Паутина теней

Чёрное бежит по руслам вен; бежит, отравляя, заставляя его сгорать, пока под ним, на крыше небоскрёба, горит страстью другая. Она стонет громко, да так, что кажется, будто перебивает все фоновые шумы этого прогнившего города. Держит её за бёдра, пальцами впечатывается до синяков любимого цвета, двигается быстро и размашисто, словно хочет доказать самому себе, что так – правильно; что так лучше для них всех. Чёрная Кошка - снова чёрный - выгибается луком, закусывая пухлые губы, мнёт свои груди, пока Питер бьётся об её ягодицы; возбуждение перекликается с аппетитом – подкинуть ещё угля в пламя неправильного, но такого желанного, что сводит с ума. Мери Джейн не права; костюм не портит его – на нём ничего нет. Чёрное – вторая оболочка, кожа, а она не может принять его таким – новым и сильным, с перевёрнутыми фантазиями, граничащими с абсурдом, с идеологией, омываемой чернилами. Питера больше не сдерживают рамки: к чему они, когда он – почти величайший герой Земли, способный раз и навсегда очистить город от преступности? К чему вестись на общественные правила, когда мир должен подчиняться ему? Одна вот покоряется: стонет под ним, дразня себя пальцами, оттягивая створки, прося большего, но Паркер не видит в ней замену другой – той, которая ждёт дома своего любимого, переживая о том, что ему стоит избавиться от… самого себя же?.. Нет, – стискивает зубы Человек-Паук, - и продолжает наращивать темп. Похоть, голод… Низменные качества. Неважно! Питер сглатывает вязкую слюну, наклоняется, обжигает поцелуем обнажённые плечи; Чёрная Кошка верит ему, подмахивает в ответ, оборачивается и ищет чужие губы, но мажет по щеке, надавливая острым коготком свой сосок. Паркер улыбается, хватается за её зад, продолжая скользить внутри неё – такой горячей и узкой; он хочет заполнить членом всю её, сделать так, как он хочет, а не так, как хочет другая. Мери Джейн… Она не достойна!.. Большой палец проникает на фалангу в анус, и Фелиция уже кричит от удовольствия, прося большего; Питер - новый он - даст ей этого; он меняет положение, выходит из неё и проникает в анал, не давая ей времени на передышку. Она стонет до боли, до рези в глазах, и внутренние демоны захлёстывают волной, топят таким цунами, что Паркер захлёбывается воздухом. Да, вот так хорошо; порочная и отвратительная – вся она такая, хотя и строит из себя святую. Плюнуть бы ей в душу, но Питер издевается по-другому. Над Чёрной Кошкой, над Мери Джейн… Они – никто! Потому что мы – Веном! И другой истины не существует! Питер улыбается, и пальцы, царапающие голые бёдра Фелиции, давят до крови, но ей так даже больше нравится; он продолжает двигаться в ней, чувствуя, что скоро им снова придётся расстаться. До следующего раза – как обычно, до ночи, до первой полицейской сирены, потому что подобные встречи – как привычка; а с его новым амплуа – сравнимо с наркотиком. Но больше ему нравится унижать жертву, издеваться над ней, ломать сознание по крупицам, а в реальности – по каждой косточке, наслаждаясь истошными стонами-воплями-криками. То, что он с Фелицией – его маленькая месть Мери Джейн, которая не хочет принимать нового Питера. Его опять будут мучить кошмары. Он выходит из девушки, изливается, наблюдая, как по её ногам стекает влажное, капает на крышу здания, и Фелиция только улыбается: так широко и так жутко, будто находится под экстази. Его ненасытная наркоманка, маленькая до жажды обогащения охотница на сокровища, которая готова сделать всё, если поманить её драгоценной блестяшкой. Питер думает, что сделает ей подарок: в резной деревянной шкатулке лежат множество красивых украшений. Пусть они ранее принадлежали Мери Джейн, но она сама захотела избавиться от их отношений. Ничего-ничего, скоро она откажется от своих слов. Пусть даже возьмётся за нож, но Питер покажет ей в охоте, кто есть хищник, а кто – жертва. Паркер мажет по губам Фелиции прощальным поцелуем, и, выпустив из тыльной стороны ладони паутину, спрыгивает с небоскрёба, летит в сторону центра города; кажется, он слышит взрыв – звук характерен бомбам Хобгоблина. Его внутренний демон изголодался по экстриму. Пора кончать с врагами навсегда. Подкинуть бы уголёк в его чёрную душу, чтобы Веном продолжал кипеть яростью в сердце.