Судьба Драконова (бывший "Расчёт по-драконьему")

      ๖ۣۣۜИ всё-таки Элайя не застала пробуждение Эриэль. Ранним осенним утром, чуть туманным, но ещё не слишком холодным, она спала после трудной ночи. Малыши прекрасно чувствовали напряжённость между родителями и капризничали, когда она доходила до предела. В такие моменты и дракон и эльфийка прекращали свою необъявленную войну и забирали на руки младенцев. Сефирус опасался, что у супруги так не возникнет того инстинкта, что заставляет мать забыть хоть на время о себе и полностью отдаться слабому пищащему комочку плоти. И его действительно не было - Элайю больше раздражал шум, выводивший её из состояния куколки.       Рано. Слишком рано. Сефирус клял себя за очередную ошибку. Сотворивший поместил в его ладони такое тонкое и хрупкое создание, а он не смог его уберечь. Сломал, причём сам. Ей надо было дать подрасти. Надо было оставить её в Лесном Престоле, а с этими сумасшедшими магами разобраться самому. Потом он бы прилетел за ней, овеянный славой спасителя мира, исполнивший месть за невесту. И она бы приняла его без всякого давления. А он не сдержался. Потому что невозможно сдерживать себя долго, когда твоё предназначение само ложится в руки. Но теперь уже поздно об этом сожалеть. Теперь нужно доделать начатое, а потом у него будет уйма времени, чтобы привить жене чувство ответственности за их детей, и чтобы найти способ примириться. А пока Элайя уставшая и вымотанная спала у него на плече, поддерживая одной рукой сына, у дракона на груди, прижимаясь теплым мягким животом, сопела дочь.       Пришедшая помочь с малышами служанка принесла хорошую новость: Эриэль наконец-то пришла в себя. Элайя, снова оставшись безучастной к детям, тут же побежала в свою старую спальню, едва натянув домашнее платье. Но Эри встретила её прохладно, немного даже сурово, потребовала, чтобы сюда принесли и племянников, а неразумная мамаша занялась детьми. Элайя подчинилась, хоть и была старше.       Эриэль и Халлгараф задержались в Формегиле всего на неделю, а после Дракон отослал их в Линдакронэ. Элайя ругалась и рвалась следом.       - Почему я не могу вернуться домой с сестрой?       - Потому что твой дом здесь, мы уже говорили об этом. К тому же здесь дети. Они не перенесут перемещения через Печать, а дорога будет слишком длинна и опасна - Тёмный всё ещё не уничтожен...       Больше к этой теме Элайя не возвращалась, как не возвратилась и в супружескую спальню. Она снова замкнулась в себе, стала избегать Сефируса, а детей брала в руки только на время кормления под давлением Жани и Ниваны. В один из осенних вечеров, когда по черепице и каменным стенам замка уже во всю барабанили холодные дожди, Сефирус явился в покои супруги. Элайя в полном одиночестве, отослав служанок, сидела в купели, задумчиво прокручивая между пальцами локоны, умащенные душистым маслом. Но мыслями она была далека и от масел для волос, и от самой купальни. Элайя думала о том приспособлении, которое видела у мужчин в общих банях во время своих беспамятных скитаний, - тех, с помощью которых они брили усы и бороды. Маленькое лезвие, - думала эльфийка, - может решить множество проблем. Но как на зло, её супругу такая вещица была без надобности - кожа его была гладка, как у её соплеменников, если не считать чешуи.       Подумала он об этом достаточно громко, чтобы Сефирус забеспокоился и явился в её спальню. Но открыв дверь купальни, страшной картины он не обнаружил, вместо того - лишь пустой взгляд золотисто-зелёных глаз, которые даже не дёрнулись, когда, впуская прохладный воздух из спальни, открылась дверь в купальню.       - Ну и? - дракон сел на табурет возле купели, облокотился локтями на колени. - И что ты удумала?       Элайя наконец обратила на него внимание. Но не ответила.       - Не возможно всё время убегать и прятаться, melli. Ты отомстила за погибших, вернула сестру, обрела память... Пора возвращаться в жизнь.       - Именно что, - вяло ответила она. - Именно что: я сделала всё то, ради чего согласилась пойти с тобой. Отомстила, вернула Эри... А больше я тогда ничего не хотела.       - Не говори глупостей. К тому же Тёмный всё ещё жив...       - Но это ведь не он устроил резню в Линдакронэ, - перебила его Элайя.       - После того, что он с тобой сделал?..       - Знаешь, а ты не так уж от него отличаешься, - заметила эльфийка, прочёсывая пресловутый локон пальцами.       Сефирус встрепенулся. Такой ход разговора ему совсем не нравился. А Элайя тем временем продолжила:       - Я бы даже сказала, что вы очень похожи. Разве что он агрессивнее и напористее. Но оба в результате получили, чего хотели. Он ведь тоже считал, что имеет на меня полное право, vern'nin. И знаешь... Он даже нос морщит, как и ты. Вот как сейчас.       Сефирус замер. Сам за собой не замечая, всю палитру эмоций, что испытывал по отношению к Сорлану, он проиграл сейчас на лице. Но наблюдательность Элайи была сейчас для него очень опасна. А она, прервав повисшую тишину, спросила:       - Скажи мне, vern'nin, - выразительная пауза, которая была страшней стрелы, нацеленной меж глаз, - скажи, ведь у тебя были другие женщины, пока ты ждал меня? И дети были. Где они сейчас?       - В тепле и уюте, - сухо ответил дракон, выдержав не менее выразительную паузу.       - А этот Сорлан... Он тебе - кто? - она наконец удостоила мужа взглядом. И добавила тихо, пристально глядя на гордый профиль дракона: - Одно лицо...       - Сорлан, кем бы он ни был, должен покинуть этот Мир и предстать перед очами Сотворившего. После всего, что он сделал...       Сефирус резко встал и направился к выходу из купальни. Уже переступив порог обернулся и сказал:       - Не засиживайся в холодной воде.

***

      Элайя возобновила занятия с мечом, едва окрепла после встречи с Сириджиной. Она уходила в тренировочную галерею одна, или вызывая кого-то из слуг с собой. Конечно они все были никакими противниками, но хоть какая-то отдушина. Дракон смотрел на это всё сквозь пальцы, но сам не вызывался в партнёры, понимая, что супруга может проявить лишнюю агрессию. Но на следующий день после того разговора он сам поднялся к ней в галерею и прямо с порога пошёл в атаку. Элайя в тот момент была спиной к нему, но услышала - даже не по шагам - по движению воздуха. Она отбила атаку в последний момент, хотя и сам Сефирус тут же отскочил, словно забавляясь. Завязался короткий поединок, в котором Элайя била со всей силы, да так, что её саму порой заносило, а дракон играючи - отскакивал или останавливал движение своего клинка в последний момент. Эльфийка быстро выдохлась, но атаки не прекращала, хотя каждая последующая давалась ей с трудом. Наконец после одного удара её коротки клинок оказался в плену гарды драконьего меча, а сама эльфийка - прижата к стене мощным телом дракона.       - Не желаешь ли прогуляться, vessi'nin? Давно мы владения наши не объезжали, - горячий шёпот обжёг её губы.       - С чего такая щедрость, vern'nin? - хрипло ответила Элайя.       - Я заметил, мы с тобой чудесно ладим, стоит выбраться в лес или ещё куда подальше, - усмехнулся дракон, ослабляя давление.       - Мне надо переодеться, - равнодушно ответила эльфийка, обходя его и двигаясь в сторону выхода из галереи.       - Это лишнее. Во дворе уже осёдланы лошади, - дракон бесцеремонно схватил её за руку и повёл прочь из галереи.       Он не обманул: во дворе замка и правда стояли их кони, и старый Грег держал в руках плащ эльфийки. Элайя вырвалась из замковых ворот, едва те начали открываться. Она тут же помчалась по размытой дождями дороге по направлению к роще, крутанувшись там по тропинкам среди деревьев, и поскакала дальше, поднимая брызги. Сефирус догнал её быстро, но не останавливал, не препятствовал, просто следовал за ней, не упуская из виду. Со временем Элайя успокоилась, да и лошадь устала, в конце концов перешла на шаг. Сефирус ехал вровень с ней, молча, никак более не высказывая своего присутствия. Элайя очень быстро почувствовала себя домашним животным на выгуле под строгим присмотром хозяина. Но жаловаться не стала, а просто пыталась получить удовольствие от своей недолгой свободы. Свободы, которой она толком никогда не знала. Которую по горькой иронии судьбы испытала лишь раз - очнувшись не помнящей саму себя на лесной полянке. И которую сама добровольно отдала в руки чародею-дракону Тану...       К вечеру они добрались до городка, где Элайя заказывала саженцы деревьев. Как оказалось, поездка была деловой, Сефирусу предстояло решить какие-то вопросы с градоправителем, а Элайя была с ним в качестве эскорта - для избавления от скуки и радости для глаз, как говаривали в человеческих кругах. Эльфийку это совсем не радовало, но возможность выбраться из порядком надоевшего замка затмила это чувство. К позднему вечеру их нагнал и Грег, который, как оказалось всё это время следовал за господами, но не мог выдержать их темпа.       Элайя даже порадовалась. Дракон снял для одну большую комнату, где старый слуга должен был ночевать на тахте, а эльфийка понадеялась, что его присутствие избавит её от ночного посягательства мужа. И она оказалась почти права: Сефирус действительно не стал трогать её на ложе, но восполнил упущенное в купальне.       Весь следующий день, пока он решал вопросы с градоправителем, Элайя бродила по улочкам города в сопровождении Грега, заходя в каждую. Её не покидало ощущение знакомости этой прогулки - ну конечно же она помнила предыдущее посещение... Но в этот раз в городе было тихо и спокойно, её никто не преследовал, да и меч был при ней.       Вернувшись вечером в гостиницу, эльфийка почувствовала странный холод и напряжение, неизменный зелёный кристалл на шее начал нагреваться, а потом и вовсе жечь. Обеденная зала была пуста, не в пример вчерашнему дню. Казалось, что все остальные постояльцы решили съехать именно сегодня. Кроме одного, который в чёрном плаще с глубоким капюшоном сидел в глубине залы. Элайя отправила Грега наверх, отнести покупки, а сама осталась в обеденной. И едва звук шагов по лестнице стих, как одинокий постоялец скинул капюшон, обнажая белоснежные волосы.       - Так и знала, - прошипела эльфийка.       - Камень подсказал, - тихо ответил Маг, прикладывая ладонь к груди - примерно на то место, где находился её кулон. - Я пришёл с миром.       - Удивительно, - спокойно ответила она, хотя внутри была напряжена как тетива, - Удивительно, что после всего, что было, ты приходишь с миром.       - Я знаю, я виноват перед тобой...       - Да, - она кивнула.       - И я хотел просить прощения за сделанное. Хотя наверно мне его не будет никогда, я понимаю, - он поднялся и сделал шаг к ней, протягивая руку. Элайя шагнула назад. - У тебя есть причины меня ненавидеть... Но я пришёл повторить своё предложение, Дитя.       Элайя сделала ещё один шаг назад. Маг не двигался, но продолжал:       - Я знаю, что тебе невыносимо быть с ним, - он говорил тихо, но для эльфийки его голос звучал в ушах колоколом, - Если ты поможешь мне уничтожить его, я дам тебе свободу. Оковы предназначения падут, ты сможешь уйти, куда пожелаешь. Я же не стану тебя задерживать. Соглашайся, Дитя.       Он снова подал ей руку. Элайя молчала. За её спиной заскрипела дверь залы, раздались шаги. Можно было даже не оборачиваясь сказать, кто это.       - О, приветствую тебя, почтенный предок! Ты пунктуален, я ждал тебя с минуты на минуту, - Сорлан шутливо поклонился.       - Ты расчётлив, потомок, но я расчётливее, - ледяным голосом ответил Сефирус. - Я всё гадал, когда же ты изволишь явиться.       Дракон прошёл до середины залы и с видом хозяина положения уселся в кресло. Элайя уже знала эту позу. И знала так же, что вот-вот он попросит впустить его в её разум. И как никогда ей захотелось этому сопротивляться. Ей не за что было любить Сорлана, но участвовать в этих разборках совсем не хотелось. Она повернулась к мужу:       - Кто он тебе?       - Внук, - ответ прозвучал из-за спины. - Ты не говорил ей?       Сорлан успел подойти к Элайе почти вплотную. Он огладил её фигуру по воздуху, словно боясь прикоснуться. Глубоко вдохнул чуть выше её уха. Элайя едва заметно задрожала.       - Оставленный матерью. Проклятый своим родом. Преданный отцом. И совершенно никому не нужный, - он решился так же внезапно, как и оказался за спиной Элайи - обхватил её руками, но не похотливо, а трепетно, словно держал самое большое сокровище в мире. - И совершенно не нужный своему божественному предку. О, как я хотел привлечь твоё внимание! Как я хотел найти близкую душу. Быть кому-то нужным... Но ты отверг меня. Отверг даже не смотря на это, - Сорлан достал из ворота рубахи кулон на цепочке - золотую ящерку. Элайя даже не подумала вырваться, хотя он ослабил хватку. - Я был тебе не нужен. А теперь я стал нужен всем. А вот ты скоро станешь не нужен никому.       Он улыбнулся - широко и страшно - и это был скорее оскал, а не улыбка.       - Это ненадолго, - так же спокойно ответил Сефирус, глядя насквозь Мага.       - Ну что же ты? Давай, прикончи меня. Прикончи убийцу и насильника, мерзкого некроманта. Прикончи. Это же в миг решит твой проблемы, Золотое Дитя! - истерически насмешничал Маг за её спиной.       Не решит, понимала она. Не уйдёт зло и несправедливость из мира вместе с его гибелью. Не воскреснут её родители. Не вернётся к ней свобода. И от чего-то совсем не хотелось поднимать на него руку.       - А что же ты, великий предок? - не отступал Сорлан, глядя прямо на Дракона. - От чего же не натравишь свою возлюбленную на меня, как натравил на Сириджину? Смотри! Я беззащитен перед тобой. На мне нет доспехов, у меня нет оружия, а мою магию ты сейчас высасываешь сам... Направь своё благое оружие, о мой великий божественный дед!       Секундная пауза. Чёрная бровь дракона взлетела вверх. Он уже не просил разрешения впустить его - входил сам. Вторгался, как захватчик врывается в дом своей жертвы. Элайя вскрикнула, дёрнулась, вырываясь из рук Сорлана. Он успел отскочить, пока она вынимала клинок из ножен, и лишь это его спасло. Под управлением воли Дракона эльфийка потеряла часть своей ловкости и скорости. Но скоро он поглотит её волю полностью, и она уже не сможет противостоять.       - Нет! - крикнула Элайя, - Я не хочу его убивать! Он не виновен в смерти моих родителей! Я хотела отомстить за них - и отомстила.       - После того, что он сделал с тобой? - вкрадчиво спросил Сефирус.       - Это... это не стоит крови. Он сам себя накажет за это. Всю свою жизнь будет помнить и от того страдать сам.       - Всю свою короткую жизнь, - уточняюще добавил Сефирус. - Достань клинок, Элайя.       - Нет! Если хочешь убить его - делай это сам!       - Ты сама - меч в моей руке, - Дракон поднялся и двинулся к ней. - Ты сама - моё оружие. И ты - оружие, созданное, чтобы исправить эту досадную ошибку...       - Я не холодная сталь! Я живая! И я не хочу!       Мелькнула вспышка, и Сорлан оглушённый уже корчился на полу. Дракон практически выбил из него всю силу, хоть и не надолго, и теперь готовился обратить её против него же. Убить мага такого уровня не просто, для этого мало одного железа клинка. Но для того, чтобы лишить Тёмного возможности восстановиться, нужно было нарушить его целостность. Элайя против своей воли потянулась за мечом...       Маг уже собрался с силами и посылал в эльфийку слабые атакующие заклятия, которые она с лёгкостью отбивала. А он не мог применить что-то серьёзней, боясь ей навредить. А Элайя тем временем чувствовала, как её наполняет сила, принадлежащая мужу. Сопротивляться этому потоку было бесполезно, от этого становилось только больнее, словно магический поток ломал ей все кости и рвал в клочья мышцы. Но ещё в нём было и другое. Была огромная власть, которую можно было бы использовать против... Против кого угодно. Даже против бога, который давал ей эту силу.       Элайя вдруг увидела себя как бы со стороны: окутанная золотыми нитями, образующими кокон и тянущимися к Сефирусу. Она отпустила тело: Дракон хочет, чтобы она танцевала с мечом перед носом Мага, она станцует. А сама в это время обратила взоры в этот образ. Из силы материализовались маленькие ножницы, нелепый образ, но очень действенный. Элайя начала методично перерезать золотые нити.       Сефирус, казалось, не замечал этого, и продолжал управлять телом жены, как куклой-марионеткой. Отсутствие сопротивление только шло ему на руку. Но Маг не спешил сдаваться, ловко уходя от атак, отбиваясь каким-то мелким магическим хламом. Дракон постепенно загонял его в угол.       Он собирался перенасытить непутёвого потомка силой на столько, что все жизненные соки того высохнут, а тонкие нити, что связывают душу с телом, порвутся. И сделать это Дракон мог только чужими руками. Как отец, он должен был заботиться о потомстве. Как бог, он не мог допустить распространения тёмных магических сил, и должен был уничтожить Сорлана. И вот они - нужные руки, выпестованные им же, обученные им же. В них он самолично вкладывал как оружие, так и магию. Её - свой Золотое Дитя - он приучал к слиянию с собой, к тому, что он становится частью неё. Безупречное оружие с одним единственным изъяном. Оно обладало свободной волей. И хотя за то время, что она провела рядом с Драконом, он почти сумел её подчинить себе, обойдя законы, оставленные Сотворившим...       Элайя рванулась в сторону, срывая с себя показное послушание, и лишь сейчас слишком увлечённый игрой в кошки-мышки дракон заметил, что те связи, которые держали его и эльфийку, истончились, рассыпались, как истлевшие нитки.       И вместе с тем её резкое движение всё же застало врасплох Мага: кончик клинка наткнулся на его плечо, чуть выше сердца. И чистая магия разрушения полилась по металлическому желобу. Сорлан понял, что он уже не жилец. Даже если девочка сейчас окончательно сорвётся, взбунтует, он всё равно останется лишён сил. Много лет ему ещё придётся собирать себя - и это в лучшем случае. У многомудрого Дракона конечно же есть другой расчёт, на случай, если не сработает этот. Наверняка его ослабленный дух поймают в кристалл, как это случилось с Эриэль, и если его опустевшее тело после этого уничтожат физически, он останется пленником на веки.       Золотоволосая эльфийка даже не осознает, что окажет ему большую услугу, если подчинится мужу сейчас и убьёт его. Это будет полный конец, без страданий и унизительного плена. Вся длинная жизнь полу-эльфа и потомка бога проходила перед его внутренним взором. Впервые за всё это время он осознал, какую величайшую благость он получил от Сотворившего - собственную жизнь. Он мог несколько раз погибнуть, так и не успев родиться. Его могли придушить повитухи, что принимали роды у его матери - изгнанницы. Его могли убить и после, когда он рос, ведь никто не знал о его существовании, его считали мертворождённым, никто бы не кинулся его искать. Он мог погибнуть сам, от слабости, от голода, от холода. Но его выходили другие изгнанники, его воспитывали, пусть без материнской любви, но с заботой. И чем он отплатил им? Тем, что посягнул на одну из них и чуть ли не привёл к гибели? Как много глупостей он совершил, вместо того, чтобы... жить? Да, вместо того, чтобы воспользоваться тем самым великим даром Сотворившего, вместо того, чтобы просто жить, он растратил и себя и своё магическое наследство.       И вот пришла его расплата в виде той самой осквернённой им эльфийки. Впрочем она оказалась ещё чище, чем была, отказавшись мстить за его поступок. Она вся сияла тем самым золотым светом, который способны были увидеть только боги, Великая Четвёрка. И - он. Её золотистое свечение немного поблёскивало зеленью, было таким чистым и тёплым, что его можно было сравнить лишь с одним чувством - тем, которое он испытывал в материнской утробе, окружённый заботой и любовью. И он хотел, страстно желал вернуться к этому свечению. Если бы у него остался голос, он бы сам попросил эту эльфийскую деву принести ему освобождение от этой потраченной жизни. Но голоса уже не осталось, некогда великий чародей, Тёмный Маг, которого боялась вся человеческая Империя и предпочитали избегать оба Престола, корчился на полу, как жалкий червяк.       Избавление пришло, как и должно было - от Бога, руками его предназначенного Дитя. Сефирус снова захватил власть в сознании Элайи, не смотря на всё её сопротивление. Она на несколько мгновений растворилась в нём, а он, не теряя времени, подтолкнул её руку, и меч вошёл в тело Сорлана почти по гарду. Мощный поток магии шёл через Элайю, и та вдруг стала центром всего мира. Ей открылись мысли и Сефируса, и Сорлана, и простых крестьян, что собирали последний осенний урожай за много миль от замка. Она сама же словно растворилась, переставая существовать, обхватывая собой весь мир, становясь всем миром. Зелёный кристалл на шее горел нестерпимо, прожигая кожу, но ещё большей болью отзывалось само существование мага, который тлел у неё на глазах. Беззвучно Элайя шептала ему "Прости", и видела улыбку, которую не могла исказить даже гримаса боли - до тех пор, пока лицо его не сгорело от мощного потока магии.       Когда поток иссяк, клинок вывалился из её руки, рухнув в кучу пепла. Элайя осела на пол. Дракон кинулся к ней, но не успел поймать. Он опустился на колени, приподнял жену, осматривая на предмет повреждений. Тело эльфийки было целым, но душа... еле держалась в этом теле. Вместе с золотыми нитями, что связывали их двоих, Элайя перерубила и те, что держали её жизнь. Она открыла глаза - и те светились золотом.       - Ты чудовище, - прошептала она.       - Я - бог.       - Ты чудовище, - повторила. - Ты бездушное, бессердечное чудовище. Он был твоим потомком...       - Он порченный.       - Он твой внук. Скажи мне, скажи, мне... Если наши дети оступятся? Ошибутся? Если их дети оступятся, ты тоже безжалостно и хладнокровно их уничтожишь?       - Так было надо, mel...       - Не зови меня так! - из последних сил прорычала Элайя. - Я больше не желаю быть с тем, кто так безжалостно готов истреблять собственных детей. Я больше не желаю быть...       На этих словах словно бы нить, что сдерживала её, оборвалась. Сефирусу казалось, что он даже услышал звук, с которым лопается струна. Золотое сияние в глазах Элайи гасло. Тело обмякло, кожа стремительно теряла своё тепло.       "Грег, спустись," - позвал Сефирус. Постаревший и уставший от нечеловечески долгой жизни старший сын дракона спустился со второго этажа, где всё это время находился прижатый волей отца. Он наполнил прахом один из пустых кувшинов, достав из пепла поплавленный кулон в виде золотой ящерки. Горько усмехнулся, вспоминая, как эта ящерка заменила ему обручальное кольцо для его возлюбленной...       Дракон смотрел на это всё отсутствующим взглядом. Он сам был сейчас глубоко внутри себя - и Мира - там, где в разорванном нитяном коконе висела в пустоте Элайя. Он восстанавливал порванные нити - в первую очередь те, что держали душу эльфийки. Если она после этого всего пожелает оставить его - он отпустит. Лишь бы жила. Но тело на руках становилось всё холоднее, а фигура в паутине нитей и вовсе покрывалась льдом.       Дракон встал с пола, и не выпуская из объятий жену, принялся чертить кончиком своего меча знаки на полу. Вспыхнули линии печати перемещения, и в обеденной зале не осталось никого и ничего, кроме следов драки.