Следствие ведут патологоанатомы

К утру взмыленный и запыхавшийся Ефимов успел поставить на уши весь свой отдел, отдел по борьбе с коррупцией, собственное, жутко этим недовольное, начальство, не менее недовольного прокурора, еще более недоумевающих служащих банка, работников службы налогообложения, пытавшихся отбиваться руками и ногами, и тихо офигевающих перед таким напором бывших хозяев пресловутого «Питагороса». И теперь, сияя, как медный пятак, трезвонил в дверь огромного двухэтажного особняка на Ольшанской, 7. Открывший минут через пятнадцать заспанный и злой, как черт, мужчина лет сорока, недоуменно уставился на пышущего приветливостью и доброжелательностью брюнета и судебных приставов за его спиной. — Утро доброе. Ефимов, Тарас Борисович. Убойный отдел, — жизнерадостно представился он, тыкая под нос свои корочки. — Имею счастье лицезреть Удовиченко Николая Викторовича? — Нет, — разбуженный ни свет ни заря мужчина радости Тараса не разделял и попытался захлопнуть дверь. — Его нету дома! — Да бросьте, Николай Викторович, — вовремя подставленный ботинок существенно помешал его планам. — Что ж я, по-вашему, прежде чем прийти, не погуглил на Ваше фото? Google наше все, драгоценный Вы мой. Собирайтесь, поедем. — Куда? — Удовиченко по инерции все еще пытался захлопнуть дверь, впрочем, не особо в этом преуспевая. — К цыганам! — хохотнул чрезвычайно довольный собой следователь. — А по дороге заскочим в отделение. Пальчики снять, чистосердечное подписать… — Да кто Вы такой? — не сумев выпихнуть непрошенного раннего гостя, тот решил перейти в атаку. — Ай-я-яй, — скривился Ефимов. — Вы меня совсем не слушали? Я Ефимов Тарас… — Да в чем меня обвиняют? Никуда я с Вами не поеду! — Поедете, — как маленькому объяснил Тарас. — Видите вот тех двух шкафов за моей спиной? — Удовиченко сглотнул. — Они здесь убедиться, что бредовая идея оказать сопротивление не придет Вам в Вашу заспанную голову. — Да в чем меня обвиняют, в конце-то концов?! — В убийстве. — Кого? — он подтянулся и опять сглотнул. — Синицына, — жизнерадостно просветил его Ефимов. — Какого Синицына? — забегал глазками Николай Викторович. — Того, который Гладковский. — Какой Гладковский? — на бывшего генерального директора «ООО Питагорос» было жалко смотреть. — Того, который Синицын, — прояснил Тарас. — Вы штаны надевать будете или так поедем? — Я ничего не знаю! Я ничего не понимаю! — без особой уверенности начал орать мужчина. — Вы меня совсем запутали! — Ох, знал бы ты, голуба, как я сам вначале запутался, — делано печально вздохнул следователь. — Слава Богу, выдалась у меня вчера пара свободных минуток все обмозговать. — Вы ничего не докажете! — фатальная ошибка… — Я буду все отрицать! — Да на здоровье! Мне как-то Ваше согласие и не требуется… Жена Ваша бывшая, между прочим, уже дала показания. — Какая жена? — Да что ж у Вас с памятью-то, любезный? Или у Вас их несколько было? Так я о той, которая Гладковская. Она, знаете ли, была жутко недовольна, узнав, что все доверенности на ее имя автоматически отменяются, поскольку померший в апреле Гладковский никак не был в состоянии подписать их в июне. — Ничего не знаю! Врет она все, стерва крашеная! — Так уж и все? Ну, так чего же Вам бояться? Идемте, — ткнул он пальцем себе через плечо в поджидавший их воронок. — Лимузин уже подан. — Да я… — А я Вам по дороге спою песню. Про дом на Мальдивах, про пустые оффшорные счета, про вымышленное банкротство, про злых хозяев, которых Вы обобрали, про строптивого политика, не желавшего помочь Вам спрятать концы в воду с помощью якобы разорившего фирму закона и про два трупа. — Я не… — Ребята, — надоело Тарасу упражняться в изящной словесности. — Фас! ***** Улики против Удовиченко по делу Гладковского были, пардон за каламбур, убийственными. Никто, даже вызванный в спешном порядке скользкий и шепелявый адвокат подозреваемого, не посмел и пикнуть против доказательств, приведенных Ефимовым. Но вот связь свою с Синицыным тот отрицал напрочь и всем своим видом словно смеялся над следователем. Не докажешь, мол, и не тужься! Тарасу был кровь из носа необходим тот хирург-пластик, что превратил Синицына в покойного политика. А единственный человек, могущий дать ему хоть какую-то зацепку, сбежал вчера из его дома в спешном порядке без каких-либо объяснений. — Ладно, балерина, — пробормотал Ефимов, подъезжая к зданию больницы. — Потанцуем?