Как ночной цветок

Люди. Грубые и наглые, вечно жрущие и трахающиеся. Пьяные, вонючие, злые, завистливые, глупые. Людские дети лучше, но лишь до поры созревания, когда любопытство, чистота, страсть к познанию и казавшаяся бесконечной энергия устремляются в пах, подчинённые бушующим инстинктам. Когда у человека появлялись внуки, звериная страсть успокаивалась, появлялась возможность вернуться к познанию и созерцанию, к творчеству и наслаждению природой и искусством. Увы, к этому времени большинство людей крепко увязали в своих пороках, растрачивали оставшиеся годы на винный дурман, досужие сплетни, злую зависть и накопление ненужного барахла, почитаемого богатством. В общей куче своей люди были недостойны даже первого взгляда, но каждый раз, когда Трандуил встречал их, он не переставал искать среди кишащей грязной массы тех, на кого можно смотреть дольше одного мига. Вот девушка, принёсшая на ярмарку вышитое полотно. Крашеная шерсть, грубая ткань, рабочая тростниковая рамка. На острой девичьей скуле — след копоти. Видимо, вышивала ночь напролёт, лишь бы успеть, и всё же… Над горным озером встаёт солнце, мягко румяня голую вершину. По озеру бежит лёгкая рябь от ветра, рыбаки тянут сеть, у самого края картины блестит рыбья спина. Трандуил протягивает пальцы, ожидая коснуться плещущей рыбины, и чувствует лишь прохладную гладь перламутра. Щедро платит за картину лохматой зимней лисьей шкурой и серебром. Девушка улыбается, принимая плату, и Трандуил видит прожитые ею годы в её морщинах, в яркой платине выбившихся из-под платка волос. Когда он в следующий раз приедет на ярмарку, правнуки этой девушки так же состарятся, но он говорит «до встречи». В локоть врезался мальчишка. Кудрявая голова, задорный взгляд, нарядная, но уже запачканная и порванная рубашка. В руках — мокрый облезлый котёнок. Отпрянул слепо, оглянулся, обогнул Трандуила как неодушевлённое препятствие и снова нырнул в толпу. Группа ребят, старше возрастом и одетых богаче и чище, тормозит в нескольких шагах, будто спотыкаясь о высокую фигуру в плаще. Худший возраст людей — нет разума, нет повода, нет родительского пригляда. Лишь буйная злая сила в членах да звон в пустой голове. Мало чем отличаются от зверья. Нет, конечно, Трандуилу не жаль ни мальчишки, ни зверёныша, но осаживает нарушителей собственного спокойствия он с большим удовлетворением. Человек недолговечен и хрупок, как цветок, распустившийся в лунном свете и завядший к утру. Он появляется ниоткуда и уходит никуда до того, как успеешь его рассмотреть. На миг отводишь глаза, и вот уже у человека семья, дети, внуки, любимая палка, без которой он не может ходить, надгробный камень, поросший мхом. Людей множество, и один сменяет другого, как листва сменяет листву, как цветы зарастают травой. Людские поселения подвижны так же, как их хозяева. Они растут, старятся, умирают и снова зарастают лесом — уютные людские кладбища, места скоротечной памяти. Эльфы помнят всё, но иногда так хочется забыть. Люди забывают даже то, что хотят помнить. Годы стирают из памяти земли города, деревни, людей, встречи. Но Трандуил помнит. Жители озёрного города, бежавшие от драконьего огня, — мокрые облезлые котята. За то время, что они не виделись, мальчишка вырос, наверняка обзавёлся женщиной и детьми. Морщины и седые пряди в волосах Трандуил замечает с первого взгляда. Ещё не старость, ещё бегут по жилам человеческие страсти, ещё кипит сила, хлещет во все стороны, грозит стереть всех, кто мешает защищать беспомощных. Невольный лидер своих людей, несущий больше ответственности, чем родитель. Глубокие черты у глаз, щурящихся против солнца, впадины над улыбчивым ртом. Трандуил смотрит — и боится моргнуть.