Отрывки

Анора любит отцовские письма; пишет отец всегда кратко и по существу, до того привычно по-своему, что изредка ей чудится, будто это он, здесь, рядом, вновь ходит из угла в угол, сетуя на «проклятый Орлей». Анора держит их в руках чуть дольше, чем любые другие, и перечитывает много чаще любых других — Анора любит отцовские письма. Анора любит отца. И когда в очередном письме он — неожиданно деликатно, — интересуется, не появилось ли в ее планах «непредвиденных изменений», связанных с «приятной неожиданностью», Анора улыбается — иногда впервые за долгое, долгое время. С ответом она, как всегда, не тянет; с иронией интересуется, не слишком ли он молод, чтобы набиваться в деды, и о многом, как всегда, не пишет — письма, особенно личные, вполне могут перехватить. Оставить росчерк пера под ласковым «любимому отцу от любящей дочери» почему-то приятно. Где-то там, далеко-далеко, ее письма надолго задержатся в грубых отцовских пальцах; Логейн улыбнется — впервые за долгое, долгое время. «Пожалуй, я даже слишком стар, чтобы ждать». Много-много лет спустя Анора сожмет это письмо в дрожащих руках; хватка будет чуть крепче, чем нежная. Спрятавшиеся в складках траурных шелков слезы будут горьки.