел теперь, спал с какой-нибудь женщиной, на которой однажды женился бы, потому что надо, и был бы совершенно несчастен. Он бы убеждал себя, что поступил правильно и по-мужски, что геи — зло, что он — молодец, раз не позволил себе стать злом и выбрал верный путь, а по вечерам, стоя под душем или лежа в кровати и глядя в стену, корил бы себя за трусость и жалел о принятом решении. Однако, карты легли иначе. Марк не верил в судьбу, но считал, что если она и есть, то это женщина, и она редкая стерва. Дима был самым сложным испытанием, какое ему выпадало за пока еще двадцатипятилетнюю жизнь. Ведь если бы он облажался тогда, не прошел испытание, то был бы лишен большей части того, что его окружало сейчас. - Будешь мороженое? - спросил Дима. Марк посмотрел на симпатичный нос и сексуальную родинку, которую он любил целовать. Кивнул. Дима легко провел ему по волосам, когда уходил в бар. На перила прилетели два воробья; наверно, первый разболтал знакомым,что здесь кормят. Марк отщипнул пару кусочков от оставшегося хлеба. Один из воробьев звонко чирикнул. Дима принес мороженое почему-то с воткнутой туда кислотно-розовой зубочисткой с сердечком наверху. Марк приподнял брови, а Дима мотнул головой в сторону пары соседних столиков, где тоже отдыхали. - Не целоваться же с тобой, когда тут люди, да? Нас могут отсюда выгнать, а этого допустить нельзя — они очень вкусно кормят. А вообще, я хотел напомнить, что люблю тебя, - прошептал Дима. Марк вынул зубочистку и переткнул в посыпанную орешками и облитую сиропом порцию мороженого Димы. - И я тебя, солнце.***
Если бы Марка спросили, что он чувствует к Дмитрию Авдееву, ответ был бы кратким, емким и не содержал бы в себе ни капли лжи. Разве что, Марк бы удивился, услышав такой вопрос. По его мнению, все было более чем понятно.