* * *
До вторжения Плети Вирр успела пожить в детском городке всего два заселения, но побывала со своим отрядом почти в каждом уголке Полуденного Леса (разумеется, куда пускали и где разрешали), а уж исходить окрестности своей "Солнечной Короны" - в одиночку или с парой - вдоль, поперек и во всех направлениях было для девочки (как, впрочем, и для любого юного Охотника) просто-таки недварфским долгом. Соревнования с отрядами двух других лагерей - вне зависимости от результатов - неизменно приводили к взаимным визитам (когда дружеским, а когда и с диверсионными подначками), так что местность вокруг "Златосолнечной дымки" и "Лагеря Ветрокрылых" для Вирр была тоже не чужой. Можно сказать, что былое Чернолесье она за два сезона учебы в поле узнала куда лучше, чем за последующие тринадцать лет окрестности околостоличных лесов, куда Учеников теперь выпускали исключительно группой или пятерками, и всегда под надзором Учителя или наставников в предметах. Давно известно: никакое описание не передаст увиденного воочию. Но сколько ни повторяй про себя старую истину, как ни тверди себе десять лет и еще три года, что нет теперь знакомого и привычного, как своя спальня, Чернолесья – есть Призрачные земли, все одно: где-то в душе своей ты ожидаешь увидеть нечто неизменно-прежнее. Вирр, готовясь к походу весь этот немалый для юной син’дорай срок, перечитала в библиотеке Школы и в открытых городских архивах все, что хоть как-то было связано с Призрачными; сотни раз она представляла, как будет пробираться к "Короне" из любого возможного места побережья пограничной реки, пытаясь по изученным и чуть ли не наизусть вызубренным записям учесть все привнесенное в ее любимый уголок скверной Плети и проклятьями Предателя. И все же – выбирая путь и придерживаясь в чаще направления, ей приходилось более доверять Великому Белоре и его положению в сумеречном небе, нежели собственной безупречной эльфийской памяти. Большие овраги и лощины, конечно, никуда не делись; старые знакомцы - редкие россыпи камней-валунов по-прежнему ждали девочку на своих привычных местах (уже множество поколений эльфийских детей считали их обломками древних тролльих алтарей, шепча по ночам страшные сказки о плотоядных унганах и бокорах[30] Амани; иные из подобных историй были чуть ли не старше самих городков); но на том старые приметы и кончались. Лес изменился, но не так, как меняются земли и леса за тысячелетия, а словно все живое или жившее исчезло, как его и не было, а на опустевшей, голой поверхности за без малого полтора десятка лет проросла совсем иная жизнь, точно занесенная недоброй волей из чуждого, далекого, ни на что не похожего мира. Девочка и тигр шли медленно, часто замирая, пытаясь научиться слушать эту незнакомую местность. Вирр поглядывала на своего зверя с легкой тревогой: Риллю тоже было непривычно и непросто – слишком много было вокруг запахов, не просто новых, но и по сути своей непонятных; их владельцев он не мог распознать и откровенно нервничал. Должно быть, слишком сильно всюду чуялось нежитью, но не привычными тигру учебными зомби с зачетных заданий, а нежитью совсем отличной природы и невнятных свойств. Чем больше Вирр углублялась в лес – и все ближе к "Короне", тем больше ее настораживало отсутствие хоть какого-то ни было зверья - хоть обычного, хоть Искаженного. Вокруг были только странно изломанные деревья с матово-черной раздутой корой и белесыми листьями, и – насекомые. Последние встречались в избытке – непривычно крупные, не менее чем в ладонь взрослого син’дорай и каждый раз новые; казалось, что двух похожих и вовсе не найти. Вир, как и все в Школе Охотников, конечно, читала доклад Магов местного гарнизона "О многообразии видов былого Чернолесья", но только теперь, отпихивая с пути всякие сомнительные помеси мокриц с муравьями, смутно догадывалась, что свое представление о многом ей предстоит пересмотреть. Рилль беззверье тоже не одобрял: отсутствие любой живности сообразительнее многоногих членистых тварей внятно намекало о присутствии соперников. Или тех хищников, с которыми встречаться не стоит в принципе. Вирр с тигриными чуйками соглашалась; мысль о том, что зверей распугали свои же син’дорай казалось спорной – насколько ей было известно, гарнизоны стояли в Транквилле, в старом Святилище Солнца и в лагере Следопытов на берегу озера. Бывшие же детские городки в глазах командования стратегической ценностью не обладали. Как ни печально было об этом думать, но сейчас оно и к лучшему: Вирр бы скорее предпочла столкнуться с каким-нибудь злобным монстром, чем отвечать на вопрос военных или Следопытов "Чья ты дочь и какого демона ты тут делаешь?" Как надежда и ободряющий привет из прошлого в траве показалась знакомая тропинка; как ни старался лес-захватчик все изменить вокруг и искорежить, но с дорожками, протоптанными за бессчетные годы детскими ногами (в сапожках и без), он справиться не смог. По крайней мере, эта еще держалась. Вирр сочла тропинку добрым знаком и пошла по ней; Рилль тоже предпочел держаться рядом. Они остановились на краю леса, не покидая кустарника; тигр залег, а девочка, опустившись на колено, внимательно разглядывала любимый городок в свете тусклого местного светила, чем-то похожего на яркую, странно-гладкую луну. Издалека и на первый взгляд все здания были целы; всё выглядело точно так, как и ровно тринадцать лет назад, когда дети, немногие Учителя и редкие выжившие с полуденных границ в спешке бежали отсюда. Разве что некогда снежно-белые стены строений – в потеках от дождей, местами заросшие цепкой вьющейся мерзостью - свидетельствовали о том, что здесь уже никто не живет; по крайней мере, из тех, кого бы заботили красота и порядок. Но кто-то тут быть все же должен – Вирр не забывала о пустых окрестностях; кто-то же накрепко распугал местную живность – и хорошо, если это просто какой-то Искаженный зверь или рыщущая нежить Плети. Эти опаснее, но с ними хотя бы знаешь, что делать. На уроках говорили: там, где случилось множество смертей зараз, тем более, смертей насильственных и жестоких, даже без усердий некромага[31] обязательно появятся призраки. И от очень многих, не всегда до конца ясных тонкостей зависит - останутся ли они там, где погибли, или их потянет к ближайшему привычному или важному для них при жизни месту. Призраки защитников в Мертвых Кварталах, по всем правилам упокоенные еще в конце первого года (если верить учебникам), до того оставались там же, где и поднялись, и живых син'дорай в другой части Города визитами не тревожили. Но кто знает, что бы случилось, оставь их неприкаянно бродить тринадцать лет? Вирр не обманывала себя: одно дело метать стрелы в учебных искусственных зомби, имеющих имена и прозвища лишь старанием смешливых Учеников (вроде того же Фелендрена); а вот уничтожить настоящего призрака, стереть из мира последнюю тень того, с кем вместе училась, играла и делилась секретами и первыми сердечными тайнами, или того хуже - того, кто тебя учил и наставлял… Это будет уже не так легко. Девочка помнила – к переправе, не дав собраться и заставив бросить все (даже то, что оставлять нельзя и немыслимо!), отправили всех младших, а большинство старших и почти все учителя остались – прикрыть бегущих и задержать прорвавшихся. Их больше не видели. Из тех же, кто покинул в тот день "Солнечную", вышли к реке не все. Из отряда Вирр, считая и ее, в живых осталось только девять. Девять - из тридцати.* * *
Страшно. Ярко, точно насмешка над всеми сказками и страшилками о том, что нежить придет за тобой лишь ночью, светит Солнце. Шелест кустов вокруг, хруст веток под ногами. Непривычно для тебя, всегда – с того дня, как решила стать Охотницей - учившейся и ходить, и бегать по лесу тихо-тихо; но всем сказали - скорость важнее. Быстрее, изо всех сил, потерпите, надо успеть. Тяжелое дыхание справа, слева – вокруг; не от усталости – от страха. Страх перед нежитью. И страх куда больший – от невозможного, немыслимого, но все же, вопреки всему, происходящего: враг не просто вторгся (где же были хранители границ? разведчики и послы в королевствах хум’аноре?), враг не просто прорвал все заслоны меньше, чем за день (как?! ведь с колыбели знаешь - Воины и Маги кель’дорай непобедимы!), но и вот-вот (сегодня, сейчас, через мгновение?) будет здесь. Враг самый страшный, не признающий правил войны, подписанных договоров и неписанных законов. Враг, перед которым ты бессильней, чем те, кто уже погиб, защищая тебя, и те, кто еще неизбежно погибнет – потому что ты еще так мала и почти совсем ничего не умеешь. Враг, не оставляющий позади себя никого – даже мертвых и растерзанных; твой труп поднимут и ты, без памяти и без чувств – лишь ярость и голод – присоединишься к дикой стае. И встретив отца или мать, друзей или подруг, или – страшно подумать - Учителя (он остался, но он выживет, он же не может умереть!) ты не вспомнишь и не узнаешь, а лишь вопьешься в них своей мертвецкой пастью. Вот это и правда страшно. Так не бывает и так не должно быть; а как же - "Спи спокойно! Мощь Королевства с тобой, дитя" - над каждой кроватью? Но все так и есть, и все наяву. Пока все живы, и быть может, еще живы те, кто остался, чтобы дать тебе и прочим хоть капельку надежды – успеть. Ты тоже хотела остаться, было страшно - до слабости, до дрожи в спине и влажных рук - но ты твердила (и голос почти не дрожал), что уже стреляешь лучше многих в отряде и школьной группе, и что каждый лук на счету, и что недостойно... Но бледные, сосредоточенные взрослые - Учителя, наставники, воспитатели самых младших, Старшие Ученики и случайные родители - тебя и тебе подобных не слушали и даже не ругали; молча прогнали со всеми - к реке. И сейчас, на бегу, невыносимо стыдно за то, что ты даже рада тому, что остаться тебе не позволили. Нельзя об этом - ненавидеть и презирать себя ты будешь потом, а теперь надо думать о других – с тобой и твой отряд, и совсем Младшие (без них быстрее, но ведь не бросишь!) – следи, чтобы никто не отстал, не отклонился, не споткнулся и не затерялся - взрослых всего трое, они охраняют – как могут. Сказали: что бы ни случилось – не останавливаться, бежать к реке. Слева, рядом – Эньен, Варлок, младше Вирр на четыре года – приехала к брату похвалиться первым призванным бесенком[32]. Растрепанные волосы, хромает – один сапожок где-то потеряла. Ей проще – боится не за себя, а за Спутника; несет его, прижимая к себе (а другой рукой держится за Вирр), хотя бесенок и сам бы скакал с ней наравне. Он гневно пищит - хочет защищать хозяйку, еще чуть - и полетят огненные шарики; но что может маленький демоненок против Плети? То же, что и Вирр с учебным луком – ничего… Справа, чуть позади – Илкиль; из ее отряда, ровесник. Хочет стать Воином, как его мать и отец. Все лето он поддразнивал Вирр, сочиняя на лету ехидные стишки-трехстрочки, а на празднике Последнего Турнира подарил самодельные сережки. Сейчас губа закушена, смотрит только вперед, часто моргает; родители – стражи полуденной границы… были. Военный, организовывавший отход, сказал - никто не успел отступить. Да не и пытался. Впереди - Ширри, лучший ледяной Маг в отряде; ему тоже страшно, но держится лучше всех (а уж тем более, лучше Вирр!) на каждой руке – по готовому заклятью; нежить ими не убьешь – "лучший", не значит "сильный и взрослый" - но хоть задержишь… Девочки в спальне говорили, что он грозился доказать, что магия сильнее меча и поэзии, посулив Илкилю что-то подморозить. Наверное, меч?.. Взгляд вперед, поверх голов – вроде все, кто там были, тут. Назад не смотреть – собьешься с шага; дай-то Белоре, что и там никто не потерялся! Река уже близко. …Вирр тогда сразу и не поняла, что за звук раздался слева и сзади, нагоняя и приближаясь – точно стая дракондоров, простуженных, охрипших и набив сверх того зоб мороженым, пытается курлыкать. Крик "Вперед все бегом!" слился с грохотом огненного шара охранявшей тыл магички; Ширри, взвизгнув, пустил с каждой руки по Снежному Вееру в лес - туда, где уже мелькали оскаленные морды вурдалаков; бежавший от головы колонны наставник Начертания ухватил маленького Мага за шиворот и толкнул, почти отшвырнул в сторону уже видневшегося просвета, рявкнув "Я сказал - бегом, м-маланорэ!". Вирр, не чуя от страха ног, припустила за Ширри и теми, кто уже бежал к реке, стараясь не слышать позади треск пламени, рев нежити и детские крики. Уже потом, на том берегу, когда ее и прочих, забившихся в какой-то бурелом, нашла горстка Следопытов, выживших в столкновениях с Плетью (к тому времени, уже штурмовавшей Столицу), Вирр, отчасти придя в себя и оглядев спасшихся, поняла – Эньен и Илкиля среди них нет. И только на следующий день она вспомнила, что вчера должна была приручить своего первого зверя.* * *
За прошедшие годы не было, наверное, и дня, чтобы она не вспоминала всех тех, кого оставила на этом берегу. И если все получиться, если она выживет – вспомнит еще раз, на Элунаранском кладбище, всех – пусть их могилы и пусты; теперь уже вспомнит с честью и безо всякого стыда. Что бы ей за побег ни прилетело, на сколько сотен лет бы ее ни заперли и чего бы ни лишили, но почтить память погибших ей запретить не посмеют! Она вздрогнула, почувствовав на коленке тяжесть тигриной лапы – Рилль, возможно, не зная и не до конца понимая причины грусти Спутницы, утешал ее – тихо и не отводя морды от городка; по-своему напоминал, что он – тут и рядом; что она не одна. И что если прилетит – так уж обоим. Вирр нащупала Риллеву лапу – на достойные и взаимоприятные нежности, увы, не было ни места, ни времени. Растекаться тоже некогда – надо действовать. Может, тут никого и нет, а может – есть, но отлучился. Поесть, например; или к кому в гости с визитами – кто сказал, что монстры меж собой не дружат? Учебники умалчивают – вот сейчас и узнаем. Вирр привлекла внимание Рилля, жестами скомандовала – "Идем, будь-слева-сзади, бди" и осторожно вышла на открытое место. Дойти, найти, забрать, исчезнуть. Как гласит девиз Следопытов, негласный, но известный всем юным син’дорай – "Обстреляй и убегай!"