Фиолетовое небо

Планета настолько мала, а умирающих все больше и больше. Всех хоронят вертикально, в руки покойных кладут семена деревьев, чтобы озеленять планету. Пока разлагается тело, прорастает семя. Так мы можем искупить вину перед природой за наших предков. Самому старому человеку на земле скоро исполнится сорок пять. В совет старейшин входят люди, которым стукнуло сорок. Никто не знает своих дедов и бабушек, они для нас — история. Медицина развита хорошо, но ее услуги не оказываются людям старше тридцати пяти, потому что это считается бесполезным — лечить человека, которому все равно осталось максимум шесть лет. По сравнению с землянами, наша жизнь ничтожно мала — будто ее нет. И проводим мы её без ума... А жили ли когда-нибудь с умом? Полагаю, нет, если сейчас наш дом — другая планета. Мы бы жили и меньше, но нас спасает вегетарианство. Мясо разрешается только тем, кто серьезно болен, да и то, что мы не едим мясо, вошло в привычку, поэтому в нем никто не нуждается. Я считаю это одним из рациональнейших решений Нового Человечества. Редка и рыба. Наши предки уничтожили девяносто семь процентов всех земных запасов океанской рыбы. Половину от оставшихся морских жителей отправили в лабораторию Новой Земли, где умным ученым удалось восстановить немного видов, когда-то существующих. Я считаю, это печально, что природа обиделась на нас. Вечером в Библиотеку приезжает какая-то комиссия и пока что сверяет документы. Нас, рядовых работников, заперли в столовой, чтобы не мешали. Вся верхушка, в том числе и Линдси, находились в самой Библиотеке. Мне от волнения ужасно хочется съесть все, что есть в холодильниках и на витринах. Со мной сидят Джером — под столом, чтобы никто не увидел, мы держимся за руки — и сотрудницы Майа, Джуни, Грейс и Дженифер. Майа и Джуни — хорошие девушки, разговоры ведут о толковых вещах, но о беседе последних нельзя сказать ничего. Во-первых, это кудахтанье «Ой, что будет, ой что будет!» Во-вторых, они говорят только о Замке. — Жены министров наверняка завтракают устрицами... - протягивает Дженифер. - Они питаются всем, что нам запрещено! - Мне хочется возразить, что мясом не питаются даже живущие в Замке. - А дети наверняка купаются в золоте и дороговизне. Шкафы ломятся от количества игрушек в них. А вот мы с детства привыкаем к скромной жизни! День ото дня, разговор от разговора, тема не меняется, формулировки остаются прежними. Я устало гляжу на стол, и мой внутренний голос хочет ругаться. Но он молчит, — это ужасно, когда твои мысли тихи. Веки хотят слипнуться. Мне интересно, что же происходит за дверью? Библиотеку так быстро не закроют, это наверняка затянется надолго. Хотя этого никто не может знать. Даже на фиолетовом небе. Земля обернута в голубую оболочку. Половина населения этого голубого Шарика верила, что те, кто живут на небе, все видят и все знают. Малыши, умирающие прежде, чем успевают повидать жизнь, всегда попадали на небо, и именно к ним улетали воздушные шары. Но куда делись жители Эдема? Может, поэтому мы теряем ум? Мы совсем как беспризорные дети, с фиолетовых небес за нами никто не присматривает. На флагах многих стран был синий цвет, изображающий небо. Никто и вообразить не мог, что когда-то это станет неактуальным, ведь небо станет фиолетовым, без Луны. Дверь в столовую тихо открывается и входит невысокий секретарь Антуан. Все начинают на него палиться. Антуан становится на стул и берет у кого-то чашку и чайную ложку — кто-то устроил чаепитие. — Минуту внимания! Минуту внимания! Минуту внимания! - Антуан стучит ложечкой по боку чашки. - Рабочий день окончен, но... - кто-то начинает галдеть, - тихо! Выходим через черный ход! Завтра приходите на час позже положенного! — У нас есть черный ход? - спрашивает Грейс. — Да, выходит из столовой, - терпеливо произносит Джером, обернувшись на Грейс. Грейс работает в Библиотеке относительно недавно. Джером поворачивается на Антуана и улыбается. — Все, вы свободны. - Антуан спускается и уходит. Работники Библиотеки вскакивают со своих мест и тянутся к запасному выходу. Они слишком торопятся и сносят всё на своем пути. Мы с Джеромом не осмеливаемся влиться в эту толпу. Он стоит позади меня и держит за плечи. Я не понимаю, как оказываюсь на улице. Всюду шлейф прошедшей грозы: серые, матовые тучи, заволокшие небо; мокрый асфальт с мелкими лужицами, в которых виднеются круги — их образуют последние капли дождя; стоит сильный запах озона. Наверное, на Земле после дождя так сильно озоном не пахло. У нас, если я ничего не путаю, озоновый слой плотнее. На Земле в последние годы было невыносимо жарко, потому что небо было изорвано ракетами. С Новой Земли тоже иногда отправляются экспедиции на Землю, — если б кто-нибудь знал, как я хочу отправиться в одну из них! Для ракет есть специальные «коридоры». Но экспедиции устраиваются крайне редко. Последняя была тогда, когда была маленькой моя бабушка. Мы с Джеромом бредем домой. Мне кажется, он вздыхает так, словно что-то хочет мне сказать. А я не осмеливаюсь спросить, что его беспокоит. Я очень злюсь на себя, когда такое происходит. — Переночуй со мной, - тихо прошу Джерома. Он притягивает меня к себе, и так в обнимку мы доходим до моей квартиры. Когда я открываю железную дверь и переступаю порог, хочется свалиться с ног. Еле передвигая ногами, дохожу до дивана и плюхаюсь. Такое ощущение, что меня выжали, как лимон. Хотя я весь день просидела на одном месте. А еще я не знаю, что предложить Джерому. С ним я не задумываюсь о минутах, потому что очень здорово с ним помолчать. Молчание отбирает немало времени и дарит немало мыслей. А что еще мне нравится — чем дольше мы молчим, тем легче нам уловить мысли друг друга. — Давай книжку какую-нибудь почитаем? - произносит Джером, садясь на диване. Я сначала смотрю в потолок и думаю. Затем молча встаю и направляюсь к столу. «Дневник Анны Франк», я вспомнила. Нельзя просто так отложить эту книгу. — Возьми, - я протягиваю Джерому книгу в белом переплете и, когда он берет «Дневник», я иду на кухню. — Дневник Анны Франк, - доносится голос из комнаты. - Интересненько. А ты читать не будешь? — Я уже прочитала семь страниц, - говорю я, набирая воду в чайник. — Что? - переспрашивает Джером. Я выключаю воду. — Читай, я присоединюсь. Начинаю делать чай и задумываюсь. Библиотека. Кем я стану без нее? Невозможно представить себя без Библиотеки, места всей моей жизни. Места, где все мои друзья. Места, где я встретила Джерома. Места, в котором произошли лучшие события в моей жизни. Может быть, мои слова кому-нибудь покажутся вздором. Но я всегда считала, что работу надо любить и даже, если есть силы, время и желание, уходить в нее с головой. Работа должна быть мечтой. Моя мечта — Библиотека... и Земля. Я отвлекаюсь от мыслей и возвращаюсь в гостиную. Невозможно столько думать! Когда-нибудь меня за это накажут. Мысли никогда не задерживаются просто внутри головы. Джером прочел ровно до того места, в котором прошлый раз остановилась я. Протягиваю ему кружку, он отхлебывает. Тихо приземлюсь рядом и обхватываю чашку обеими руками, голову кладу на плечо Джерому. Медленно опустошаю сосуд, в груди становится жарко. За окном совсем черное небо. По стеклу начинает барабанить ночной дождь. Я понимаю, что мои веки становятся тяжелыми. Все как будто плывет, а глаза начинают немного косить. Как бы я ни старалась, веки опускаются. Я решаю закрыть глаза на минутку. Открываю их уже утром. Я лежу на расстеленном диване. Сажусь и потираю глаза. Джером возится на кухне. Будильник не прозвонил. В голове мелькает шальная мысль. «Может, взять выходной? Или больничный? Да, я действительно чувствую себя немного ослабленной». Но тут вспоминаю, что начнется, если я возьму больничный. Во-первых, мне напомнят о моем возрасте, в котором полагается иметь хотя бы одного ребенка. Во-вторых, объявится мама с нравоучениями. В-третьих... попросту говоря, будет трудно. Вижу Джерома, выходящего из кухни. Он бросает в рот оставшийся кусок сэндвича и потирает руки. Крошки сыплются на пол. Джером смотрит на меня, улыбается и проглатывает кусок. У меня получается улыбнуться. — Что-то болит? Голова? - я не понимаю, как он догадывается. — Есть такое. Но выходной брать не буду. Джером одобрительно кивает. Я встаю и направляюсь на кухню. Я засыпаю в турку сахар и ставлю на огонь. Подходит Джером и ставит рядом со мной чашку. — Госпожа Августа Доннели, может хотите отведать замечательного и ароматного кофе, приготовленного господином Джеромом Петерсоном? - мне нравится, когда он говорит с таким пафосом. — О, благодарю, - хрипловато произношу я и откашливаюсь. Джером почему-то начинает откашливаться тоже. — Августа... - неловко произносит он, - скажи, пожалуйста, а когда... В этот момент звонит мой мобильный. Джером обреченно выдыхает. Я отвечаю и сначала не узнаю, кто звонит. Это оказалась Линдси. Я сообщила ей, что она будет богатой. Она ответила каким-то загадочным тоном: — Сейчас это будет очень кстати. Лин говорит, что сегодня на работе проверка, и рекомендуется прийти на работу вовремя. Хотя мы никогда не опаздываем, и Линдси это знает. Это просто ее работа. Небо все еще серое, заволоченное тучами. Иногда накрапывает мелкий дождик, оставляя на стеклах прозрачные полоски. Временами налетает сильный ветер, и деревья вдалеке кренятся. Лес волнуется, как когда-то, наверное, волновались моря. Не знаю, что это такое, и, быть может, все отдала, чтобы побывать на берегу моря или океана. Если бы меня казнили и спросили о последнем желании, я бы незамедлительно ответила, что хочу провести хотя бы денек на берегу моря. Мы с Джеромом выходим из дома, я закрываю дверь на замки. Печаль окутывает меня и сжимает крепче и крепче. С каждой секундой все находящееся вокруг меня становится чужим. Как будто я тону, не чувствую ногами дна, вода затекает ко мне в уши, рот, застилает глаза, а я все пытаюсь ухватиться за что-нибудь. Когда мы входим в здание Библиотеки, в нем почти никого нет. Линдси сидит за стойкой и, опирая голову на левую руку, что-то пишет в тетради. Она выглядит устало. Ее белые волосы заплетены в хилый хвостик, а отросшую челку Лин зачесывает за уши. Даже не замечает нашего присутствия, продолжая внимательно выверять строчки в тетрадях. Линдси водит указательным пальцем по страницам, сосредоточенно рассматривая их содержимое. Затем у нее звонит телефон, она зажимает трубку между левыми ухом и плечом. Когда кладет трубку, смотрит на меня, затем на наручные часы — Вот что вы стоите, как вкопанные? - строго спрашивает Лин. Джером ей улыбается. Мы проходим к вешалкам, на коих вскоре оказываются мое пальто у куртка Джерома. Я нажимаю на красную кнопку. Чувствуется ветер перемен. Пока он лишь слегка дует, но, мне кажется, скоро он будет качать деревья, потом рвать листья, и, в конце концов, превратится в ураган и начнет крушить дома. Что-то совсем изменится. Я осматриваю безлюдную Библиотеку, потом просматриваю, все ли запахи на месте. Все это давно выучено наизусть, каждый запах, каждый оттенок. Запахи машинного масла, которого на Новой Планете почти никто не знает, травы, жженой бумаги, утреннего тумана, электричества, — кто знает эти запахи? Кто знает, как пахнет электричество? Библиотека заполняется людьми. Сначала все идет мирно, но затем начинается суматоха и неразбериха: приезжает очередная комиссия. Всех снова сгоняют в столовую. Мы сидим там тише воды и ниже травы. Я просто сижу на полу в позе лотоса, а мимо меня кругами ходит Джером. Мы ничего не понимаем. В просторной столовой гам, шум. Каждый с кем-то общается, каждый хочет высказать все, что у него на душе. Еще один недуховный день в духовном месте. Жизнь на Новой Земле хочет отменить души. Но не выскоблишь душу из груди человека — невозможно... Через некоторое время, на обед, к нам присоединяется Линдси. Раньше она охотно говорила со мной, делилась новостями, хотя по натуре своей является девушкой строгой. Но сейчас она молчит, с жутким скрипом водит вилкой по тарелке и иногда прикладывает руку ко лбу, тяжело вздыхая. — Ги, давай отойдем, - ослабевшим голосом говорит Линд. Я шепчу Джерому, что сейчас вернусь, и мы с подругой отходим в сторонку. На Новой Планете никто не курит. Курение существенно сокращало жизнь людям, жившим на Земле. Ежедневная покупка сигарет сильно вредила человечеству. Они меняли еду на сигареты. Едкий дым смешивался с воздухом. Это слишком губило и детей, и взрослых. Это становилось показателем некой «крутости». Эта тема занимала умы людей, затуманивала разумы, и мы все решили отказаться от пагубной привычки. Я знаю, как выглядят курящие люди: видела фото, фильмы, в которых кто-то зажигал сигареты. Сейчас почему-то представляю курящую Лин, как я отбираю у нее сигареты... — Ги, - мы стоим на улице, - я... Я жду ребенка. И... моя служба Библиотеке... подходит к концу... - запинаясь, произносит Линдси. Я ее обнимаю. — Линд, это же прекрасно, ты же ждешь новую жизнь! - я улыбаюсь. - Это настоящее счастье! Линда не отвечает на объятия. Она тяжело дышит и пальцами теребит края кофты. — Но... как же я без Библиотеки? Не подумай ничего плохого, но мне кажется... - Линдси часто прерывается. Ей трудно это говорить, - Библиотека не сможет без меня. — Линдси, ты навела в Библиотеке порядок. И он продержится до твоего возвращение, - произношу я. — Надеюсь, тебя поставят на мое место, - Линдси улыбается уголками губ, но улыбка не трогает ее глаз. К нам подбегает Антуан. Он короче нас с Лин на полголовы, и выглядит порой очень смешно. Голос у него весьма женственный. Да и вообще образ подходит под должность мальчика на побегушках. — Ми... Мис... Миссис Уильямс, - запыхается Антуан. - Вас там срочно зовут. Антуан и Линдси прощаются со мной и убегают. Я не вижу их до вечера. Мы с Джеромом бредем домой. Мы оба выжатые и уставшие. Как будто некая неведомая сила вытягивает из нас всю энергию, змея поедает нас изнутри. Как и всегда, мы молчим. Мы бы говорили о цветах, книгах, устройстве жизни, но мы говорим о духовности. А духовность пока с чертом. Вдруг звонит телефон. Я тянусь в сумку, чтобы взять телефон. — Алло, здравствуйте, - отвечаю я тревожно. Всегда странно реагирую на телефонные звонки, потому что они редко приносят что-нибудь хорошее. — Привет, Густи, - слышу не менее тревожный голос двоюродной сестры, Набри. - Твоя мама тяжело больна. Приезжай, пожалуйста, скорее!.. — Я... Да-да, я еду. Ждите! - бросаю я и кладу трубку. Джером смотрит на меня заинтересованно. Я стою несколько секунд, смотря на дорогу и пытаясь понять, что же будет. — Ну, что? - не выдерживает Джером. — Мы срочно едем к маме, - тараторю я.