Кленовый лист

Скрыть от Эрианеля случившееся на охоте у Рольфа не вышло. Выдал Айден, пугающе легко прочитав его настоящие эмоции, скрытые под показным спокойствием. Малыш вбежал в комнату первым, забрался на колени к сидящему на кровати Валенбергу, обхватил ручонками за шею, прижался всем тельцем, звонко чмокнул в щёку, а потом вдруг пристально уставился в его глаза и громко спросил: — Беда, па? — Какая беда? — нахмурился Рольф. — Ты что это выдумал, а? Просто устал малость, после охоты оно всегда так. — В’ешь! — заявил в ответ мальчик, проглотив не дающуюся ему пока что букву «р». — Эи, го’е! — это он сообщил уже целителю, успевшему закрыть дверь и подойти к ним. — Что случилось, таэми? — не скрывая тревоги, спросил Эрианель. — Абсолютно ничего, — буркнул в ответ Валенберг, поправляя выбившуюся рубашку сына и не глядя целителю в глаза. — Малый черти что придумал, а ты и поверил? Я вон, когда пацаном был, такое матери порой выдавал, любой сказитель обзавидовался бы! — Возможно, — без улыбки продолжил целитель, — но Айден — не ты, его нельзя обмануть, он видит и слышит сердцем. Рольф невольно вздрогнул — слова Эрианеля были слишком похожи на то, что сказал Арель перед тем, как поспешить навстречу смерти, но так легко сдаваться Валенберг не собирался. Меньше всего ему хотелось заново пережить сегодняшний день, да и портить вечер горькими воспоминаниями — последнее дело. Рольф по-прежнему считал, что делиться с родными радостью можно и нужно, а вот вываливать на них ворох своих проблем и бед — нет. Да и разве пристало мужчине искать утешения у… мужа? — Я слышал, что Элатиэль была благосклонна к вам и одарила щедрой добычей, — садясь на кровать рядом с Валенбергом, сказал эльф, — это повод для радости, но в твоих глазах я вижу печаль и боль. — Так не смотри, — пробормотал Рольф и тут же добавил как можно мягче: — Эри, давай-ка лучше поужинаем, с малым поиграем, да спать ляжем. Я и правда устал сегодня, как собака, видать, не оклемался ещё окончательно, — он продолжал прижимать к себе Айдена, прикрываясь мальчиком, как щитом, от пронзительного зелёного взгляда, а ребёнок положил головёнку ему на грудь и замер, словно прислушиваясь к чему-то. — Хорошо, — вздохнул целитель, — ты снова не хочешь делить со мной свою боль, хоть это и неправильно, но терзать тебя вопросами я не стану, всё равно завтра узнаю обо всём от других. — Погоди, — понимая, что снова близок к тому, чтобы всё испортить, примирительно сказал Валенберг, — не кипятись. Они тебе понарассказывают… с три короба… Ты лучше скажи, эта штука Айдену не повредит? — он вытащил из кармана и протянул эльфу амулет Ареля. — Оберег Азавара? — удивлённо приподнял брови Эрианель, бережно беря в руки дубовый лист. — Откуда он у тебя? — Налия… — тяжело вздохнул Рольф, — Арелю это уже не нужно, его охота на саги закончилась на дне Мёртвого озера, и Хэллон не сделал ничего, чтобы остановить это безумие, — он помолчал и добавил, глядя в глаза целителя: — Вы всегда так избавляетесь от увечных и больных? — Нет, — покачал головой Эрианель, — только в плохие годы, — и продолжил, отвечая на вопросительный взгляд Валенберга: — Я уже говорил тебе, что порой Элатиэль гневается на нас и тогда в шатры приходит голод. Если это случается, на последнюю охоту уходят те, чья жизнь полна боли и страданий. Азавар… иногда не спешит призывать к себе тех, кто больше не желает жить, а магией невозможно исцелить старость, срастить хребет, вернуть глаза или ноги. Чтобы клан выжил, должны уцелеть воины, женщины, способные рожать, и дети, остальные… — Мусор, который вы безжалостно выкидываете, — кривя губы, процедил Рольф, — вы зовёте нас злом, а сами… — Животные поедают своих слабых детёнышей, чтобы сильным и здоровым хватало молока, — целитель не стушевался и не отвёл глаз, а если слова Валенберга и задели его, не подал виду. — Волки очищают лес от больных и старых зверей — это мудрость Элатиэль, которая кажется тебе жестокостью. Мы наблюдаем за её детьми и учимся у них, только и всего. — А на кой тогда убивать себя запрещаете? Разве это не одно и то же? — Нет. Убить себя, когда ты силён и здоров, но просто не хочешь жить — трусость и подлость, нельзя ослаблять клан только потому, что кто-то разбил твоё сердце, — пояснил Эрианель. — Уйти в последний бой, чтобы помочь клану пережить плохой год — угодно Азавару и за это Он вскоре подарит душе новую жизнь. — Ага, как рак на горе свистнет, — фыркнул Рольф, — знаешь же, что не верю я в богов твоих… Одно скажу: если б мать или отец мои так уйти захотели — не пустил бы ни за что! Если б не они — меня не было б, а я должен позволить им зверям на корм пойти? Никогда. А у вас выходит: пока молодой — нужен, а как немощным стал — с глаз долой. Разве можно так? — Ты знаешь, что такое настоящий голод? — вместо ответа просил эльф. — Я… — Знаешь боль, которую не унять и не усыпить? — Эри… — Да или нет? — Нет, но… — договорить целитель не дал, приложил палец к губам Рольфа и закончил холодно и твёрдо: — Легко судить, когда не знаешь. Хотел бы ты жить во тьме, как Арель? Хотел бы годами лежать камнем, не в силах шевельнуться? Мы оба знаем ответ. Смерть — не зло, Рольф, а конец мучений и начало новой жизни. Вы, люди, боитесь и ненавидите её, но без неё не было бы и самой жизни. — И всё равно это неправильно, — упрямо повторил Валенберг. — Нельзя так, что ты мне ни говори! Брату твоему бы ещё это доказать, да хрен он меня послушает, кто я такой, чтобы жизни его высочество учить? — Слова ничего не изменят, таэми, — тихо обронил Эрианель. — В курсе, — тяжело вздохнул Рольф, — вот и хватит болтать, Айдену спать давно пора, да и нам с тобой тоже.

***

А утром, когда Эрианель и Айден собирались уходить, а Валенберг мучительно раздумывал над тем, чем сегодня заниматься, если Хэллон за ним не пришлёт, в дверь постучали, и в комнату вошла Стейна. Светло улыбнувшись, она протянула подбежавшему Айдену нарру и сказала: — Сегодня мы поведём детей наверх, солнце и свежий воздух нужны им точно так же, как пища и вода, я прошу тебя пойти с нами, Рольф. — Я бы с радостью, — невесело улыбнулся Валенберг, — да не знаю, можно ли. — А почему нет? — удивлённо приподняла брови Стейна. — Разве ты здесь пленник? — Не знаю, мам, — пожал Рольф плечами, — да и у Хэллона спросить надо, вдруг и сегодня на охоту идти. — Не надо, — женщина подошла к нему, ласково коснулась волос, как часто делала в детстве, — охоты сегодня не будет, а нам не помешает лишняя пара внимательных глаз и крепких рук. За малышами уследить непросто, а в горах всё ещё водятся хищники, потому детей всегда сопровождают воины, которых назначает Хэллон, а он выбрал тебя. — Он? Или ты попросила, чтоб я проветрился и остыл малость? Он же, небось, про вчерашнее тебе уже рассказал? — озвучил свои подозрения Валенберг. — Об этом знают и говорят все, — спокойно ответила Стейна, — в убежище невозможно что-либо утаить, тем более — такое. Но я ни о чём не просила Хэллона, он прекрасно знает, как давно ты не видел солнца и как сильно твоей душе нужен свет. Но если ты не хочешь идти с нами, я… — Хочу, — поднимаясь на ноги, бросил Рольф, — ты права, мама, я и правда слишком давно не видел неба, от того и лезет в голову всякая дурь. Не дело это — кротом под землёй сидеть, тут любой свихнётся, — он говорил, быстро надевая доспехи и вешая на пояс меч: — Ну, всё, я готов. Идём? — Пошли-пошли-пошли, — затараторил Айден, схватил его за руку и потащил к двери, а потом начался их путь сначала к комнате милосердия, у которой уже ждали эльфята и трое незнакомых Валенбергу девушек, а после — к выходу из убежища. Теперь никто не стал завязывать Рольфу глаза, и мужчина счёл это признаком того, что эльфы наконец-то начинают ему доверять. В пользу этого говорили и взгляды, которыми окидывали его встреченные по дороге обитатели убежища. Вместо откровенной ненависти или презрения в глазах читалось любопытство, смешанное с сомнениями. Казалось, эльфы никак не могут поверить, что Рольф — не зло, как его соплеменники, и окончательно принять вчерашнего врага. Ненавидеть его они больше не могли, но и принять, доверившись всецело, пока что не решались, и Валенберг прекрасно их понимал. Он и сам не стал бы поворачиваться спиной к тому, с кем ещё вчера скрещивал мечи на поле брани, подспудно ожидая от него подлости, ценой в собственную жизнь. И в этом отношении эльфы ничем не отличались от людей. А ещё меньше отличались друг от друга дети: эльфята точно так же играли в снежки и лепили снеговиков, как человеческие дети. Они резвились под пронзительно-синим небом, громко смеясь, и этот смех больно отзывался в груди Рольфа, внимательно следящего за малышами. Совсем скоро они снова спустятся под землю, и будут дышать затхлым воздухом и видеть над головой камень. Несправедливо. Жестоко. Неправильно. Всё сильнее сжимая рукоять меча, Валенберг стремился уследить за всеми малышами сразу, но очень скоро понял, что это попросту невозможно, особенно если постоянно выискивать среди них взглядом Айдена. Приёмный сын не отходил от своих недавно обретённых друзей, которые сейчас учили его лепить снежки, звонко смеялся, когда поскальзывался и падал в мягкие, глубокие сугробы, а на раскрасневшемся от мороза личике сияли восторгом огромные тёмные глаза. Дитя двух рас, двухлетний малыш, за которого Рольф был готов убивать и умереть, если потребуется, и плевать, что в жилах ребёнка течёт не его кровь! Айден — его сын, ради счастья которого он готов бросить вызов не только королю Харри, но и всему миру, и не только ради Айдена. Эльфята должны видеть солнце не пару жалких часов в день, а постоянно; дышать свежим воздухом и уплетать за обе щеки свежие фрукты и ягоды; расти, не зная страха, боли и голода. И ради этого стоит рискнуть всем и совершить невозможное, то, что кажется безумием, но иначе просто нельзя. От раздумий Валенберга отвлёк встревоженный голос матери: — Рольф, нам пора возвращаться, но я никак не могу найти Анора и Майли… — Ты уверена? — Я пересчитала детей трижды — ошибки быть не может. Ума не приложу как, куда и когда они могли исчезнуть, но… — Успокойся, ма, — Рольф на мгновение обнял женщину за плечи, — мальцы здесь где-то, не могли они далеко уйти. — Думаешь? — это спросил уже Эрианель, подошедший к ним с Айденом на руках. — Уверен, — решительно рубанул ладонью воздух Валенберг, — возвращайтесь в пещеры, а я их поищу. — Мы, — целитель протянул Айдена Стейне, — надвигается метель, таэми, — он указал взглядом на стремительно темнеющее небо, — один ты не сможешь отыскать дорогу, а с магией это совсем несложно. Дай мне только взять оружие, — сказав это, Эрианель быстро пошагал к одному из дежуривших у входа в убежище воинов, а Рольф смотрел ему вслед, напрасно пытаясь унять становящуюся всё сильнее тревогу. — Всё будет хорошо, — заставил себя улыбнуться Валенберг, глядя в глаза матери, — обещаю. — Беда, па, — подал голос Айден, снова глядя на Рольфа пугающе глубоким и взрослым взглядом, — паси… — Спасу, малыш, — поцеловав сына в щёку, ответил Валенберг, — слушайся бабушку, хорошо? — Да, — серьёзно ответил мальчик, теснее прижимаясь к Стейне, и добавил умоляюще: — Ве’нись. — Обязательно. Ты даже соскучиться не успеешь, — он улыбнулся, пожимая протянутую ладошку малыша, и обратился уже к матери: — Хорош на ветру стоять, пока мелкие не озябли. Я сказал — скоро вернусь, значит — вернусь, нечего тут мёрзнуть. — Я буду ждать и молиться, — негромко произнесла Стейна и медленно пошла ко входу в убежище, в котором уже скрылись остальные дети и эльфийки, а на плечо Рольфа легла рука вернувшегося Эрианеля, на поясе которого висел кинжал, а за спиной — лук и колчан со стрелами: — Я готов. Идём? — Да, — кивнул Валенберг, — знать бы ещё — куда… Хотя… погодь, — он прищурился, всматриваясь в мешанину следов, и пошёл вперёд, стараясь побыстрее покинуть истоптанный десятками детских ног пятачок у входа в убежище, — гляди, — показал Эрианелю на две цепочки следов, уходящих к вершине горы, — сдаётся мне, это они. — Похоже, — задумчиво обронил целитель, — но… зачем? — Дети, — пожал плечами Рольф, словно это поясняло всё, — вот найдём и спросим — какого рожна их туда понесло, — бросил, стремительно шагая вперёд по детским следам. Эрианель молча поспешил за Валенбергом, надеясь, что они успеют догнать эльфят до того, как с теми случится несчастье. Это были те самые мальчишки, с которыми Айден уже успел подружиться — добрые, шебутные, любопытные, готовые делиться с друзьями всем, что у них есть. Они оба были сыновьями павших на войне воинов, единственным, что осталось у их рано овдовевших матерей, а значит надо сделать всё возможное и невозможное, чтобы их отыскать! — Проклятье! — громко выругался Рольф, глядя на оборванную цепочку следов. — А теперь что? — спросил, в сердцах сплюнув на голые камни, с которых поднявшийся ветер успел сдуть и снег, и следы. — Куда идти-то? — Туда, — на мгновение закрыв глаза, ответил Эрианель и указал в сторону вершины, — поспешим, таэми. И они поспешили, стараясь не обращать внимания на становящийся всё злее ветер, мороз, впивающийся тонкими иглами в лицо, и низкие тучи, из которых грозил вот-вот посыпаться снег. Поднявшись чуть выше, Рольф снова заметил детские следы, которые ветер ещё не успел уничтожить, и даже ускорил шаг, надеясь, что совсем скоро они найдут сорванцов, но невольную улыбку тут же стёрло изумлённо-испуганное, сорвавшееся с губ целителя: — Боги… белори… — Что? — Смотри, — эльф указал на цепочку больших округлых следов, тянущихся за следами эльфят, — я думал, белори — просто страшная сказка, но… В легендах сказано, что военачальников Белегану Боги превратили в вечно голодных жестоких тварей, на которых не действует магия. Они похожи на больших белых кошек, с белыми глазами, смотреть в которые нельзя, если хочешь жить. Они убивают не только тело, но и поглощают душу, лишая её возможности возродиться, и чем чище и невиннее душа, тем желаннее она для белори. — Кошаки, говоришь, — хмыкнул Валенберг, внимательно вглядываясь в следы и пытаясь по ним определить размер твари, — лады, не медведи и то дай сюда. Давай-ка поднажмём, — ускоряя шаг, бросил через плечо, стараясь не думать о том, что каждое мгновение может стоить эльфятам жизни. Но, как назло, подъём становился всё круче, Рольф то и дело поскальзывался, удерживаясь на ногах только благодаря реакции тренированного тела, и кляня на все заставки обледеневшие камни. Карабкаться вверх становилось всё тяжелее, дыхание с хрипом вырывалось из груди, а по лицу градом катился пот, но о передышке нечего было и думать. Вершина, к которой вела извивающаяся, словно змея, цепочка следов, приближалась слишком медленно, непростительно медленно, и с каждым шагом крепло чувство, что они придут слишком поздно, но… Валенберг первым увидел эльфят. Они неподвижно сидели на камне, прижавшись друг к другу, а полные ужаса взгляды мальчишек были прикованы к медленно и неотвратимо приближающемуся к ним… сугробу, в котором Рольф не сразу разглядел белори, неспешно и беззвучно подбирающегося к добыче. Мгновенно оценив расстояние, Валенберг понял — тварь доберётся до детей гораздо быстрее, чем они с Эрианелем успеют этому помешать, и заорал, выхватывая меч и бросаясь вперёд: — Стой, сука! Ко мне повернись! Белори услышал. Он развернулся мгновенно и, хлеща себя по бокам длинным хвостом, открыл пасть, полную острых зубов, но ни рыка, ни даже шипения Рольф не услышал, зато ощутил ледяную волну необъяснимого ужаса, почти сбившую его с ног. Острое желание бросить меч, повернуться спиной и бежать, захлестнуло Валенберга, и только невероятным усилием воли, он устоял и прорычал, сильнее стискивая меч: — Иди сюда, сволочь, это сожри, — он крутанул меч, надеясь, что доспехи выдержат и не позволят когтям белори вонзиться в тело, а тот в несколько прыжков оказался совсем рядом. Крупное белоснежное тело взвилось в воздух, а в следующее мгновение ударило в грудь Рольфа, словно таран, опрокидывая навзничь. Пальцы разжались сами собой, выпуская меч — пасть белори снова открылась, неслышимый ухом звук накрыл тело парализующей сетью, а чёрные, бездонные зрачки твари оказались совсем рядом, и зажмуриться Валенберг не успел. Их взгляды встретились, и в тот же миг в голове Рольфа зазвучала странная и дикая мелодия, оглушая и лишая желания сопротивляться, спасая свою жизнь. Внезапно ему захотелось обхватить круглую голову белори с крохотными, плотно прижатыми ушами, и поцеловать в белый нос, зарываясь пальцами в густую белую шерсть. Почесать за ухом, как домашнего кота, слушая такое уютное громкое мурлыканье и уснуть под него… Закрыть глаза Валенбергу не позволил неслышимый ухом истошный визг, резанувший и мгновенно вернувший в реальность — в плечо белори вонзилась стрела, и на белоснежной шерсти выступила кровь — такая же красная, как у самого Рольфа. Тварь резко развернулась и прыгнула, устремившись к новому врагу — Эрианелю, всадившему в него одну стрелу и уже выпускающему следующую. Целитель не промазывал, но то ли шкура у белори была очень крепкой, то ли боль его только злила, но он не останавливался — большими прыжками нёсся к эльфу, а его безмолвный крик бил по ушам Валенберга так больно, что хотелось сжать голову руками, чтобы больше никогда не этого не слышать. И он бы, вероятно, так и сделал, если бы не ослепительно вспыхнувшее осознание того, что белори доберётся до Эрианеля гораздо раньше, чем он успеет нагнать чудовище, и тогда… Зарычав от захлестнувшей ярости, Рольф нашарил в снегу меч, а мгновение спустя вскочил на ноги и из всех сил метнул клинок в прыгнувшую на целителя тварь. Сталь вонзилась в бок белори, заставив его рухнуть в снег, а в следующее мгновение стрела впилась в его глаз, а следом за ней ещё одна — в шею, пригвождая к снегу. Белори попытался подняться, но Эрианель, прыжком оказавшись рядом, вонзил кинжал ему в плечо. Рольф, яростно матерясь, упал на тварь сверху, обхватил за подбородок и резко задрал голову белори вверх, открывая беззащитное горло, по которому целитель тут же полоснул кинжалом, вкладывая в удар всю ярость и ненависть к твари, едва не убившей их обоих. Белори дёрнулся ещё несколько раз и затих. Белые глаза остекленели, а его последний беззвучный вопль продолжал звучать у Валенберга в голове, порождая жуткую боль и почти сводя с ума. В себя его привело мягкое прикосновение целительной магии и тихий голос Эрианеля: — Всё, таэми, мы его убили… — Точно? — прохрипел Рольф, окидывая цепким взглядом неподвижное, залитое кровью белое тело. — Да. — Экая погань, — сплюнул Валенберг, поднимаясь на ноги, — если б не твоя стрела — конец мне пришёл бы. Я ж, дурак, в зенки его всё же посмотрел… — Не дурак, — покачал головой Эрианель, — белори — страшнее любого медведя, я говорил тебе. Давай поскорее заберём детей и вернёмся, — он бросил взгляд на низкие тучи, из которых уже начали срываться первые снежинки, — метель вот-вот начнётся. — Вижу, — нахмурился Рольф, убрал в ножны меч и размашисто пошагал к эльфятам, по-прежнему сидящим на камне, вцепившись друг в друга. — Ну, чего застыли? — добродушно буркнул Валенберг, протягивая к ним руки: — Айда домой, пока дорогу не замело. Полезли-то сюда зачем, а? — спросил, передавая Майли Эрианелю и осторожно прижимая к себе дрожащего от страха и холода Анора. — Мы… — всхлипнул ребёнок, обхватывая шею Рольфа ручонками, — хотели азарит найти. — Кого? — удивлённо приподнял брови Валенберг, а целитель, грустно улыбнувшись, пояснил: — Волшебный цветок Азавара. Он растёт на самой неприступной вершине в горах Белегани и расцветает только зимой. — А может чего? — Исполнить самое заветное желание того, кто его сорвал. Когда я был малышом, тоже мечтал его отыскать, а потом вырос и понял, что это просто сказка, — Эрианель тихо вздохнул, покрепче прижимая к себе эльфенка, и добавил: — А жаль. — И совсем не сказка, — шмыгнув носом, упрямо заявил Анор, — только про белори мы забыли, а они как раз азарит и охраняют, — малыш тяжело вздохнул. — А загадать чего хотели? — не мог не спросить Валенберг. — Чтобы войны никогда не было, — серьёзно ответил ребёнок и поднял на Рольфа полный недетской печали взгляд, — чтобы леса не сгорели и не умер никто. — Эвона как, — покачал головой Валенберг, ощущая, как в груди снова кольнуло. Дети не должны даже думать о подобных вещах, не говоря уже о том, чтобы пойти на поиски сказочного цветка, способного повернуть время вспять. — Хорошее желание, такие обязательно исполняться должны, — добавил, хмурясь, и пошагал быстрее, надеясь, что вернуться в убежище до того, как начнётся буран, они всё же успеют.