Гвардия Солнца

      В назначенный день Иланаро вновь поднялся на вершину Глотки Мира – уже один. К счастью, ему не попался тролль; возможно, тот, что разорвал ему руку несколько месяцев назад, был единственным, кто сумел пробраться в волшебную метель вокруг обиталища Партурнакса. Но ледяных духов пришлось сжечь немало – тут очень помогли недавно изученные заклинания обнаружения.       Иланаро волновался едва не до тошноты, его то и дело пробирала дрожь. Он почти жалел, что не плюнул на попытки получить независимость от Гвардии и не пригласил сюда ту же Сельвуру. Но утешал себя тем, что пленение Одавинга предсказал оракул – значит, у него все получится. А если не получится, произойдет очередной Прорыв Дракона… и это еще на шаг приблизит Аури-эля к перерождению в Пожирателя Мира. О чем Иланаро даже не узнает, если это произойдет.       В общем, попытки успокоить себя размышлениями не приводили к желаемому эффекту.       Но неожиданно на помощь пришел Партурнакс. Он любезно предложил Довакину Крик, приносящий душевное спокойствие – тот самый, который дракон уже использовал, когда Иланаро узрел в Древнем Свитке суть структуры мироздания. Посоветовавшись с призраком Анкано, альтмер согласился на это воздействие – и действительно, «Нил-Нид-Фик» оказался очень кстати. Нутро успокоилось, мысли прекратили свой навязчивый хоровод, Иланаро смог расслабить мышцы и восстановить дыхание.       Партурнакс же, заверив, что не будет мешать, удобнее устроился на своем каменном насесте и замер, словно тоже обратившись в камень, даже глаза прикрыл. Полная неподвижность наставника Седобородых не то чтобы сделала его невидимым, скорее, разум Иланаро перестал воспринимать его как наблюдателя, и это тоже было кстати.       На этот раз по совету Анкано Иланаро выпил целую бутылку вина, а не половину. Око хорошо отозвалось на первые прикосновения альтмера, будто бы уже совсем подстроилось под него за недолгие тренировки. Еще до того, как призрак Анкано называл нужные позиции, глаза и руки Иланаро сами находили нужные символы.       С помощью амулета Дальнего Взгляда он проверил и Борри, и Эйнарта. Все были на местах и готовы. Кратко помолившись про себя Аури-элю, Иланаро воспользовался нужной комбинацией, настраиваясь на Борри для взаимодействия.       Это вообще было странное состояние, быть ведущим в подобной связке. Иланаро не видел глазами Борри и не слышал его ушами, нет, но при этом каким-то образом получал представление, где тот находится и что воспринимает. Причем это не было и рассказом о действиях и чувствах Борри. Больше всего это напоминало работу зачарователя, как ни странно. Это было что-то… математическое? Во всяком случае, что-то связанное с числами, линиями, углами, направлениями…       Разум уставал от этого ощущения. Именно для этого было нужно опьянение: чтобы сознание слегка поплыло, меньше анализировало происходящее. Иланаро по совету призрака попытался максимально отдаться происходящему, принять это, не думать о том, как это странно и непохоже на обычные ощущения.       По мере того, как Борри – где-то там, далеко – рассматривал Одавинга, ощущение становилось все более ясным, и даже отчасти зрительным. Иланаро представлялось огромное, грациозное при всей своей массе существо: красная блестящая чешуя, желтые глаза, кожистые сильные крылья… Иланаро, следуя подсказкам призрака, связался и с Эйнартом, который так же тщательно рассматривал сейчас террасу Драконьего Предела и взведенную ловушку… главное, не забыть переместить вместе с телом и душу дракона, иначе Балгруф получит лишь скелет Одавинга… альтмер опасался пропустить наилучший момент для перемещения, но по мере того как две картины – красный дракон и приготовленная западня – становились все яснее и яснее, в его душе рос восторг, чистый и холодный, тоже очень математический, и прерывать процесс до достижения пика казалось немыслимым…       Иланаро уже почти не чувствовал свое тело. Руки, ноги, голова – все это ушло на десятый план, как и ощущение морозного воздуха вокруг и снега под ногами. А его разум словно пребывал в трех местах одновременно. Это было потрясающее, но и пугающее ощущение.       Наконец, что-то словно толкнуло его изнутри. На периферии сознания он осознавал, что касается нужных символов на Оке и на амулетах… это было не усилие воли, как при совершении обычных чар, и не выплеск особой, драконьей силы, как при использовании Криков. Это было переосуществление реальности, использование мира на манер калейдоскопа, в котором пересыпается мозаика цветных стеклышек, и поворотом достигается новая картинка, а старой – будто и не было. Одавинг был в своем логове – а в следующий момент он уже был в Вайтране.       Получилось?       Иланаро прервал тесный контакт с Борри. Почему-то ему пришло на ум, что сейчас глаза Седобородого – там, у опустевшего логова Одавинга – потеряли ядовитую альтмерскую зелень, вновь обретая свой природный цвет, какой бы он ни был (Иланаро не помнил точно, кажется, у Борри были серые глаза). Когда альтмер увидел это в первый раз на тренировках с Седобородыми, это произвело на него довольно неприятное впечатление, хотя он уже знал о таком эффекте – видел у Белранда, когда Оком управлял Анкано. В этом было что-то от воровства, что-то от одержимости, что-то от насилия.       Постаравшись выбросить из головы ненужные переживания, альтмер обменялся с Эйнартом условным знаком: оба совершили «пустой вызов». Значит, все было в порядке, дракон перемещен в Вайтран и пойман в ловушку. Иланаро ощутил огромное облегчение. Он, в последний раз коснувшись Ока, опустился на колени прямо в снег, сел. Изгнал призрака. Откинулся на спину, выпрямляя ноги, несколько раз глубоко вздохнул, закрыв глаза. Полдела сделано. Даже не верится.       – Мал фрон?       Иланаро очнулся, резко сел. Он что, заснул? Его будто вырубило… так можно и насмерть замерзнуть. Над ним склонился Партурнакс.       – Я… долго так лежал? – спросил Иланаро. Поднялся на ноги, стал отряхивать с одежды снег. Замерзшим он себя не чувствовал. Но такая реакция на взаимодействие с Оком его встревожила.       – Не очень. Эта ла… магия очень сильна – и куда сильнее, чем та ее часть, которую ты используешь. Твои тело и разум слишком уязвимы, мой смертный друг. Тебе удалось пленить Одавинга?       Стоит ли рассказывать Партурнаксу, что он планирует стать сил амик Одавинга? Без нужды – наверное, нет.       – Да. Теперь надо как-то уговорить его помочь мне. Вы не посоветуете что-либо? Какие аргументы могут его пронять?       – Аргументы? А-ах, смертный родич, Одавинг – не мыслитель, и тебе не стоит пытаться впечатлить его рассуждениями, – Партурнакс усмехнулся. – Он порывист и всегда поступает необдуманно. Впечатли его. Ошеломи. Не забудь рассказать ему, что ты крий… убил Салокнира, и что готов выступить против Алдуина. Безумство храбрых – вот мудрость жизни, во всяком случае, в глазах Одавинга.       – Может ли помочь «Свежий ветер»?       – Попробуй, я ведь уже сказал. Но помни – хоть он и силлесейордова, он ненавидит в себе эту… слабость, как он считает. Не думаю, что будет мудро напоминать ему о ней.       – Что насчет того, что я взял его в плен – и не в честном бою? Мне стоит принести извинения или, напротив, говорить с позиции силы?       Дракон вздохнул, поводя головой.       – Тут сложно сказать определенно. С одной стороны, тебе стоит показать свое уважение к нему, но с другой – извинения он воспримет как слабость. Попробуй не заострять на этом внимание, мал фрон. Говори об Алдуине, о том, что Одавинг нужен тебе в качестве союзника.       – Что насчет судьбы и предопределения?       – Это, полагаю, скучно для него, даже тягостно. Он горделив и, как любой дракон, даже со смертной душой, ценит свободу и независимость. Вызов неуязвимому Алдуину – в его духе. Следование судьбе, покорность ей – нет.       – Ясно. Благодарю вас.       Аметистовые глаза дракона сверкнули.       Иланаро вдруг почувствовал, что хочет прикоснуться к Оку еще раз. Даже без смысла, не читая символы. Что-то в этом артефакте действительно было предназначено для него. Только… для его божественной формы. У альтмера пересохло во рту: он вспомнил тот ужасный день, когда он убил Анкано и перетащил сюда Око Магнуса. Очень отчетливо вспомнил, как Посохом замкнул энергию Ока на самом себе, и, за миг до того, как смертная часть его сознания отключилась, ощутил себя не просто всемогущим… а будто бы единственно существующим. Если он будет в таком же состоянии, когда придет решающий момент, ничто не остановит его… если мира не будет существовать для него, нечего будет жалеть. Нечего будет спасать.       Он сделал шаг назад, преодолевая искус. Око Магнуса безмятежно вращалось в воздухе, бросая на снег призрачно-синие отсветы.