***
Когда я легла на кровать и укрылась, поудобнее устроившись на кровати, то поняла, насколько сильно меня клонит в сон. Но, даже засыпая, я не чувствовала облегчения, будто что-то происходило во мне или рядом со мной. Я видела Тесс, она изворачивалась на продолговатой больничной кровати, но не кричала и не издавала каких-либо звуков. Создавалось ощущение, что она боялась открыть рот, что кто-то сильно испугал ее или стоял где-то сзади, потому что больше я никого не видела. Мои виски пронзила острая боль, настолько сильная, что хотелось кричать, что я, собственно, и сделала. По неписаному закону кошмаров никто меня не заметил. Тесс испытывала то же, что и я, я видела это. Ее тело подпрыгнуло на кровати от шока или сильного удара, который отдавался в моей голове. Все, что находилось рядом с ней, было в каком-то тумане, но я могла смотреть только на нее. Она плакала, извивалась, бессильно открывала рот, но не произносила ни звука. Был и какой-то посторонний голос, что-то кричащий, однако я не понимала ни звука изо всей речи. Когда по моему сознанию и ее телу пробежало еще две «молнии», девушка начала яростно кивать, словно с чем-то соглашалась. В тот же момент ее тело расслабилось, и я перестала видеть ее. Я осталась одна, но боль не прекратилась. Она как будто поглощала меня. — Вставай, милая, а то ты перебудишь весь этаж. Но мы же этого не хотим, правда? Живо! — рукой санитарка схватила меня. Через секунду меня уже тащили по лестнице наверх. Я ничего не могла понять: я спала, и в этом была уверена на сто процентов, а мой крик все-таки был настоящим? Впрочем, тогда я должна была кричать трижды, потому что во сне все было именно так. Как это вообще могло дойти до ушей санитарок, учитывая, что Тесс спала беспробудным сном? — В триста третий ее, быстро, — прозвучал знакомый мне мужской голос. Когда я оказалась в странной палате, не похожей на нашу с Тесс комнату, то первым, кого я увидела, был доктор Хорн. — Я же говорил тебе, что увижу подвох? Лекарства надо пить, милая, иначе начнутся последствия, — мрачно улыбнулся он, чем-то напоминая Зейна и его фирменную улыбку. Затем крепкие руки санитаров положили меня на кровать, но я и не сопротивлялась. Мне казалось, что все идет так, как надо. Словно смотрела отрывок фильма до того момента, как в нем появилась Тесс. Будто именно этого кусочка паззла для кошмара мне не доставало. Наверняка, на моем лице красовалась глупая улыбочка, потому что я испытывала тупое чувство удовлетворения. Мне так хотелось, чтобы головная боль прошла и чтобы все наконец дали мне поспать. Было наплевать, что руки стянуты ремнями, а на висках я чувствовала ватку с антисептиком. Я ничего не чувствовала, словно онемела. И именно на этом ощущении спокойствия я провалилась в странное состояние: вроде бы я видела все, что происходит вокруг, но не обращала на это никакого внимания, засыпая. На заднем фоне слышался повышающийся тон голоса доктора Хорна, чьи-то испуганные «милая», чей-то всхлип где-то очень далеко и чьи-то переживания в том же месте, но было наплевать.Часть 4
13 февраля 2016 г. в 20:38
Мой сон с трудом можно было назвать спокойным. Я видела настолько яркий кошмар, что это пугало.
Встав в семь десять утра, я дрожащими руками нащупала в прикроватной тумбочке толстый блокнот, который когда-то использовала по приказанию врача, а потом просто забыла о нем, но привыкла таскать повсюду с собой. Мне нужно было записать кошмар, чтобы не забыть, как это обычно бывает со снами.
Я смотрела на происходящее будто со стороны, но все равно испытывала все ощущения той, за кем наблюдала. Она кричала так жутко, что, казалось, я могла оглохнуть, пусть это звучит слишком не по-врачебному. Она брыкалась в руках санитаров и вырывалась, «метала» в них острые слова и возбужденные восклицания, но не была сумасшедшей.
От нее волнами исходили боль, страх и невыносимые душевные терзания, которые в норме не могли бы поместиться в одного человека, тем более хрупкую девушку. Она плакала, снова кричала, а потом продолжала попытки вырваться.
Ее крики были все об одном, из них нельзя было вынести какого-то особого смысла. Девушка буквально выпаливала, чтобы ее не трогали, что кто-то ей поможет, что она не одна такая.
Самым ярким из криков и имен, большая часть которых была мне не знакома, я запомнила Тесс.
Дописывая последние строки и размазав их неловким движением руки, я почувствовала себя плохо, гораздо хуже, чем было до моего решения записать увиденное. Как тогда, до приезда в Эстерос, в результате чего каким-то образом переместила ее в доктора и создала некий сосуд со всем, что накопилось во мне. Могло ли это вообще происходить или я стала жертвой чересчур развитого воображения, как когда-то внушала мне мать?
Мысли налетали одна на другую, я лихорадочно соображала и пыталась найти закономерность. Получалось, что каким-то непонятным для себя действием я могла «сбросить» все лишние ощущение куда-то, если их становилось слишком много для меня, но получалось это случайно и совершенно неожиданно. И прямо сейчас я чувствовала, что мне мучительно надо это сделать, иначе что-то внутри меня сломается/взорвется/сойдет с ума. Я схватилась руками за виски, судорожно массируя их, и параллельно с этим ходила по комнате в исступлении.
Как загнанный зверь.
Я помнила со стопроцентной вероятностью, что в блокнот записала немного другие воспоминания, но прекрасно понимала, что та девушка вырвалась из рук санитаров и ходила по помещению. Ходила! Она массировала виски и продолжала кричать, звать Тесс, почему-то больше не попадая в руки санитаров. Словно она могла выскальзывать. Будто поймать ее было не только невозможно, но и необходимо для чего-то.
Как по будильнику раздалась сирена, заставившая меня непроизвольно зажать уши руками и быстрым шагом выйти из комнаты, попутно засунув в карман штанов таблетку и порошок. Я опять влилась в поток пациентов лечебницы, но уже могла увидеть знакомые лица. Рядом, ободряюще улыбаясь, шагала Элли (девушка-аура), а где-то позади я слышала смешной голос Дэйзи.
Тесс в толпе не было, о ней вообще никто не говорил. Когда мы сели за столик, рядом с собой я увидела Роджерса, с аппетитом уплетавшего слегка подгоревшую запеканку и добавлявшего в нее таблетки Элли, Дэйзи и даже мои, хотя я не давала ему их. Увидев мое остолбеневшее выражение лица, Элли тихо пояснила, что ему не станет хуже от них, пробормотав еще что-то непонятное для меня.
Внезапно Дэйзи чему-то обрадовалась, искренне улыбнувшись. Я посмотрела туда, куда обернулась девушка, и увидела Тесс, севшую напротив меня и заговорщически улыбавшуюся.
— Где ты была всю ночь? — прошептала я, оглядываясь, чтобы рядом не было санитарок.
— Доктор Хорн прописал новый курс лекарств, надо было опробовать, — легкомысленно пожала плечами Тесс, поправив челку.
— Тесс, тебя увели санитары, и ты вела себя ненормально, — продолжала гнуть свое я, не понимая, почему она отпирается.
— Псих санитару не друг, — процедила Тесс, лицо которой на секунду будто почернело. — Я ничего не помню такого, — блеснула она затем улыбкой, словно ничего и не было мгновение назад, — разве здесь не классно, Али?
— Милые, выходите из столовой пораньше, нам надо привести помещение в порядок, — сладко улыбаясь, к нам подошла санитарка, после слов которой Роджерс чуть ли не моментально подпрыгнул с тарелкой и выскочил из-за стола, а Зейн, натянув на себя ту самую мрачную улыбку, пошел вслед за ним.
Тесс подошла к Элли, а я шла с Дэйзи, уверенно шагавшей за Зейном и Роджерсом.
— Забвение — угасание памяти о каком-либо явлении, событии или человеке, — не прекращая улыбаться подсказала мне Дэйзи, затем как-то отходя в сторону и оставляя меня с Зейном.
Я не понимала: это была какая-то игра со стороны девушек в шарады или Тесс на самом деле не помнила вчерашнего? Может, это я придумала себе что-то, как и разговор с парнем? Возможно, это объяснимо действием таблеток, которые я экспериментально принимала уже пару дней…
— Почему она не помнит ничего? — окончание предложения я «проглотила», потому что постоянно мрачно улыбающийся парень схватил меня за локоть и пихнул к окну, около которого редко проходили санитары, так как в основном все пациенты были в середине помещения. — Прекрати! — ойкнула я. — Почему Дэйзи говорит, что воспоминания ценны, а потом туманно намекает про забвение? Разве у нее не идеальная память?
— У каждого здесь своя особенность, ты уже поняла, Али? — с напором спросил он. — И у каждого по одной, довольно редко бывают разносторонне одаренные люди. Я помню все: моменты, прикосновения, слова, сцены, отрывки из книг — исключений нет.
Зейн на секунду обернулся, чтобы проверить, все ли еще по близости нет никого из санитаров. Пусто.
— Ты ведь поняла, что только я помню все? Надеюсь, ты сможешь проследить логическую цепочку про Тесс, Дэйзи, Элли и компанию.
— Подожди, — нетерпеливо перебила я, потому что он собирался уходить к Роджерсу, подмигивающему ему из-за угла энное количество времени, пока мы разговаривали, если это можно назвать разговором. — Почему Тесс не помнит вчерашнего? — я была готова задать еще полсотни вопросов. — И почему ты так со мной разговариваешь?
— Чтобы ты не задавала мне глупых вопросов. Хочешь определения слов и точное количество слогов/гласных/сонорных звуков? Иди к Дэйзи. Со мной не надо общаться, ничего хорошего от этого не случается.
Я ошеломленно посмотрела на него, не понимая, что вообще происходило в этой лечебнице. Почему люди здесь были настолько странными и непостоянными? У каждого была собственная история, но неужели все они были настолько страшными?
— Как ты провела ночь, Али? — спросила Тесс, снова улыбаясь. — Как бы мне тебя называть, чтобы и не по имени, и звучало под стать месту… — задумалась она.
— Ты уже придумала, Тесс, — прошептала я, чуть ли не плача, — чудачка, ты так назвала меня тогда ночью.
— Правда? — хихикнула она. — Ладно, Али, отныне ты чудачка, — сказала девушка с какой-то посторонней интонацией, словно говорила вообще не Тесс, а кто-то другой.
Весь вечер я провела в относительной прострации, закрывшись ото всех как маленький ребенок. Мне было нестерпимо больно, не помогали ни таблетки от головной боли, которые мне подсунула Элли, ни сильнодействующий порошок от Роджерса — ничего. Я чувствовала в этом какую-то иронию судьбы.
Зейн больше не подходил ко мне, даже не смотрел в мою сторону, Тесс приходила даже чересчур часто, но в основном я разговаривала с Роджерсом, удивляясь, насколько этот парень образован, начитан и даже интеллигентен. С ним легко можно было найти темы для разговора, но так же легко можно было потерять нить. Он словно отключался на секундочку, а потом забывал все, о чем мы успели поговорить, чтобы через десять минут снова начать разговор с потерянной точки.
Я сделала несколько записей в дневник, но в целом день прошел максимально бестолково. Меня не вызывали к доктору, не беспокоили санитарки, только Тесс хвостиком вилась рядом, иногда расспрашивая про головную боль. Все это напоминало сюжет фильма или неплохого романа, в котором она могла бы стать главным доносчиком. Иногда в ней как будто говорила Тесс вчерашняя и сегодняшняя одновременно: двусмысленные фразы, странные выражения. Еще она как будто не могла донести до меня что-то очень важное, постоянно забывая мысль.
Вечером, уже после того, как мы сходили в душ, я стояла у зеркала, задумчиво разглядывая затягивающиеся шрамы на плече. Мне так хотелось сделать что-то, чтобы боль прекратилась. С одной стороны колющих и режущих предметов в комнате быть не могло, даже если бы я перевернула ее с ног на голову, но это чувство мучило меня. Мне даже казалось, если я не сделаю что-нибудь, то боль никогда не прекратится.
— Спать-то идешь, чудачка? — улыбнулась Тесс, выглядывая из-за спины. — Лично я не могу уже, еще чуть-чуть и засну на ходу.
— Да, пара минут и приду, выключай свет, — кивнула я, потому что мне хотелось самостоятельно дойти до кровати и увернуться из-под чрезмерной опеки.
Идеальное ощущение глупого удовлетворения.