Судьба Драконова (бывший "Расчёт по-драконьему")

      ๖ۣۣۜЮная рыжая эльфийка в зелёном охотничьем костюме сидела на толстой ветке, прислонившись к стволу, и задумчиво накручивала огненный локон на палец. Иногда девушка печально вздыхала.       - И почему мама нас бросила?.. – не выдержав спросила она в пустоту. И пустота ответила.       - Она не бросала нас, дорогая, - прозвучал низкий глубокий густой голос, - Она ушла за пределы Мира...       - Мне так не хватает её, - эльфийка не оглядывалась. Её собеседник, стоявший на талане возле ствола, сделал несколько шагов к ней.       - Чтобы рассказать о первом поцелуе? – в его голосе послышалась ирония.       - Ты подсматривал? – девушка вскинулась, соскочила с ветки и встала прямо напротив говорившего.       - Скорее подслушивал. Тот тёмный, что крутится под твоим таланом уже третий день, крутится слишком громко, – собеседник проигнорировал её вопрос. – Не забывай, что у них принято заводить по несколько жён...       - Дэл, говорит, что любит только меня! – обиженно возразила эльфийка.       - Ну мало ли, что говорят мужчины, - уклончиво ответил собеседник.       - Atar! – возмущенно воскликнула девушка, бросаясь ему на встречу, - Ты же и сам на себя наговариваешь!       - Миренэ, melli, и я не безгрешен, - он мягко обнял её за плечи.       - Хочу, чтобы было, как у вас с Nani, - девушка подняла на него глаза.       - Как у нас с мамой – это тоже не лучший вариант, милая, - мужчина погладил девушку по волосам.       - Поэтому она ушла? – в глазах девушки появился влажный блеск       - Нет, Миренэ, не поэтому... Она ушла, потому что её тело не выдержало потока чистой магии. Она «сгорела».       - Почему так, Atar? Почему она всё время нас оставляет? Я помню ещё в младенчестве она тоже ушла, но ты дозвался её обратно...       - Надеюсь, что дозовусь и сейчас, - тихо ответил мужчина. В его памяти возник образ стеклянного саркофага, в котором нетленным лежало тело его любимой женщины. – Не вини её, милая. Она любила вас... И тогда вернулась благодаря вам. Надеюсь, что вернётся и в этот раз.       - Неправда! - возразила Миренэ несколько громче, чем сама того хотела. и повторила тише: - Неправда. Амлуг говорит, что она нас не любила и не желала. Он это помнит.       - И тем не менее, твой брат приносит свежие цветы к каменному холму каждую неделю. Ваша мать действительно была не готова к вам. Но я верю... Я уверен, что любила, хоть и по-своему.       - А я верю в тебя, - она уткнулась носом в его широкую грудь. - Верю, что сможешь вернуть Nani.       - Об одном тебя прошу только, - он перевёл тему.       - Слушаю, Atar? – девушка снова подняла голову.       - Понесёшь от своего тёмного дружка – не сбегай с ним никуда. Нашей кровью нельзя так просто разбрасываться...       Девушка густо покраснела. Она только вчера ночью получила свой первый поцелуй от юноши из тёмных эльфов... Он добивался свиданий с ней почти год, и добился только благодаря содействию её брата, который подстроил встречу наедине. Вот уже несколько месяцев они гуляли под луной и звёздами, взявшись за руки, и лишь вчера, когда осень сменила лето, он решился на следующий шаг. Она и не думала о чём-то большем...       -Хорошо, Atar, - она поджала губы.       - Чудно. А теперь беги, твой влюблённый юнец, кажется, ошивался где-то возле старого дуба с большим букетом из лилий, - он заговорщически подмигнул: - Про цветы я тебе не говорил.       Тёмные заводят много жён – ну что за глупости? У него есть только она! И будет только она.       В Линдакронэ обитала толпа рыжих эльфят. Сефирус отчасти ощущал себя отцом этого большого семейства. Таролин и Айвион прислали погостить сына. С ним же приехал племянник самой Таролин, тот самый тёмный юноша-эльф Дэлион, что всё утро собирал лилии для Миренэ. Неделю назад, очередной раз поссорившись с Лесной королевой, примчалась Ринель, прихватив с собой морковно-рыжих князьков. Но эти не на долго: Элмор уже в пути, а дракон только гадал, с какой попытки он уговорит взбалмошную супругу вернуться к Престолу. А пока морковная макушка так и мелькали в листве. Кто-то из старших детей научил князя Лесного Престола стрелять из рогатки. И кажется это была его дочь...       - Моя будущая жена меня ... облила, - раздался недовольный голос Базилеска. Сефирус обернулся: красноволосый стаскивал с себя камзол с мокрым пятном. - Не понимаю, брат... Не понимаю, как во мне проснётся к ней страсть, если я наблюдаю за ней чуть ли не с рождения?       - Не страсть должна проснуться, совсем не страсть, - протянул дракон с задумчивым видом. - Любовь.       - А ты уж такой специалист в этом вопросе, - огрызнулся Красный, и тут же запнулся, понимая, какой жестокой вышла эта шутка.       - А я не хочу, чтобы ты повторил моих ошибок, - Сефирус, казалось, совсем не был задет.       - Сегодня? - вдруг сменил тему василиск.       - Сегодня, - выдохнул Сефирус. - Надежды тают с каждым разом.       - Сотворивший не допустит...       - Это уже произошло, - оборвал дракон. - Проступки должны вершиться наказанием, брат.       - И ты так спокойно отступишь? Откажешься от борьбы?! - взъярился василиск.       - Нет, брат. Я буду бороться до тех пор, пока не порвётся последняя нить, - в голосе дракона была одна обречённость.       - Прости, - Базилеск подошёл к брату, приобнял того за плечо. - Прости, я с трудом представляю себе, что ты чувствуешь. И от того мне страшно за тебя. И за себя.       - Тебя минует это, брат. Ты будешь умнее. Мне пора, - он тоже приобнял василиска. - Присмотри за детьми.       Сефирус лёгким шагом спустился с талана. Базилеск постоял ещё какое-то время, глядя ему в след, а потом вернулся в древесную залу, где только что укачанная рыжеволосой принцессой двух Престолов уснула его будущая жена - маленькая, беззубая, сосущая во сне палец, но уже своенравная и характерная княжна.       Дракон направился в сердце Рубежного леса, где в груде каменной породы, выходящей на поверхность, был прорублен лаз в пещеру. У самого лаза лежал свежий букет - Амлуг знал, что отец придёт сюда сегодня. Но кроме букета лежала и пара цветочных венков. Сефирус коснулся их пальцами. Воспоминания чуть не смыли его своей лавиной. Совсем юная и такая счастливая Элайя вместе с Хумарилом носится по весеннему полю, собирает цветы, плетёт венки и называет его своим endir - женихом - хотя они уже второй месяц женаты... Он всё никак не мог оторвать рук от венков, хотя время поджимало. Что ж, почему бы не взять их с собой.       Пройдя узким длинным коридором, он оказался в каменной зале. Солнечные лучи через пробитые в куполе отверстия проникали в залу и золотили прозрачную чуть зеленоватую поверхность кристалла, в котором словно подвешенная в воздухе, лежала Элайя. На ней было лёгкое зелёно-сливовое платье, расшитое розовым жемчугом, в которое слуги Формегила успели её переодеть. Ни одно из них уже не было в живых. Пышный подол платья заполнил почти всю нижнюю часть кристалла, и от этого казалось, что эльфийка лежит на шёлковом облаке. Волосы её причесать не успели, но кристалл сгладил эту небрежность - они разметались позади так, словно она плыла в воде. Руки Элайи были сложены на груди в молитвенном жесте, в правую ладонь был вложен короткий клинок - один из тех, которыми она когда-то тренировалась.       Она была как живая в этом хрустальном гробу. На щеках легкий румянец, прикушенная губа так и осталась розовым пятном. Глаза закрыты, как у спящей, готовой вот-вот проснуться. И только Чёрный Дракон знал, что душа её едва держится в Мире на нескольких тонких нитях. С каждым его приходом - раз в десяток лет - одна такая нить обрывалась. Их было десять когда-то, теперь же осталось три. Две - после сегодняшнего дня.       По слову Сотворившего они должны были оборваться все, и лишь тогда бог Севера сможет узнать свой ответ: покинет освобождённая душа его супруги пределы Мира, или вернётся к нему - по собственной воле.       Для Элайи это тоже было своего рода наказанием за презрение дара жизни. За равнодушие к тем, кто покинул её чрево и так отчаянно нуждался в ней. Сефирус в который раз думал про себя, что Сотворивший наказывает очень изощрённо. Он опустился на колени у основания кристалла, склонил голову так, что высокий лоб, увенчанный короной рогов, коснулся зелёного хрусталя.       И он обратился к Сотворившему. Своды пещеры растворились в зелёном мраке, который туманом начал виться из-за кристалла. Стало совсем темно и совсем нечем дышать, а потом в миг всё развеялось, и Дракон оказался в привычной для себя стихии первозданной пустоты. В неё проявлялось окружающие, оставшееся в пещере, - словно выныривая из тёмных вод. Элайя была на своём месте, ровно такой, какой он оставил её в прошлый раз: в своём гробе-колыбели из зелёного хрусталя. Только крышки у этого гроба больше не было.       Сефирус поднялся с колен и, подойдя к изголовью ложа, склонился над супругой и поцеловал сначала в лоб, потом едва коснулся губ. У людей была сказка о красавице, усыплённой злыми чарами, которую разбудил поцелуй любящего юноши. Ещё никогда ему - Богу Севера - не случалось так верить в сказки. Ритуал этот он повторял из раза в раз, сначала для себя - так сильно хотелось ему коснуться любимой жены - а потом понял, что и ради неё - надеясь лаской снова пробудить Элайю к жизни.       - Здравствуй, melli, - в тишине прозвучал его глубокий голос.       Элайя привычно не отозвалась.       - Дети скучают по тебе, любимая. Миренэ уже нашла жениха - эльфа из Тёмных. Сегодня, представляешь, сказала, что мы с тобой для неё пример. Дурной пример, не находишь?       Элайя молчала, и Дракону казалось, что это говорило о её согласии.       - Амлуг приносит тебе цветы каждую неделю. А сегодня вот, - он как-то растерянно поднял руку с парой цветочных венков, - прямо как те, наши. Ты же помнишь. Детям так не хватает тебя...       Элайя молчала. И конечно же помнила. Он покрутил в руках один венок, а потом осторожно, чтобы не помять и не поранить цветы, возложил его на голову эльфийки. Второй надел на себя. Да, пожалуй, так будет правильнее.       Он знал, что дух Элайи сейчас находится в ладонях Сотворившего, что мягче любого ложа, теплее даже материнского чрева. Когда она вернётся... Если она вернётся, это станет для неё новым рождением, новой жизнью, и вот тогда - тогда - он сделает всё, чтобы не повторить старых ошибок.       - Любовь моя, - как редко он говорил ей так. Привычное melli стало рутинным, повседневным, как обращение по имени. - Мне не хватает тебя.       Он обошёл хрустальный гроб и снова упал на колени в ноги неживой супруги, прижался лицом к коленям. Элайя безмолвствовала, как и полагалось неживой. Сефирус же взывал уже не к ней, а к самому Сотворившему: верни её! Верни мне её! ЭЛАЙЯ САМА РЕШИТ, ВЕРНУТЬСЯ ЕЙ ИЛИ НЕТ. - прозвучало в его сознании.       Осталось немного. Совсем немного. Ещё две встречи, и она должна будет решить. Дракон от осознания скоротечности этих сроков метнулся вверх, приникая губами к губам возлюбленной жены.       Кристалл постепенно начал затягиваться от ног к голове, и Сефирус не разрывал поцелуй так долго, как только мог. И когда прозрачный зеленоватый камень совсем отделил лицо Элайи от дракона, на её лице мелькнула слабая улыбка.       Или показалось?