Babyboom

На город опустилась ночь, и, заставив вздрогнуть от неожиданности на высоте своего роста, зажглись жёлтые глаза фонарей. Вдаль с гудением и свистом проносились машины до отказа забитые пьяными подростками, и Шизуо вдруг почувствовал себя старым. Очень старым. Ему явственно казалось, что сейчас ему как минимум лет сорок. Нет, внешне он оставался все тем же блондином, которому, стоило ему снять строгий костюм, и неуместные порой небольшие темно-синие очки с натяжкой давали лет двадцать, если бы не крепкое мускулистое тело, но его душа была покрыта морщинами. И это был особый дар силы оборотня. Днем молодой красивый юноша, ночью уставший от жизни старец. Он не чувствовал в себе той живости, присущей молодым людям его возраста, упивающимся собственными годами, как хорошим игристым вином или шампанским. Он скорее был стариком, единственным желанием которого было поскорее оказаться дома, в тепле, попивая нечто более взрослое и благородное. Например, виски, ликер или всё то же вино, но только выдержанное и дорогое. Но сейчас можно ограничиться просто выкуренной сигаретой. Рука сама потянулась в карман за пачкой. Легким движением тонкая никотиновая палочка достаётся из своей картонной тюрьмы, и тут же заключается в плен губ. Чирк. Срабатывает зажигалка. Не интересный факт, но Шизуо курит в затяг, просто потому что просто вдыхать и выдыхать дым, интересно было в восьмом классе, когда он впервые взял сигарету в руки. А сейчас, ему необходимо почувствовать дым в самой глотке, может даже проглотить, чтобы почувствовать, как он согревает желудок, а по телу разливается приятное тепло, от которого покалывает под коленками и локтями. Вдох. Выдох. Сигарета истлела почти наполовину, но Шизуо никуда не спешит. Он точно знает, что его не поборет ни один враг, ни пулей, ни ножом, ни бритвой. Но если его раньше не скосит болезнь, то убьют сигареты. Но это нисколько не пугает. Ему кажется, что он платит равнозначную цену, за несколько минут удовольствия и релаксации каждый день. Сигареты, как религия, как святое таинство, которое можно приравнять к причащению, если бы Шизуо не верил в существование на небесах Высшего разума. Но вдруг, что - то пошло не так. Организм перестал получать удовольствие. И более того, он почувствовал, как его выворачивает наизнанку. Впервые в жизни он закашлялся, и выкинул сигарету, словно она была отравлена, продолжая кашлять, прижимая ладонь ко рту. В горле скопился странный чужеродный комок слизи, и Шизуо не раздумывая выплюнул его с очередным приступом кашля, а затем с отвращением поморщился. На ладони в самом центре покоилось нечто вздрагивающее от каждого движения как желе, обильно облитое кровью. Между пальцами струили её алые потоки, но не спешили падать вниз, слишком густые, чтобы быть чистым соком вен. Это было странно, мерзко и пугающе. Вытащив из кармана платок, Шизуо стряхнул мерзкий ком в мусорную корзину, и судорожно вытерев ладонь, отправил его следом. Голова закружилась, ноги стали ватными. Но побыв немного в прострации, Шизуо пришел снова в себя и поспешил домой. Тепло камина его новой однокомнатной квартиры приятно согревало тело, заставляло забыть о недавнем происшествии и затягивало в приятную дрему. Неспешно отхлёбывая из граненого стакана хороший, терпкий Ирландский виски, он смачно затягивался очередной сигаретой, на этот раз не причинявшей дискомфорта, и вдруг его душа или же проспиртованный мозг, сорвал его с места, и почти подвел к вешалке в бессознательном состоянии, заставляя надеть старую, слегка потертую, но любимую кожаную куртку и отправиться на улицу. Ноги в спортивных найковских кроссовках сами несли его в любимый бар, названный «Кристиан», в честь сына владельца бара, жившего раньше где - то во Франции, но зачем - то приехавшего в Японию с маленьким ребенком. Кажется за своей японской любовницей, что впрочем, было, не так уж и важно, учитывая, что Хэйваджима никогда не был фанатом Санта Барбары или Дома 2. Он был фанатом хорошего алкоголя, сигарет и мотоциклов. И вот, рука толкает знакомую дверь и Шизуо заходит внутрь. Публика тут очень монотонная и ограниченная. В основном мужчины от двадцати до пятидесяти лет. Это заведение нельзя назвать культурным, но и притоном разврата его не обзовешь. Вполне приличное заведение, где посетителям можно было напиваться до усрачки, и спокойно спать на столах до самого закрытия, не боясь, что их выпроводит охрана или обдерут немногочисленные официанты. Хотя за последнее ручаться сложно, ведь обычно выходя отсюда, мало кто помнил, сколько денег принёс и сколько потратил. Сюда можно было приходить со своим, но нельзя протаскивать оружие и затаскивать животных, хотя первое никто особо и не проверял. Охранник на входе верил всем приходящим на честное слово. В углу унылый тапир, похожий на пьеро, затягивал не менее унылую мелодию на своей скрипке, создавая хоть какую-то атмосферу в этом баре. Кормили здесь дерьмово, но выпивка всегда была первоклассной и стоила вполне приемлемо. Заказав Виски, Шизуо устроился за одним из попавшихся на глаза столов, не боясь, что кто - то к нему подсядет, просто потому, что к угрюмому Шизу-чану никто добровольно, даже по пьяни не приставал. Гроза Икебукуро была здесь узнаваемой личностью. Почти звездой. Правда, не успел он дойти до стола. Как его заняли трое мужчин профессорского вида, с тремя тарелками мяса и большим бутылём «Столичной» с перцем, которую сейчас редко достанешь (прим.автора: не поверите, этот напиток в свое время был популярен в Германии, Франции, США и даже азиатских странах, так что не удивительно, что русских считают алкашами, ведь водка – наша визитка). Так что, выбрав меньшее из зол, Шизуо устроился за одним столом с мужчиной в плаще, который, впрочем, уже спал мордой на столешнице, аккомпанируя скрипачу тихим похрюкиванием во сне. Поставив перед собой бутылку Виски, Хэйваджима продолжил напиваться, наслаждаясь одиночеством в толпе, которое было во много раз тягостнее гордого одиночества, но что-то в нем было неуловимое. Пусть кому-то покажется странным, но именно таким способом он пытался понять Орихару, любившего пялиться на людей, как на рыбок в аквариуме. Он вглядывался в их лица, следил за руками и жестами и пытался понять, что же Изая находит в этом занятии увлекательного. Но не мог. Может просто потому, что он на самом деле страстно желал оказаться одним из них, а вот Орихара напротив, старался найти одиночество, но искал способ найти уединение, не разрывая связи с людьми. Странно, но хоть и блоха знал слабости Шизуо, сейчас блондин сам начинал понимать слабости, которые могли спрятаться в его заклятом враге. Но зная себя он никогда бы не смог так же виртуозно превратить свое знание в шоу, и действовать Орихаре на нервы, чтобы теперь уже он, а не Хэйваджима бесился, стоило ему увидеть заклятого врага и бывшего любовника. Алоглазый боялся остаться совсем один, а ещё он боялся быть в толпе. Он боялся довериться кому-то, и боялся отпустить Шизуо. С чего он сделал последнее открытие ему и самому было непонятно, может это было пьяным бредом, но сейчас он отчего-то понимал это. И собственные догадки распирали его изнутри. Хотелось поскорее рассказать о них Изае, посмеяться над ним так же, как брюнет смеялся над ним еще со школы. И пальцы сами набрали номер телефона блохи. И сидя на своем стуле, он вдруг подумал: «Если долго не будет брать, но под конец все - таки схватит, значит, он как баба, тянет время и пытается показать мне, что мой звонок ничего не значит. И это будет ложью. Если придётся перезвонить дважды – значит ему реально насрать, кто, когда и для чего ему звонит». Высказанная им глупость была похожа на игру с подкидыванием монетки, но больше всего его удивила её действенность, укрепившая его убеждения. Ведь Изая взял почти за гудок до того, как женщина с приятным голосом должна была ему сообщить, что абонент не отвечает. А значит, что, скорее всего он всё это время пялился на дисплей и хихикал, но не взять не мог. Ведь существовала вероятность, что второй раз Шизуо перезванивать не станет. Поэтому Хэйваджима даже не разозлился, когда услышал его голос: - Ахаха, Шизу-чан. Соскучился или напился? - Привет, блоха, – Шизуо изо всех сил старался казаться серьезным, чтобы высказать поганцу все, что было у него на душе, все его переживания и догадки. - Привет - привет, – Изая как всегда бодр, несмотря на позднее время. «Может, трахался с кем или только собирается»: с обидой подумал Шизуо, продолжая: - А что ты делаешь? – вопрос ну просто верх адекватности, но ему страшно хотелось убедиться, что Изая один. И если он сейчас скажет с вызовом: «трахаюсь», то, скорее всего, как всегда сидит на подоконнике и пялится на улицу. И Орихара его не разочаровал. Видимо мозг Шизуо в бессознательном состоянии был способен анализировать и сопоставлять факты, ведь в реальной жизни он никогда бы не пришёл сам к таким доводам, так как был слишком прямолинеен. И не нужно путать это с глупостью. А Изая счастливо произнёс, почти крикнув в трубку: - Трахаюсь! - Хи-хи, – пьяно хихикнул Шизуо на манер Орихары, вдруг ощущая себя на месте своего врага. И это забавляло – В окно пялишься, да? - Ну да, - немного поубавив пыл, протянул блоха и снова оживился, – ну ты точно пьяный! И Шизуо сразу представил его лицо, прикрыл глаза и, выдохнув, потер переносицу пальцем, принимаясь тараторить: - Я все знаю! Ты боишься остаться один! Но ты такой трус, что боишься кому-нибудь об этом сказать. У тебя всё время чешется зад, и трахаться тебя тянет потому, что тебе нудно самоутвердиться, что в любой момент к тебе кто-нибудь придет! И ты специально мне изменял, чтобы показать какой ты крутой и всем нужный. Ты приклеился ко мне, потому, что думал, что я более одинок чем ты, и ты можешь надо мной угорать и верить в то, что у тебя не все так запущенно. Ты высмеивал мою любовь к брату, потому, что завидовал! И сейчас тебе нужно надо мной ржать и трахать доступных, чтобы верить, что ты невъебено нужный! Но так будет не всегда! Когда-нибудь ты так затрахаешься, что ебать тебя станет противно. Как и ложится под тебя! Понял!? И тогда будешь покупать проституток! Но они это другое и ты бросишь это занятие и перестанешь их вызывать и тогда ты останешься совсем - совсем один! Захлебнувшись собственными словами Шизуо пьяно рассмеялся и стал прислушиваться к дыханию в трубке. Он понял, что попал в цель, когда услышал, что на противоположном конце провода голос Изаи стал тверже, но это значило, что он попал в точку. И Хэйваджима представил, как сползла улыбка с лица ненавистной блохи: - Все сказал, психолог пьяных душ? - Нет не все! - Нет желания слушать бред. Проспись. Или сдохни, и прекрати мне звонить. - Сам сдохни! Я сдыхал. Мне не понравилось. Ну, послушай, что я скажу. Ну, Изаечка! - Да слушаю я! Пьян чертова. - Правда? – в голосе Шизуо слышались по щенячьи счастливые нотки, заставившие брюнета снова едко ухмыльнуться, хоть неприятный осадок от слов грозы Икебукуро еще остались, хоть его голос всё ещё оставался стеклянным: - Ну, раз не бросил трубку. Говори. - Я люблю тебя. – Произнес Хэйваджима и вздохнул в трубку, отхлебнув живительной влаги. - Кретин. – Констатировал факт слегка повеселевший, но немного шокированный Изая, и хихикнул. - Я тебя люблю!!! Люблю!!! Я, тебя. Прикинь. Ха-ха-ха. - Да я понял. Адрес мой не забыл? - Нет, а что? – заигрывал, как пьяная пионерка Хэйваджима. - Приезжай. Самоутверждаться буду, пока совсем не затрахался. Хихикнув, Шизуо отсоединился и, расплатившись, помчался ловить такси.