* * *
Покидать Город после заката запрещено – по крайней мере, гражданину, не закончившему Школу, не прошедшему Испытания и не подтвердившему своего мастерства. Говоря коротко – для гражданина неполнолетнего. Покидать запрещено, но, как оказалось, вполне возможно. Хотя законопослушному и лояльному горожанину непросто свыкнуться с мыслью, что уйти за стены Города можно не только через тщательно охраняемые Стражами Врата Основателей. И сама Вирр еще совсем недавно была тоже в числе тех самых лояльных, и, по чести сказать, весьма наивных неполнолетних, имеющих о городской топографии, мягко говоря, неверное представление. Однако тесное (слишком тесное, по мнению матери) общение с Учениками Школы Лазутчиков оказало на Вирр поистине магическое действие, сходное с излечением врожденной слепоты. И помогло поверить, что План вполне выполним. Еще несколько лет назад это был Замысел - с большой буквы. И не стало бы преувеличением назвать его Заговором – ведь заговорщиков, помимо самой Вирр, тогда было трое. А прежде их было девять. Девять мальчиков и девочек из эльфов Крови, не смирившихся с поражением, потерей и – что бы там эти взрослые не говорили – с тем, что сами дети сочли своим позором. Но все взрослеют, даже долгоживущие. И тринадцать лет, как оказалось, слишком большой срок для Клятвы, принесенной в суматохе бегства во временном лесном убежище, в год нашествия Плети. Срок вполне достаточный для некоторых, чтобы счесть и саму Клятву, и тем более причину ее – всего лишь детскими глупостями, не стоящими риска и неизбежного наказания. Вирр последние пару лет утешала себя тем, что все могло быть куда хуже. Отступившие могли и просто рассказать обо всем своим родителям. Или – лично ее матери. Или отцу – случись это в те редкие дни, когда он бывал дома, а не в экспедициях в Запределье. Последствия были бы не просто ужасны – они были бы необратимы; и тогда уже не сбежишь. По той же традиции (чтоб ее Артас повстречал!), а теперь, после Войны, еще и в силу близости Пути Плети, охранный полог накладывался в каждом уважающем себя доме еженощно - и на пороги, и на окна, и на балконы. В наиболее распространенном и привычном исполнении он всего лишь препятствовал незваному вторжению. Однако Вирр достаточно хорошо знала свою мать - в таком непростом вопросе, как воспитание дочери-подростка, одними традициями почтенная Кориаль себя никогда не ограничивала. И потому дочь не сомневалась - сторожевое заклинание дома Солнечных Бликов без сомнения поднимет тревогу и в том случае, если в неурочный час кто-то попытается выбраться наружу. Еще недавно домашний охранный полог за препятствие Вирр не считала: последний из Верных Клятве заединщиков - небесталанный мальчишка-Маг из Школы с уклоном в Ледяную Магию - клялся до последнего, что оглушить домашнее заклятье дело для него совсем простое. Вот просто "проще копченых педипальп". Или "как две льдинки скастовать". Вирр вздохнула. Увы, теперь уж и не узнать – правду ли он говорил, лгал ли для впечатления и в расчете на её благосклонность, или просто надеялся, что справится. Теперь у Снежного Ширри… простите, у бывшего Снежного Ширри, Повелителя (тоже бывшего) Снеговиков и Сосулек, а ныне многообещающего абитуриента Королевской Лаборатории, гордости дома Летящих-к-Солнцу и примера для городской молодежи – теперь у него совсем иные интересы и заботы. И вообще - он помолвлен с четвероюродной праправнучкой Лор’темара Терона, Правителя-Регента. Так говорят. Вир мотнула головой, гоня прочь разочарования, обиды, изменщиков, мальчишек-врунов, правителей, регентов, их дочек, внучек и всю их девичью родню до тридцать седьмого колена. Сама справится. Должна. Она застегнула перевязь и полюбовалась на свое отражение. А потом - на отражение Рилля. Тигр нетерпеливо бил хвостом, смотрел предвкушающе, коротая время за уминанием лапами стянутых с кровати подушек. Почуяв, как всегда, настроение своей Охотницы, он чуть мотнул мордой и сказал негромкое рррру, мол, все это ерунда – сами справимся, сами прорвемся и нам же больше достанется. В последнем Вирр нисколько не сомневалась. Вопрос был не в том, достанется ли, а в том, насколько сильно. Но нет смысла размышлять о неизбежном – тут, как ни странно, и взрослые, и к ним примкнувшие отступники совершенно правы. Сейчас важнее ничего не забыть. Вирр мысленно (и руками) прошлась по снаряжению: сумочка со снадобьями – на поясе, рюкзачок (с только вчера обновленным заклятьем от промокания) – на спине, запасные наконечники – в рюкзачке, карты – в нем же (театр действий выучен наизусть, хоть спросонья вспоминай, но - пусть будут), всяческая необходимая в походе мелочь – здесь же, походные пайки – там же. Пайков совсем немного - на самый крайний случай; как говорил Учитель, везде найдется нечто (или некто), что (или кого) можно съесть. Ну а если тебя занесло туда, где ничего и никого съедобного не водится, значит и тебе там не жить, а посему о еде можно уже не волноваться. Ему можно было верить: во времена, когда Орда была еще врагом, старый[3] Охотник - последний выживший из своего отряда - пробирался через Пустоши[4], где единственным возможным блюдом в меню были только выслеживавшие его ор’анорэ[5]. Королевская Инспекция Школ, посещая его уроки, не раз пеняла на политически несвоевременные примеры, на что Учитель всегда – и, против обыкновения, без подначки - отвечал, что лично он против зеленокожих варваров в частности, как и против всех прочих низших рас в целом, ничего не имеет. Но сегодня - союзники, завтра - враги, послезавтра – снова друзья; и кто на сей день эльфам Крови друг, а кто враг – решать лишь Высокому Совету[6] и самому Регенту (да правит он вечно!), а вот случись что - кого и как приготовить юные Охотники знать должны всегда, ибо обстоятельства всякие бывают. Инспекция неизменно удалялась ни с чем, тем более, что подавляющее большинство семей Учеников отзывались о кулинарных воспоминаниях Полторауха весьма похвально и с немалой благодарностью. Секрет был прост: после выживальческих откровений ветерана будущие Охотники младших групп, не заставшие Годы Лишений (или не помнившие их), привередничали за семейными трапезами значительно реже. Вирр оглядела снаряжение: вроде ничего не забыла - а забыть кого-то (а точнее, Рилля) было не то что немыслимо, а просто невозможно (Рилль бы такого не допустил). Девочка пристегнула клинки - достаточно длинные, чтобы уже не считаться кинжалами, но достаточно короткие, чтобы не ограничивать скорость и подвижность. Вообще-то, новомодные веяния (идущие от Закатных Странников и поддерживаемые их немалым среди Охотников авторитетом) гласили, что "клинки для Охотника – ересь, а верного лука достаточно". Но Учитель Полтораух - в силу возраста, вредного характера и склонности к пренебрежению любыми авторитетами (кроме своего) - стоял за былые стандарты. Странников он критиковал крайне резко, расширяя познания юных Учеников и Учениц в определенных глагольно-прилагательных конструкциях настолько, что те на полном серьезе полагали эти краткие монологи – от края до края насыщенные идиомами народов и сопредельных, и неблизких - вполне полноценными этнолингвистическими факультативами, и совершенно не стеснялись провоцировать их повторение (мало ли куда занесут судьба, служба и задание?). А в силу опыта бывалый Охотник еще и веско добавлял, что "чем и как убил – соврешь потом, а в бою бей всем, что под рукой окажется"… Ну вот, спохватилась Вирр, чуть не оставила запасную тетиву! По опять-таки устоявшимся традициям, классовому оружию членов семьи, пребывающих дома, надлежало стоять в прихожей - на почетной стойке у парадного входа. И то, что ночью стойка тоже накрывалась сторожащим заклятьем, было даже для Вирр не остодемонившим правилом, и не привычным родительским произволом (взрослые так быстро забывают, что ночь – самое интересное и таинственное время, просто-таки созданное для приключений и затей!) а банальной предосторожностью, с которой не поспоришь. И она понимала - эту магию ей тем более быстро и без шума не обойти. К счастью, Вирр хорошо знала пределы своих возможностей и себе никогда не льстила. Ну, по крайней мере, старалась. "Верный лук" - конечно, все еще ученический, детский, хоть и штучной работы (награда за зачетное задание в прошлую весну) – был ею сегодня предусмотрительно "забыт" вместе с тулом в школьном тренировочном зале; строгий материнский нагоняй за разгильдяйство, неуважение к вурдалак-их-пожри-традициям и вопиющее небрежение семейной честью был уже отмерен, выдан и отставки-матери-и-позора-своей-семье-желающей дочерью получен. Теперь Вирр оставалось лишь выбраться из дома (хорошо бы тихо), доскакать до закоулка Лазутчиков (желательно быстро) и забрать дожидающиеся ее оружие из тайничка в стене, за облицовочной плиткой (скрытка немудреная, но до срока продержаться должна). Ах, да – и при том надеяться, что учащийся ступенью младше шустрик свое слово сдержит: уходя с тренировки ее лук приобщит и в оговоренное место спрячет. Увы, пришлось расстаться с подарком отца, статуэткой кал’дорай с раскопок в Азшаре - эльфийка, расчесывающая волосы после купания; даже Вирр - с ее более чем раскованным воображением - было сложно углядеть в фигурке что-то чересчур фривольное, но, судя по выражению горящих вожделением глаз ее нового владельца, Вирр предстояло еще немало узнать о тонкостях мужской души[7]. Удостоверившись, что поясные сумочки пристегнуты надежно и при грядущих сотрясениях, рывках и опасных маневрах не сорвутся, а рюкзачок со спиной не ведут меж собой беспредметный спор "кому под кого подстроиться"; уточнив - подпрыгнув и мягко приземлившись - что все болтающееся не шумит, а все висящее не звенит (Рилль сопроводил ее заинтересованным взглядом - где прыжки, там скоро будет весело и занятно), Вирр немного обреченно вздохнула. В каком-то смысле, выбор был прост: что откровенной глупостью, что бездумной смелостью девочка никогда не отличалась, но сейчас она куда больше боялась не погибнуть (что вероятно), и не получить наказание (что непременно - если выживет), а после приятного и спокойного сна в любимой постели, привычной утренней ванны с ароматами и завтрака любимыми хрустящими паучьими лапками, прийти в Школу и посмотреть в глаза всем тем, кого, не пощадив дружбы и не выбирая слов, осудила; и с кем не разговаривала – с иными месяца три, а с другими уже годы. Она посмотрела на тигра. - Ты готов? – повторила она. – Помнишь, что делать? Рилль был всегда готов. Как юный Паладин. Или, с поправкой на размеры - как гвардеец Регента.* * *
Была ночь, и было время второй стражи, и улица должна была пустовать, но Вирр, по накрепко вбитой на занятиях привычке, проверила еще раз: вышла – медленно, пригибаясь - на балкон, и, стараясь не задеть охранный полог, огляделась. Никого. Ни прохожих эльфов, ни кошек, ни механических Стражей. Последних стоило опасаться особо – выгадать путь, которым они следуют по Городу, и понять, в каком часу пройдут по конкретной улице, оказалось невозможным. В книжках об этом не упоминалось, но Вирр, наблюдая и мучаясь расчетами целый год, догадалась сама - Маги-механики, поддерживающие в сияющих големах подобие жизни, меняли им схемы дозора постоянно. Или само путеводное их заклятье было невероятно сложным и перестраивало само себя каждую стражу. Тут приходилось полагаться на удачу - хоть и ворчал не раз Полтораух, что на нее, родимую, полагаются или лентяи, или глупцы. Вирр вернулась в спальню, по пути сорвав занавески, чтобы не помешали; Рилль уже ждал ее наготове, подальше от балкона – у противоположной дверной арки. Она подошла к зверю, и он приник к полу, так, чтобы девочке было удобно его оседлать. Оказавшись на тигриной спине, Вирр приникла к холке, обхватила руками толстую мохнатую шею, и прошептала: - Скачи! Как ветер! Короткий разбег - и девочка-тигр, слившись в одну полосатую тень, исчезли за перилами балкона. Спустя пару мгновений тишину нарушил лишь мягкий звук четырех приземлившихся на мостовую лап. Сторожевой полог, как и рассчитывала юная Охотница, заметил только тигра.* * *
Мать была строга; а по мнению тех же взрослых-соседей – порой даже чрезмерно, но до жестокости, тем более к зверям, никогда не доходила; не хум’аноре же какая-нибудь краткоживущая! Да и "коллеги не поймут". И почтенной Кориаль – второму местоблюстителю главы Третьей Лаборатории Магии Аркана, неизменному младшему члену Городского Совета – и в мимолетном помрачении души не пришла бы мысль запретить домашнему тигру покидать жилье по тем или иным ночным тигриным надобностям. Опасности добрым гражданам от зверя-Спутника, само собой, нет и быть не может; ну а закогтит лазутчика-другого – тут и благодарность от властей, и кормить утром меньше. Потому охранное заклятье хвостатого за посягателя не считало – в чем Вирр с Риллем на пару убедились, оставаясь одни и экспериментируя втихую; как пелось в песенке "Вождей Тауренов" - рок-труппы, обожаемой юнцами всех народов Орды - и правда: Родители из дома – Час веселья и погрома! Рилль несся по улицам, как и просили – точно ветер; а на достаточно длинных и прямых аллеях и того быстрее - только хвост в струнку, да уши Вирр трепетали, как два вымпела. Опасаясь за них, девочка даже решила недавно освоенное волшебство Звериной Прыти пока приберечь – до крайнего случая. Направлять тигра было излишне – Город он знал хорошо, а правильный путь - такой, чтобы случайных зрителей поменьше, а дорога покороче - Вирр показала ему на недавних прогулках, шепча в ухи разъяснения и слушая в ответ понимающие приглушенные порыкивания; оба явно чувствовали себя взаправдашними заговорщиками и бесконечно гордились друг другом. …Иногда Вирр задавалась вопросом: как живут те, кто в силу Класса и призвания не имеет связанного с ним Спутника – ну хотя бы такого, как варлочьи демоны? Возможно, если бы Рилль мог говорить по-талассийски, он бы непременно ответил – "Скучно и печально!". А вот Вирр ответа не находила.* * *
До закоулка со скрыткой скакать оставалось лишь чуть, или того меньше, когда Рилль, упершись лапами, затормозил, скользя по плитке и гася скорость: из-за угла нарастало красно-золотистое сияние. Страж… Бежать или прятаться было бессмысленно: порождения магии и механики в прямой видимости не нуждались, постоянно осязая пространство вокруг – в поисках явных нарушителей, пробравшейся в Город нежити или незримых чужаков - и на весьма приличном расстоянии. По знаку Вирр, Рилль перешел на шаг – не быстрый, не, упаси Колодец, крадущийся – простой и ровный шаг, как и пристало припозднившимся, но законопослушным гражданам Элунарана[8]. Вирр загадала: если они с тигром свернут первыми – все у нее получится; а вот если Страж… На углу они оказались одновременно. Массивная фигура в золотистой броне - точно силача-огра заковали в латы Паладина – выглядела неповоротливой, неуклюжей. Сама мысль, что эта статуя – эта груда кованых лат и магических камней, причудой чарователей и механиков-кузнецов получившая сходство с разумным двуногим - может не просто двигаться, но и в случае нужды (Вирр сама никогда не видела, но знала из тех же книжек) быть ловкой, подвижной и стремительной, быстрее эльфа или зверя; подобная мысль при взгляде на Стража казалась даже не смешной, а странной и неуместной. Был он на вид – со всеми своими огоньками, кристаллами сочленений и полированой броней – скорее, красив, чем опасен; за огоньки эти все детское население Города звало Стражей не иначе, как Фонариками. Или - Зеленоглазками (понятное дело, за глаза). Но это только на вид. Дети постарше шепотом пересказывали друг другу, что Стражи делают с враждебными шпионами и преступниками; и не все эти страшилки были выдумками. Не останавливаясь, но и не прибавляя шаг, Рилль и его всадница продолжали двигаться в прежнем направлении, пройдя со Стражем почти впритирку. Он чуть развернулся – покатая массивная голова не имела шеи, и сама по себе была неподвижна - зеленоватый свет из глазниц вспыхнул ярче, по телу Вирр прошла неприятная волна распознающих чар; Рилль глухо, низко, зарычал, обозначив клыки – такую магию он тоже не жаловал. Вирр сжалась, ожидая. Ночные прогулки по Городу не осуждались и под запретом не были; только в Год Вторжения выжившим горожанам было рекомендовано оставаться в уцелевших домах и не покидать их без надобности. Стражи же задерживали только чужих и пребывающих в розыске. Вроде бы. Однако, давно уже среди Учеников ходили слухи, что власти собираются ввести запретные часы для неполнолетних - по просьбам некоторых родителей и почтенных граждан, недовольных ночными проказами. Как будто они дневными довольны… - СОБЛЮДАЙ ПОРЯДОК, ГРАЖДАНИН… - механический голос, вроде бы и негромкий, доставал чуть не до костей. Голем двинулся дальше, продолжая свой обход. - Слава Регенту… - сглотнув, ответила Вирр, провожая Стража взглядом. Рилль же каким-либо ответом пренебрег. Он давно уже был не котенок, и хорошо понимал, что пред ним такое, для чего оно, и каких неприятностей от него можно ожидать. Но в глубине своей тигриной души все равно воспринимал Стражей как просто вещи, странные и опасные, по своей прихоти разгуливающие по улицам, вместо того, чтобы лежать или стоять на одном месте в ожидании, пока о них не почешут спинку или не поставят метку - как крупным бездушным предметам и положено. Рыча коротко, с точки зрения тигров - полный беспорядок и потрясение основ. Свет Стража – не потребность, а дань временам, когда непременным инструментом и символом тогда еще живых Стражей был ночной фонарь – удалялся слишком медленно, а время поджимало, уходило и его было нужно нагонять. Девочка шепнула, и тигр перешел на быстрый шаг, потом на очень быстрый, а потом и на вовсе "как ветер".