* * *
История с прыголапами[25] была уже не новая, но неизменно потрясала воображение Учеников самых младших ступеней и вызывала невольные улыбки Учеников постарше, несмотря на то, что и те, и другие давно потеряли счет, сколько раз они ее слышали и пересказывали. Местные же наставники при слове "прыголап" невольно кривились; многим из Столицы за тот случай крепко прилетело. Завязка была совершенно безынтрижной и где-то даже обыденной: кто-то из Учеников не закрыл должным образом клетку с детенышами в зверинце при Школе Охотников. Котята, предназначенные для обучения младших Учеников навыкам Приручения, недолго думали и к началу утренних занятий были уже где угодно, только не в школьном виварии. На этом все бы и закончилось, а происшествие не вошло бы в изустные ученические сборники удачных шалостей (и не вызывало бы неприятные воспоминания Учителей), если бы о нем не пришлось вспомнить примерно через год. Первую пищу слухам дали жители Легкого Ветерка: из кладовок стали пропадать колбасы, окорока и прочие съедобности мясного рода; подобное случалось и раньше, но тогда мародерствующее лесное зверье хотя бы иногда замечали. На сей раз воришки были не просто неуловимы, но и поразительно удачливы; вскоре заподозрили уже двуногих шалунов – поначалу своих и неполнолетних, а по мере приближения продовольственной катастрофы в отдельно рассматриваемом поселении – иноземных и вполне взрослых: происходящее в глазах ответственных син’дорай вполне тянуло на изощренную диверсию Альянса. Версия с враждебными лазутчиками, падкими на местные копчености, продержалась недолго – ровно до случая на вилле семьи Блеск-На-Волне, чьи владения, в силу удаленности от основных мест сражений, не пострадали от Плети. Нынешний глава рода (и он же единственный наследник), Высокородный Салтерил, не служил, не управлял, не воевал и войск не водил, не постигал тайны магии или секреты мироздания, но был слишком родовит и влиятелен, чтобы даже в суровые времена правления Регента именоваться бездельником не за глаза. Его карнавалы, вечеринки и званые застолья, вожделенные для молодежи, не избалованной в послевоенное время развлечениями, были известны как в Кель’Таласе, так и за его пределами. Знатоки городских сплетен утверждали, что Регент попускает подобные разлагающие безобразия лишь по особой просьбе высокопоставленных шала’зарам, находящих эти разнузданные торжества пусть и совершенно неподобающими в трудные времена, но исключительно полезными и удобными. Например, для наблюдения за недовольными. Или для шантажа иноземных посланников с последующим принуждением к сотрудничеству. Редкие вечера у Салтерила обходились без забавных, шумных, а порой и откровенно скандальных происшествий, но в тот раз источником переполоха случился сам жизнелюбивый хозяин. Когда одним, как оказалось, не самым приятным утром, Салтерил, проснувшись и осторожно освободившись от объятий двух составлявших ему на минувшую ночь компанию юных барышень, встал и потянулся к халату, он обнаружил не только халат, но и все остальные сброшенные одежды располосованными на неаккуратные ленточки, а лично его роскошную обувь – предмет зависти и вожделения столичных модников - цитируя его жалобу в Совет, "оскверненной и пришедшей в полную негодность". Ужас, возмущение и горечь по безвозвратно погибшим бесценным облачениям вылились в невообразимый, а описанию и вовсе не поддающийся вопль, не только пробудивший любительниц любовных утех и поведавший всем прочим гостям виллы о трагедии, но и до смерти перепугавший "варваров и осквернителей", как оказалось, все еще не покинувших место преступления и примерявшихся к затейливо запеченным с фруктами дракондорьим крылышкам. Вероятно, это был первый случай в истории магической практики, когда кого-то выбили из невидимости истерическим визгом. Прыголапами в окрестностях Ветерка никого не удивишь – обитали они там всегда и с удобством. Особой опасности они никогда не представляли – любой, хоть сколько-то обученный Ученик любого Класса, даже самой первой ступени легко мог защитить себя, не говоря уже о опытном взрослом. Однако внезапное и необъяснимое обретение кистеухими лесными котами способности к долговременной и практически совершенной невидимости было новостью, вызвавшей, обращаясь к древней классике, изрядное сфер потрясение, ибо обещало значительно более тяжелые последствия, чем угроза окрестным кладовкам, гардеробам и лично тапочкам Высокородного Салтерила; и, по мнению столичных властей, куда более походило на враждебную диверсию. Неудивительно, что дознавателей в Ветерок отправили немедля - на жалобе пострадавшего и чернила просохнуть не успели. С побега рысят из вивария прошло немало времени и следствие шло, как говорят Следопыты, по замытым следам, но выездные сотрудники старались как могли. То, что руководство не ограничивало их ни в средствах, ни в поддержке - помогало; ежедневно растущее нетерпение членов Совета – подстегивало; а личный присмотр за ходом дела самого Регента (с семьей Салтерила он ссориться полагал более чем преждевременным) – мотивировал лучше любых возможных поощрений. Исторической правды ради стоит заметить – все эти полезные и эффективные для следствия обстоятельства в немалой степени уравновешивались стараниями самого Высокородного Салтерила, возжаждавшего активного соучастия и раздававшего личные указания на местах. Сдержанности знатока Веселых Наук хватило лишь на обращение в Городской Совет, и с дознавателями он уже себя ни в чем не стеснял, откровенно потеряв лицо (из допустимых в обществе и приличествующих положению слов в его речах были разве что: "Какого…", "Что за…" и "Доколе?!"), вызывая у старшего из расследующих жгучее, но, увы, неисполнимое желание записать высокородного любителя развлечений в резиденты альянсовской разведки и плавно подвести к допросу шестой степени, минуя все предшествующие. Несмотря на подобные препоны, выяснить удалось немало. В том числе и то, что за свои способности (включавшие в себя не только сокрытие от глаз, но и неестественно высокую плодовитость и скорость роста) лесные хищники должны благодарить не простофилю, позабывшего как замки закрывают, а некоего другого Ученика, так и оставшегося неизвестным, которому место – по мнению дознавателей, преподавателей, жителей Ветерка и большинства членов Совета - было явно не в Школе, а в карцере дальней заставы Внутренних земель (сам же Высокородный Салтерил настаивал на возвращении смертной казни[26]). Это если судить по последствиям содеянного. А с учетом сложности поставленной задачи (не говоря об удачном исполнении), то таинственного "наглеца" следовало с позором выгнать из Школы Охотников и, с почетом приняв в Школу Магов, с нетерпением ожидать на факультете Изысканий Аркана в Даларанской Академии у расстеленной парадной ковровой дорожки. Не отыскав виноватого, власти перешли к борьбе с последствиями. Маги изыскали способы держать лихих рысей подальше от поселений; неполнолетним или не обладающим навыками Охотников и Следопытов было предписано ходить в окрестные леса не менее, чем по двое; чтобы хоть как-то удержать численность незримого лесного агрессора, за шкурки прыголапов неизменно выплачивалась награда (разумеется, исключительно взрослым; Ученикам полагались словесные поощрения, нарядный томик поучений Регента и прочие полезные в учебе подарки). А куртки и штаны из рысьих шкурок надолго вошли в местную моду.* * *
Согласно наставлениям, Вирр надлежало выйти к Тропе Мертвых со стороны Ветерка (но не доходя до поселковых застав Следопытов!), терпеливо дождаться подходящего момента – то есть довольно длительного промежутка между волнами нежити; перейти на восходную от Тропы сторону (путевая примета – заброшенное, так и не восстановленное святилище) и по узкой кромке между дорогой мертвецов и лесом быстро, без остановок (это Маг подчеркнул особо) и напрямик дойти до реки Элрендар, и хорошо бы до середины дня. Отшельник справедливо полагал, что даже если отвечающие за удачу боги и богини всех известных и неописанных народов решат приглядывать за девочкой (в чем он сам крайне сомневался, опираясь на личный опыт и именуя всех богов "теми еще растяпами, похуже иных Учеников"), то обеспечить большее промедление ее матушки, а затем и Стражи они, эти боги и богини, не осилят даже вскладчину. По той же причине переходить реку по мосту Маг тоже не советовал – в своей мягкой и ненастойчивой манере ("Ты же не настолько наивна, полагая, что тебя пропустят и не задержат до разъяснения?"). Не только возле моста, но и на всем протяжении река – там, где она служит границей между Лесами Вечной Песни и Призрачными - спокойна и неглубока, и переплыть ее несложно. И вот тут, выбирая место переправы, уже стоило забирать немного к восходу – чтобы стража на мосту не углядела. Как ни удивительно, немалую часть своего времени вне города Охотник проводит в засаде или скрывается от таковой (если, конечно, не бегает по лесам и зарослям). "В засаде" звучит гордо, завораживающе и всех заинтересованных или невольных слушателей сразу наводит на мысль о всяческих приключениях и о чем-то таком героическом. А вот кому-нибудь скажи - "сидит в кустах" ("в яме", "в грязи", "в болоте" – выбрать в соответствии) - и впечатление будет совсем иным. Хотя и куда более точным. Вирр (сосредоточенная) и Рилль (недовольный) уже полтора часа сидели в засаде у Реки – в довольно грязной яме от вывернутого дерева, поросшей кустарником (болота рядом не случилось). Недовольство тигра объяснялось просто – он очень не любил лежать неподвижно, когда ему этого не хотелось. Разумеется, если обстоятельства требовали мчаться со всех лап, желание завалиться на бок – желательно плотно перед тем закусив – тут же проявляло себя во всей своей притягательности; и что бы об этом ни говорили эльфы, далекие от ремесла Охотников, в подобном поведении не было никакой потаенной мистической причины, астральной зависимости или влияния линий леи[27]: просто все коты делают так. Вирр же было не до недовольств, своих или тигриных – она, чуть подрагивая навостренными ушками, внимательно вслушивалась и, отцеживая совершенно лишние шелест листвы за спиной и шепот речки впереди, старалась понять - нет ли погони сзади или кого-то (вернее, с учетом особенностей Призрачных земель, чего-то) впереди, с голодным восторгом ожидающего беглецов. Вероятность последнего была мала – в Школе учили, что нежить старается близкой воды избегать, но как любил повторять обожаемый Учениками Полтораух, всё когда-нибудь случается в первый раз, и это всё - не всегда приятное. По всему выходило, что поблизости - помимо одной безрассудной син’дорай и одного несвойственного местным лесам кота – никого не наблюдалось и не слышалось. Либо вероятные враги лучше умели прятаться, чем Охотница – их находить. Но тут уж ничего не поделаешь - продолжать засидку дольше было и бессмысленно, и откровенно опасно. Или рискуй и перебирайся на тот берег, или возвращайся и сдавайся патрулям. Вирр коснулась Рилля, привлекая его внимание; тот, прекратив принюхиваться, посмотрел на девочку и, чуть мотнув мордой, тихим фырком подтвердил – рядом никого, достойного внимания (то есть, кого можно съесть, или кто сам может съесть). Вирр кивнула и стала быстро раздеваться; если обстоятельства благоволят, лучше не бегать в мокрой одежде по лесу, тем более, Призрачному. А на привалы с костром и сушкой возможности может и не быть. Вирр закрутила волосы на затылке, затем сложила поясные сумочки в рюкзак и надела его на спину бесконечно печальному, страдающему от роли вьючного кодо[28] Риллю. Умяла одежду в комок, перетянула рукавами; под рукава просунула тул. Потом взяла узел в руку, свободными пальцами перехватила лук с оставленной стрелой, приноровилась – удобно ли (придется все время плыть, держа груз высоко) - и пошла к воде, слыша сзади привычно-ободряющее, с нотками недовольства сопение – тихое, с кошачьей тщательностью выверенное, чтобы только Спутница и слышала. Дно понижалось быстро; зайдя в воду по пояс, Вирр по привычке обернулась. Рилль осторожно трогал лапой воду – больше для позерства и самоуважения ради; плавать и плескаться он любил, что выяснилось еще в первые годы, когда он залез в ванну к юной Вирр, вызвав у нее восторженный смех, у отца Вирр удивленно поднятые брови, а у почтенной Кориаль неизменное "что скажут соседи". Тигр поймал Вирркин взгляд (она скорчила нетерпеливую гримаску) и, смирив обыкновение плюхаться с прыжком и брызгами, аккуратно, почти бесшумно, вошел в воду.* * *
Вирр было трудно смотреть вверх, да и выпускать берег из виду было небезопасно, но соблазн все же был: казалось, что свет в глазах тускнеет, точно кто-то медленно, но неумолимо гасил небесное светило. И чем ближе к берегу, тем труднее было убедить себя, что все еще день. Раньше Вирр всегда любила ночь. Это полагалось не то чтобы запретным или неприличным; скорее, молчаливо не одобрялось среди кель’дорай и, чуть позже, среди не отказавшихся от солнечной веры син’дорай (но, разумеется, считалось непременным, прямо-таки обязательным среди большинства Учеников – кроме, разве что, чересчур смирных и послушных). Но теперь, своими глазами увидев эту, известную ей ранее лишь по школьным урокам мгновенную смену полдня на поздние сумерки, она невольно вздрогнула. Точной причины явления не знали до сих пор. Лишь предполагали, что источником ему служат былые закрытые лаборатории, а ныне - главный оплот Плети на закатном полудне Призрачных Лесов. Ведь затемнение началось не сразу, а спустя немногим меньше года после Катастрофы; именно тогда поползли слухи, впоследствии подтвердившиеся, что Предавший выжил и создал там, в Смертхольме, неприступное убежище. Происходящее в нем оставалось тайной – в попытках ее раскрыть расстались с жизнью многие Следопыты. Поговаривали, что шала’зарам вместе с предводителями особых отрядов уже не первый год сочиняют планы, готовя дерзкий налет на эту цитадель нежити, но чего только о тайной службе не рассказывают… На берегу мокрому телу было зябко, точно и правда был не летний день, а ночь, и притом осенняя; но одеваться девочка не торопилась, а снова ждала и вслушивалась – Рилль понимающе замер на отмели, стараясь не тревожить воду – ловя любые звуки, помимо речных и лесных. И только потом медленно прошла по песку на траву, бледную, выцветшую, точно ненастоящую, но, тем не менее, определенно живую и колышущуюся, вперемешку с засохшей прошлогодней. Пожалуй, именно эти сухие стебли красноречивей Затемнения говорили о торжестве врага в этих землях, где до Вторжения - как и повсюду в Королевстве - силой Магов-син’дорай тысячи лет царила нескончаемая весна. Рилль выбрался из речки и торопливо отряхнулся. У него с Вирр был давний уговор: делать это до того, как Вирр начнет вытираться – или просто подождать, пока она отойдет подальше. Последние звуки разлетающихся брызг и сочного тигриного чихания слились с тихим мягким звуком рассекаемого воздуха слева от Вирр. Она тут же отбросила узел с одеждой и развернулась, наложив стрелу и натягивая тетиву. Крупный, не менее шести локтей от кончика до кончика крыльев зверь быстро скользил от края леса, торопясь вцепиться в показавшуюся ему беззащитной жертву до того, как подоспеет его извечный, пусть и странного, непривычного вида и окраса соперник в этих лесах – большой клыкастый кот. "Привыкни так: сперва стреляй, а трусь уже потом…" Яростный визг (хорошо, хоть предсмертный и неприцельный) упавшего хищного летуна, вероятно, был услышан и в Транквилле, и в Смертхольме, и как бы не в самом Элунаране, но выхода не было: даже обычный нетопырь этих земель, еще тринадцать лет назад именовавшихся Чернолесьем, запросто сбивал с налета взрослого мужчину-син’дорай, а при удаче - и неприятно ранил. Искаженный же чарами Плети до неприличных размеров крылатый хищник вполне мог сломать шею легкой в кости Вирр и, возможно, нашел бы силы унести добычу с собой. Окажись тигр поближе - сбил бы нетопыря в прыжке, тот бы и не пискнул, но Рилль никак не успевал; да и притороченный рюкзак легкости прыжков не способствовал. Охотница быстро достала из тула еще две стрелы и с первой же быстро добила неохотно помирающее порождение Чумы. И выдохнула. Хорошо еще, что тварь, атакуя, не кричала – чуяла, что две цели зараз ей не поразить и, понадеявшись на внезапность и бесшумность, ограничилась одной Вирр. Она почувствовала мокрую шерсть у живота - подошедший тигр виновато ткнулся мордой, переживая: уже второй раз за день он оказался не у дел и, по его мнения, откровенно не на высоте. - Ну ладно тебе… - Вирр присела на корточки и свободной рукой (лук с зажатой стрелой она не выпустила) обняла Рилля. – Ну подумаешь, ну решил он, дурак летучий, что я симпатичнее. Что бы он в котах понимал! Привык к своим местным рысям… Тигр как бы недоверчиво поднял голову. - Да, - кивнула девочка, - ты у меня молодец. И хороший кот. Мы еще найдем с кем подраться. Кто следующий – тот твой, да. Вот честно! Рилль смущенно рыкнул. - Слушай, я все-таки оденусь, ладно? – она потянулась к брошенному узелку. – Тебе-то хорошо, а у меня мех только на голове и всему остальному, сам понимаешь, холодновато. Вытираясь и растирая тело запасной рубашкой, Вирр невольно улыбнулась, вспоминая смешную историю, рассказанную Учителем в походе у костра. В юности Полторауху, начинавшего Следопытом, случилось выслеживать объявившуюся в окрестностях руин Зул’Амана шайку зель’анорэ[29] совместно с егерями Лордерона. Выследив и истребив бродячую банду, Следопыты и егеря остановились лагерем у реки и свободные от дозора не удержались от соблазна – лето было исключительно жарким. Вскоре охранение подняло тревогу (как выяснилось, банда была истреблена не полностью), и купальщики выбрались на берег, торопясь под доносящиеся боевые крики разбойников племени Амани и звуки рога дозорных присоединиться к сражению на краю леса. В том бою Учитель чуть не получил первую в своей жизни по-настоящему серьезную рану – то, что большинство купавшихся поодаль от кель’дорай хум’аноре первым делом схватились не за оружие, как эльфы, а за свои штаны, показалось ему настолько смешным, что он не переставал хихикать даже во время схватки. Оказалось, что и спустя многие годы эта история не потеряла ни остроты, ни злободневности – смех Учеников не стихал до утра, то замирая, то вспыхивая вновь, порой препятствуя рассказу прочих историй и традиционных охотничьих "Однажды в лесу…"; девочки делали смелые предположения о причинах такой стеснительности краткоживущих перед соратниками и противниками, а мальчики недоумевали - как при таких странных обычаях хум’аноре не пали перед врагами еще до основания Семи Королевств или даже раньше. Конечно, у всех народов свои странности, подумала Вирр, да и наши традиции не все, скажем мягко, удобны, но у некоторых племен они еще и поразительно смешные. Припомнив упражнения "поднимись и снарядись на время", Вирр торопливо оделась, прицепила сумочки и, к плохо скрываемому счастью Рилля, освободила его от рюкзачка. Воспрянув духом, тигр стал присматриваться с поверженному крылану, но девочка сказала: "Не трогай!" - крылья привычных нетопырей были, если приготовить с умением, весьма хороши; но, как говорил школьный наставник по Алхимии, кровь любого искаженного злой магией зверя была хорошо если просто ядовита. Последствия для неосторожных гурманов случались очень разные. - Я готова, - прошептала Вирр, скорее самой себе, чем Риллю. – Теперь совсем немного.