Мир, который без меня.(Альтернативный гей-роман) Книга1.

      1. CHICKEN IN THAI.*       Хотя весна в этом году выдалась ранняя, бурная, с ослепительным дневным солнцем, вечера, словно на нитку нанизывал холод. Нет, не такой как обычно в это время, но все же напоминающий, что апрель едва на исходе. С наступлением сумерек город тяжелел, лишаясь светлых тонов и разбухая темнотой переулков. Неоновые вывески вдоль набережной опрокидывались изломанными отражениями на водную гладь. Жизнь, такая шебутная и привычная днем, ночами напоминала невнятную возню. То ли звуки слышались обостренно, то ли ночь скапливала их, не позволяя раствориться, но шум от снующих туда-сюда машин царствовал шепотом на улицах. Время текло неравномерно. Оно словно замедлялось и растягивалось с наступлением рассвета. Не спалось. Энди шел по мосту, втянув шею в плечи, словно мог этим согреться. Он в очередной раз задумался, что вода, хотя течение в реке довольно быстрое, все же пахла застоявшимся болотом. Парень особо воспринимал дурные запахи с тех пор, как вот уже, наверное, месяцев пять переселился на улицу. Жизнь и раньше не особо баловала его, то опрокидываясь побоями вечно пьяного отчима, то рушась камнепадом каждодневных ссор. Мать, итальянская эмигрантка, пустилась чуть ли не в кругосветное путешествие за сожителем, искренне веря в его неземную любовь. Их отношения, которые, скорее можно было назвать «нет», чем «да», и вовсе растворились, когда эта самая - будь она неладна - любовь вполне заметно округлила ее живот. Вместе с отношениями исчез и сожитель, а вместе с ними двоими и все деньги. Парень родился так же неожиданно, как, впрочем, и поселился в утробе матери. Поскользнувшись на плохо мытом полу в посудомоечном помещении какой-то дрянной забегаловки, она так и не смогла подняться, пока через пару часов не разделилась на себя и младенца. К шестнадцати или семнадцати годам (Энди не мог точно сказать) он считал, что ему повезло лишь трижды, но это уже само по себе являлось великой удачей. Во-первых, он родился. Во-вторых, слава богу, все надлежащие нормальному организму части тела были в наличии и на своих местах. И в-третьих, он все еще был жив. Все бы ничего, но к этому всему прилагалась одна проблема, Энди был достаточно горд. Итальянские гены не позволяли ему опуститься так низко, чтобы, очнувшись однажды, обнаружить себя на самом дне. Родовое наследство, генная память о достоинстве, бултыхалась в его крови, заставляя искать честного заработка, чтобы он все-таки мог оценивать себя как человека, а не как разложившуюся тварь. Это досталось ему от матери, как, впрочем, характер и внешность. Они долгое время скитались по разным углам, ели, что придется, потому как, эмигрантке, женщине с ребенком, без знания языка и востребованной специальности приходилось довольствоваться разве что низкооплачиваемой грязной работой. Мать часто и тихо плакала по ночам, но мальчишка не мог припомнить, чтобы она когда-либо проклинала свою судьбу. Лишения и усталость старили ее, но она все еще оставалась красивой. Во всяком случае, так считал Энди. Мальчик ходил в школу для бедных при церкви, проявляя незаурядное рвение к учебе. Он уже прекрасно говорил на двух языках, и к десяти годам сносно писал и на том, и на другом. «Посмотри на меня, — всякий раз говорила ему мать, — и исполнись нежеланием повторить мою судьбу. Стремись к лучшему и помни, что в твоих жилах течет гордая итальянская кровь». И Энди помнил. Всегда.       Прошло какое-то время, и их жизнь вдруг изменилась. Резко и навсегда. Мать вышла замуж. Отчим, человек грубый по натуре, какое-то время проявлял нежные чувства настолько, насколько мог их проявить, но после перестал даже стараться. Алкоголь изъел его характер и мозг, и он, возвращаясь из автомастерской, где работал жестянщиком, всякий раз словно нарочно начинал цепляться ко всему. Мать поначалу оправдывалась, а после уже смирилась, и лишь старалась увернуться от побоев. Она прогоняла мальчишку на улицу, желая спасти от незаслуженной кары, а когда отчим засыпал - звала обратно. Но одно утро Энди не сможет забыть никогда. Проснувшись, он повернулся, чтобы обнять спящую мать, и вдруг почувствовал, что она какая-то напряженная, твердая и холодная. Он уже не забудет, как звал ее, теребил, но она так и не откликнулась первый раз в жизни. Дальше он не помнил ничего, сбился в подсчете лет, потому, что все это время просто выживал. В конце концов наступил день, когда негодование в крови взыграло настолько, что он понял, что терпеть больше не может. Понял и ушел из дома. Мыл посуду, тер стекла автомобилей на перекрестках, разносил газеты, но каждый раз наступал вечер, затем ночь, а вместе с ней и понимание, что идти некуда. Он сторонился уличных бродяг, видя, как нищета и пьянство пожирают людей, обезображивая то последнее, что в них еще оставалось.       Скитаясь по ночным улицам в поисках убежища для ночлега, Энди наконец нашел свой уголок. Он поселился под мостом. Новый «дом» казался ему идеальным. Если забраться по металлическим конструкциям под самое дорожное полотно, можно попасть в крошечный закуток и даже согреться в холод, заслонив картонкой лаз.       Так вот, вернемся к тому, на чем и остановились. Не спалось. Энди шел по мосту, втянув шею в плечи, словно мог этим согреться. Он в очередной раз задумался, что вода, хотя течение в реке довольно быстрое, все же пахла застоявшимся болотом. Энди не обратил бы внимания на машину, что прошуршала мимо, если бы она резко не затормозила метрах в ста от него. Останавливаться на мосту было запрещено, и юноше показалось странным, что водитель пренебрег этим правилом. Всматриваясь в темноту, Энди едва различал очертания темного автомобиля. Он не мог видеть, как водитель вышел из машины, и лишь услышал хлопок двери. Великая штука — интерес! Никогда не знаешь, чем закончится поход за желанием узнать что-то. Энди подошел ближе. — Не стоит этого делать, — сказал он, прислоняясь спиной к ограждению и даже не глядя на мужчину, стоящего на парапете. — Что делать? — от неожиданности и как-то глупо спросил тот. — Если ты не сделал этого сразу, не стоит продолжать. — Почему ты в этом так уверен?       Энди выудил из кармана помятую пачку сигарет. Закурил. — Ты не принял решение, раз до сих пор стоишь здесь. Закуришь?       Он отвел руку в сторону, так и не повернувшись к незнакомцу. — Не супер, конечно, но курить можно, — продолжил парень, словно извиняясь.       Незнакомец молча продолжал взирать на мальчишку свысока. Энди повернулся, опершись локтем об ограждение. — Зря отказываешься. Все хотят покурить перед смертью, и, мне кажется, без разницы, что именно. — Без разницы, — согласился мужчина. — Слезай тогда. — Слушай. Отвалил бы ты. — У тебя проблемы с тем, что я здесь торчу? У меня - никаких. Я здесь живу, так что извини. Я дома. Я только что перемыл кучу посуды за такими как ты, устал как собака, хочу спать и есть, и не моя вина, что тебе приспичило убиться.       Незнакомец достал из кармана сигареты. Благородный дым пронизал остывший воздух. — Дорогие сигареты, — вслух отметил Энди. — Интересно, что именно должно случиться, чтобы человек решил отказаться от всего, предпочтя всплыть разбухшим трупом через пару дней? — Тебе не все равно? — Все равно, просто любопытно. Дорогие сигареты, дорогие ботинки, хорошие часы, шикарный автомобиль… Неужели, все так плохо? У меня нет ничего, кроме жизни… — Держи, — незнакомец резко сдернул часы и швырнул парню. — Мне все равно уже не надо, а тебе пригодится. И сигареты возьми.       Утро ежилось в предрассветной сырости, словно кто-то нерешительно тронул его, боясь разбудить. Вдалеке взвизгнула сирена. Видимо, полицейский патруль обнаружил на мосту нарушителя. Незнакомец резко обернулся, словно хотел понять, сколько у него времени, пошатнулся и полетел с моста. Как-то вдруг. Неожиданно. — Мать вашу! — крикнул Энди, сбросил куртку и, легко вскочив на парапет, прыгнул следом.       Зачем прыгнул? Да хрен его знает. Просто прыгнул и все. Вода ледяная, мутная и воняет болотом. Черт! Все бы ничего, но черт! Черт! Черт! Где же он?! Кроссовки впитали воду. Мешают. Тянут. Ладонь парня коснулась куртки. Кожа мягкая, размокшая, скользкая. Он что было сил рванул на себя утопленника, выдернув из-под воды, и поплыл. Как ломит кости! Только бы не свело ноги! Обессиленный и дрожащий так, что ребра почти бились друг об друга, Энди распластался на твердом мокром песке. Незнакомец навалился на него всем весом бесчувственного обмякшего тела, но сил выбраться из-под него у юноши уже не было. Зубы отбивали барабанную дробь, заглушая стук сердца. Уже проваливаясь в ватную пустоту, Энди едва различил человеческие голоса. Ему на минуту показалось, что кто-то трясет его с таким ожесточением, точно старается вытряхнуть душу. Она безвольно бултыхалась внутри цепенеющего тела, какая-то разбухшая, ослепшая и оглохшая. Он на мгновение всплыл оттого, что стало как-то легко дышать. Странное солнце мутно обозначилось над ним. Какое-то белое, отчего-то прямоугольное и совсем низко. Парень почувствовал, что согревается. Пальцы вновь обретали чувствительность, и Энди понял, что даже может шевелить ими. Чуть-чуть. Уютно покачивало и было хорошо. Карета скорой помощи неслась к госпиталю, а рядом широко улыбался уставший врач. Тянуло в сон. Приятные воспоминания детства, когда была постель, не было проблем, и было спокойно, окутали сознание и поплыли, увлекая за собой, словно аккуратно высасывали из тела тонкой струйкой через крошечную дырочку.       Рой открыл глаза и резко сел на кровати, словно тугая пружина толкнула его в спину. Он не сразу понял, кто он и где, лишь почувствовал, что мозг как-то странно повернут в черепной коробке. То ли кости сузились, то ли серое вещество распухло, но голова трещала. Он попробовал тряхануть ею, стало только хуже. Мозг бултыхнулся, почти выдавив наружу глаза, и Рой тут же решил закончить на этом эксперимент. — Мистер Маккена?       Рой отметил, что голос медсестры скорее приятный, хотя в нем недоставало каких-то нежных нот. Еще не хватало мелодичности и налета кокетства, что ли. — Мистер Маккена, — еще раз позвала женщина. — То, что от него осталось - к вашим услугам, — едва шевеля языком, прохрипел Рой. — Как вы себя чувствуете?       Рой подумал, что еще не успел себя почувствовать. — Я столкнулся с поездом?       При чем здесь поезд, он и сам не знал, но ощущение столкновения не покидало. — Вы ничего не помните?       Ответить на вопрос оказалось еще сложнее, чем себя чувствовать. — Вы упали с моста. — Надеюсь, не на железнодорожные пути? — В реку. — Ах, да. В реку. Кажется, припоминаю. Как в реку? Не думаю, чтобы умел когда-либо плавать. — Вы должны благодарить юношу. — Наверное, мне станет лучше, если вы скажете, что он русалка. — Он сам чуть не погиб, вылавливая вас. — Вылавливая меня, — неопределенно повторил Рой. — Хорошо, если не сетью. — Что, простите? — Нет. Нет. Это я так. Наверное, я был настолько обдолбан, что лишился памяти. «Вы и сейчас немногим лучше», — успела подумать медсестра, но решила остаться с этой мыслью наедине. — Я должна сделать вам укол. — Почему люди так любят причинять друг другу боль? — Отчасти, потому, что нет другого выхода. — Видно, и у меня не было, раз я решился…       И в этот момент Рой вспомнил все. Все верно. Мальчишка там на мосту. Неужели он прыгнул за ним? — Где он? — Мистер Маккена, о ком вы спрашиваете? — Мальчик. Я все помню. Я отдал ему часы. — Часы лежат в ячейке с другими вашими вещами, — удивилась медсестра, — если, конечно, вы не носите по двое сразу. — Как с другими вещами? — Офицер полиции, видимо, решил, что бездомный подросток украл их у вас. — К чертям собачьим все ваши уколы! Я чувствую себя как никогда превосходно!       Рой проворно соскочил с кровати, опрокинув стойку с капельницей, и решительно направился к выходу. — Где мальчик?! — Простите, мистер Маккена, но вам нельзя вставать. Доктор… — Я сам в состоянии решить, что мне можно, а чего нельзя! Передайте вашему доктору, чтобы он катился к черту! Если не сможете, я сам это сделаю! — Куда вы?! — медсестра растерянно замельтешила по палате, но Рой уже был в коридоре. — Я спросил, где мальчик?! — Вернитесь в палату, мистер Маккена! Его нет! И если вы желаете услышать мои объяснения, вам следует вернуться назад и успокоиться! — Кажется, я только этим и занимаюсь! — Мы связались с миссис Маккена. Понимаете, это дорогой госпиталь. Здесь не принято…, — она осеклась. — Миссис Маккена отказалась оплачивать счет за бездомного… Как только высохла его одежда, он ушел. — Вы попросили его уйти! Отобрали часы и выкинули, не оказав помощи! — С ним все в порядке… — Кто бы сомневался! А миссис Маккена случайно заодно не отказалась оплатить и мою страховку?! — Она была здесь и подписала необходимые бумаги. — Отлично! Засуньте себе в задницу эту страховку и принесите мои вещи! — Без разрешения доктора Фолера я не смогу вам помочь.       Выдержав натиск негодования, доктор Фолер все же смог взять себя в руки. Он старался говорить спокойно, хотя лицо его зацвело ярко-красными пятнами. — Вы, друг мой, пьяница и наркоман, — выдал он, все же преодолевая определенные трудности, — и ваше поведение характерно в данном случае… — Ни хрена мое поведение не характерно! Ваше – да! Вы получите страховку, и больше я вам ничего не должен! — Вы, мистер Маккена, хорошо известны, как дебошир с большими, так сказать, странностями… — Чудно! Значит, поведение мое вполне характерно для меня! — Для человека, кончающего с собой… — Я уже далеко не мальчик, чтобы кончать с собой! Обычно я кончаю с другими! — Рой рассмеялся. — Это возбуждает куда больше! Попробуйте! Думаю, вам понравится! — Ваш диагноз… — Мой диагноз — это плод вашего больного воображения и того счета, который вы мне выставите! И, кстати, протрите очки, чтобы в другой раз лучше разглядеть диагноз! А, как бывший врач, я сам могу навскидку оценить ваше здоровье. Ожирение третьей степени, одышка, повреждение печени. И проверить бы вам сердечко! Потливость и шумное дыхание! Вы - как прыщавый косметолог, убеждающий меня в том, что мне жизненно необходим ваш чудо-крем!       Рой ждал уже вторую ночь. Время, как изжеванная жвачка в волосах, тянулось до бесконечности. Нет, определенно кто-то приклеил стрелки к циферблату. В машине нечем дышать. Пересыщенный никотиновый кумар почти одурманивает. И спина ноет. А, впрочем, это неплохо. Во всяком случае понятно, что пока еще жив. Коллапс. Пробка задохнувшегося существования выбита, жизнь вспенена и рвется из узкого горлышка. Какого черта?! Раз выжил, давай карабкайся, греби! Трупом ты еще успеешь стать! Шесть. Половина седьмого. Организм расслаивается, как плохо смешанная суспензия. Хочется кофе, спать, какая-то ненасытная тварь подсасывает желудок, и все это отдельно друг от друга и вместе одновременно. Излом ночи. И не ночь уже, и не утро еще.       Энди ступил на мост. И отчего вода все-таки пахнет болотом? Спешить некуда, да и не спешить - тоже. Закуток под дорожным полотном и картонка. Завтра выходной, но выспаться не удастся. Понедельник. Чудно. Не как у всех. Еще минут сорок, и машины понесутся сплошным потоком, сотрясая и мост, и картонку, и его самого. Парень достал пачку сигарет. Последняя. Прикурил. Не получилось. Ветер задул огонек. Все правильно. Другого и быть не может. Энди повернулся против ветра, прикрыл зажигалку ладонями. — Не супер, конечно, но курить можно?       Голос знакомый, хотя… Неожиданно. Очень. — Не ждал? — Рой улыбнулся. — Только не говори, что ты решил доделать недоделанное. — Не решил, не посоветовавшись с тобой. — Учти, второй раз я на это не пойду, — Энди закашлялся. — Черт! Простыл вот. — Курить уже не предлагаешь? — Последняя, но могу оставить пару затяжек. — Оставь. — А что, своих нет? — Есть, но перед смертью, говорят, без разницы.       Энди протянул сигарету. — Кури, коли не побрезгуешь. — Я искал тебя. Держи. — Рой протянул Энди часы. — Ты забыл. — Оставь себе. Мне, вроде бы, ни к чему. Носить не получится, а продать... Скупщик краденого заплатит мало. Просто жаль. Я хоть и не разбираюсь, но, должно быть, дорогие… — Скупщик краденого? — А кто поверит, что мне их подарили?       Энди поежился. — Холодно. Ветер пронизывает. — Тебе бы принять горячий душ. — Уже принял пару дней назад, так что похожу грязным. Целее буду. — Голоден? — Слушай, чего ты ко мне привязался? Шкуру я твою спас, часы вернул. Чего еще? — Как-то совесть заела. Отблагодарить хочу. — Дай пару сотен, и мы в расчете. — Что-то моя шкура недорого стоит. — На трупе она еще меньше бы стоила.       Рой протянул двести долларов. — Слушай, — он приблизился к юноше на шаг, — где ты ночуешь? — Уже нигде. Утро. — А вообще? Тебе есть, где жить? — У меня под мостом пентхаус. Номер люкс на одного. Прости, не приглашаю.       Рой резко развернулся и направился к машине. Открыл дверь пассажирского сидения. — Садись.       С какого перепуга? Энди не двинулся. — Садись, говорю! — Зачем? — Узнаешь по дороге.       Парень колебался, хотя желание прокатиться на таком авто брало верх над сомнениями. — Ну же! — Надеюсь, мне не придется топать назад пешком, — то ли спросил, то ли сказал юноша, уверенно (насколько это у него получилось) залезая в машину. — Классная тачка.       Рой сделал вид, что не расслышал. — Ну, и куда я еду? — Ко мне в студию. — Понятно.       На самом деле Энди было ничего не понятно. Что такое студия и, тем более, каким боком он к ней прилип, оставалось загадкой. — Рой, — представился Маккена, наконец сообразив, что уже давно пора. — Энди. — Тебе сколько лет? — А сколько ты хочешь? — Столько, сколько есть от рождения. — Ну, тогда больше пятнадцати и уж точно меньше двадцати. Я сбился. Это имеет значение? — Нет. А чем занимаешься? — Ты что, полицейский? Вроде бы я не провинился, чтобы меня допрашивали. — Хочу знать, кого пригласил в дом. — Бродяга, — ответил парень так просто, словно это было в порядке вещей. — У меня нет с этим проблем. Если у тебя есть, высади прямо здесь, а то до дома уже далеко. — До моего ближе, так что не умничай.       Энди и не собирался, ему просто не нравилось все это, хотя было интересно. Он тайком рассматривал салон автомобиля, стараясь делать это как можно более безразлично. Рой не мешал, улыбаясь в глубине себя самого. Ему тоже было интересно, потому что он уже давно не обращал внимания на такие вещи. Нищий мальчишка, которому он теперь будет благодарен до конца жизни, двести долларов, сигареты, которые, без сомнения, завалят буйвола на второй затяжке… Все как-то перемешалось в его голове, ударило по мозгу тяжелой смесью, наркотиком всосалось в кровь, и Рой понял, что уже зависим от этого. Ему было мало и хотелось еще. Он словно понял что-то. Уже ушел от себя прежнего, но еще не пришел к себе обновленному.       Машина плавно остановилась. Дорогой район с двухэтажными домиками, слепленными друг с другом в длинную линию, стриженные газоны с камнями и прошлогодними цветочными икебанами, вылизанный тротуар… — Приехали, — Рой улыбнулся. — Мы дома. — Ты здесь живешь? — Энди уже не пытался скрыть удивление, потому как и рот ему тоже закрыть не удавалось. Он даже не заметил, что Рой обошел машину и уже стоит около его двери. Стук в стекло вернул парня в реальность.       Он замешкался в дверях, словно пытался преодолеть нечто невидимое, что противилось его визиту. Оно прижимало его к стене, вязло на кроссовках, надеясь, что он прилипнет к месту и останется там. — Ну, проходи. Чего стоишь? — Угу. — Не снимай обувь. Запачкаешь носки. Здесь грязи по самое дальше некуда.       Носки. Энди не менял их уже неделю и был рад, что это останется тайной между ним и носками. Зарплату за неделю платили по вторникам, то есть завтра. Завтра же он сходит в баню, там же постирается, так что, очень кстати сегодня остаться в кроссовках. — Ты живешь один?       Энди посмотрел на кучу коробок от пиццы, пьяной башней подпирающих в углу стену. — Была домработница, но я ее то ли убил, то ли выгнал. Не помню. — Ты всегда так напиваешься? — Как? До собачьих чертей? — Да. — Наверное, нет, раз я что-то все же помню.       Рой смахнул кучу вещей с дивана, при этом помог себе ногой, заталкивая их за дверь. — Располагайся. Не обращай на все это внимания. Творческие люди - страшные засранцы. В своем большинстве. Ну, в общем, и пьяницы тоже. Знаешь ли, помогает расслабиться. Я художник. Вернее, я хотел сказать - фотограф. Ну, точнее, свободный художник-фотограф. Я покажу тебе потом. Хочешь? — Ты привез меня сюда затем, чтобы спросить об этом? — Ну, в общем, да. Ну, то есть, нет. Хотя, да и нет. Какая разница?!       Он делал странные движения руками. Очевидно, надеялся, что то, что он никак не сформулирует словами, уж точно будет объяснено жестами. Не дождавшись ответа, Рой исчез за дверцей холодильника. — Выбор не велик, — наконец заключил он. — Кажется, я не открывал его месяца два. Хотя, домработница… Черт! Куда я ее дел?! В общем, здесь из съедобного только курица по-тайски и… и… еще раз курица по-тайски. Остальное в пору хоронить и желательно в запаянном гробу. — Тем лучше. Присутствие выбора усложняет задачу самого выбора, — Энди запнулся. Он и сам не до конца понял значение той фразы, которую только что произнес, но она ему понравилась.       Курица по-тайски была жуткой. Во всяком случае, так показалось Энди. Скорее он назвал бы это «приправы по-тайски с отсутствием вкуса курицы». Закончив завтрак и задавшись вопросом: «Какого черта надо было тащиться в такую даль, чтобы вдавить в себя это», - но оставшись с этой мыслью наедине, юноша поднялся из-за стола. — Вижу, тебе не понравилось, — словно оправдываясь, произнес Рой. — На халяву есть можно, — тоже оправдываясь, ответил парень. — Как теперь отсюда добраться до моста? — Энди, — тон Маккены стал официальным. — Хочу предложить тебе погостить у меня какое-то время.       Мальчишка потер шею. Было заметно, что он не готов к такому предложению. Погостить, а что потом? Или «какое-то время». Какое? И опять, что потом? Ну, что потом, Энди знал, а вот нужно ли ему это? Он уже один раз сжился с мыслью, что стал бездомным, и вряд ли стоит проделывать это еще раз. Ему на минуту показалось, что Рой не отдает себе отчета, так вот просто бросаясь слишком дорогим для Энди понятием «дом». — Двух сотен и курицы вполне достаточно, чтобы не мучиться угрызениями совести. Не парься. Я, пожалуй, пойду.       Рой преградил ему путь. — Не уходи. Прошу, останься.       Энди колебался. Светло-карие с зеленоватым напылением глаза. Смотрит сверху вниз так, словно Рой стоит на коленях, умоляя. Хрень какая-то! Взгляд подкупает. — Только завтра утром отвезешь меня назад. Идет? — Не идет. — Слушай, я не собираюсь из-за тебя терять работу. Я, знаешь ли, на эти деньги кручусь, а таким как я с работой не сильно везет. — Я готов нанять тебя. — Ты? — Ну, да. Ты там что-то говорил про посуду, а мне как раз ее некому мыть… — Учитывая, чем ты питаешься, ты спокойно обойдешься и без меня. — Я буду платить больше на доллар, чем ты получал раньше.       Энди не сдержался и рассмеялся. — В час, — перебил Рой. — Двадцать четыре часа. Тридцать дней. Посчитай.       Посчитать парень так и не смог, но понял, что таких денег у него никогда не было. — Я немного умею готовить итальянские блюда, — сказал юноша, и Рой расценил это как согласие. — Не курица по-тайски, но есть можно. — Перед смертью? — улыбнулся Маккена. — Вместо, — Энди тоже улыбнулся. — Договор? — Рой протянул открытую ладонь. — Договор, — парень почувствовал мягкое рукопожатие.       Маккена его тоже почувствовал и успокоился. Наркоман, получивший свою дозу, и ему теперь хорошо, потому что мальчишка остался, а прежняя жизнь не осталась. Еще ничего не произошло, но Рой точно знал, что уже хочет еще. Чего именно - он не знал, но хотел.       Юноша растерянно стоял посреди кухни, словно боялся шевельнуться, завязнув в зыбучих песках. — Так и будешь стоять? — голос Роя вырвал его из забытья, словно тот бросил хворостину и потянул из засасывающей жижи. — Идем, я тебе все здесь покажу. — Валяй.       Так вот просто ответил, но Рою понравилось. — Ну, это и кухня, и гостиная, и прихожая. Три в одном. Туалет. Душ. Я тут мало бываю. Боги редко спускаются с небес, — засмеялся.       На щеках обозначились ямочки. Странно, Энди только сейчас заметил их. Пожалуй, Рою лет что-нибудь около тридцати пяти… шести… семи… Плевать, не все ли равно?! Парень просто рассматривал его. Он уже делал это, но тогда это не имело смысла, а теперь имеет. Почему-то. Несколько дней назад он тащил его из воды, не понимая, зачем, а теперь тот стоит на ступенях вполоборота, словно и не было ничего. Улыбается, и ямочки на щеках… Да ты, друг мой, и сам художник, раз сейчас думаешь об этом. — Студия наверху. Там бьется мое сердце.       Вот так так! Ко всему этому еще и отдельное сердце. Не слишком ли много валится сразу? Но оно валится, и надо это все как-то переваривать. Кстати, курица по-тайски вроде бы просится наружу. У них с Энди несовместимость, и они рады бы расстаться друг с другом, а тут еще и студия. Ну, не делать же это там. — Рой, прости, — Энди улыбнулся, как только возможно глупо, — но где у тебя туалет? — Туалет? — Рой даже опешил от неожиданности. – Ах, да. Вон дверь. Это ты прости, я лезу со своими мыслями.       Отчасти это даже хорошо, что курица подоспела вовремя. Есть возможность как-то собраться с мыслями. Но Энди ошибся. Зеркальный туалет, где можно рассматривать себя со всех ракурсов, гордо восседающего на унитазе. Если бы он хоть на минутку был знаком с творчеством Родена, он точно бы догадался, где именно скульптор ваял своего "Мыслителя". Энди был с ним не знаком, и "Мыслителю" повезло. Как и Родену. Но не зеркала, унитаз или туалетная бумага произвели на мальчишку неизгладимое впечатление, а именно мыло. Как оно пахло! Этот розовый кусок! Боги, не вы ли приложились к этому?! К черту студию, когда Энди не может выпустить из ладоней этот чудесный обмылок! — Все нормально?       Парень еще не успел вздрогнуть, когда увидел в зеркальном отражении стоящего на пороге Роя. — Ты что делаешь? — удивленно спросил Маккена, обнаружив юношу с закрытыми глазами, прижимающего к носу мыло. — Как пахнет, — протянул Энди. — Ну, да, — Рой улыбнулся. — Владей.       Он потянул ящик, и парень увидел там еще кусков десять. — Энди, — Рой расправил плечи, — хочу прояснить кое-что. В нашем договоре по найму на работу есть еще подпункт.       Мальчик обернулся, и Маккена увидел искры недоумения, вспыхнувшие в его глазах. В воздухе обозначился немой вопрос. — О чем? — вопрос обрел звуковую форму. — О том, — Рою явно нравилось положение дел, — где ты будешь жить. Иди-ка за мной.       Они вернулись в гостиную. — Видишь диван? Понимаю, это не так удобно, как под мостом, но на первое время, думаю, сойдет. Что скажешь?       Сказать? Какое тут сказать! Энди не успел еще пропустить через себя услышанное. Слова Роя застряли в голове. Где-то на самом входе. То ли нейроны в мозгу как-то резко развернулись и двинулись в обратную сторону, создавая в сосудах давку, то ли наоборот -рассеялись, образовав вакуум, но… — То есть, если я правильно понял… — Правильно, — перебил Рой. — Я предлагаю тебе работу и жилье, правда, с подселением, но ничего другого у меня нет. Так что, соглашайся. — А сколько платить за… — За? Ах, да! Платить. Это я как раз упустил из вида. Ну, скажем, доллар. — В час? — В месяц. Не слишком дорого? Можем обговорить скидку. Двенадцать долларов в год — сумма немалая. Пятьдесят процентов, скажем? И не торгуйся, а то я совсем в убытке буду.       Энди с трудом сглотнул. Странный он какой-то. Явно нахлебался чего-то в реке. — Все-все, уговорил. Мое последнее слово — шестьдесят процентов.       Видя, что парень смотрит на него так, что выражение его лица с натяжкой можно классифицировать как тупое, Рой постарался улыбнуться соответственно и пожал плечами. — Восемьдесят процентов. — Ты совсем спятил? — Девяносто. — Ты об мост, что ли, головой ударился? — Не помню, но больше не скину ни цента. — Ты уверен, что с тобой все нормально? Тащишь в дом незнакомого человека, а если я обворую тебя или, чего хуже, решу убить? — Нет. Кто угодно, но не ты. — Отчего такая уверенность? — У тебя уже была куча возможностей, но ты так и не воспользовался ею. — Куча? — Ну, смотри. Жизнь при мне. Не взял. Часы - тоже. Отказался. Мыло, и то лежит на месте. Не в кармане же. Что еще? Ты даже коробку от курицы не взял. Не думаю, что бы ты нырял за мной, имея в голове корысть. Да и я, покидая мост, не помню, что бы думал о том, кто и когда что-то украдет. Ты вернул мне жизнь, я предлагаю взамен работу и дом. Разве не честная сделка?       Энди улыбнулся. — Наконец-то!       Рой радостно всплеснул руками. — Только не проси меня готовить курицу по-тайски. Вряд ли я смогу приготовить подобную дрянь. — Ну, разве что, курицу по-тайски, хотя ты это зря. Есть можно. — Если перед смертью, то без разницы. Так что, теперь я буду знать, когда в следующий раз ты решить умереть. — Ну, так что? Решено? — Валяй. — Э! Стоп! Деньги вперед, а то вдруг свалишь раньше срока и за жилье не заплатишь. С тебя доллар двадцать центов.       Энди порылся в кармане. — Держи, скряга. * Курица по-тайски.