Ты когда нибудь курил по-цыгански?

Очередной солнечный осенний день горит золотой листвой, скачет рябью тёплого света по лицам, окутывает запахом озона и дыма от жжёной листвы. Двое сидят в гамаке лицами друг к другу, неудобно поджав перекрещенные ноги. Прохладная мокрая бутылка кочует между ними, совершая размеренный круг. Где-то в лесу высоко переливчато поёт птица, то смолкая, то начиная свою трель вновь. - Ты знаешь цыганские песни? – Роуман лениво щурится на солнце, глядя куда-то в золотую рябь. - Мне слишком хорошо, чтобы петь. – Питер улыбается, закуривая помятую сигарету. Мальборо, третья пачка за день. До неё были два пожелтевших от времени Лаки Страйка, раскопанных ещё в Николаевском хламе. Они вновь замолкают. Не сговариваясь, одновременно устремляют взгляды к неподвижному зеркалу речной глади и указывают пальцами, когда большая серая птица пролетает над ней, почти касаясь и пуская зыбкий хвост волн по тёмной воде. Питер лениво пускает кольца дыма, глядя как Роуман раз за разом запускает руку в волосы, откидывая их назад. - Ты когда-нибудь курил по-цыгански? - Как это? Питер ненадолго вглядывается в резкий профиль, обдумывая ответ и вновь приняв в руки почти пустую уже бутылку. - Проще показать. Роуман выжидательно глядит, пока Питер, опасно покачиваясь, пытается выпрямиться в гамаке, не потеряв зыбкое равновесие. - Иди сюда. Повторение непростого трюка и гамак накреняется, грозя уронить обоих в серую тёплую пыль. Роуман поднимает бровь, неопределённо поводит рукой – ждёт, что будет дальше. - Ближе. – Питер глубоко затягивается, за шею притягивая того к себе. Близко, настолько близко, что видно лишь загорелое лицо в светлых солнечных бликах и спутанные пряди взлохмаченных волос. Питер касается губами к губам, чуть склонив голову и подавшись вперёд. Приоткрывает рот, разводя губы Роумана своими, выдыхает густой дым, смотрит из-под опущенных ресниц прямо в широко раскрытые глаза. Роуман вдыхает, сжимает руку на чужом колене и тянется ближе. Губы у Питера сухие и обветренные, с полосками острой обкусанной кожи. Щетина колет подбородок, и от этого пульс предательски сбивается, а лицу становится жарко. - Вот так. – Питер кивает, подытоживая вопрос о том, как курить по-цыгански, и откидывается обратно. Спокойно, словно ничего и не было. Роуман наконец выдыхает, пуская замысловатые завитки в прозрачный сентябрьский воздух. Он так и остаётся сидеть в неудобной позе. Ссутулившись, запрокидывает голову вверх и усмехается собственным мыслям. Небо по-осеннему светлое так, что режет глаза, высокое и чистое. - Покажи ещё раз. – Роуман улыбается, протягивая руку и помогая сесть. Недокуренная сигарета падает на землю и рыжий огонёк рассыпается искрами. Роуман целует медленно. Обводит языком тонкие губы, прикусывает, дышит глубоко и шумно, остановив ладонь в сантиметре от голой спины и вернув на гамак. Со стороны дороги слышно как подъехала машина и хлопнула дверь. - Сейчас придёт Линда. - Сейчас придёт Линда. Они кивают друг другу, утыкаются лбами и негромко смеются. - Если кому-то раскроешь эту древнюю цыганскую мудрость, я обязан буду тебя убить. - Питер хлопает по плечу, подмигивает и напоследок ощутимо кусает Роумана за нижнюю губу так, что выступает кровь. С реки доносится тихий плеск, и порыв ветра сбивает с деревьев листву, начиная первый осенний листопад, золотой и прозрачный, как косые лучи вечернего солнца.