***
Когда вся эта заварушка с Кейт, берсерками и умершим Дереком заканчивается, Стайлз выдыхает и чувствует в груди умиротворенную пустоту с легким привкусом тревоги. Все, что должно было – случилось. Осталось лишь принять, и смириться. Но вдруг оживший Дерек путает все планы, врываясь в ее реальность черным, подтянутым волком. И она ждет: жеста, звонка, взгляда – чего-нибудь, чтобы знать, что чувства к ней все также плещутся на дне зеленых, невероятно красивых глаз. Но Дерек не звонит. Дерек обнимает Брейден. И мир Стайлз рушиться. Разлетается на кусочки, подобно взрыву сверхновой, принеся с собой полное осознание того, что этот город ломает и без того сломленную душу. И она решает, что пришла пора. Пора уезжать. Спустя два дня пришедшая в пылу очередного сверхъестественного апокалипсиса мысль кажется глупой слабостью, а ноющая, глухая боль в сердце последствием стресса, не более. Ее, живущую в странном, чокнутом мире, ничто не способно удивить. Но когда отец заводит речь о последнем звонке бабушки Беннет, все равно удивляется. Не потому что шериф не любит свою свекровь, просто она напоминает о том, что оба они называют «Вегасом». А как известно, что было в Вегасе, то в Вегасе и осталось. Например, дикая, выедающая душу тоска по маме и младшему брату, о котором в семье Стилински просто не говорят, потому что потерять близнеца, младше всего на четыре минуты, все равно, что потерять самого себя. И говорить об этом Стайлз не готова, и никогда не будет готова. В списке ее дел на сегодня значится лишь одно – поездка в провонявший охотницей лофт, и Стайлз выпроваживает отца на работу, попутно набирая выученный номер, вытягивая незатейливое: «Баа..», когда в трубке раздается бодрый женский голос. Бабуля Беннет жила в штате, расположенном почти на другом конце страны, и потому ездить в гости всегда было проблематично. Но, тем не менее, Стайлз безумно любит маленький, солнечный город, затерянный на просторах штата Вирджиния. - Дженна, - и Стайлз снова фыркает, и, как на кинопленке, видит, как та закатывает глаза, и снова повторяет, - Дженна. Они говорят около двух часов, обсуждая все: от новых кед Стайлз до старой сломанной лампы, которую когда-то притащил в дом ее дед – любитель странных вещей. На одно мгновение голос в трубке замолкает, и Стайлз пугается до чертиков, неожиданно ощутив спазм в горле и легкий укол в сердце. - Ба? Ба, что происходит?! - Ничего, милая, просто сердце шалит. Пройдет, женщины Беннет и не такое выдерживали. – Беззаботно звучит в ответ. Но Стайлз все равно страшно. Страшно потерять ту, что почти заменила маму, оказавшись рядом в тот роковой поворот. Еще через полчаса она ловит себя на мысли, что продумывает план того, как скажет отцу, что хочет уехать на лето в Вирджинию, особенная уделяя внимание деталям. Но озадаченно фыркает, выпрыгивая из машины, намереваясь подняться в лофт. В тот душный день почти вся стая собирается у мониторов, мечтательно вдыхая аромат предстоящего соревнования «Кто победит Стайлз в гонках», предвкушая победу, где призом станет освобождение от просмотра «Звездных войн» в ближайшие выходные. Нет только Питера и Дерека, шляющегося где-то с новой подружкой – адреналиновой маньячкой, как зовет ее Стайлз. В какой-то момент сердце Стайлз замирает, сбивается с ритма, и падает вниз. Вдруг приходит осознание/осмысление, что все у стаи будет хорошо, они справятся. Глядя на Скотта, улыбающегося Кире, Лидию, обсуждающую что-то с Перришем, Малию, ехидно спорящую с Корой, Лиама, залипшего в телефон с глупой улыбкой – понимает, что справятся, но без нее. Стая просто перестает нуждаться в ней, а город перестает быть тем местом, где ей нужно быть – все же, время пришло, сердце (хоть и с горечью) стремится вернуться туда, где ее ждут, перекрасив стены дома в приятно-бежевый цвет. Она незаметно выскальзывает из лофта, боясь нарушить созданную природой или людьми гармонию, набирая единственное сообщение на смартфоне, с которым очень скоро распрощается (как и со всем, что напоминает ей об этом городе): «Готовьте пижаму, детки. Я возвращаюсь». А вечером, прижимаясь к теплому боку отца просто произносит: «Пап, ты не против, если я поживу у бабули Беннет немного?» И все, с произнесенной фразой не рушатся стены, не умирают люди. Сердце лишь замирает, когда шериф вздыхает, и встает, чтобы забронировать билет на ближайший рейс. И почему-то ему кажется, что время пришло – отпустить, и увидеть, как его дочь станет счастливой, несмотря ни на что. Спустя еще два дня Стайлз стоит у стойки регистрации, протягивая улыбчивой молоденькой девушке хрустящий бумажный билет. В небольшом чемодане лежат лишь самые необходимые вещи, с которыми она так и не смогла расстаться. Пара футболок, конверсы, мамины письма и тоненький плеер, отдающий табаком и рябиной. Все остальное: одежда, книги, учебники, ноутбук с бестиарием и телефон – осталось дома, в комнате с плакатами, которая теперь безраздельно принадлежит Малии. Оставшиеся десять минут до посадки, она весело трещит с отцом, выдавая сто слов в минуту. В голове мельком проскальзывает мысль, что уехать из города пока стая тренируется на мексиканской границе, была весьма и весьма удачной, ведь прощаться – вторая ее нелюбимая вещь после слез. Она уезжает, понимая, что не оставляет им шанса найти ее, клятвенно себе пообещав, что будет им хотя бы писать, ведь звонок слишком просто отследить. И уже в самолете, глядя на ярко-глянцевую бумагу, ясно осознает, что не вернется, ни через месяц, ни через год."День, когда земля остановилась..."
21 апреля 2015 г. в 10:41
Дереку было плохо. Дерек умирал. Она чувствует это слишком ярко, сидя в проклятом фургоне с мальчиком-оборотнем, не умеющим контролировать себя в самый пик полнолуния, на одном сидении с этой затянутой в кожу брутальностью.
Нейроны (или то неизведанное чувство женской интуиции) кричали(ло) о том, что этого хмурого волка не станет, и сердце слишком громко стучало в груди, желая в последний раз, со всей своей нерастраченной страстью, прикоснуться к любимому человеку. Не так, как было в присутствии многочисленных друзей и врагов: враждебно, с ехидством, на уровне «мои клыки – твоя шея»- а когда вдвоем, одни, влюбленно-страстно вжатой в подушки и окутанной легким запахом табака и леса.
Так было тогда, до всей этой истории с темным лисом, и руками по локоть в крови. Браво, дух, ты действительно что-то сломал в ней, лишив этого горько-сладкого запаха леса на смятой постели.
С тех пор ей стали сниться странные сны, не кошмары, скорее воспоминания, в которых маленький мальчик с огнем в детских, хулиганских глазах кого-то звал, а за окном бушевала гроза. Она не видела беснующейся стихии, но чувствовала ее на уровне инстинкта, а еще ощущала запахи – моря и кроваво-красного железа.
А утром она приходила в себя, ощущая лишь собственную тоску и горько-мускусный аромат Малии, растянувшейся на другой половине кровати, в доме шерифа, принявшего ее в семью, как второго своего ребенка.
Из привычного хаоса мыслей в реальность выдергивает новый, незнакомый аромат, исходящий от рук и одежды Дерека, оказавшегося слишком близко – яркий, тягучий, быстрый, отдающий нотками рома, и слегка приправленный адреналином.
Не Лиам, уж точно. Мальчик пахнет водой, легкой, журчащей, родниково-холодной, как быстрая горная река. Откуда она это знает? Опять же на уровне неизвестно когда проснувшихся инстинктов.
Секунды хватает, чтобы логическая цепочка сложилась в пазл и встала на свои места. И сердце пропустило один единственный удар, и сбилось с ритма. И Стайлз готова была поклясться на крови, что слышала звук разбитого стекла.
Но, как всегда, отодвинула всё на задний план, одержимая лишь одним – спасти Скотта.