Вильхельмиада. Часть первая. Иллюзия счастья.

День ото дня Лео становился не только красивее, но и старше, увереннее в себе. Все больше поклонников вилось вокруг него, и каждый хотел это недосягаемое, бесполое создание. Множество писем и звонков преследовало его постоянно. Тем временем наступило лето. Вильхельм сдавал экзамены, увлекшись. А Лео… Лео увлекся настолько, что позабыл о дне рождения своего возлюбленного.  — Я не могу так больше… Милый, давай уедем отсюда! Давай уедем домой и проведем там все лето! Я устал и хочу покоя. — Вильхельм надеялся, что в стенах особняка, соединившего их когда-то давно, Лео вспомнит, как хорошо им было вместе, вдвоем, и позабудет о прелестях своей разнузданной жизни. Ему приходили фотографии и видео, где Лео танцует и целуется с другими. Он сказал уже все, что мог. Ничего не поделать. Просто терпеть, пока рога не вырастут настолько, что придавят их обладателя. -Тебе разонравился Берлин? — безразлично переспросил блондин, помешивая чайной ложечкой кофе. В своих изящных пальчиках Леонард держал новенький дорогой телефон, подаренный кем-то чужим, и скучающе перелистывал новостную ленту. Взгляд его не сразу оторвался от экрана, однако даже посмотрев на Вильхельма, выражение лица юноши совсем не изменилось и оставалось беспристрастным. — У меня сегодня была запланирована встреча... — начал было он, но заметив тайную мольбу в уставших глазах своего любовника, в груди блондина всё-таки что-то защемило. — Вильхельм, я.. — тут он запнулся. Его мобильный телефон раздался трелью какого-то популярного трека, заставляя Беккера тут же ответить на звонок.  — Здравствуй Кисонька, — улыбаясь, развязно ответил он, но тут взгляд его снова устремился на Вильхельма, и блондин замер. Его оппонент тем временем что-то весело лепетал, а взгляд Леонарда был прикован к его молчаливому возлюбленному, устало сидящего по ту сторону стола. - Нет... Нет, я сегодня никуда не пойду, — не сводя болезненного взгляда с брюнета, рассеянно ответил юноша. — И завтра не пойду. Я занят. Извини, — быстро ответил он и скинул трубку, откладывая телефон в сторону. Взгляд его стал еще пристальнее и словно неосознанно, он потянулся к юноше рукой, касаясь его ладони. - Мы уедем, — не улыбаясь сказал Лео, как-то странно смотря прямо в глаза своему возлюбленному. Так, как если бы из глубины его глаз на Вильхельма смотрел его прежний Лео, по каким-то причинам попавший в западню образа этого разнузданного и надменного юноши. — Не будем тянуть. Поехали, пока я не передумал. — Вдруг, будто осознав, что выглядит пугающе и странно, слегка покраснел блондин и смущенно засмеялся.  — Все надоедает. Все приедается, даже самое прекрасное и желанное. И тогда хочется чего-то другого. — Вильхельм нахмурился, слушая разговор Лео с каким-то парнем. Выпускной Беккера прошел, как и экзамены Вильхельма. Этот год стал серьезным испытанием для их отношений. Как знать, может, эти двое вообще не созданы друг для друга?  — Красивый город. Большой, красивый и порочный. А красота и порок идут по миру рядом, держась за руки. Ты понимаешь, о чем я, негодник? И, кстати, ты забыл о моем дне рождения. Угадай, чего я хочу в подарок? Ну-ка быстро собирай вещи! — Вильхельм усмехнулся и шлепнул светловолосого по упругой заднице. — Schneller, schneller! Беккер засмеялся, но лицо его от чего-то вдруг омрачилось. Криво улыбаясь, блондин растерянно замер на месте, смотря себе под ноги с досадой, задумчиво и мрачно. Казалось, он был чем-то обескуражен и сильно смущен. - Но разве же не во всех прекрасного поровну с пороком? — старательно подавляя волнение, резко спросил он и, улыбаясь с показной веселостью, посмотрел на Вильхельма с вызовом и глубоким опасением, как если бы тот был опасным незнакомцем. Затем, вдруг заливисто рассмеявшись, юноша отвел от него растерянный взгляд и бодрой походкой пошел прочь. — Твой порок пошел собирать вещи. — Остановившись в дверях, Леонард пошло подмигнул брюнету одним глазом и, жеманно скользнув пальцами по косяку, скрылся за поворотом. «Здравствуй, мой милый Вильхельм. Сейчас, пока ты читаешь это письмо, знай, что оно будет последним. Поэтому пусть каждая его строка прочно войдёт в твою память. Я покидаю тебя, но знай, что решение это мне тяжело далось. Однако я сделаю это, чего бы мне оно не стоило. Я сделаю это! Я не вернусь к тебе! Я оставлю тебя! Больше так продолжаться не может и об этом знаешь и ты сам. Тогда, утром, когда мы приняли решение уехать из Берлина, я ясно увидел это в твоих глазах.. Я больше не в силах изводить нас обоих. Это бесчеловечно.. И сейчас, когда я старательно перебираю в памяти все наши общие воспоминания, мое сердце переполняется теплом и скорбью. И тем четче становится понимание, что она ушла.. Наша прекрасная эпоха закончилась, Вильхельм! Больше ничего не будет! Дальше лишь грязь, порок и ложь. Ты не любишь меня, я знаю это. Не нужно больше лгать, я освобождаю тебя от этого тяжкого бремени. Ведь ты не веришь мне, ни капельки не веришь, но я всё тот же твой Лео.. Мы так чудовищно больше не слышим друг друга.. Мне даже кажется это не реальным. Я так запутался.. Так устал.. И самое страшное, самое жуткое, что ты, мой добрый, мой заботливый Вильхельм, мне совсем ничем не можешь помочь. И в конце концов ты бы оставил меня, как только бы я утратил свою красоту. Как ты там сказал? „Все надоедает. Все приедается, даже самое прекрасное и желанное. И тогда хочется чего-то другого“. Да, Вильхельм, ты прав. Во всём прав. Я делал тебя несчастным, я делаю тебя несчастным, и если это не прекратится, буду делать тебя несчастным снова и снова, потому что всё приедается. Так же, как и я тебе, как и ты мне. Я. Твой. Порок. Поэтому, прошу тебя, забудь меня до конца, сожги все наши чертовы фотографии, выкинь меня из памяти! Я вру.. снова. Я не хочу, чтобы ты меня забывал, ни на секунду! Ведь и я сам никогда тебя не забуду и сохраню только самое прекрасное из своих воспоминаний о тебе. Поэтому знай, что в бесконечной веренице любовников, друзей и подруг, ты всегда оставался для меня самым светлым и чистым. Я всегда любил тебя. Ровно так же сильно, как и ненавидел. Все это время я мстил тебе. Теперь я это понимаю. Так пусть же память станет тебе моим жутким наследием, моей последней местью тебе и мне за то, что мы с друг другом сделали. На этом я должен закончить, потому что и так сказал слишком много лишнего. Прощай. Твой Лео. » Поцеловав исписанный лист, Беккер вложил его в конверт и аккуратно положил на подушку своего бывшего любовника. Около его ног стояла наскоро забитая вещами дорожная сумка, а за воротами уже ждало такси в аэропорт. Юноша ещё раз мучительно обвел глазами комнату, в которой столько лет засыпал и просыпался вместе со своим возлюбленным, и вдруг чудовищным ему показалось осознание того, что он больше сюда никогда не вернётся.  — О Вильхельм.. — простонал он и закрыв руками лицо, уткнулся в свои колени. — Как может закончиться всё так? — с досадой и горечью бросил он в пустоту, но комната ответила ему лишь равнодушным и холодным молчанием, живо отозвавшимися в груди блондина мучительной тоской и ужасом; ему вдруг снова показалось, что он один в целом мире. И в первый раз, обняв себя руками, Беккер действительно горько разрыдался. Вильхельм Открыв глаза следующим утром, я обнаружил, что лежу один в смятой постели. На подушке Лео я увидел сложенную вдвое записку. Пробежав глазами, я выронил ее, уставившись на одеяло, судорожно приоткрыв губы. Мне сперло дыхание, пронзив невиданной, невероятной болью сердце и живот. Больно, как же больно! Преодолев этот приступ, я вскочил на ноги и помчался к воротам, надеясь задержать Лео, но того уже и след простыл. Еле передвигая ноги, я вернулся в дом. Обоих оставшихся слуг тоже не было, как и всегда по воскресеньям. Я ощутил себя последним человеком на свете в этом пустом, сразу охладевшем без моего ангела доме. Распахнув двери буфета, я схватил первую попавшуюся бутыль, срывая пробку, и жадно приложился к горлу. Что мне делать? Куда идти? Как, как мне пережить эту утрату? Боль разрывала мою душу, сменяясь отчаянием и ненавистью к клятвопреступнику. „Не любишь?“ С чего ты это взял, тупая блондинка с опилками в голове и блядовитым нутром?! Отмазка. Оправдание для шлюхи. Собрав все бутылки в охапку, я пошел по коридору, желая куда-то спрятаться от растекающейся, словно болезнейший из африканских ядов, боли. Дверь в библиотеку была открыта. Пошатываясь, я ввалился внутрь, срывая с дивана одеяло и кидая под окно, возле батареи, где простиралась тень. Расставив бутылки вокруг импровизированной постели, я повалился на нее, скорчившись от страдания. Эти сосуды отбрасывали красивые тени… Вынув из кармана телефон, чтобы было удобнее лежать, я бросил его у изголовья, хватая штопор и откупоривая одну бутылку за другой, вкушая и наслаждаясь каждой каплей. Только вино могло дать мне кратковременное забвение, и вскоре я погрузился в долгожданный сон. И снова я проснулся. Уже от того, что кто-то пристально смотрел на меня. Приоткрыв глаза, я увидал высокого брюнета в алом плаще. В руках тот держал альбом с моими эскизами и хмуро перелистывал их.  — Вы кто? Что вы здесь делаете? — Я резко присел на одеяле, повалив пару пустых бутылок.  — Смеркается, герр Эдельштайн, — Тот покачал головой, и я внезапно увидел пару небольших темных рогов на его затылке. — Смеркается, а вы до сих пор лежите здесь и изводите себя всякой пакостью, вместо того, чтобы позабыть глупую блондинку, вымыть голову уже наконец, и идти покорять этот мир… Ведь вы молоды и талантливы. Красота, богатство… я даже не могу предложить вам контракт, ибо от рождения вы обладаете всем, за что миллионы жалких людишек готовы продать души. Мне просто нечего предложить вам! Шокированный, я перевел взгляд с незваного гостя на вибрирующий телефон. Проскользив по паркету, он замер, разрядившись. Я был настолько пьян, что мало что мог сообразить.  — Герр Мефистофель… — начал было я, но тут же был грубо оборван. - Меф, просто Меф. Послушай, Лео прав. Он уже никогда не полюбит тебя вновь. Пока ты не уничтожишь все следы его пребывания в своей жизни, не отсечешь последнюю надежду, ты не будешь по-настоящему счастливым. Разве я этого не понимал? Я все понимал. Сколько не разговаривай с Лео, как ни ласкай его - он убежит.  — Я не смогу его забыть… Прядь его волос мне дороже жизни. Его вещи… портреты… Послушай, я больше не хочу жить. Убей меня… — Я закрыл лицо руками.  — Можешь не сжигать все, но хотя бы спрячь подальше и не пялься на фото, — усмехнулся Дьявол.  — Ты учишь меня жизни, будучи не более, чем моей хмельной галлюцинацией? — Я приподнял бутылку, покачивая ею перед лицом гостя. — Я не хочу проживать каждый из этих кошмарных дней, что отмерены мне судьбой. Нет, я уже достаточно намучился…  — Ты был слишком доверчив. Я бы и сам с легкостью обманул тебя, да только это мне незачем. Вот что, Вильхельм, ты еще можешь все исправить. Отомсти ему, всем им, если тебе от этого легче, но никогда, никогда больше не стелись под этих ничтожеств. А жизнь — замечательная штука, если уметь ею пользоваться. Не торопись покидать ее.  — Во мне ничего не осталось ни доброго, ни светлого, ни чувствительного… Все выжжено и выпито болью предательства и разлуки. Я не верю, что меня возможно полюбить и что и я смогу полюбить, зная теперь, что есть люди. Как бы красив и добродетелен не был мой новый парень, перед глазами моими всегда будет вставать образ Лео… И никто на свете больше не будет для меня таким родным, понимающим и близким, как это ужасное существо… — говорил я, закрывая свое лицо. Мне было уже все равно, с кем я говорю: с галлюцинацией ли, со стенкой, со старым котом. Просто больно.  — Это временно. Это пройдет. Поблагодари Беккера за то, что он преподнес тебе такой хороший урок, и иди своей дорогой.  — Я так привык быть любимым… Я знаю, знаю, какая глупость любовь, и все равно не могу представить своей жизни без нее. Вне этого состояния, что дурманит почище той дряни, которую мой благоверный курит сейчас со своим ебырем… Воцарилось молчание. Я не знал, что еще сказать.  — Я могу сделать тебя счастливым, - неожиданно произнес Дьявол. - Но только после того, как испытаю тебя. Хочу понять, кто ты на самом деле: охотник или жертва.  — И как же ты это поймешь? — поинтересовался я.  — Наблюдение. Эксперимент, — усмехнулся Мефисто, вставая и выходя прочь. Я резко открыл глаза. Разумеется, все это было лишь глупым сном.

***

 — Почему на тебе лица нет, а, конфетка? — Винсент добро и тепло усмехнулся своей пассии и слегка шлепнул его кончиком указательного по носу, заставляя блондина опомниться и посмотреть на парня.  — Да ничего, просто задумался немного, - все еще витая в своих мрачных мыслях, взволнованно сглотнул Лео. — Все в порядке, Винсент, — стараясь как можно бодрее, но всё-таки вымученно улыбнулся юноша и растерянно отвел взгляд. Парни стояли в вестибюле аэропорта. Вокруг царила легкая суета: проводники проверяли паспорта пассажиров на ресепшене, дети играли в свои игрушки на сидениях в зале ожидания, кто-то тихо слушал музыку. И вся эта какофония действовала блондину на нервы, ему вдруг сделалось невыносимо душно и он чуть не упал, но вовремя подставленное плечо его нового любовника заботливо удержало его от падения.  — Что с тобой? — держа его за плечи, Винсент слегка встряхнул парня, приводя его в чувства и взволнованно посмотрел в голубые глаза, застланные поволокой. - Эй! — позвал он, встряхнув своего любовника снова. — Ты так волнуешься? — вглядываясь в его глаза и улавливая там проблеск сознания, слегка насмешливо, но неизменно добро улыбнулся шатен.  — Н-нет.. — выдохнул Беккер и вдруг замер, испуганно смотря в глаза Винсента так, словно бы блондина внезапно озарило какое-то страшное осознание. — То есть да, да, я волнуюсь! Винсент, я чудовищно волнуюсь! — воскликнул блондин, вцепившись в его руки и судорожно оглядываясь. — Я понял, я всё понял! Я не могу уехать! Я должен вернуться! — бормотал он, выворачиваюсь из рук любовника. Люди начали взволнованно оглядываться на пару молодых людей, но Беккеру уже не было до этого никакого дела. — Прости меня, Винсент, — вдруг оглянувшись, беззвучно прошептал юноша, в раскаянии смотря в зеленые глаза своего друга. - Я ДОЛЖЕН вернуться.. Щеки блондина раскраснелись от волнения. Не слушавшимися пальцами, торопливо, он кое-как открыл своим ключом замок и распахнул дверь. Дом встретил его пугающей тишиной. Внутри Беккера все похолодело от предчувствия чего-то жуткого и неминуемого. С бешено стучащим сердцем, вот-вот грозящим выломать его рёбра, он перешагнул порог, и тут нервы его сдали. Бросив свою сумку и не трудясь закрыть за собой дверь, он быстрым шагом, едва ли не бегом, помчался в их спальню, ища своего покинутого и едва ли не смертельно раненого им возлюбленного.  — Вильхельм! — позвал он, панически оглядываясь, не найдя его в комнате. Руки блондина задрожали, ему сделалось страшно. - Где ты, Вильхельм?!  Проходя по коридору, он распахивал настежь каждую дверь, пока наконец не остановился у приоткрытой двери библиотеки. Внезапно оцепенев, Беккер остановился, не в силах заставить себя взяться за ручку. Что-то подсказывало ему, что он не должен увидеть то, что находится за ней, что прямо сейчас ему стоит развернуться и уйти. Нет! Бежать прочь! Бежать как можно дальше! Прочь! Прочь! Прочь! Но в следующую же секунду сердце Леонарда наполнилось решимостью. Мысль о том, что его Вильхельм.. Что его Вильхельм сейчас там, что он страдает, что ему, возможно, нужна помощь, - больно полоснула сознание блондина и, взявшись за ручку, он толкнул. дверь. Распластавшись среди полу пустых и пустых бутылок, брюнет сидел на полу, прислонившись спиною к стене. И при виде его, такого, Беккер не мог не воскликнуть и прислонить ладони к губам.  — Вильхельм?.. — тихо позвал он и неуверенно сделал шаг в сторону юноши. -Вильхельм?.. - снова позвал он, но на этот раз не смог сдержаться и кинулся к нему, опускаюсь рядом с ним на колени и заключая его лицо в ладони, посмотрел в его пьяные, почти лишенные сознания глаза. — О Боги... — растерянно оглядываясь, выдохнул он и порывисто прижал к себе брюнета, с силой прижимая его к себе. — Что же ты наделал?.. — мучительно прошептал он, прижимаясь щекой к его виску. На глаза блондина на вернулись слёзы, и вскоре заволакивая весь мир пеленой, они начали стекать по его щекам. — Что же я наделал?.. Прости меня. Прости... Прости... Прости... — всхлипывая, как в бреду, повторял он, порывисто целуя губы своего короля. Вильхельм Услыхав вдалеке шаги, я приподнялся, и хотел было уже направиться в душ, но тут перед моим лицом замер образ Лео.  — Убирайся, — прохрипел я. — Убирайся, убирайся отсюда… Ты меня не любишь… Он все целовал мои губы и лицо, прижимая к себе. Неужели все дурное позади? И теперь мы будем счастливы? Нет… меня обнимал не Лео. Это чужой человек. Не мой. Он него пахло чужим одеколоном и чувствовалась чужая энергетика. Энергетика всех людей, что его поимели. Я отстранился от его поцелуев и с трудом поднялся, опираясь на подоконник. Голова кружилась от голода и хмеля.  — Почему ты вернулся? Смысл? Дальше портить мне жизнь? Ты же не перестанешь изменять. Никогда не перестанешь… Ты мне мстишь. Тебе нравится изводить меня, наблюдать, как я страдаю… Вот в чем дело, таким ты хочешь меня видеть! — Я встряхнул Лео за плечи. В комнате было темно, только лунное сияние выхватывало контуры лица светловолосого. Напуганный внезапным приступом ярости, Лео обескураженно замер на месте, смотря на меня широко распахнутыми, испуганными глазами.  — Вильхельм? Что с тобой? — растерянно пролепетал он, непонимающе смотря прямо в мои глаза, в которых едва ли теплилось сознание. - Нет.. Естественно нет... — не верящие помотал головой он и похолодевшими руками перехватил мои запястья, сжав их пальцами. - Зачем ты говоришь мне все эти жестокие вещи? Ты ведь и сам знаешь, что это не так! — в отчаянии воскликнул Лео и потянулся рукой ко мне, осторожно касаясь моей щеки ладонью. - Ну же, Вильхельм. Прошу, выслушай меня... — надеясь, что я одумаюсь, с самой страстной мольбой прошептал он, взывая к моему разуму. — Всё это в прошлом! Я вернулся к тебе! Стоя там, в аэропорту, я понял, что кроме тебя мне никто больше не нужен! Никто, Вильхельм, пойми! Совсем! Поэтому я вернулся к тебе! Поэтому я здесь! — выкрикнул он, задыхаясь от волнения, и в отчаянной попытке быть услышанным бросился ко мне на шею, крепко обнимая. - Вильхельм, прошу, услышь меня, - едва ли не про скулил Беккер, прося пощады.  — Что со мной? Со мной что? Ты еще спрашиваешь, мразь? — Ярость закипала в моей крови. Я перехватил тонкую руку Лео, оскалившись, и со всей месяцами копившейся ненавистью посмотрел в его прекрасное лицо. — Это мне никто больше не нужен, кроме тебя! Это для меня не существует и не существовало других людей! Это я каждый день думал о том, счастлив ли ты, и что еще сделать для тебя! Мне не жаль было ни сил, ни времени! Тебе досталось все самое лучшее у меня внутри, что только было! И чем ты отплатил мне? Блядством! Сколько их там у тебя? Десять? Двадцать? Девяносто четыре с половиной? Каждый раз ты говоришь, что это была ошибка, и что ты любишь меня! Нееет, Лео, нет, милый. Мне не нужно ТАКОЙ любви. Если ТАК ты любишь, то как же ненавидишь? Я боюсь себе это представить даже! Поцапался с очередным, и вернулся на тепленькое место? Ну конечно, я же прощу, погрожу пальчиком, напою горячим шоколадом и переведу еще двадцать тысяч евро на твою карточку, чтобы мог кутить в свое удовольствие и ни о чем не думать!!! Я видел перед собой добычу. Мне хотелось разорвать его на куски, вырвать глаза, каждый кусок мяса по отдельности. Чтобы не было его больше. Чтобы не отравлял жизнь ни мне, ни другим людям. Я оттолкнул от себя Лео, повалив на диван, и тут же накинулся на него, залепив сильную пощечину, и тут же другую.  — Я же мусор, да? Я же ничего не стою в этой жизни, так? Я же тряпка, из меня веревки вить можно! А ты у нас звезда, самый красивый, самый желанный, самый лучший… — Голова блондина с длинными волосами металась из стороны в сторону, и я впился ногтями в его плечи, оставляя кровавые полосы. В исступлении я повалил его на ковер и наступил на шею, такую теплую и слегка влажную.  — А с ними лучше. Ты ж для них принцесса, они не видели тебя ни босым, ни голодным. Они глупы, почти так же, как я. Их можно заставить идти за собой. Только вот ты не понял, кто я. И что ты значил для меня. И кем стал. А от любви до ненависти один шаг, милый мой! Со всей силы я ухватил его за волосы и запустил точно в дверь. Та распахнулась, выпуская Беккера в коридор, где тот и остался лежать без сознания, попутно приложившись об косяк.  — Его надо убить… Немедленно… Казнить… Я подхватил юношу и швырнул в глубину комнаты, тяжело ступая и пошатываясь. Тут грянул гром, и я невольно присел, заслоняя лицо. Как-то мне приснился сон, где я ловлю детишек и швыряю их в пропасть, наполненную битым стеклом. Чем не достойная смерть? Я был одержим, в висках стучало. Я должен убить Беккера, очистить мир от этой заразы. Выкинь я его на улицу, он все равно вывернется и не займет причитающееся ему по праву место на трассе, где бы он и так сдох без моего коварного вмешательства в его жизнь. Хеппи Берздей ту ми. Я выкатил в коридор все бутылки, не зная, что с ними делать. Для начала я схватил телефон. Первой моей мыслью было, что Беккер будет звонить кому угодно, моля о спасении, едва очнется. Оглядевшись, я запер его, достав ключи из глубины кармана. В сад. Там земля уже подмочена дождем. Я шел, и голова моя кружилась от свежего воздуха. Распахнув дверь сарая, я взял первую попавшуюся лопату и пошел вглубь, выбирая место. Это будет наша полянка, возле самого забора. Высокого забора из темно-красного кирпича, увитого плющом. Я начал копать с остервенением, откуда только взялись силы? Дождь хлестал мое исхудавшее тело, волосы слиплись и мешали. Я откидывал их назад. Слезы текли, застилая пеленой и без того мутные глаза. Это пирожное для вас, герр Эдельштайн. На ум пришли вырезки из журналов и всякая найденная на улице, или тщательно выбранная и купленная ерунда, которой я украшал открытки для Лео. С днем рождения, солнышко. Теперь все будет валяться на чердаке в коробках. Как жаль… Я всегда хотел быть лучшим. Я тщеславен. Я наказан. Я не просил многого… Но не получил и малости. Богатые тоже плачут. Размахнувшись, я звезданул бутылку об самый большой валун из японского сада. Вторую. Третью. Все. Тащил и бил, не замечая, как фонтан осколков впивается в меня же. Это такая ерунда. Могила достаточно глубока, не хуже отцовской. Ты будешь похоронен, как настоящий лорд! Осколки скользили по мокрой земле, я ссыпал их, посветив фонариком внутрь. Как много. Как равномерно и красиво они лежат! Ваша постель готова, мой принц! Я вернулся, распахивая дверь. В моих руках была веревка для подвязывания растений. Моя лучшая роза… Где же ты?

***

Слипшиеся кровью волосы прилипли к щеке Беккера, неуклюже распластавшегося по полу в неудачной попытке встать; ослабшее тело юноши наотрез отказывало ему в подчинении, а голова, полная тумана, с трудом воссоздавала картину случившегося. Перед глазами Леонарда, на фоне темноты расплывались смутные очертания дивана, за который юноша и ухватился в отчаянной попытке подняться. Голова его кружилась, а горло сдавило ледяными клешнями паники. Пару раз рука его соскальзывала и он снова неуклюже распластывался на холодном полу, скользком от его крови. Только теперь несчастный в полной мере осознал весь ужас случившегося. Нет, тот юноша сидящий в окружении пустых бутылок в библиотеке уже не был его возлюбленным Вильхельмом. Впущенный безумством отчаяния, тело его занял деспотичный и жестокий монстр, жаждущий его крови. К горлу Беккера подступил ком и из самой груди его вырвался стон полный отчаяния и боли; что же он всё-таки наделал, во что превратил своего милого и доброго возлюбленного?! Мысли блондина путались в сплошном хороводе из раскаяния, безысходности и леденящего душу страха. Но не долго Беккеру предназначено было мучиться этими духовными терзаниями - внезапно дверь распахнулись и на пороге появился он, так похожий на его Вильхельма. Вжавшись в подножие дивана, Беккер панически посмотрел на него, осознавая, что не сможет даже сопротивляться, и в глазах юноши к тому моменту не осталось уже ничего от любви к этому человеку. В глазах его плескались лишь безмолвные ужас и отчаяние. — Вильхельм, умоляю тебя... Одумайся! — всхлипнул он, закрывая лицо руками. Вильхельм Этим поздним вечером, столь плодотворно склоняющим к рефлексии, я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла, чтобы мысленно приподнять ворох одеял старых, полустертых воспоминаний, вслушиваясь в треск насыщенного камина. В моих ушах до сих пор стоит крик моего бедного Лео, не смолкая полностью ни на секунду за двадцать четыре года.

***

Звук от падения тела начисто заглушил раскат грома, как будто что-то свыше пыталось предупредить меня об опасности, предостеречь от греха. Я замер на краю ямы, пытаясь заглянуть внутрь, и успел увидеть лишь белое лицо Леонарда, перепачканное кровью. Он зажмурился от боли и дико, неистово кричал, зовя на помощь. Кажется, его руки и тело тоже были в крови. Тут земля под моими ногами пошатнулась, размякнув от ливня. В ужасе я дернулся назад, вдохнув полной грудью запах сырой земли.  — Ты должен умереть! Должен! — повторял я, как молитву, зачерпывая лопатой влажные комья и швыряя их в черноту. Я двигался яростно, уже настолько обезумев, что не слышал криков Лео, подобно адскому кочегару, заботящемуся о поддержании огня под котлом с грешными душами. Как может гореть бестелесная душа? Какие же глупости… Я все шептал и бормотал всякий бред, не замечая, как горит кожа, содранная с ухоженных ладоней, как болит с непривычки спина, все кости, как страх и боль тянут внизу живота. В моем мозгу с ритмичностью фабричного станка звенело „Исчезни“. Я был одержим. Охваченный смертельной болью, Лео пытался вскочить и выбраться из ямы, этой коробки, где маленькой светловолосой кукле было суждено упокоиться навеки, но в лицо ему летела земля, сразу много, придавливая истерзанное, переломанное тело еще сильнее. Не знаю, в какой момент он задохнулся. Страшная, чудовищная гибель от асфиксии, когда в нос и в рот набивается мокрая, вонючая земля, раздавливая грудную клетку и нашинковывая тело о крупные стекла. Как я мог поступить так жестоко? Как мне казалось в те секунды, Лео ни дня не любил меня. В моем сознании его образ трансформировался, зашипев под струями едкой кислоты моей ненависти. Тогда, в детстве, он заметил, что нравится мне, и решил этим воспользоваться. Обмануть богатенького простака, привязать к себе, сыграв роль милого и доверчивого мальчика. Беккер думал, что устроил свою жизнь раз и навсегда, залезнув на мою шею и свесив ножки. А когда я надоел, нашел мне замену, еще податливее и глупее. Нет, Лео Беккер, нет! Ты умрешь! Не выдержав, я упал и зарыдал, прижимаясь к земле, ударяя по ней кулаком.  — Я люблю тебя… люблю… За что мне все это?.. Горько, обреченно завыв, я провел рукой, погружаясь в грязь, растопырив пальцы. Спасти! Нет. Его уже не вернуть. Мой малыш мертв… Черное, жуткое слово. Больше я ничего не помню.