Красные Бабочки

      Что-то глухо ударилось об мою спину. Кажется, это был карандаш. С почти непреодолимым желанием поспать ещё, разлепляю веки и пытаюсь сфокусировать сонный взгляд. Ну вот, я уснул за столом. Помнится, когда я доделывал одну из стен (за ночь мне удалось осилить аж две), в комнату через единственное окно проникал слабый солнечный свет. После того, как надежно завесил свои ночные труды полотном, мне в голову взбрелось разобрать старые фотографии, ибо сон ко мне явно не шёл.       Мне пришлось немало потрудиться, чтобы незаметно, словно ниндзя, пробраться на чердак и отыскать огромный, толщиной с «Войну и Мир», наш семейный фотоальбом. Когда эта махина была притащена в комнату и аккуратно уложена на стол, я с головы до ног погрузился в воспоминания. На первых страницах, как правило, всегда располагались фотки таких типов как: «Малыши в пленочках», «Мальчики в шапочках», «Мальчуганы в ванночке», «Мальчишки с бабушкой Зоей и Тузиком«… Этот список синонимов к слову «мальчики» и перечень моих родственников можно продолжать бесконечно долго. Всё же, моё внимание привлекла фотография с бабушкой Зоей. Эта женщина с морщинами, делающими её лицо не старым, а добрым и тёплым. Эти её руки, которые так часто сгребали наши хрупкие детские тела в крепкие, но нежные объятия. Мы любили эту старушку, потому что время, проведённое с ней, было наполнено лишь тёплыми и позитивными эмоциями.       Я обожал её псинку по имени Тузик, который был не каким-то породистым догом, а лишь обычной дворнягой, служащей нам всем своей верностью и любовью. Что же касается Димы, думаю, он был просто без ума от той огромной кровати на пружинах, которая хоть и считалась одноместной, но без всяких проблем умещала на себе нас обоих. Мы часто любили валяться на этой кровати и, глядя в потолок, украшенный великим множеством и разнообразием упаковок от различных шоколадок, думать о нашем будущем. Даже будучи детьми, мы не мечтали о космосе и единорогах, как это делали наши сверстники. Нас, скорее всего, можно было назвать реалистами. Диме нравилась перспектива с переездом в Питер и поступлением в приличный университет. А я был полностью солидарен с ним в этом плане. Не думаю, что мы с лёгкостью переносили бы жаркий климат и адское пекло, так что климат Питера был просто идеалом, по крайней мере, для нашей кожи. Не подумайте, что мы неженки, но и физиологические особенности у нас и нашего организма, конечно же, существуют.       Шло время. Менялось всё: возраст, рост, вес, увлечения и места… Всё проходило через нас, а некоторое шагало в ногу с нами. Всё вокруг крутилось и изменялось, но не наше отношение друг к другу. И в пять, и в семь, и в десять лет, я любил своего брата, дорожа им больше всего на Свете. Я занимался не только своим, но и его обучением; первое время являлся «переводчиком»; отважно и честно защищал его. Помню, как подставлял свои руки, когда его били во дворе. Помню, как увлёкся обороной и чуть не забил камнем насмерть одного паренька. Наверное, у того первоклашки до сих пор в голове отложена перекошенная гримаса моего бешеного лица. Да уж, я часто срывался, несмотря на всю свою солидность и собранность. В нашем дуэте за жизненную активность и радость отвечал не я. Я был лицом всего более ответственного и серьёзного: учёбы, развития, правильного рациона питания.       Дима был моей противоположностью. Он приносил в мою жизнь те крупинки беспечности, которые сам бы я себе не позволил. По его инициативе я начал смотреть аниме, читать не только «тяжёлую» литературу, но и простые юмористические произведения. Постепенно я превращался из очень ответственного «взрослого» в немного серьёзного ребёнка, как и должно было быть. В семь лет я открыл в себе тягу к стихам, а Дима — к музыке. Благодаря нашей быстрой обучаемости и внутренним талантам, как это называли родители, мы невероятно быстро совершенствовали наши навыки. Уже на девятый наш день рождения я преподнёс стихотворную триаду о тёплых, тогда ещё детских, чувствах к своему близнецу, а он сыграл мою любимую композицию на фортепиано. Я любил читать, слушая, как из-под тонких и ловких пальцев вылетали звонкие мелодии, радующие слух своим звучанием.       Если задуматься, то в нашем детстве полно радостных моментов, если не вспоминать все эти адские беготни по врачам, которые советовали показать нам все радости жизни. Листая фотографии, мне всегда легче вспоминать об этих моментах. Вот мы в Диснейленде. Дима был вне себя от радости, когда смог сфотографироваться с Микки Маусом. Хоть я и пытался строить из себя неприступную скептическую крепость, но всей радости скрыть не мог, да и скачущий рядом комок позитива никогда бы не позволил мне хмуриться в такой прекрасный день. Поэтому с этого отрезка нашей жизни, связанным с путешествиями и посещениями различных мест, у меня остались только положительные воспоминания. Амстердам, Токио, Дюссельдорф… Мы побывали во многих интересных местах, захватывая сувениры и побрякушки, которые так отчаянно впихивали в наши маленькие ручки продавцы, видя, что наши родители готовы купить любую дрянь, лишь бы их чада остались довольны. Жаль, что подрастая, контролировать нас было всё сложнее и сложнее, от чего нам пришлось поселиться в этом громадном доме, как какие-то вампиры из старинных фильмов. Но фотографии, что хранились в этом альбоме, очень спасали нас в грустные времена.       Да, я вырос из этого всего, но вот Ди был очень рад, когда мы занимались всякими глупостями, напоминающими наше детство. Нередко он заставлял меня играть с ним в прятки или пиратов, раскрашивать различные картинки в книжках для детей. Хоть на моём лице практически всегда и находилась гримаса недовольства и скептической нотки, но это не значит, что я не получал удовольствие. Когда юный активист отворачивался, я всё-таки позволял себе лёгкую улыбку, пропитанную нежностью к этому рослому ребёнку.       Я нечасто позволял себе погружаться в прошлое, но если такое происходило, то погружался я с головой. Видимо, в этот раз я так увлёкся, что уснул прямо за столом. В меня полетел очередной предмет, оказавшийся блокнотом. — Я очень рад, что ты проснулся, — бурча и сонно улыбаясь, повернулся я к Диме, который уже было схватился за лампу, стоящую на прикроватной тумбочке. Чего только не сделаешь, если ты не можешь ни закричать, ни даже подойти, а тебе требуется достучаться до своего брата, который спит словно мёртвый. Ответом на моё утреннее, точнее, уже дневное, приветствие мне послужила наиграно состроенная гримаса обиды и скрещенные на груди костлявые руки. Я хоть когда-нибудь прекращу заострять своё внимание на том, как он похудел внешне?! Всё, Матвей, хватит, ему такие взгляды неприятны. Хватит его разглядывать! Вот, правильно, молодец. Подляг к нему и ласкайся, ты же знаешь, он не устоит. — Ну, не обижайся, малой, — начал я выполнение своего плана, подлизываясь и осторожно целуя в шею, — Я просто засиделся за альбомом, ты же меня знаешь… Стоит только увлечься и забываю о времени, — поднимаю невинный взгляд и сражаю цель наповал. Все обиды прощены, и я даже получил нежный поцелуй в губы.

WIN!!!       В то время, пока мой язык переплетается с Диминым, руки уже нагло лезут под одеяло, где нащупывают одетое в одни боксы тело близняшки и, властно сжимая, за талию прижимают к себе. Всё бы ничего, я мог даже увлечься и изнасиловать его, но разум в этот раз взял верх над чувствами и прихотями. Я не хочу тратить наше драгоценное время на секс, для этого есть ночь. Нехотя и с тихим причмоком отрываюсь от его мягких губ, но обнимать не перестаю. — Все пошлые прихоти, Дмитрий Олегович, оставим на ночь, — подмигиваю и улыбаюсь ему, от чего тот сразу заливается краской и смущенно отводит глаза. Еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать его ещё раз и встаю с кровати, направляясь к шкафу с одеждой. Достаю оттуда джинсы и майку и снова проделываю путь к кровати, словно пингвин, который ходит из одного конца в другой. Быстро одев удивлённо хлопающего глазами Димку, подхватываю его на руки и несу к коляске, приказанную доставить к нашим дверям ещё ночью. Из-за болезни Дима и правда стал достаточно слаб, так что не хотелось утомлять его лишними походами. — Мы поедем на полянку, — всё-таки решив объяснить свои неожиданные действия, с тёплой улыбкой поясняю я своему «отражению», когда очередной раз взгляд его удивлённых глаз переходит на меня.       Диме явно нравился ответ и предстоящее маленькое путешествие, так что на его лице засияла хоть и слабая, но искренняя улыбка, веющая теплом и уютом, который я так привык от него ощущать. Чмокнув его в уголок губ, я наклонился, чтобы завязать шнурки. Внезапно по моей пятой точке прошёлся средней силы удар, прозвучавший громким шлепком на весь коридор. Одна из бровей медленно поползла вверх, удивлённо изгибаясь. Мелкий только что шлёпнул меня по заднице и задорно смеялся своим немым смехом. Я не мог на него злиться. Моя душа открыто радовалась тому, что даже в такие критические периоды в нашей жизни Дима не перестаёт излучать свои позитивные флюиды, внушающие мне надежду хоть и не на жизнь, но на хорошее проведение этого дня уж точно. — Ты неисправим, — наиграно закатывая глаза и сдерживая улыбку, проговариваю я, после чего выпрямляюсь и встаю позади него, хватаясь за ручки коляски. Я не обул его не по вине забывчивости. Я не обул его, потому что знал, как он любит чувствовать траву, вставая на неё голыми ногами. — Хорошее начало дня, Матвей. Устрой ему один из его лучших дней, — как можно тише шепчу я сам себе, чтобы Дима не услышал, и выкатываю коляску из дома, направляя её в сторону леса.

Я позабочусь о нём. И хотя бы на пару оставшихся дней перестану быть тираном.