***
Первым, что Стайлз делает – вгрызается в сочный чизбургер, слушая легкий, чистый смех Керолайн. Жизнь потихоньку возвращается, знаменуя целую гамму ароматов. И Стайлз чувствует себя как никогда живой. К вечеру ее одолевает жажда перемен, и она с легкостью режет волосы, и вздыхает полной грудью, наслаждаясь каждым моментом, пока великая Хель не напомнит о плате. После возвращения мысли скачут с еще большей скоростью, высчитывая каждый изъян, каждую ошибку в планах друзей. Вот только Стайлз не нужен аддерол. Она давно уже приняла свою суть, которую знания о великой жизни, и великой смерти лишь укрепили. Стайлз заливисто смеется и устраивает бой подушками, щекочет Елену и улыбается, пока все та же неугомонная блондинка негодует по поводу утраты длинных волос. Уитмор дарит ощущение эйфории и новой жизни, а профессорский состав удивляется тому, что единственная внучка профессора Беннет выбирает другую специальность, и поражает глубокими познаниями по медицине. Дети семей-основателей оказываются совершенно непохожими на своих отцов, что несомненно радует, но и пугает. А потом Стайлз обнаруживает взволнованно-рассерженного отца на пороге собственной общажной комнаты. Вскидывает брови, а затем бросается шерифу на шею. Джон немного опешивает от столь бурного проявления чувств, но все же крепко обнимает неожиданно взрослую дочь, интуитивно-подсознательно ощущая присутствие чего-то древнего и невероятно могущественного. Весь день они проводят вместе. Стайлз показывает ему колледж, Джон пристально осматривается, ни на минуту не потеряв роли шерифа. Стилински подтрунивает на отцом, и не разрешает съесть все тот же злосчастный чизбургер. Все почти как раньше. О сверхъестественном ни слова. Для них в мире существуют лишь двое сейчас – отец и дочь. Стайлз жмется к нему как в детстве, обнимает, ловит на мгновение за руку. Шериф отчаянно старается не замечать этого слишком горько-мудрого взгляда дочери-подростка. Стайлз показывает табель с предметами, Джон просит совета в деле отношений с женщиной (Мелисса МакКол вдруг сказала ему «да», и согласилась пойти на свидание). Стайлз откровенно ржет и бормочет что-то про свадьбу и будущих сестер или братьев, ощущая себя почти счастливой. А вечером, проводив отца, кричит от боли, бьется в сильных руках Джереми Гилберта, видя/ощущая чужую жизнь, принадлежащую другому миру. Чужую судьбу и чужую смерть. Она не банши. Она – якорь. Она – основа и тюрьма. А Хель, как всегда, жестока…«Снова учиться дышать»
25 ноября 2015 г. в 18:38
Снова дышать было непривычно и ново. Словно струящийся по легким кислород был чудом, по своей силе равный взрыву сверхновой.
Стайлз ежилась, несмотря на тепло огня, разведенного в камине, смотря на причудливую игру мироздания, явленную в трех двойниках: Амаре и потомках Петровых. Даже Кетрин на мгновение потеряла маску стервы, почувствовав легкое дыхание смерти.
А Стайлз ежилась и знала, что Хель никогда ничего не дает просто так, а значит скоро придется платить по счетам.
Но дышать все равно было удивительно. Запах горящего дерева, мягкий цветочный аромат Елены и тяжелый, пряный дух Амары, отдающий безумием.
Когда-нибудь она тоже сойдет с ума. Также как и Амара воткнет нож в спину любимого человека. Если он, конечно, доживет до того дня. Хотя о чем это она… «этот» точно доживет.
От мыслей в голове отвлекает нежно-неверящее объятие Керолайн. И Стайлз впервые осознает какого это, когда тебя ждали, оплакивали уход и верили до конца, что все еще можно исправить.
Вот только обе они знали, ничего уже не будет так, как раньше. Ведь Стайлз больше не ведьма. Стайлз отныне якорь. Опора потустороннего мира, свет для ушедших, и их же тюрьма. Она – якорь. Отныне и навсегда.