***
Разворачиваю накорябанное Оменом письмо к Санте. — Ты только глянь, Ирв, на что он замахнулся, едрит-мадрит! — Если на резиновую девочку, моя ласточка, то я ему уже сказал, пусть с обычным кругом плавает и не выпендривается! — отзывается мой дедуля, энергично орудующий иголкой — взялся из костюма Санты для ролевых игр соорудить наряд обычного бородатого холодильника. Главным образом, он ставит заплатки на отверстия в неподобающих для традиционного Клауса местечках да переделывает прилагающуюся к комплектику плетку в упряжь для оленей. — Да етишкин пряник бы с резиновой девочкой. Он базуку хочет. — Серьезный парень растет, — не без гордости замечает Ирв. — Не какие-нибудь фигли-мигли никчемные просит. Нужная вещь. — У меня только гранатомет противотанковый есть. И все равно я ему в шаловливые щупальца оружие дам, лишь когда жизнь мне вконец опостылеет, а до этого еще далеко, ядрен батон, — ворчу я, разворачивая следующее послание. - Ну, это Снук, конечно… трех дочек и мировую революцию, всеобщую свободу, равенство и братство заказывает… Так, а что там *опа конопатая пожелала, надеюсь, не новую шляпу? Трехлитровую банку пудинга… обдрищется как пить дать с нее, ну да ладно, походный унитаз из двух палок мы ему бонусом положим. — А как такой унитаз функционирует, душенька? — интересуется Ирв. — Да просто. Одну палку в землю втыкаешь, чтобы на нее штаны повесить, второй от зомби отбиваешься. Поехали дальше. Анестезии эротическое белье… ешкин-кочережкин, как считаешь, чехол от танка эротично смотрится? Все остальное ей и на ногу не налезет… — А у нас есть запасная рыболовная сеть, моя ласточка. Вполне так дырчато и эротично, — замечает мой дед. — Годно, — соглашаюсь я. — Ну как, продвигается дело? — Сущие пустяки остались — белую бороду с ширинки отпороть, — рапортует Ирв. — Отличненько, елочки трухлявые. Та-ак, а что это у нас там на горизонте? — прищурившись, я выхватываю подзорную трубу. — Етишкина избушка, у нас гости! Где там наш гранатомет? Покуда Ив перетряхивает мешки с подарками в поисках РПГ, продолжаю приглядывать за незваными гостями, которые, как известно, хуже ниггера в гостиной старого доброго южного плантатора. Когда яхта сближается с нами настолько, что уже можно различить ее хозяев на палубе, я проникаюсь невольным уважением. Встречают-то нынче не по одежке, а по средствам бомбежки. А у этих оленей хреновина в клешнях просто-таки убойная. Вполне хватит обменяться первыми и последними милитаристическими приветами, едрит-мадрит. — Стрелять, моя ласточка, или будем надеяться на добрый дух рождества? — пыхтит мой дед Отмороз, возясь с гранатометом. — Помаши им своими белыми трусами, Ирв, ядрен батон, пусть подумают, что мы пенсионеры в круизе на заслуженном отдыхе, тем внезапнее мы по ним шмальнем, когда они расслабят булки. — Вряд ли поверят, рыбка моя. Да и трусы-то у меня красные. Я ж настроился Сантой быть, — замечает Ирв. — Ну давай махнем им красными и гаркнем «Viva la Cuba», — предлагаю я, — вдруг проканает? Вражеское корыто уже покачивается на волнах в зоне прямой видимости. На мостик выходит какая-то мелкая тля с мегафоном и вещает: — Чуваки, трусы у вас мировые! Но этот островок наш. Мы его давно облюбовали. Так что давайте разбежимся по-хорошему. Неохота перед рождеством акваторию кровищей и обломками загаживать. — Кто первый встал, того, ядрен батон, и лифчик, — огрызаюсь я. Хрен с мегафоном как-то напрягается. Другой хрен, развалившись в шезлонге, пускает из-за его спины кольца дыма. То ли микросхемы у него в башке от жары перегорели, то ли просто сигару покуривает. — Мы тут были первыми, — возражает клоп с мегафоном. — Зомби тут были первыми, елочки трухлявые, — не соглашаюсь я. — А мы тут уже из них елочных игрушек навертели. Вот сами хоть одну гирлянду из их гребаных кишок соберите, а потом уж крякайте про то, что этот островок ваш, олени залетные! — Не может быть, — вдруг говорит моржовый половой орган с сигарой и перехватывает у своего приятеля мегафон. — Пусть я черт знает сколько лет этого не слышал, но определенно еще не забыл, етишкины пряники! Я резко сажусь прямо на колени моему деду. — Эээ… не возбуждай меня раньше времени, моя нимфа. Лерой готовит тебе рождественский подарок под пальмочкой! — хихикает и елозит под моими персиками Ирв. — Ешкин-матрешкин, Омен! — только и могу выговорить я. — Билли? Где? — подскакивает Ирвинг. — Я же лично трижды обшарил все каюты! — Все, Ирв, ядрен батон, теперь придется их, сцуко, нумеровать, — чешу репу и вглядываюсь на всякий случай в подзорную трубу. Он вернулся, едрит-динамит! Так я и знала, что хилые европейские зомби подавятся этим склизким крючкотвором! — Так здравствуй, мама, и, видимо, мой новый папа, ядрен батон! — несется с мостика, и знакомая фигура отвешивает глумливый поклон. Вот так рождество, ешки-кочережки! Злогребучие шуточки зомбоСанты! Я бы, конечно, предпочла эротический костюм с бубенчиками для своих подружек, но… когда этот хренов бородатый маразматический кудесник исполнял желания правильно? Я свои выводы относительно него еще в пять лет сделала, когда просила ядерную бомбу, а получила очередного братца. Впрочем, когда мамуля забывала сменить ему подштанники, вонял он и вправду термоядерно. — Так здравствуй, Джастин, етишкина избушка! — раскидываю руки я, не забывая показать ему при этом, что в одной руке-то у меня дробовик. Так, чисто превентивно… — Мы тебя к Рождеству не ждали, поэтому подарка заделать не успели. Но ежели Лерой не оплошает, можем к следующему сентябрю забацать тебе сестренку, едрит-мадрит!Эпилог.
6 марта 2016 г. в 21:53
Невзирая на приближающееся Рождество, солнце кочегарит так, что впору загорать. Желательно топлесс. От беспокойных мертвеньких туристов пляжик мы себе уже расчистили, а живые аборигены пока не подвалили, хотя своими глазами видела не так далеко от берега парочку яхт.
— Олени безрогие, пошевеливайтесь, у нас еще пальма не наряжена, едрит-мадрит, носки не развешаны. Санте будет некуда складывать подарки. Чур, ношеные носки сюда не захреначивать, как это сегодня сделала одна конопатая *опа!
— Миссис Ди, да я их просто просушить вывесил!
— Когда от их аромата откинет золоченые копыта любимый олень Санты, сам ему будешь такие тонкости разъяснять, пальмочки трухлявые! Эх, жаль голубки свалили на свою голубоустричную родину. Я привыкла к их вечерним серенадам.
— Моя душенька желает усладить свой слух серенадой? Фигня вопрос, мы с Билли сбацаем все, что ты пожелаешь. Желтую субмарину, как всегда? — с готовностью отзывается мой старикан.
— Надо бы что-нибудь поатмосфернее, ядрен батон. Сочельник как-никак.
— По моим подсчетам, двадцать третье, — басит Анестезия и любовно щиплет возвращенного могуществом ее богатырского обаяния на стезю гетеросексуальности Секс-машину за бородатую ланиту.
— А по мне, так уже двадцать шестое, — не соглашается *опа конопатая.
— Ты по годовым кольцам на спиле своих носков никак определяешь дату, ешкин-кочережкин? Короче говоря, сегодня Сочельник и точка. И к вечеру наша елочка должна сиять, как гребаный Динамо из «Бегущего человека». Если она при этом будет и зомби мочить, ей и вовсе цены не будет, — заключаю я.
— А вместо бенгальских огней мы запалим динамитную шашку! — подпрыгивает от нетерпения Омен.
— Куда, етишкины пряники, запропастился Снук? У этого оленя всегда куча креативных идей. Может, он резьбой по черепам займется и шары нам новогодние сфигачит? — оглядываюсь по сторонам. Ни докторицы Сифолю, ни этого антропоида в пределах видимости нет. Раз в сто лет он нужен, и, разумеется, именно в этот редкий момент его продувная рожа не высовывается ни из одних кустов. Зато начинает пованивать лежалой зомбятиной. Тут, в туристическом раю, мертвяки гораздо более протухшие, чем в глубине материка. Легкий взмах Анестезиюшкиной длани — и дважды труп растягивается на песке. Череп, понятно, взребезги. В который раз. Эдак Берта нас без шаров на елке… то бишь на пальме оставит.