Babyboom

- Шизу-ча-ан! Ах ты, скотина! Значит, ты дома? А мы тебя везде ищем! Шинра тебе что-то сказать хочет! Стройные ножки Селти в тяжелых сапогах аккуратно наступили на грязный, давно не мытый пол квартиры Хэйваджимы, а голос постепенно терял уверенность. Блондин мог просто забыть закрыть квартиру или может спать, однако женская интуиция начала бить тревогу и журналистка напряглась, стараясь успокоиться и унять тяжело бьющееся сердце. Подошла к кровати, на всякий пожарный пошарила по ней руками и рухнула на спину, смотря в потолок. Признаться, она сегодня очень устала, бегая по городу, сначала, в погоне за сенсациями, которые никак не желали сегодня всплывать на поверхность, шокируя общественность, а потом, за пропавшим Шизуо. И если вы думаете, что кататься целыми днями на мотоцикле да лазить по заборам – плевое дело, то попробуйте сами. Спина, руки, шея ужасно ныли и требовали отдыха. И сейчас Селти немного халтурила на кровати Хэйваджимы. А затем, повернувшись в сторону ванной, она замерла, прислушиваясь. Из-за двери девушка услышала музыку. Placebo. Шизуо слушал эту группу, но никогда не был фанатом, так как считал их слишком депрессивными. И это было неудивительно с его неунывающей душевной силой. Поднявшись с постели, Селти запустила пальцы в волосы, машинально расчесывая, и подошла к двери, постучавшись, громко спросила: - Ты там моешься? – а затем повторила вопрос, крича еще громче – ШИЗУО, ТЫ ТАМ МОЕШЬСЯ? – но ответа не последовало, и тогда девушка принялась долбиться кулаком в дверь, пока та не открылась. И перед глазами Селти предстала ужасающая картина. На полу, разбросанные по кафелю, валялись белые круглые таблетки. Ей не раз приходилось писать о самоубийцах, хоть сейчас она и подумать не могла, что Шизуо на такое способен, так что профессионализм взял верх, и первое, что сделала девушка - это подняла таблетки и засунула на всякий случай в карман парочку. И только затем подошла к ванной, и стоило ей одернуть занавеску, как она застыла в немом ужасе. Шизуо лежал, откинувшись на бортик ванной головой, на животе покоилась буквально раскроенная окровавленная левая рука. Кровь... Она была везде. Этот страшный день навсегда отложится в её памяти и еще не раз будет сниться ей в кошмарах. Она видела многое, но сейчас прямо перед девушкой в ванной лежал её единственный и самый лучший, самый странный и необычный друг, о котором она за его спиной всегда отзывалась с какой-то почти материнской нежностью, которой он, как и она, были лишены в детстве. Кровь подсыхала на бортике ванной, на её стенках, украшала открытый из-за задравшейся черной футболки живот и слегка заляпала многочисленные клепки на ремне. У бедра парня растекалась лужа мартини, перемешиваясь с его кровью, а рядом валялась почти пустая бутылка. Дрожащими руками Селти вытащила телефон, и, вызвав скорую, позвонила Шинре, срывающимся голосом потребовав, чтобы он немедленно приехал. И сделать он ничего не мог, но ей нужна была поддержка. Взяв бутылку, валяющуюся возле парня, девушка поднесла её к губам, и, почувствовав металлический привкус крови, вылила в себя остатки, выхватив повторяющий одну и туже песню телефон, и что было сил швырнула его об стену, чтобы тот, наконец, заткнулся. Взяв ладонь Хэйваджимы в свою села на край ванной, сжимая еще теплую плоть, не сдерживая слез. - Не умирай, Шизуо. Пожалуйста... – Тихо попросила Селти парня, и, откинув пустую бутылку, закрыла ставшей свободной рукой глаза и разревелась впервые в жизни. Надрывно, громко, хлюпая носом и всхлипывая. – НЕ УМИРАЙ! НЕ УМИРАЙ, СЛЫШИШЬ?! Тебя спасут. Спасут. Не унывай. Все будет хорошо. POV Шизуо. Блять, где я? Что со мной происходит? Я умер? Хер-то там. Белые стены, унылое гудение медицинской аппаратуры. Провода, ощущение полного одиночества и собственного долбоебизма. Если бы я умер ничего, того не было бы. А я в больнице. Интересно только, как они узнали, что я собираюсь сдохнуть? Кто вызвал скорую? Моё тело... Оно впервые в жизни такое слабое, словно ватное. А голова... Она такая тяжелая. Черт. К горлу подкатывает ком, и рядом кто-то начинает суетиться. Я не понимаю, совершенно не могу разглядеть, кто передо мной. Это человек. Видно по очертаниям, но его лицо и фигура сливаются для меня в одно пятно. И голоса различить невозможно. С силой приподнимаюсь, сажусь и чувствую, как меня мутит. Покачиваюсь в сторону, едва не свалившись с узкой кушетки, и ощущаю, как чьи-то пальцы хватаются за мое плечо и возвращают в обратное положение, а потом кто-то пытается заставить меня лечь. Я, кажется, пытаюсь что-то сказать, но получается невнятно и размазано. Но девушка - а со временем очертания немного проясняются, и я вижу фигуру и, кажется, халат или белое закрытое платье, учитывая, что я в больнице, адекватнее первое, - делает вид, что поняла. Или правда понимает меня, но она что-то одобрительно говорит, гладит меня по плечу и выходит. Возвращается уже не одна. Еще один белый халат. Но пятно больше и угловатее. Наверное, доктор и, видимо, мужчина, потому что его руки, касающиеся меня, гораздо больше и грубее. И когда он закончил осмотр, он еще долго что-то говорил медсестре, шкрябал ручкой по листу, и, наконец, вышел. Я снова услышал ласковый спокойный голос медсестры. Она, видимо, решила со мной поговорить. Хотя, я не понимал её речи, но была приятна такая забота. На следующий день я чувствовал себя значительно лучше, если не считать, что голова еще болела. А после того, как я полакомился больничным бульоном и запил его раствором компота из сухофруктов, щедро разбавленным водой, я полчаса провел над тазом, свесившись с кровати, с которой я ещё не мог нормально вставать. И, проблевавшись, я снова принялся играть в бревно и плеваться изредка в потолок до прихода Шинры и Селти. Последний подействовал мне на нервы какое-то время, восхищаясь тому, как быстро приходит в норму мой организм, а затем просветил меня, что я больше недели провел в коме и сейчас мне еще должно быть херово, но я уже выгляжу лучше, чем многие, оказавшиеся в моем положении, люди. Но как-то было нерадостно. Я бы хотел даже поболеть, как все обычные люди, но моя замечательная болезнь испортила мне не только жизнь, но и смерть. Ведь любой другой на моем месте бы уже умер, или сейчас все еще находился в коме. Впрочем, вторая новость была действительно в радость. Я отпущен и больше мне возвращаться не нужно. Я был так рад это услышать, что даже не сразу догадался спросить, а когда подумал об этом, Шинра уже упорхнул. Ну а Селти только пожала плечами, проводив его взглядом, я задумчиво протянул: - Что ты только находишь в этом чудиле? - Он милый, – тепло и ласково улыбнулась девушка, и я почувствовал легкий укол зависти, ведь предательница Кимико никогда не говорила обо мне так ласково. И сейчас я люблю его сильнее. Он помог мне справиться с этими ужасными днями, пока ты был не жив, не мертв. Он сделал мне предложение. И Селти гордо продемонстрировала мне кольцо на пальце, после чего я не мог не рассмеяться счастливо. Я был искренне рад за свою подругу и считал, что она как никто другой в этом мире заслуживает счастья. Я почти был в неё влюблен в тот миг, но сразу отогнал эти мысли, ведь на самом деле понимал, что это восторг и благодарность. Селти рассмеялась, смотря на мое счастливое лицо и крепко обняла, затем, отпрыгнув и подмигнув мне, сказала: - Представляешь, Касука приезжает. Но не волнуйся, – поспешила она меня утешить, увидев, как вытянулось мое лицо, – не только ради тебя. Он сказал, что проект, в котором ему предложили сниматься – фуфло, и он собирался отдохнуть где-нибудь на островах, но сейчас, раз тебя уволили с работы, он решил взять тебя с собой. - Что? Как уволили? - спросил я у неё. - Не переживай. Ты устроишься еще на нормальную работу. Мы с Шинрой тебе поможем. - Вы и так много делаете. - Нет! И не смей отказываться. И это не все. Я тут тебе принесла пару книг. И еще телефон. Новый. Твой я разбила. - Я не могу его взять, – Я попытался отпихнуть от себя этот подарок, но увидев злобный и обиженный взгляд подруги, тут же проглотил язык, – ладно. - Самое главное, я накачала туда музыки. Твои любимые исполнители и группы. И парочка моих любимых. Там забито под завязку. Тебе тут скучно, наверное. Глядя на искреннюю радость на её лице, я и сам понемногу оживал, и улыбался все шире и шире. Я идиот, раз решил покончить с собой и покинуть этот мир, где есть такие люди, как Селти. Я эгоист, раз решил бросить Касуку одного, и я настоящий моральный урод, раз позволил себе плохо подумать о Шинре. Но он все равно прилипала надоедливый. Тресну ему, если еще раз полезет ко мне со своими восторгами по поводу моей болезни. Нашел чему радоваться, терьер очкастый. Впрочем, третий день преподнёс мне сразу три неожиданных сюрприза. Во-первых, ко мне теперь будет ходить психоаналитик, во-вторых, Касука приезжает уже завтра на частном самолете, в третьих, меня сегодня придёт навестить Изая, который до сих пор думает, что я в коме. И до его прихода я буквально грыз ногти, пока мне в голову не пришла гениальная детская идея: притвориться, что я всё ещё балансирую между жизнью и смертью. Я лёг, закрыл глаза и стал ждать, когда в часы посещения меня навестит мой бедный агнец, как я, посмеиваясь, назвал Орихару. Пусть это глупо, но мне жутко захотелось поиграть с Изаей так, словно мне было лет десять. Я не могу объяснить неожиданно возникшее желание, однако, оно было, и отделаться от него, не воплотив в жизнь, было невозможно. Я лег на кушетку, ощущая какой-то щенячий восторг, и едва сдерживался, чтобы глупо не захихикать. Однако тот задерживался, и я задремал. Я не слышал, как он зашёл. Но самым забавным в этой ситуации было то, что я, человек – блоха в постели, не нужно пошло обо мне думать, просто я обычно сплю, раскидав конечности по всей кровати, сегодня спал, как мертвец. И когда я проснулся, до моих ушей донесся его голос: - Как он? И, поднявшись, увидел перед собой его спину. И готов поспорить, его лицо вытянулось от удивления, когда он услышал мой голос: - Можешь спросить об этом у меня. - Шизуо, – произнес он, вздрогнув, но сразу же взял себя в руки и пренебрежительно бросил, - Я не удивлен, что такой монстр как ты уже пришел в себя и даже разговаривает. - Ты не рад? Едко спросил я и облизнул пересохшие губы. Видимо, происходящее впервые было под моим контролем, а не под его, и это смешило, я сел, прилагая гораздо меньше усилий, чем вчера, и, взяв подушку, положил на свои колени, пряча под неё левую руку. Просто я не хотел, чтобы он видел эти шрамы. Они были живым свидетельством моей слабости и малодушия и не предназначались для глаз врагов. А Орихара был врагом, которого я любил, и оттого только сильнее ненавидел всё его гнилое подлое нутро. Я ждал, подколов, насмешек. Я был готов ко всему. Даже выдрать иголку от капельницы из своей вены и воткнуть ему в глаз, чтобы не слышать его гадкого хихиканья, но он молчал. И я не знал, что сказать. Наконец. Блоха развернулся и потянул подушку на себя. Я понимал в тот момент, что если бы начал за неё сражаться, то не смог бы больше смотреть на него таким же насмешливым и безучастным взглядом, которым он смотрел на меня. Я не пытался спрятать заживающие швы, с вызовом смотря на Изаю, а тот лишь ухмылялся. И я почувствовал, как под лопаткой что-то неприятно шевелиться. Мое запястье свело, словно я спал в очень неудобной позе и отдавил его подбородком. И ждал, что же он сделает дальше, а этот псих коснулся швов языком и неожиданно хихикнул: - Шрамы ведь украшают мужчину. Не так ли? Его палец прошелся по моей шее, а взгляд стал привычно надменным, и мне вдруг резко захотелось поменяться с ним местами. - Захочешь сдохнуть – зови меня. - Не дождешься. Считай это пробным прыжком. Я буду жить долго. - Сомневаюсь, - Протянул Изая и, подавшись вперед, коротко поцеловал меня в губы, мягко покусывая нижнюю, а затем улыбнулся. – Врачи говорят, что ты куревом и алкоголем сократил свою жизнь до 43-х лет, попытка самоубийства - еще минус два-три года. Итого, твой максимальный возраст - 41 год. - Слава богу, что я не доживу до той глубокой старости, до которой доживешь ты. Ядовито улыбнулся я, и, взяв книгу, что было сил, ударил Изаю по лицу. Никогда ещё с тех пор, как мы виделись в последний раз, я не чувствовал себя лучше, чем сейчас, просто услышав, как звонко ударился твердый переплет о его лоб. У него даже глаза на переносицу съехали, однако он не сразу пришел в себя. Все-таки мои силы еще не до самого конца восстановились, и раз я не мог его избить до смерти, мне захотелось, чтобы он поскорее ушел. И чем скорее он уйдет, тем лучше я буду себя чувствовать. А Изая словно чувствовал это и, смеясь, отсел от меня подальше, и после того, как у меня закончились книги, которыми я кидался в него, принялся мне рассказывать, как он проводит дни. Что ест на завтрак. На обед. На ужин. Как его достала Мафия, что он думает о людях, что делает по вечерам. И чем больше я его слушал, тем сильнее мне хотелось его придушить, и когда пришел доктор, я чуть не заревел от счастья. А проходимец Изая заявил, что подождет в коридоре и вышел, оставив небольшую щель, чтобы насладиться тем, как я усиленно умоляю доктора выгнать это из больницы, а он требует от меня простить Изаю, как причину моего срыва. А когда эта монгольская рожа высовывается из-за двери и, хихикая, предлагает: - А давайте я буду приходить на ваши беседы, чтобы Шизуо было легче меня действительно простить? – доктор улыбается и оживленно произносит: - Отличная идея! Боже мой. Я даже не мог сдержать жалобного стона, а вот блоха хохотал, как ненормальный, радуясь очередной подложенной свинье. Но знаете. Я даже рад, что он не стал делать мне послаблений и не повел себя как с больным. Я не хотел быть обязанным ему за снисхождение и не хотел его доброты. Да пусть он подавится. Однако к приезду Касуки я снова был готов улыбаться брату. Немного фальшиво, но мне не привыкать делать вид, что все хорошо. В этот раз я действительно чувствовал себя лучше. И теперь, когда мне плохо, я просто смотрел на шрамы на запястье и, улыбаясь, говорил себе, что все позади. Я всё отпустил и простил: и Кимико, и Изаю. Но не стал меньше его ненавидеть. Он по-прежнему меня бесит!!! А ровно через неделю меня выписали из больницы, помахали вслед ручкой и пожелали удачи. И практически сразу же, на следующий день, в небо взмыл самолет до Фиджи. Это было великолепное и волнующее чувство. Мы планировали как минимум две-три недели вместе. Даже Шинра и Селти согласились на то, чтобы мы оставили телефоны дома, и никто не смел нас беспокоить. Касука не стал давить на меня из-за попытки самоубийства, и мы почти сделали вид, что ничего не было. Не считая одной единственной маленькой слабости: когда Касука, выпив лишнего, целовал шрамы на моем запястье и бормотал, что и сам не смог бы жить, зная, что в этом мире меня больше нет. И что если бы перед ним был выбор: рай или ад. Если бы я горел в огненной Геенне, он пошел бы за мной. Это в который раз убедило меня: здорово, что я выжил. Но я совсем не жалею о случившемся. Из меня вышла отравленная ненавистью и отчаянием кровь, и сейчас я сбросил с себя немного груза. Не избавился от всего, но идти дальше стало гораздо легче. Конец POV Шизуо На одном из островов архипелага, в небольшом бунгало, в комнате лишённой стен, на кровати, спрятавшись ото всех, хотя вокруг никого и не было, за пологом, занималась любовью молодая пара. Их отвязные томные стоны не тревожили несуществующих соседей, утопая в мягкой тропической листве. Блондин, прогибаясь в спине, положил ладони на бедра своего партнера, слегка стискивая, чтобы не оставить синяков. В то время как юноша, сидящий в позе наездника, тяжело дышал, был покрыт потом, но абсолютно счастлив. Войдя во вкус, он самозабвенно скакал на члене, то и дело, шлепаясь ягодицами о бедра своего актива, издавая громкие восторженные вздохи, и в экстазе выкрикивая имя своего возлюбленного: - Ах!.. Шизуо! Шизуо! – Прогибаясь в спине, он жадно вбирал в себя весь член, тараня простату и достигая бурного и яркого, сводящего с ума оргазма, в то время как его партнер еще не был до конца удовлетворен, но всё равно счастлив. Хрипло выдохнув, он облизнул пересохшие губы и потянулся к брюнету: - Касука. Иди ко мне. И младший послушно лег в объятия старшего, стараясь перевести дыхание, а затем приподнялся на руках, продолжая двигаться, и позволяя Шизу - чану обильно кончить внутрь. И когда он понял, что на сегодня с него хватит, снова завалился на грудь брата, закрывая глаза, но не спеша слезать, желая оставить член, хоть уже и обмякший, внутри, чтобы точно чувствовать их единение. Его губы лениво и осторожно зацеловывали красивые выпирающие ключицы партнера. И в этот момент они были гораздо больше похожи на братьев, чем в обычной жизни. Странный разрез зрачков, ленивая грация движений, разомлевшие, уставшие и такие податливые тела. Они оба сейчас напоминали двух сытых котов, пригревшихся на солнце, больше, чем на этих животных способен походить любой другой человек. И наконец, Касука перевалился на бок, сползая со старшего брата, взял его ладонь в свою, сцепляя пальцы замком, заснул. Признаться, Шизуо сейчас жутко хотелось чего-нибудь выпить и желательно алкогольного, но отпускать руку младшего брата было подобно падению в бездну, а ему сейчас было хорошо на небе, на которое его вознес отдых и соитие, не казавшееся ему сейчас чем-то неестественным и неправильным, несмотря на то, что они оба были мужчинами, а, более того, родными братьями. Существовавшая между ними связь действительно была нездоровой, но только она поддерживала обоих парней на плаву. - Я люблю тебя, - Произнес Шизуо, поцеловав парня в щеку, а затем закрыл глаза, засыпая. Золотой песок, прекрасная природа, необыкновенно ласковое солнце, чистая вода и свежий воздух сделали свое дело. Разомлевшие братья не пожелали возвращаться ни через неделю, ни через две, не через три, и, спустя месяц, среди тех, кто их хоть немного знал, пошли слухи, что парни, натерпевшись неприятностей, просто-напросто уже сменили паспорта и сбежали. И сейчас они не на Фиджи, а где-нибудь в Индонезии или в Швейцарии (слухи разнились, были и те, кто считал, что они в Нигерии), живут под чужими именами новой прекрасной жизнью. Небезызвестная сестренка даже пустила слух, что они не просто сбежали от старой гнетущей их жизни, но сбежали от общества, где бы ни приняли братскую любовь. И никто, кроме неё самой, конечно, уверенной в собственной правоте и утверждающей, что Изая сходит с ума от ревности, и скоро отправится на поиски, но никогда не найдет влюбленных, решивших раз и навсегда поделить мир только на двоих, не знал, насколько она была ближе к истине, чем все остальные. И, спустя долгих три месяца, сразу после дня рождения Касуки, самолет действительно приземлился в аэропорту Токио. И оттуда в толпе остальных японцев были двое. Невысокий, симпатичный брюнет в яркой расписной рубашке и блондин в похожих легких шортах. И по последнему было особенно сильно видно, что он замечательно провел время. За эти три месяца он стал выше, симпатичнее, кожа шоколаднее, а волосы гораздо гуще и мягче. А вот Касука оставался неизменно бледным, но заметно повеселевшим и легким. Улыбнувшись, блондин покачал головой, выудив из-за уха сигарету: - Блин, а тут холодно. Может, обратно? - Я не против, но уверен: меня сейчас просто убьют на работе, - Пожал плечами Касука, шагая впереди семенящего за ним с четырьмя тяжелыми чемоданами Шизуо, а затем ободряюще улыбнулся. - Вот отработаю и снова в долгий отпуск. Будет круто. - Ага. И я постараюсь, - Улыбнувшись, кивнул Шизуо, и в сердце Касуки что-то потеплело, обняв брата, он уткнулся лбом в его плечо и тихо засмеялся: - В следующий раз отправимся в твою обожаемую пустыню, и ты вернешься совсем тёмный. Засмеявшись, Блондин кивнул и коротко поцеловал брата в лоб, зарываясь пальцами в мягкие волосы. - Будет здорово. Однако он тут же чуть не проглотил язык, когда увидел впереди до боли знакомую фигуру. В аэропорту стояла Кимико. В деловом костюме, непоколебимо спокойная и решительная. А возле неё приплясывала от нетерпения девчонка в кукольном розовом платье в стиле Лолиты, постукивая каблучками по мраморному полу. Светлые длинные волосы, собранные в два высоких хвоста, перетягивали смешные необычные и тяжелые резинки. Но, вопреки ожиданиям Касуки, Шизуо все-таки решил подойти, несмотря на то, что это решение далось ему нелегко, и сохранить непосредственную улыбку оказалось не так-то просто, стоило ему почувствовать запах знакомых до боли духов, однако его лицо стало серьезным, стоило ему увидеть свою бывшую. Усталость в уголках глаз, какое - то измученное лицо и отсутствие интереса на лице, словно ей эти несколько месяцев приходилось туго, так что Шизуо, проигнорировав правила приличия, оттащил менеджера от её подопечной, и стал расспрашивать о том, что случилось. Но Кимико было немногословна. Поведав только о том, что она развелась с Изаей, она несколько раз попросила у Шизуо прощение за случившееся и поспешила вернуться к «Лолите». И после того, как вновь улыбающийся счастливый Шизуо вернулся к брату, впала в глубокую задумчивость, до тех пор, пока её не вывел оттуда голос девчонки рядом: - Он красавчик. - Ты о Касуке? Еще бы. Его бы так не любили продюсеры. - Я не о нём. Я о его брате. Он что-то с чем-то. Люблю брутальных мужиков. Он, наверное, в постели тигр. Познакомишь меня? - Не будь шлюхой. Он тебе не пара. Он не твоего круга. Не разменивайся на всех подряд. Нам твоей интрижки с журналисткой хватило. На весь мир чуть не ославилась. – Недовольно скривилась девушка и повела плечом, распуская темные волосы из пучка. - Ой, да ладно тебе! – Отмахнулась беззаботно блондинка, пожирая взглядом удаляющегося блондина. – Ревнуешь? Меня или его? А? Кимико, может на девочек стала западать или только развелась, а уже хочется приключений? - Заткнись, – прошипела брюнетка, и устало вздохнула. Вечер подходил к концу, в воздухе неумолимо пахло переменами. В Душе Шизуо поселилась настоящая надежда на будущее и силы простить себе собственные слабости, так что все, что ждало его впереди, он готов был встретить, не опуская глаз и не опускаясь до подобных эксцессов.