***
- Боже, как я рад, как я рад, что такой молодой, красивый юноши и девушка будет петь в my theatre! Great! Это быть превосходно! – вещал режиссер театра вот уже битый час. Я вновь переглянулась с парнями – мы поняли друг друга без слов. В их глазах отражалась такая вселенская тоска, что хотелось волком выть. Целый час тут торчим, а ничего толком не узнали. - А теперь мы можем приступить к делу, - выговорившись, мужчина деловито развалился в кресле. - Давно пора! – возмущенно воскликнули парни, я же с грехом пополам выдавила из себя кривоватую улыбку. Не обращая внимания на наши недовольные взгляды, он, как ни в чем не бывало, продолжил: - А где же третий юноша? - Третий? – удивленно переспросила я. – Мне сообщили, что только двое нужны. - Да, план измениться, - беззаботно отмахнулся мужчина. – Есть у вас третий? Молча достав мобильник, набрала номер Люка. - Дуй в главный театр, быстро! - Почему планы изменились? – поинтересовался Токия, - нам сказали, что мы должны сыграть роли в «Призрак оперы». - А вы теперь будете только петь в «Нотр-Дам де Пари». Скрипнув зубами, прошипела: - Почему нельзя было предупредить заранее? Режиссер ничего не ответил и, встав, куда-то направился. Тихо матерясь, последовали за ним. Нас сразу же привели в зал для прослушивания. - Что происходит? – произнес запыхавшийся Люк, который только примчался. - «Нотр-Дам де Пари» - вот что происходит, - мрачно прорычал Куросаки, скрещивая руки на груди. Я кивнула, подтверждая его слова. А мужчина, до этого разговаривающий по поводу обработки звука, радостно повернулся к нам. - О! Это есть ваш brother? Very good! Все, что вам нужно сделать – петь. - Иностранец что ли? – прошептал мне на ухо Люк. – Нифига не понятно. То ли на японском говорит, то ли на английском. - Видишь – волнуется человек, - так же тихо ответила, недовольно глядя на мужчину. - Вы, молодой человек – Квазимодо, - с улыбкой произнес режиссер, указывая на Куросаки. - Шикарно! – и сколько яда было в его голосе, что мужчина должен был опасаться за свое здоровье. Парни сдержались, а я вот заржала в голос. - Ты вот, - тычок в Люка. – Фролло. А ви будет – Феб. - Мне кажется, что он над нами издевается. Посмотри, как акцент поменялся, - прошептал Токия, которому из всех повезло больше всего. - А я кто буду? – Спросила, поднимая вверх руку. - О! А ви, юная леди… Вам есть самый сложный роль, потому что их две – Эсмеральда и Флер-де-Лис. - За что-о-о? – горестно взывала, недовольная таким раскладом. Почему мне всегда больше всех работы? Почему такая несправедливость? - Ви ничего не понимать! – мужчина даже ногой топнул, показывая все свое негодование. – Это есть две разные герой! Я дать вам их, потому что знать, что ви справитесь с ними. - Хорошо-хорошо, - примирительно подняла вверх руки. – Я разве спорю? - Very good! Я рад, что ви понять меня. Итак-с, когда вы можете приступить? – поинтересовался он, раздавая сценарии и тексты песен. - Давай-те сегодня же и начнем, - ответила, просматривая бумаги. – Песни не очень то и сложные, поэтому думаю, что управимся быстро. - Как? Неужели ви хотеть, чтобы спеть все сегодня? – то ли ужаснулся, то поразился режиссер и, дождавшись моего кивка, продолжил. – Тогда я позвать my friends. Этими самыми «my friends» оказались актеры театра. Мы вчетвером уставились на них, они вылупились на нас. - Друзья, позвольте представить вам Юмелию и ее брата Люка Рокс, Куросаки Ранмару и Ичиносе Токию. - Здрасте, - кивнула я. Мне ответили недружелюбным, даже можно сказать, презрительным взглядом. – Итак, - обратилась я к мужчине. – Будьте так добры и покажите нам свое выступление от начала до конца. Чтобы мы могли петь и повторять движение.***
Три часа… Три гребанных часа мы наблюдали за немым представлением, запоминая примерные движения актеров. Попутно заучивая тексты песен. Для тех, у кого хорошая память, это не составляет труда. Но двадцать восемь песен (на всех)… Это уж слишком! Благо можно несколько из них убрать, потому что там поет Гренуар (в театре как раз таки нашелся парень, который его играет и одновременно поет). Когда же все закончилось, настала наша очередь. Кряхтя и разминая затекшие конечности, поднялись на сцену. Нам выдали петличные микрофоны с каким-то записывающим устройством. Я так поняла, что в последствие музыку должны были скинуть на компьютер и там уже обработать. Что ж, уже лучше, чем мы в студии будет париться. Я повернулась к режиссеру. - Вы не против, если мы будем песни в разброс петь? - No, no! Все на ваше усмотрение. Главное, чтобы быть красиво. Кивнув, подошла к парням. - И? Что делать будем? - Постараемся сделать так, как актеры, - пожал плечами Люк. – Надеюсь, слова все запомнили? - Обижаешь, - хмыкнул Токия и крикнул: – Эй, девушка, которая Флер-де-Лис играет, подойди. Помощь нужна. - А почему не Эсмеральда? – удивилась темненькая девушка, которая, судя по всему и играла главную роль. Ичиносе улыбнулся. - Потому что мы сейчас поем только Эсмеральде (читайте между сток: Юмелии). Возгордиться что ли? Довольно хмыкнув, стянула каблуки и блаженно вздохнула. Кайф какой! Босиком прошлепав к краю сцены, крикнула: - «Belle» поставьте, пожалуйста. И в эту секунду перестали существовать такие люди, как Ранмару, Люк, Токия и Юмелия. Были лишь Квазимодо, Фролло, Феб влюбленные без памяти в Эсмеральду. Куросаки присел на корточки и немного сгорбился, вживаясь в роль. Люк встал посереди со смиренным, но жестоким лицом, а Токия вместе с «Флер-де-Лис» устроились с краю, с любовью глядя друг на друга. Заиграла музыка и первым по-французски запел Ранмару, хриплым, грубоватым, но полным любви голосом. - Свет озарил мою больную душу… Hет, твой покой я страстью не нарушу. Бред. Полночный бред терзает сердце мне опять, О, Эсмеральда, я посмел тебя желать. Мой тяжкий крест - уродства вечная печать. Я состраданье за любовь готов принять. Hет, горбун отверженный с проклятьем на челе, Я никогда не буду счастлив на земле. И после смерти мне не обрести покой, Я душу дьяволу продам за ночь с тобой. Легонько проведя пальцами по его щеке, отошла в сторону. Следующим был священник. - Рай. Обещают рай твои объятья. Дай мне надежду. О, мое проклятье Знай, греховных мыслей мне сладка слепая власть. Безумец - прежде я не знал, что значит страсть! Распутной девкой, словно бесом одержим, Цыганка дерзкая мою сгубила жизнь. Жаль. Судьбы насмешкою я в рясу облачен, Hа муки адские навеки обречен. И после смерти мне не обрести покой, Я душу дьяволу продам за ночь с тобой. Эсмеральда засмеялась, услышав это признание. «Страсть в душе священника смешна!», - думала я, танцуя. Искоса посмотрела на Люка – он тоже вжился в роль. Пусть и слова его были жестокими, но все-таки это было признанием. Улыбнувшись, двинулась к последнему своему кавалеру – к капитану Фебу, который что-то шептал Флер-де-Лис. Увидев меня, он оторвался от девушки и, как завороженный двинулся в мою сторону. - Сон. Светлый, счастья сон мой, Эсмеральда, Стон, грешной страсти стон мой, Эсмеральда. Он сорвался с губ и покатился камнем вниз – Разбилось сердце белокурой Флеp-де-Лис. Святая дева ты не в силах мне помочь, Любви запретной не дано мне превозмочь. Стой. Hе покидай меня – безумная мечта, В раба мужчину превращает красота. И после смерти мне не обрести покой, Я душу дьяволу продам за ночь с тобой. Самое пылкое признание, прозвучавшее из уст Феба. Несчастная невеста ошеломлена и не понимает: почему ее суженый вдруг отвернулся от нее? «В раба мужчину превращает красота? Так оно и есть», - со смехом думала. Но для девушки быть слишком красивой – грех. Она страдает от этого, слыша за своей спиной злые, завистливые голоса. Ведьма, привораживающая мужчин и заставляющая их страдать! Звук стал громче, а танец жарче, я изогнулась в такт музыки. И пусть сейчас на мне не было яркого цыганского платья, но я, да и все остальные увидели, как взметнулась вверх пышная радужная юбка. Но стушевавшись, я покорная своей дальнейшей судьбе, легка на пол, раскинув в стороны руки. Длинные волосы разметались по сцене. Все трое подошли к Эсмеральде и в один голос, от которого по телу побежал табун мурашек, запели. И днем и ночью лишь она передо мной, И не Мадонне я молюсь, а ей одной. Стой. Hе покидай меня безумная мечта, В раба мужчину превращает красота. И после смерти мне не обрести покой, Я душу дьяволу продам за ночь с тобой. За ночь с тобой… 1 Голоса стихли, а я буквально вынырнула из озера эмоций, в котором тонула. - Вставай. Или решила волосами всю сцену подмести? – ехидный голос Ранмару раздался прямо над головой. Открыв глаза, обозрела парня – он улыбался, и невольно последовала его примеру. - Чтобы я да уборщицей работала? Не смеши! – фыркнула, принимая протянутую руку. Меня резко вздернули вверх, поднимая на ноги. - А чего они притихли? – осторожно спросил Токия, подходя к нам. Я пожала плечами. И действительно, что режиссер, что артисты – все, как-то подозрительно, молчали. Первым «растаял» мужчина. Он задумчиво почесал подбородок и, с надеждой глядя на нас, спросил: - А может, вы все-таки сыграете? Мы синхронно переглянулись. И видимо, каждый из нас прочитал в глазах друг друга такой ужас, что мы в один голос завопили: - Да ни за что! - Благодарю за помощь, - улыбнулся Ичиносе, галантно целуя руку «Флер-де-Лис», - дальше мы сами. Так мы и исполняли, каждую свою партию, вновь и вновь вживаясь в роль. Когда я исполняла дуэт с Токией, невольную публику пришлось успокаивать. Но нам предстояло исполнить еще одну партию. На сцену вынесли небольшой пуфик, на котором я удобно устроилось, настраиваясь. Флер-де-Лис обижена и рассержена на своего жениха, который предал ее, влюбившись в проклятую цыганку. Злость и ревность охватили юную девушку, которая всем сердцем любила Феба. Тот в свою очередь смущен и готов сделать все, лишь бы его возлюбленная простила его глупость. В его глазах боль и слезы, голос дрожит и срывается. - Я пришел к тебе, чтобы сказать: прости! Люблю тебя больше всех на свете! Ворожбой коварной был я сбит с пути И только чудом ушел от смерти! Но исчез мираж и прошел дурман, Колдовскую цепь я легко порвал, Это был не я - это был другой: Я все тот же Феб, я, как прежде, твой! С головой повинной я пришел к тебе И умоляю о снисхожденье! А цыганка эта заперта в тюрьме, Ее казнят, в этом нет сомненья. И забудь о ней, как я о ней забыл, Но я прошу: не забудь одно лишь: Я люблю тебя, как и всегда любил, И ты прости меня, если можешь! Если можешь - прости! Если можешь - прости! 2 Он падал на колени, молился и плакал, не в силах говорить ничего, кроме слов прощения. Я раздраженно отворачивалась, иногда с презрением и злостью глядя на своего «возлюбленного». Который, как мальчишка клялся в вечной любви. И вот, когда он вновь стоял передо мной на коленях, склонив голову, Феб попытался взять меня за руки. Я резко одернула их, встав, и нервно принялась ходить вокруг. Понурый жених уселся на мое место, зарывшись руками в растрепанные волосы. Стараясь вложить в голос как можно больше боли, гнева и презрения, я запела. - О, как хорош ты на коне, Герой из лучших первый! Мой благородный шевалье, Жених и рыцарь верный! Но отчего, мой шевалье, Такая слабость духа, Что так легко тебя к себе В постель втащила шлюха? Шепнула я, лаская его шею, плечи грудь. Но в груди вновь загорелась ярость, и я с силой толкнула его в спину. Я всё отдам тебе герой, Я брошусь в этот омут! Я под венец пойду с тобой, Но поклянись мне головой, Но поклянись мне головой, Что эту ведьму вздёрнут! Мой милый, ты не ангел, Я тоже не овечка. Мечты, надежды, клятвы - Увы, ничто не вечно. Зато теперь отлично Я вижу всё, как есть! Проведя пальцами по его щеке, спустила руку на шею, вновь толкая, вновь срывая на нем свою боль. Всё будет чудно, милый мой, И мы узнаем счастье, Когда постигну я с тобой Науку сладострастья! Я готова простить его, готова снова любить его и забыть о случившемся, но у меня есть все одно условие… И будет всё у нас, о чём Другие только грезят! Всегда послушная во всём, Я буду верною женой, Но поклянись мне головой, Что эту тварь повесят! Наконец, я произнесла жестокие, по отношению к цыганке, слова. Я прощу его, если виновницу всего это безобразия вздернут на главной площади, на глазах у всех. Вздернут, как проститутку и ведьму. Ах, жаль, что не на костре сожгут… Мне было бы любопытно взглянуть на ее искаженное болью лицо, и на то, как горит ее плоть. Но поклянись мне головой, Но поклянись мне головой, Что эту ведьму вздёрнут! Что вздёрнут Эсмеральду! 3 Феб, медленно поднявшись, подошел ко мне, обнимая за талию. Он согласен. Он исполнит мое желание. И завтра цыганка, разрушившая наше счастье, умрет. И мы вновь стали сами собой – Юмелией Рокс и Ичиносе Токией. Четыре часа… Четыре часа мы потратили на то, чтобы спеть и помочь с обработкой. Я думала, что не доживу до вечера. Представляя, что было бы, если бы я не сняла туфли, поморщилась. Столько времени на каблуках – мои бы ноги просто не выдержали. Парни были выжаты не хуже меня. Бедный Ранмару после последней своей партии, еле ворочал языков. Пожалев нас, кто-то из артистов купил нам четыре минералки. Жадно припав к горлышку, я за три больших глотка осушила всю двухлитровую бутылку. Стоит ли говорить, каким благодарностями нас осыпали режиссер с его актерами? Пожалуй, не буду вдаваться в подробности, ибо такой набор слов я просто не переведу. Ранмару Куросаки. Я думал, что сегодняшний день никогда не закончится! После этих гребанных песен думал, что вообще охрипну. Походу, остальные думали точно так же, ибо все предпочитали молчать. Юмелия, шатаясь, забрала свою обувь и, не удосужившись ее надеть, пошла, как была, то есть – босиком. Ну, ее понять можно. Пока шли к машине, думал над песней, которую она исполняла последней. - Знаешь, - прохрипел Токия, поворачиваясь к Юмелии. – Пока ты пела «Поклянись мне» - думал, что со страха помру. - Что, настолько кровожадно было? – улыбнулась рыжая, не рискнув смеяться. Тот покачал головой. - Женская ревность поистине страшна, а ваша месть и того хуже. - Ага, - поддакнул Люк. – Женская месть сравнима с Третьей мировой войной. - Я просто вжилась в роль, - скромненько потупила глаза Рокс. Ага, по ехидным глазам видно, что она сейчас со смеху помрет. – Кстати, а сколько времени то? - Начало второго ночи, - ошарашенно проговорил Токия, включая телефон. - Сколько?! – я чуть было не нажал на тормоз и не врезался в лобовое стекло. - Сам в шоке, - выдохнул парень. - Эм, Юмелия, нам с тобой конец, - в голосе брюнета прорезалась самая натуральная паника. - А чего там? – с прищуром спросила девушка, глядя на экран мобильника. Ее глаза испуганно расширились, она с шумом сглотнула. - А чего там? – повторил ее вопрос Ичиносе. - Просто пропущенные увидел, - прошептал Люк. – Харука: четыре звонка; Валери: одиннадцать звонков; Анри с Тео по двадцать восемь звонков и того – пятьдесят шесть. - Ужас какой-то, - пробубнила Юмелия. – Я ведь им сказала, что поздно вернемся. - Погоди, у нас есть победитель. Итак, барабанная дробь… Виктор: сто два звонка! - Значит нам точно конец, - мрачно констатировала девушка, качая головой. Не смотря на полное отсутствие голоса и настроения – мы расхохотались. Когда мы приехали в Академию, было два часа ночи. Уставшие, злые и голодные мы ввалились вовнутрь. Каково было наше удивление, когда в холле мы увидели всю честную компанию, мирно посапывающую на диванах и креслах. - Может разбудить? – неуверенно предложила Юмелия. - Ага, чтобы они нас сразу же похоронили? Тебе жить надоело? Так могу помочь! – Злобно прошипел я, раздраженно глядя на девушку. - А ты на меня своими глазенапами не зыркай! – тихо, но угрожающе прорычала она, оскалившись. – И вообще, чего ты так бесишься? Не тебе ведь двести раз звонили. - Сто семьдесят три, если быть точным, - с любезной улыбкой подсказал я. Рокс что-то прошипев, раздраженно хлопнула себя по бедру. - А ты у нас оказывается считать умеешь?! А я не знала. - Нарываешься, детка. - Я тебе не «детка». У меня имя есть, Ран-Ран. - Не смей меня так звать! - А ты мне не указывай! - Где. Вы. Были? Раздавшийся громовой рык старшего Рокс, отвлек нас от назревающей ссоры. Сглотнув, повернулись к раздраконенному парню. От такого зрелища волосы на голове встали дыбом. Искоса взглянул на пискнувшую девушку, она часто и мелко крестилась, моля бога, чтобы остаться в живых. - Виктор, угомонись, и тогда я все объясню. Ну вот, какой леший меня за язык дернул! Вот скажите мне: зачем? Зачем я влез?! Да дебил потому что! Хотел девчонку от кары брата уберечь, а в результате нарвался сам. Пока Рокс отчитывал меня о том, что «юной, маленькой девочке нельзя так долго гулять», все уже ушли спать. На мой комментарий о том, что у нее скоро совершеннолетие и то, что она скоро станет взрослой, он окончательно взбеленился: - Она ребенок! Я кивнул. Ну не мог не согласиться. - Ага, ребенок, который видел, как ее брат трахается на столе с ее же подругой. Кажется, мне удалось его смутить, слишком уж резко он захлопнул рот. Довольный своей победой, на подгибающихся ногах побрел к себе в комнату. Только завернув в коридор, увидел Юмелию. Она стояла возле стены, скрестив на груди руки. Заметив меня, девушка оторвалась от стены и обворожительно улыбаясь, двинула ко мне. Я остановился не в силах пошевелиться или отвести от нее глаз. А этот падший ангел, легко подошла ко мне и, привстав на носочки, легонько поцеловала в самый уголок губ. Руки инстинктивно хотели обнять ее за талию, но девушка, будто устыдившись, отстранилась, и я поймал лишь пустоту. - Спасибо, - шепнула она и, развернувшись, пошла в комнату. Я остался стоять в коридоре, слегка растерянный. Рука невольно растрепала и без того растрепанные волосы. Уголок губ просто дьявольски горел. - Тц! Черт, - прорычал, когда почувствовал в теле невольно напряжение. Засунув руки в карман, пошел к себе. Спать резко расхотелось, ибо я почувствовал, что если усну, то увижу весьма эротические сны, с Юмелией в главной роли.***
Утром я встал ни свет, ни заря и, заведя машину, поехал в магазин – смотреть девушке подарок. Обдумав ночью все как следует, пришел лишь к одному выводу – я влюбился. Причем конкретно так влюбился, как малолетний мальчишка. «Во влип!», - подумал, сжимая руль машины. Никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Ни одна девчонка так не выводила меня, ни об одной девчонке я так не мечтал и ни одну девчонку я так не хотел. Вновь и вновь хотелось прикасаться к ней, целовать обнимать и просто чувствовать. Сестра не сестра – похер! Она мне не родная, а уж тем более не кровная. Попытался вспомнить, когда это произошло. Как ни морщился, как ни напрягал память – так и не вспомнил. Приехав, припарковался и направился прямиком в ювелирный магазин. Но понял, что дело совсем труба, когда «встал» на манекен. Проходя мимо витрин с женской одеждой, увидел манекен с ярко-рыжими волосами и в коротком черном платье. Остальное воображение дорисовало само. Поморщился, когда в штанах стало неприятно тесно. «Не думай, не думай об этом!», - мысленно дав себе оплеуху, успокоился. - Вам помочь? –спросила продавщица глядя на меня огромными и томными, как у коровы глазами. - Нет, спасибо, - отозвался, разглядывая витрины с кольцами. - Простите, вы ведь Ранмару Куросаки из «Ночного квартета»? Я повернулся, посмотрев на группу девушек-подростков. Те хихикали и краснели, когда я особо пристально принимался их разглядывать. - Угадали, - хмыкнул, отдав честь двумя пальцами. Хихиканье сменилось радостным писком. - Ва-а-а! А кому вы делаете подарок? Девушке? Неужели у вас девушка есть? Не ответил, но тут мой взгляд упал на маленькое серебряное колечко. На нем была тоненькая веточка с листочками, которые были сделаны из изумрудов. - Вот это! Пятнадцать с половиной. - У вас прекрасный вкус, - улыбнувшись, продавщица достала с витрины кольцо. – Не желаете приобрести к нему коробочку? - Давайте любую, - отмахнулся, доставая карточку. - Чек печатать? - Да, пожалуйста. - Куроса-а-аки, неужели вы собираетесь делать девушке предложение? – Ахнули поклонницы, в их глазах появились слезы. Я неопределенно пожал плечами. Кто знает… Скажу больше, мы с ней даже не встречаемся. «Но хотелось бы», - хихикнуло сознание. Забрав товар и поблагодарив продавщицу, поспешил выйти наружу. - Сколько у меня денег то осталось? – проворчал, рассматривая чек. «Девяносто семь миллионов девятьсот девяносто три тысячи пятьсот двадцать йен» 4, - бегло прочитал, сминая чек. Так, стоп… Что блять?! Развернув чек, проверил еще раз. Откуда черт подери такие деньги?! Рука сама собой нащупала телефон. - Да, Ранмару? - в трубке раздался уставший голос отца. - Проверь деньги на нашей карточке, - прорычал, сжимая бумажку так, что побелели костяшки пальцев. - А? Да, секунду, - в телефоне раздался звук загружающегося компьютера. Затем последовали какие-то щелчки и стук клавиш. В мобильнике повисло гробовое молчание. – Тридцать миллионов долларов! – Ошарашенно прошептал он, спустя пару минут молчания. – Но как? Дорогая, дорогая, иди сюда! Нажав отбой, убрал телефон в карман. - Я убью ее! На этот раз точно, – спокойно прорычал, садясь в машину и нажимая на газ.***
Не помню, как домчался до Академии, не помню, как вбежал в комнату девушки и стащил ее с кровати. - Ай, Ранмару, ты чего творишь? – взвизгнула она, пытаясь вывернуться из моей хватки. -Надо поговорить, - с придыханием, чувствуя, что от ярости сейчас задохнусь. - Ой, Куросаки, пусти. Мне больно, - захныкала она, царапая руки. Под удивленно-сонные взгляды ее братьев, вытащил девушку из комнаты. - Ты что делаешь, дебил? – закричала она, когда я швырнул ее в стену. - Что я делаю… Что я делаю?! – взбеленился, угрожающе рыча. От страха девушка пискнула и осела на пол. – Это ты что делаешь? - Что я опять натворила? - Вот именно, что «опять»! – не выдержав, я истерически громко расхохотался. – Зачем ты положила деньги? Зачем?! - Какие деньги? – ахнула она, но тут в ее глазах появилась искра понимания. Юмелия сглотнула и продолжила корчить из себя дуру. – О чем ты? Я изо всей силы встряхнул ее за плечи. - Не прикидывайся идиоткой! – рявкнул. – Ты прекрасно поняла, о чем я говорю. - А вот не понимаю! – прикрикнула она, топнув ножкой. - Только ты знала, что моя семья разорилась и только ты могла совершить такую глупость, как перечисление денег на семейную карточку. Девушка побледнела, ее глаза потускнели от испуга. А я не понимал, зачем она это сделала. - Я просто хотела помочь, - прошептала она. Окончательно разозлившись, я тряхнул ее за плечи. - Помочь?! Перечислив все деньги на наш счет? За кого ты нас принимаешь? За нищих? - Нет, - пробормотала она, часто дыша. – Не считаю. - Хотела долг вернуть? Она тяжело сглотнула. В сердце кольнуло – значит, я угадал. - Поздравляю, - мрачно прошипел я, сжимая ее плечи. – Ты вернула долг. Теперь мы квиты. Юмелия Рокс. Боже мой! А ведь я боялась, что этим все закончится. В горле встал противный комок, а в глазах защипало. - А что такого? – закричала, оттолкнув его. – Я знаю, что ты богачей на дух не переносишь. Но ты подумал о своих родителях? Меня вообще, по идее, не должны были принимать в вашу семью. А твой отец, друг моего папы, через суд и деньги принял меня. А я всего лишь хотела поблагодарить, помочь вам. Так почему ты так против?! Последнюю фразу я почти прокричала, из глаз брызнули злые слезы. Он ничего не ответил, лишь до невыносимой боли сжал мои плечи. - Ясно все, - в первую секунду не узнала его голос. Хриплый, грубый и холодный – это был не голос Ран-Рана. Это был не тот человек, которого я полюбила. Затем он отпустил меня, резко развернувшись, быстро зашагал по коридору. Всхлипнув, я съехала по стене вниз. «За что? Почему он так со мной? Я ведь просто помочь хотела!», - выло мое сознанием. А я действительно не понимала. Из соседней комнаты вышла сонная Валери. Увидев меня, она что-то испуганно воскликнула и бросилась ко мне. - Юмелия, господи Иисусе, что с тобой приключилось? Почему ты ревешь? А я ничего не могла ответить. Боль, обида и непонимание – все смешалось воедино. «Он меня теперь ненавидит», - вывела я одну единственную мысль. А как иначе? Его глаза полные нескрываемой злобы, ярости, боли и ненависти – я никогда не забуду. - Пошли-пошли, - испуганно ворчала она, поднимая меня с пола. Я не сопротивлялась. Сил больше не было. – Виктор! Виктор, быстро заводи машину!***
Не помню, как меня силком впихнули на заднее сиденье, не помню, как мы добрались до центра города. - Куда мы идем? – просипела я, не узнавая свой голос. - В парикмахерскую, - прошипела подруга, хватая меня за руку. – Помнишь ты говорила, что если тебе станет плохо и у тебя начнется депрессия, то тебя нужно отвести в салон. - Да. Припоминаю, - прошептала, смотря перед собой невидящими глазами. Усадив меня в кресло, Валери решительно заявила: - Стрижете волосы чуть выше, чем плечи. И чтобы была пушистая, женственная и, не дай бог, похожа на мальчика. - Будет сделано, - спокойно кивнула парикмахерша, накрывая меня тканью. Около часа я сидела в кресле, смотря, как волосы медленно падают на пол. Постепенно, пришла в себя. Боль утихла, и я даже начала интересоваться окружающей средой. Зажужжал фен, и по голове разлилось приятное тепло. - Готово, - сказала молодая женщина, стряхивая с ткани остатки волос. Я с любопытством оглядела себя. Короткие волосы были растрепаны и, как и сказала Валери, доходили чуть пониже плеч. Почему-то от этой прически глаза казались еще больше, а лицо выглядело по-детски мило. Но я - это я, и этого ничто не изменит. Хмыкнув, взлохматила волосы еще больше. - Вот есть же люди, которым все идет, - тяжело вздохнула подруга, усаживаясь в кресло. - Ты тоже будешь стричься? – удивленно уставилась на Валери. - Я не позволю тебе одной страдать, - фыркнула она, когда парикмахерша накрыла и ее. – Не боись, за год, что у меня, что у тебя отрастут. Озадаченно кивнула, смотря, как черные волосы подруги смешиваются с моими рыжими. Валери сделали прическу под каре. Короткие прямые волосы обрамляли ее худое бледное лицо. Теперь она выглядела старше своих лет. «Виктор не одобрит», - покачала я головой, смотря на довольную подругу. - Приходите еще, - отозвалась парикмахерша, принимая деньги. Когда мы вышли из салона, брат едва не поперхнулся кофе, с нескрываемым ужасом смотря на нас. - Где ваши волосы? – провыл он. - Уже на помойке, - хмыкнула брюнетка, чмокнув парня в щеку. – Давай обратно в Академию. А ты, - кивок в мою сторону. – Расскажешь: почему ты была в таком подавленном состояние, которое граничило с истерическим припадком. Вздохнув, рассказала ей все дословно: и как вчера съездили в театр, и как я его поцеловала в благодарность, и как он обнаружил деньги на карточке, и как мы, окончательно и бесповоротно, рассорились. Валери с Виктором слушали все молча, не перебивая, лишь изредка качая головой. - Что мне теперь делать? – всхлипнула я, готовая хоть сейчас разразиться рыданиями. - Я не знаю, - прошептала Валери, и впервые в жизни она выглядела смущенной и подавленной. – Я не знаю… Не выдержав, я уткнулась в грудь подруги и разревелась. Валери успокаивающе гладила меня по голове, шепча что-то подбадривающее. А я все плакала и плакала, не в силах остановиться. «Что-то я в последнее время слишком много плачу из-за этого кретина. Надеюсь, ты сейчас жестоко икаешь, Ранмару Куросаки!», - подумала я за секунду до того, как отключиться. Все-таки эта неделя очень сильно меня вымотала.