Чернила

Саша лежит ничком на кушетке. В него влили стакан настойки пиона и, кажется, переборщили: вроде и в сон клонит, но заснуть он не может, и встать не в состоянии — тело как ватное. — Вроде сессия неблизко, — недоуменно бормотала травница, выбирая среди бутылей из темного стекла нужную, пока Лиля, пыхтя, втаскивала его в кабинет, белого как полотно. — Саш, ну блин... Не знала, что ты так за книги переживаешь. Он переживал за с е б я. А теперь он вообще ничего не чувствует, благодаря ударной дозе успокоительного. Только тупое ощущение в опустошенном желудке. Ассистент библиотекаря был в шоке, наверно. Хорошо, стошнило не на книги. И было мало народу. Позорище... Еще вчера бьюэрис нутач трахал его. А сегодня захотел сожрать. Двойственное чувство. Что он вообще делает в Ордене, полном еды... Ангелина просто двинута на всю голову. Хотя до этого маг вел себя спокойно. А сейчас крышу сорвало. Странно слышать на словах, что кто-то хочет тебя съесть. Но он рад, что спал и не видел этого вживую. С какой части маг бы начал... Он размышляет и приходит к неутешительному выводу. Хищники обычно выжирают потроха, а потом приступают к мясу. Ж е с т ь. Он хочет уснуть, чтобы не думать, но мысли всплывают одна за другой. И блок сделать нет сил. Когда, интересно, Артур последний раз ел п о-н а с т о я щ е м у. Руки, обнимавшие его, когда-то рвали на части не только персонажей. Он слышит стук трости, а затем мягкий шелест платья. Через портал, как и всегда. Наплевать. Даже глаза открывать не хочется. — Привет, Роза. — Тише, спит вроде. — Держи карман шире. Замер, как кролик перед удавом. Оставь нас на десять минут. Дверь закрывают, негромко щелкая замком. Шелест приближается. Она садится на стул около кушетки. — Александр. Поговорить надо. Он не отвечает. — Хватит притворяться, я не слепая. Саша обреченно открывает глаза. — Что вы с ним сделали? — Заперла желание убивать. Но на квартиру он уже не вернется. И на задания я вас больше вместе ставить не собираюсь. Будешь в паре с Лилией. Только не это... — А чем Артур будет заниматься? — бормочет он. — Не придумала еще. Должна все-таки извиниться перед тобой, что разрешила ему своевольничать. Вот до чего это все довело. Ты мне лучше скажи, как он пить начал. Ничего особенного. Зажал в укромном месте и пил. Может, так и объяснить?.. И прибавить о поцелуе и пальцах во рту. Нутач, добивающийся от своей еды взаимности — оборжаться. Уголок его рта дергается вверх. — Что, так смешно было? Я думала, ты перетрухал там десять раз. Придумать бы что-нибудь... но голова совершенно не варит. "Чем меньше они мне объясняют, тем больше я хочу узнать". Маг тоже отмолчался. Что за странные отношения... Ее брови летят вверх. О т н о ш е н и я. Эмоциональная привязанность. Это из-за нее Соловей начал пить? Особой дружбы она не наблюдала — просто двое ужились вместе. Правда, если вспоминать, как умело маг стал изображать чокнутого... он этим не баловался, пока сидел взаперти. Да и не для кого было. Даже если назвать это дружбой, что-то не сходится. Ровное отношение не дает такого всплеска голода. Желание съесть аналогично только желанию обладать. Она устало потирает переносицу. Наверняка, маг все начал. Как пить дать. — Вы меня с ума сведете. Ангелина поднимается и оглядывается — окинуть парня взглядом. Худосочный какой-то, даже жрать особо нечего. А вот поди ж... Она закатывает глаза, хромая к порталу. Еще одна проблема. Пока она будет стараться держать их порознь, они все равно будут стремиться друг к другу. Если не Александр, то Соловей точно. Придется подавать запрос в более дальние регионы. Она систематически собирала данные, но так и не нашла другого способа успокаивать природу нутача. Хорошо хоть убить его можно... но для этого надо о ч е н ь много пепла. И он будет отбиваться. Крайние меры, на которые она все равно не готова. Как не готова чаще давать чернила для контроля — возраст не тот. А запираемое желание просто зреет внутри. Похоже, он просто не может отделить любовь от голода. И в этом вся беда. Она со вздохом достает связку с ключами, выходя из портала. Слишком много она сегодня ходит. От одного к другому... Последний замок щелкает, и она тянет руку — толкнуть дверь, но та открывается сама. Маг хмуро нависает над ней. — Я не хочу с вами разговаривать. — А тебя никто не спрашивает. Она проходит, ощущая провожающий ее спину черный взгляд. Чернила действуют, так что опасаться нечего. Артур хлопает дверью. — Что еще? Ангелина усаживается на прежнее место. — Объясни-ка мне, как давно ты играешься с Александром. Глаза суживаются. — Не ваше дело. — Уже мое. Не я хочу его сожрать, — она хмыкает. — Теперь это звучит даже банально. Так любишь, что готов съесть. Он не двигается с места. — Я не буду это с вами обсуждать. Убирайтесь. — С п о к о й н е е. Я пришла помочь, — она достает трубку и, как ни в чем не бывало, раскуривает ее. — Вашему виду крайне сложно найти партнера из-за кочующего образа жизни. Вполне возможно, ты даже не встречал никого из сородичей. — Меня т о ш н и т от вашего научного подхода, — он отходит от двери и садится на пол перед ней вплотную. Ангелина выдыхает дым ему в лицо. — Дальше-то что? От себя никуда не денешься. Ты же не знаешь, как себя вести. Тыкаешься, как слепой, потакая понятным желаниям. А благодаря своей природе, даже отделить одно от другого не можешь. Никто вас, бедных и несчастных, не учит этому. В природе же вы встретились и разбежались — просто чтобы род продолжить. — Откуда вы это берете? — его пальцы вцепляются в ее колено. Он выпрямляется. Злые глаза пожирают ее. — Я не единственный исследователь. Редкие виды много кому интересны, — она кривится от боли. — Колено пусти. — И они что... с м о т р е л и? — он лишь крепче впивается в кожу, игнорируя ее просьбу. Ангелина роняет трубку на пол, кладя ладонь поверх его. Раздается шипение, и в воздух поднимается запах паленой кожи. — Я с к а з а л а, о т ц е п и с ь. Он отдергивает руку. Обожженная кожа, покрывшаяся красными волдырями, разглаживается, излечиваясь. — Это омерзительно, — шепчет маг. Она растирает занывшее колено. — Животные ведь не бесятся, а их на камеры снимают. — Мы не животные. — Но и не люди, — припечатывает она и охает, нагнувшись за трубкой. — И попробуй поспорить, что до того, как ты здесь поселился, у тебя были какие-то чувства, кроме похоти и голода. Кстати, ты что, с Александром уже?.. — она затягивается, и ему хочется воткнуть трубку ей в глотку. — Можешь молчать, сколько угодно. И так все ясно. Не надо было настолько привыкать к человеку. Он наклоняет голову влево. Черный взгляд скользит по ее лицу. — Вы ведь этого и хотели. — Уж поверь, не такого. Сомневаюсь, что Александр подпустит тебя хоть на километр. — Шура переживет. Люди не способны бояться вечно. — Конечно. Добыча же не боится хищника. — Я не буду... —...хищником? Еще как будешь. Ты просто не сможешь идти в разрез со своими желаниями, которые являются причиной твоего голода. Научись уже разделять плотский голод и голод желудка. — Как?.. — Не знаю я, как, — она поднимается, опираясь на трость. — Сиди и думай. Дверь захлопывается.